Ведьминская кошка

      Воздух разорвало электрическим треском и оглушающим хлопком, в пространстве образовалась бесконечная белая дыра, пожирающая всё больше пространство вокруг себя, откуда вывалилась сначала кошка, а за ней на землю полетели двое мужчин. Портал моментально закрылся, не оставив и следа после себя, оставляя болота такими же жуткими в своём спокойствии.       Профессор, пытавшийся собрать себя из раскоряки на мокрой траве в приличную версию себя, поскользнулся на земле, упав на спину и под весом накинувшейся на него бурой, глубоко увяз затылком в грязи. Кошка полосовала лицо и шею мужчины, сбив очки, оставляя глубокие грязные царапины и укусы, получая пару ударов в бока. Профессор ругался, кричал, бил, катался по земле, не в состоянии скинуть с себя тяжёлую животину, пока той под пузо не прилетел сапог.       Бурая отлетела на пару метров, шлёпнувшись в лужу, разбрызгивая чёрную воду. Профессор неуклюже поднялся на ноги, скользя по траве, утопая в слякоти, цепляющейся за подошву сапог. И почти моментально направил руку на кошку, обнажая скрытый арбалетный болт, уже готовый вылететь из перчатки. Попасть он не смог, та вскочила на лапы, сверкая голубыми злыми глазами и с утробным рыком, понеслась к мешку, который лежал рядом с ними.       Запахло духотой, жаром, воздух поплыл и шерсть не сразу, но воспалилась, моментально вводя животное в панику и истеричный крик. Пламя быстро облепило фигуру животного, превращая её в безумный огненный шар. Бурая быстро позабыла, что должна была сделать — забрать обратно то, что украли у ведьмаков — и рванула в противоположную сторону, к мягкой земле, где можно было потушить шерсть, увязнуть в местности и всё равно умереть.       Лёгкие заполнял запах палёной кожи, он перебивал всё природное, всю сырость и гниль. У Бурой в голове роились жалкие мысли, о том, как глупо она умрёт, что стоило ей остаться у ведьмы хоть и в отвратительных условиях, но её хотя бы кормили, за ней ухаживали, в какой-то степени даже любили, и кто знает, чем бы она могла стать, будь на поводке у старухи. Но она выбрала жизнь героя. Хотела спасти всех проклятых девушек в своей деревне… В своей. Деревня-то даже никогда и не была ей домом. Стоило суть сильнее копнуть в памяти, как тело отозвалось острой болью от избиений и когда-то ещё более прелестной жизнью и амбициями. Она один раз сделала ошибку и обрекла себя на ущербную жизнь ради мимолётных славы и силы. Как будто хотелось вернуться в прошлое и дать себе же подзатыльник. Но даже этого она уже никогда не сделает, сгинув на болотах в мученических мыслях.       Кошка тихо мякнула, попытавшись поднять голову с земли, и разлепить мокрые глаза, увидеть хоть что-нибудь в «последний раз», но только сильнее зарылась в траву, провалившись в беспамятство.

***

      Пробуждение было болезненным, тело ломило от пережитой боли, от беготни и простуды. Кожа липкая от пота, но спину морозило до самых костей, кашель застрял в сухой глотке. Женщина попыталась свернуться в комок, обхватить себя руками, но на ней было столько веса и усталости, что она просто расслабилась ещё сильнее, едва не свалившись с узкой скамейки, накрытой жёсткой протёртой шкурой. — Вечно ты лежать всё равно не сможешь. Местные тебя либо за шкирку вытащат, либо… — даже приглушённо, не видя лица говорящего, Бурая узнала этот голос, и сердце ушло в пятки. Ну да, позволит он ей вот так просто умереть… — Впрочем я всё равно рад тебя снова видеть.       Сквозь толщу одеял на своём плече она почувствовала руку, после которой не осталось и следа… всего. Она как будто бы проснулась обычным утром, выспалась, и даже солнце не слепило ей в глаза. Хотелось бы верить, что это очередной скучный день, который она проживёт, изучая свитки, гуляя по садам и разговаривая с людьми, которых презирает. Но нет, жёсткая шерсть, колющаяся под кожей и утробный рык вместо довольного стона напомнили, что презирать тут будут только её.       Женщина разлепила глаза, первым делом увидев пол, едва не ударилась головой об край стола, садясь и раздражённо скинула пару одеял на пол, чтобы не мешали. Медленно подобрав ноги поближе к груди, обняла их, скрывая наготу под оставшейся простынёй, стараясь как можно дольше не поднимать взгляд на Гюнтера. Не хотела она его видеть в таком состоянии, когда она умудрилась опуститься ещё ниже, чем когда-либо.       Гюнтер же сидел на столе, в позе лотоса, но вскоре опустил ноги на освободившуюся скамейку, крутил в руках деревянную ложку и своими чёрными пустыми глазами следил за каждым движением Бурой нежно улыбаясь, испытывая терпение, в чём быстро преуспел и добился того, чтобы встретиться взглядом с голубы злыми глазами. С их последней встречи он даже не постарел, псина. — Ты меня едва увидела, а уже псина, — Гюнтер громко вздохнул и улыбнулся, протягивая ложку. Бурая ложку не взяла, только скептично перевела взгляд, дёрнув носом. Сама не заметила, как собственные мысли она озвучивала вслух, но не стыдилась этого. Гюнтер прекрасно знал, что о нём думают люди, а красноречивые взгляды говорили даже лучше слов, так что разницы в наличии или отсутствии слов не было. — Это был комплимент. — Тогда воздержись, из твоих уст такие вещи звучат, как оскорбления, — невозмутимо ответил Гюнтер, зная, что говорит правду, на которую Бурая не посмеет обидеться.       И Бурая не обиделась, лишь на мгновение натянуто улыбнувшись, отводя взгляд в сторону, рассматривая застывшего во времени бармена. Он был единственным, кто сейчас находился в таверне. Слишком знакомая картина. Как часто она будет начинать новую жизнь в таверне на болотах?.. Не то, чтобы она жаловалась, она это делает всё время, но её бы хоть раз покормили, когда, оказывается, в плачевной ситуации в этом оплоте бедности. Как будто хотелось засмеяться от этого осознавания, но что-то не хотелось.       Чуткий и всезнающий торговец зеркалами заметил голодный и печальный вид своей собеседницы и легонько стукнул её по плечу ложкой, снова предлагая её взять. Запахло горячим куриным супом, и желудок позорно громко заурчал, заставив Бурую спрятать нос в колени, скрывая румянец на щеках. — Как себя чувствуешь? — К чему это… — Спасти тебя решил по доброте душевной. Ну и предложить кое-что — Давай-… — Бурая нахмурилась, собираясь съязвить, но Гюнтер перебил, не обращая внимания на клацнувшие зубы. — Ты меня послушаешь, — они оба знали, что её интересно послушать, но вот женщина этого признавать не собиралась, постоянно не заинтересованно елозя на скамейке, разглядывая стены таверны и втыкая свои пять копеек посреди разговора. По крайней мере, она могла помолчать, когда её просили, — У меня есть несколько должников, которые отказываются выполнять условия сделки. Если ты согласишься быть моим посланником, то поживёшь ещё немного… — Такая себе сделка. Если я откажусь, сдохну на месте, всяко будет поприятнее. — И, — настойчиво перебил мужчина, желая привлечь к себе внимание, и договорить, — — Сможешь найти способ вылечиться от своей ликантропии. Я тебе в этом немного помогу.   — Не поняла. — Скоро поймёшь, как выполнишь волю одного из должников, так и поговорим. — Пара болванчиков за возможность исправить свои ошибки? — Бурая подняла бровь, слегка склоняя голову набок, не в силах более скрывать свою заинтересованность в этой сомнительной сделке. Ей было непонятно, к чему это всё делается и ведёт, но одно она знала точно - это её очередной второй шанс, который упускать не станет. В конце концов, именно этого она и хочет - времени, возможности оказаться полезной и сильной.       Мужчина пожал плечами, не отвечая на вопрос, а только ещё раз протянул ложку. На этот раз Бурая её взяла.