Конец — это лишь часть путешествия.

Четвёртый Год.

июль 2021

— Отчёт о миссии? — Миссия выполнена, капитан, — Морган прикладывает кончики пальцев к голове, имитируя солдата. Стульчик-подставка, приставленный к кухонной тумбе, чуть скрипит, когда она в нетерпении подпрыгивает. — Яйца от-де-ле-ны и взбиты, как Вы и приказывали. — Отличная работа, рядовой Мангуст.       Питер протягивает ей руку, и она звонко отбивает «пять». Её ладошки липкие и склизкие от жидкого белка, и парень забавно морщится, заставляя её хихикать ещё сильнее. — А теперь самое интересное. Мука. — Да! — О господи, — раздаётся вздох Ванды на другом конце кухни. Девушка сидела на небольшом диванчике, стоящим позади острова в центре. Возле её ног лежал мешок с грунтом, а на журнальном столике расположились большие прямоугольные контейнеры для растений. — Я предупреждаю, убирать всё это будешь ты сам.       Она обернулась на своих оболтусов, застывших над ярко-жёлтой упаковкой муки с комичным и крайне идентичным выражением лиц, краем глаз обменивавшихся одним и тем же сообщением «Мы влипли!».       Алая Ведьма последний раз поглядела на кристально чистую кухню, которую она выдраила только вчера, потратив на уборку после воскресного ужина, на которой, конечно, присутствовала вся их большая ненормальная семейка, около трёх часов, и ещё раз вздохнула, прощаясь со всеми своими трудами и будто бы уже представляя повсюду белоснежную пыль и сладкие пятна теста.       Питер открыл было рот, чтобы что-то сказать, но знающий взгляд жены моментально вынес из его головы все слова, словно мешки мусора. — Нет, ты не призовёшь Нат помочь тебе. И Дубина не поднимется на этот этаж — мне хватило его "уборки", — Ванда сделала воздушные кавычки грязными коричневыми пальцами, которыми она только что ковырялась в земле, — в гостиной. Я оттирала моторное масло от паркета несколько дней. — Мысль кричащим огоньком вновь пронеслась в его глазах, и бывшая Максимофф быстро добавила, слишком хорошо зная своего мужа, чтобы не понимать, какое именно безумие пришло в его гениальную, но немножко придурковатую голову. — И нет, ты не построишь очередного робота с обтекаемым телом и способностью менять свою форму, чтобы тот вычистил даже пространство за холодильником. Ты возьмёшь ведро, тряпку и будешь вылизывать всё так, как это делают все женщины-домохозяйки.       Питер задумчиво смотрит на неё, ища пути отступления, и надулся, когда их не обнаружил. Ванда отрезала их все, предвидя каждую возможность его восхитительных идей. Он неуверенно заглянул в пакет с мукой, словно взвешивая, стоит ли оно того, бурча что-то похожее на «видел бы это отец». — Я помогу папе, — подпрыгнула девочка, выглядя крайне воодушевлённо, чего ни одни мститель в данное время не разделял.       Рыжеволосая улыбнулась ей с заметным сомнением и ужасом от подкинутого решения, который ребёнок, разумеется, не распознал; вероятно, Ванда ещё помнила, что произошло в прошлый раз, когда уборка осталась на Питере и Морган, а именно вдребезги разбитый фарфоровый набор кружек и непонятно каким образом оказавшийся на потолке кетчуп. — Конечно, Хвостик, но вам бы вообще не пришлось это делать, если бы твой папа не был таким, — девушка задумывается, пытаясь найти безобидное слово, но явно терпя неудачу, и Старк с трудом подавил рвущийся наружу смех.       Морган тем временем потянула его за подол однотонной чёрной водолазки, заставляя нагнуться, и зашептала ему на ухо, обдувая тёплым дыханием его шею: — Мама зануда.       В ту же секунду они оба зафыркали от смеха, и Ванда, которая так и не придумала, как бы обозвать его при ребёнке, чтобы воспитатели детского сада не начали обрывать их телефоны, пытаясь выяснить, откуда Морган почерпала такие кошмарные слова, подозрительно на них взглянула: — Что? — Ничего, — быстро ответил Питер, возвращаясь к яйцам и чуть взбалтывая их для вида. — Мы сплетничали о тебе, — невозмутимо сказала Морган, закатывая глаза — и Питер клянётся, что в этот момент он на секунду засомневался, не способствует ли официальное удочерение передачи наследственной информации, потому что девочка сделала это точь в точь так, как это всегда делала её приёмная мать, медленно и даже в какой-то степени надменно возводя глаза к потолку, при этом чуть прикрывая веки и принимая вызывающую позу, слегка скашивая правое плечо — и Ванда, к его огромному удивлению, отвернулась. — Тётя Таша сказала, что ложь нужно разбавлять правдивыми деталями.       Морган выжидательно смотрела на него, будто ждала гордое «Молодец», в то время как её отец мог лишь моргать, уже с ужасом ожидая, когда она вступит в подростковый возраст и доведёт его до сердечного приступа с такими навыками. Надо ценить свои каштановые волосы, пока они ещё не приобрели оттенок седины.       Питер рассеянно кивнул, не зная, радоваться ему или заранее начинать плакать и искать семейного психотерапевта, и нацепил на голову ребёнку дуршлаг. — Рядовой Мангуст повышен в должности, — сообщил он ей, и девочка издала радостный писк. — Теперь Мангуст — младший сержант.       Ванда не сдержала смех, когда Морган начала бить ложкой по металлу на её голове, неуклюже маршируя на месте с самым гордым видом. — Младший сержант, тащите сито, мы с вами будем просеивать муку. — Так точно, сэр!       Девочка шустро нашла нужную вещь, по пути выудив откуда-то ещё один дуршлаг и надела его на голову отцу. Через несколько минут уже начался двенадцатибальный ураган белой пыли, и тяжкие вздохи Ванды раздавались почти каждые тридцать секунд. — Иногда я не уверена, под чем я была, когда соглашалась связать свою жизнь с вами тремя, — вполне серьёзно говорит она своему животу. Клинт любит доставать её из-за этого, говоря, что выходки Старка довели её «кукуху» до стремительного скольжения по наклонной — что в действительности не исключено — но Алой Ведьме нравилась идея, что маленькое существо в её животе — уже настоящий человечек, правда размером с куклу Барби — слышит её.       Она оглянулась на мужа и дочь, тёмные волосы которых теперь стали белоснежными, а на лице выделялись лишь огромные шоколадные глаза, и невольно прижала руку к бугорку её тела, которая слабо вспыхнула красным.       Любовь и нежность, что она испытывала в этот момент, проходили сквозь ткани и жидкость, пробираясь к малышу, и Ванда была готова поклясться, что тот был способен принимать эти сигналы, потому что всякий раз, когда она это делала, её магия колебалась, словно кто-то там тянул за ниточки, играясь ей.       Брюс высказал предположение, что ребёнок, как и она сама, обладал способностями к эмпатии, но узнать наверняка они смогут только после его рождения, и то далеко не сразу.       Она чувствовала себя дурой, когда пыталась прочитать его мысли, которые, разумеется не обнаружила — её муж всегда смеялся над логикой «Сумерек», фыркая на том моменте, где Эдварду удалось услышать, о чём думает ребёнок в утробе матери, но не могла не попробовать. Естественно, она ничего не услышала, кроме сильного шума собственных внутренних органов, стука сердца и гулкого движения крови по артериям, но попытаться стоило.       Это достаточно тихий вечер перед ультразвуковым исследованием, на котором они наконец-то смогут узнать пол ребёнка, и Ванде было необходимо чем-то занять руки, чтобы время шло быстрее, поэтому она потратила несколько часов на посадку лука и укропа, которые позже водрузила на подоконник, всё время отвлекаясь на Питера и Морган, что так и норовили разгромить кухню.       Их попытка сделать для неё кокосовое печенье после того, как она провела всё утро, не имея возможности встать из-за сильной мигрени и неприятных ощущений от очень сильных пинков ребёнка, была очень милой, но едва ли не подначивала её встать с дивана, чтобы контролировать такой опасный процесс.       В конечном итоге, всё кончилось так, как она и ожидала — была проведена спецоперация, во время которой в качестве снарядов были использованы сырые яйца, от шести килограмм муки, что хранились в их шкафчиках, осталось самое большое полтора, потому что всё остальное покрывало все горизонтальные — а в некоторых местах и вертикальные — поверхности, а её ребёнок выглядел так, словно в какой-то момент свалился в мусоровоз, но умудрился вернуться домой; муж так вообще напоминал енота, которому очень импонировали мусорные баки за дешёвым кафе.       К их чести, кокосовое печенье всё же получилось на славу, чему она никогда не перестанет удивляться, и в семь вечера они втроём в тысячный раз смотрели вторую часть мультика «Холодное сердце», поедая десерты, которые Морган украсила глазурью, нарисовав сердечки и подписав некоторые умилительными «Мамочке» и «Папочке». Питер даже уговорил её сделать несколько для малыша в животе мамы.       У Морган было странное отношение к её растущему животу. Ванда и Питер сказали ей, что там сейчас находится её будущий братик или сестрёнка, но она не выглядела от этого особенно счастливой, всякий раз с подозрением глядя на «шишку».       Было невозможно сказать, что она испытывает к плоду, но она была ребёнком и не совсем понимала всю эту концепцию. Отец пытался завлечь её к этому, раскрывая все плюсы положения старшей сестры, однако девочка не сильно на это повелась.       Появление на свет ещё одного ребёнка — это всегда драма для старшего, который больше уже никогда не будет центром семейной вселенной и сознательно учитывает, какой ущерб могут принести ему новорожденные брат или сестра, поэтому Старки боялись, что с самого начала привязанность к ещё не рожденному малышу будет окрашена ревностью, ненавистью и даже желанием его смерти, но пока что Морган не выказывала ни единой прямолинейной позиции, лишь казалось неуверенной.       Однажды, когда Ванда была ещё только на втором месяце, они пытались прощупать почву и спросили у неё, хочет ли она сестру или брата, на что Морган вполне категорично покачала головой, не проявляя к этой идее ни капли интереса, ибо «Зачем?». Так что информация спустя ещё два месяца о том, что он у неё всё-таки будет, её не впечатлила. Скорее, прошла в никуда, так как она не совсем осознавала, что это значит, но время шло и живот заметно рос, поэтому с каждым днём шансов на то, что мама просто много ест, становилось меньше, а детских вопросов — больше.       Морган не была открыто враждебна по этому поводу, однако пялилась на её живот, как на бомбу, что вот-вот взорвётся.       Тем вечером она сидела на коленях у отца, прислонившись спиной к его груди, когда они громко напевали «Отпусти и забудь», и Ванда с ленивой улыбкой наблюдала за этим, откинувшись на подушки и вытянув ноги так, что они лежали на лодыжках мужа. На всех троих были тёплые костюмы кигуруми в виде радужных единорогов, но девушка всё равно съёжилась, когда действие тёплого мятного чая прошло, и Питер заметил это, сразу же пересадив ребёнка на диван рядом, чтобы сходить за тёплыми носками, однако Морган опередила его и вприпрыжку побежала к комоду в коридоре.       Она вернулась как раз в ту секунду, когда на экране проигрывались объятия двух сестёр, и девочка тут же скользнула на пол, перед этим отдав носочки матери, и пронзительно запищала, когда отец наклонился и обхватил её поперёк туловища, чтобы снова усадить на к себе. — Скоро ты станешь, как Эльза, — сказал он ей, вызывая мгновенный интерес; глаза девочки широко раскрылись, когда она обернулась к отцу, пытаясь понять серьёзно ли он, а после повернулась к матери, ища подтверждение словам. Она была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что в их семье папа — главный шутник, говорящий правду в исключительно редких случаях, поэтому всякий раз, когда он что-то говорил, стоило сначала удостовериться в этом у мамы, а уже после принять это.       В этот раз Ванда сама с необыкновенным скептицизмом смотрела на мужа, не совсем не понимая, к чему он ведёт. — Правда? — Да. Она же старшая сестра, и ты будешь старшей сестрой, — Ванда закатила глаза на попытку мужа разрешить ситуацию с Морган и её отношением к нерожденному ребёнку. — А я смогу управлять льдом? — Нет, — медленно ответил Питер, растягивая звуки, одновременно пытаясь найти выход из ситуации, что было покруче любого стендап шоу — наблюдать за тем, как логика трёхлетки мучила его клетки мозга было бесценно. — Но ты сможешь управлять младшим братом и сестрой.       Морган и впрямь задумалась над вопросом, серьёзно нахмурив брови и будто взвешивая что-то у себя в голове; Алая Ведьма тем временем несильно пнула Питера в бедро с суровым выражением лица.       Девушка поморщилась, когда ребёнок очень ощутимо пнул её по рёбрам.       На прошлой неделе Брюс вместе с Питом и Хелен разработали специальный препарат, который смягчал мутацию ребёнка, понижая её активность, потому что её кости не могли выдержать усиленной силы плода, одно неверное движение которого две недели назад привело к трещине на одном из её рёбер.       Они постарались максимально минимизировать любой возможный вред для малыша; Брюс практически носился за ней, умоляя, чтобы она начала его принимать, потому что Ванда отказывалась от этого, боясь за здоровье ребёнка внутри неё, и это привело к огромному конфликту между ней и Питером.       Она не слепая и прекрасно замечала, как его сон вновь стал слишком беспокойным, а употребление кофе возросло. Ванда часто просыпалась по ночам, обнаруживая холодные простыни там, где их должен был греть её муж, и заставала его в Мастерской, погружённого в очередной проект, с тёмными мешками под глазами, осунувшимся лицом и измотанным видом, поэтому девушка отступила, видя, что тот на грани, надеясь хоть как-то успокоить его приёмом особенных медикаментов.       Питер и Морган были в разгаре умиления над Олафом, когда малыш снова слегка ударил её изнутри, но уже гораздо слабее и мягче, и Ванда шикнула на них, протягивая руку к дочери, чтобы та приблизилась к ней.       Девочка как котёнок перешагнула через чужие ноги, подползая к ней, и Алая Ведьма прижала её ладонь к собственному животу. — Он пинается, — заметила Морган, перейдя на шёпот, словно не хотела спугнуть маленького человечка внутри.       Она прижала вторую руку к её животу, выглядя крайне завороженной, и брови Питера, наблюдающего за этим кадром, взлетели вверх от удивления — это было самое большое, что Морган пока что проявляла к будущему брату или сестре. — Кажется, он тебе рад, — пробормотала Ванда, когда последовал толчок как раз в то место, где была правая ладонь девочки. Та в шоке отпрянула, прежде чем нагнуться и прижаться ухом рядом с пупком, прислушиваясь. — А о чём он думает? — с неподдельным любопытством спросила она у матери. — Не знаю. Он пока не умеет думать. — Тогда как он может быть рад?       Питер ехидно посмеивался с другого конца дивана, с ухмылкой глядя на то, как жена пытается вырулить из тупика, в который её вогнали рациональные вопросы Морган. — Эй, кого ты хочешь больше: сестрёнку или братика? — отвлекает её отец.       Девочка пожимает плечами, отстраняясь от живота. — Брата, наверное. — Почему? — удивляется Ванда, уже готовая к противоположному ответу в свете того, что Морган очень симпатизировала сестринская связь между Анной и Эльзой. — У папы может быть только одна принцесса, и это место уже заняла я. — Разве я не считаюсь ещё одной его принцессой?       Девочка категорично качает головой, всем своим видом показывая отрицание. — Ты королева. Ты правишь королём, мной и своими подданными.       Ванда громко рассмеялась, в то время как Питер закашлялся, подавившись печеньем, и с ужасом воззрился на ребёнка, наполовину возмущённый подобным раскладом, наполовину мечтая поскорее рассказать об этом Наташе и увидеть её лицо, когда она узнает о своей роли подданного. — Что? — переспросил он высоким голосом, смотря на хихикающую Морган, чья голова теперь лежала на плече матери, когда она прижалась к ней, пряча лицо в её шее. — Между прочим, это король правит всеми. — Даже наша дочь понимает, что главная в этом доме — я, — самодовольно возразила Ванда.       Питер не переставал возмущённо фырчать. — Пап, ну не обижайся, — мурлычет Морган, целуя ладошку и вытягивая её, как бы отсылая ему этот поцелуй, прекрасно перекопировав этот жест у своей матери, которая часто делала так, когда её муж театрально надувал губы. Питер, который не потерял своего обиженного выражения лица, заметно размяк, и Ванда со смехом подумала о том, чтобы сказали СМИ, узнав, что великого несокрушимого Человека-Паука обвела вокруг пальца маленькая трёхлетняя девочка. — Но ты ведь сам сказал, что мама отдаст приказ казнить тебя, если узнает о том, что ты при мне сказал «чёрт».       А вот это была новая информация.       Ванда намеренно медленно повернула голову к мужу, чуть наклоняя её с фальшивой невинностью; тот в страхе поджал губы и почему-то решил, что лучшая защита — это нападение — Между прочим, это слово она сперва услышала от тебя, — вполне справедливо указал он, но понял свою ошибку, когда его жена опасно улыбнулась — Да что ты говоришь. — Так что это ты… — Тщательно подбирай свои следующие слова, мой дорогой человек. — Виноват, сейчас заткнусь. — Верное решение.       Морган громко хихикнула, и глянула на отца с видом «Я же говорила».       Позже тем вечером, когда Питер осторожно переместил её с дивана, где она заснула, прижавшись к матери, и уложил в кровать, он спустился в мастерскую, вновь приступая к своему проекту.       Ванда сидела в подвесном кресле, что было прикручено к потолку специально для неё, и изучала присланный Сантой отчёт о подтверждении получения субсидий от федерального бюджета для проведения ежегодного благотворительного вечера под Рождество с целью сбора денег для переполненных со времён Войны Бесконечности детских приютов, изредка что-то комментируя, пока её муж заканчивал установку функций к солнцезащитным очкам, концепцию которых она не особо поняла из тех заумных выражений, что он использовал при управлении искусственным интеллектом. — Пятница, каков уровень доступа к спутниковой сети Старк Индастриз? — Недостаточный. Системы ещё подгружаются, Босс, — незамедлительно ответил ИИ; новые расчёты появились в виде диаграммы, при одном только взгляде на которые у Ванды уже болели глаза.       Питер, однако, маневрировал системой с привычной ловкостью, выстраивая пальцами одному ему известный порядок. — Арсенал ракет и беспилотные летательные дроны?.. — Всё включено, Босс.       Босые ноги Ванды мягко ступали по прохладному камню, когда она встала с кресла и, на ходу прокручивая электронную версию документа, подошла к голографическому столу, над которым зависли виртуальные схемы, источающие мягкое голубое свечение.       Питер быстро взглянул на неё, прежде чем вернуться к каким-то диаграммам. Процесс загрузки достиг девяносто восьми процентов, и он в ожидании стучал ногой по полу. — Что-нибудь интересное? — кивнул он в сторону планшета, по которому его жена пролистывала бесчисленные страницы; благо Питер занимался организацией благотворительного вечера только раз в жизни — в первый год отсутствия Тони и Пеппер, однако этого ему хватило на все оставшееся время. Всё-таки в этом он был очень похож на отца, предпочитая инженерные решения бессмысленным бумажкам.       Ванда рассеянно пожала плечами. — Видимо, организация МОМ неплохо повлияла на общественное мнение — Парламент предложил увеличить количество дотаций, и Тим уже прислал подписанные Россом документы, — сказала она через пару минут, откладывая планшет в сторону, чтобы прислониться к столу и понаблюдать за работой мужа. — Это очень хорошо скажется на конечной сумме пожертвований. Будет неплохо, если нам удастся улучшить ситуацию ещё и твоим скорым интервью у Айви. — Не напоминай, — поморщился Питер. — Санта уже отправил мне целое эссе, как отвечать на вопросы. Клянусь, он предусмотрел любую возможную ситуацию. — Что ж, он достаточно хорошо тебя знает, чтобы понимать, что тебя нужно держать на коротком поводке. — Ха-ха. — Завершено предоставление полного доступа к глобальной спутниковой сети Старк Индастриз, — прервал их голос Пятницы, и Питер в предвкушении потёр руки.       Ванда покачала головой. — Ты же знаешь, что эта система не совсем законная? — Не понимаю, о чём ты говоришь, — невинно ответил Питер, натягивая очки с тёмными линзами и поворачиваясь к ней с лукавой улыбкой. — Это просто очки. — Да, которые способны взломать большое количество систем связи, предоставить доступ ко всей личной информации цели и телекоммуникационным компаниям мира, а также выпустить сотни беспилотных дистанционных дронов. Это нарушает по меньшей мере несколько этических и государственных законов.       Питер лишь что-то невозмутимо промычал, увлечённый тем, что взглядом обводил мастерскую, и выглядел крайне восхищённым тем, что видел через линзы. — Если ты окажешься в тюрьме, жди документы на развод, — вздохнула Ванда, не видя другого выхода, кроме как смириться и надеяться, что муж будет достаточно хитёр, чтобы не попасться с этим «чудом» лицемерным ублюдкам вроде Росса или министра обороны, которые никогда не могли пройти мимо вещей, что каким-то образом помочь отгрызть кусок власти. Это была другая сторона медали быть женатой на Старке — приходится иметь дело с его безрассудством, все попытки пресечь которую не приносят никаких плодов, кроме разве что головной боли от долгих споров.       Очки чуть соскользнули вниз, остановившись прямо на кончике носа, когда Питер посмотрел на неё исподлобья с хитрым блеском в глазах. — Не окажусь, — легкомысленно заявил он. — А даже если такое произойдёт, ты просто внушишь им, что никаких очков не было. — С чего бы мне это делать? — Ты хочешь растить наших детей в одиночестве и носить крест жены преступника? — театрально ахнул он; Ванда ответила ему многозначительным взглядом через плечо, двинувшись вдоль стола, рассматривая чертежи, нанесённые на плотную бумагу, и игнорируя бормотание позади. — И зачем я тогда женился на Алой Ведьме?       Её рука скользила по гладкой поверхности, заваленной грязными чертежами, полными исправлений и поверхностных красных линий, надписей и комментариев. В некоторых из них она сразу узнала почерк мужа — широкий, сочетающий и острые, и округлые формы букв; его невозможно было спутать ни с чем другим, ибо Ванда никогда не встречала кого-то, кто по-разному писал одну и ту же букву в одном слове. Это всегда удивляло её, но, в конце концов, это был Питер — его личность была непостоянна и стремительна; он мыслил гораздо быстрее остальных людей, а в его голову за считанные минуты приходило множество идей, так что не было времени следить за почерком.       Девушка удивилась бумажным чертежам, прекрасно зная о предпочтении мужа во всём электронном, и подтянула к себе несколько листов.       Ванда скривилась при виде измерений, больших чисел, градусов и линий, нанесённых поверх друг друга несколько раз, и с трудом разобрала знакомый беспорядочный почерк, наклонённый не в привычную правую сторону, но в левую. Было несколько красных восклицательных знаков с пометками об увеличении объёма данных, возможности одновременной обработки разных типов информации и ещё целой куче чего-то непонятного, но под всем этим она уловила ещё один практически ничем не отличающийся шрифт, так что, если бы она не пригляделась, то даже не поняла бы, что это не почерк её мужа.       Он тоже наклонялся влево и сочетал в себе чередование острых углов и округлостей, но был чуть более размашист и небрежен и не имел чёткого расстояния между словами. Он тоже был написан зелёными чернилами, которые предпочитал и её муж, называя обычную синюю пасту слишком скучной, но Ванда не знала никого, помимо Питера, кто бы мог так легко пренебречь привычными всем конструкциям и сам избрал цвет для письма.       Кроме, разве что… — Это чертежи твоего отца? — внезапно озарило её, и вопрос даже показался ей глупым.       Конечно, кто бы ещё имел настолько схожую личностную характеристику с её мужем, чтобы иметь почти идентичный с ним почерк?       Питер положительно промычал, не отрываясь от настройки датчиков на дужках очков. — Это была одна из последних его идей, — произнес он, отбросив какой-то инструмент, который прежде зажимал в зубах. — Я как-то сказал ему, что было бы неплохо получить всю информацию о человеке, только лишь взглянув на него. Это была просто мысль вслух, но Тони зацепился за неё. Мы с ним были на родительском собрании, и пока учитель распалялся о выпускном и всей организационной чепухе, мы набросали несколько чертежей.       Парень улыбнулся — искренне улыбнулся — воспоминаниям, которые, по всей видимости, прокручивал в голове и покачал головой, усмехаясь собственным мыслям. — Я уже и забыл об этих чертежах. Нашёл совершенно случайно, когда распаковывал коробки. — Он был бы рад, что ты воплотил вашу общую идею в жизнь. — Наверное, — Питер равнодушно пожал плечами.       На его лице не было ни скорби, которую он научился отодвигать и прятать в самые дальние углы внутреннего шкафа, ни грусти, лишь тонкая незаметная маска уверенности в своих действиях и спокойствия, но Ванда знала его слишком хорошо, чтобы не осознавать, насколько сильно сомнения терзали его каждый день.       Её муж давно вырос из заикающегося и нервного мальчика; теперь его редко волновало то, что подумают другие люди. Он был решителен и самодостаточен, но, если и было что-то, в чём он был не уверен, так это в том, достоин ли он быть сыном Тони.       Наследие — вот, что всегда его беспокоило. — Он бы гордился тобой, — тихо сказала Ванда, кладя руку ему на плечо и опираясь лбом о его напряженную фигуру.       Питер невесело усмехнулся. — Чем тут гордиться? Я ничего не сделал, чтобы их вернуть. Я ничего не добился. — Это не так. Ты поднял Старк Индастриз с нуля, когда все акции упали, ты добился разрешения на создание МОМ, ты присоединил к нему остатки ЩИТа. Чёрт побери, Пит, ты даже смог добиться договорённости с Россом — грёбаным Россом, который никогда и ни с кем не идёт на компромисс — о том, чтобы Мстители участвовали в решениях, касающихся мутантов. — Это ни черта не значит по сравнению с гибелью половины Галактики.       Питер мягко сбросил её руку, чтобы обойти вокруг стола, взлохмачивая волосы в нервном жесте. — Я чувствую себя балаболом, который может только говорить, но ни хрена на самом деле не делает. Я улыбаюсь на конференциях, пытаюсь решать проблемы с преступностями и делаю пожертвования, но это… Это ничто. Они все смотрят на меня с такой надеждой, что я решу проблему, что я смогу всех вернуть, но я не могу. Сколько бы не пытался. — Что ты имеешь ввиду? — нахмурилась Ванда.       Питер задумчиво и нерешительно поглядел на неё несколько мгновений, прежде чем метнуться к сейфам в другом конце комнаты и найти самую обыкновенную флешку, которую он тут же вставил в разъём. — Пятница, предоставь мне все файлы за три года. — Код доступа? — «Невозможное не для Старков», — без промедления произнёс он, и в тот самый миг, когда код доступа был озвучен, девушка поняла, что ничего менее, чем абсолютно глобального сейчас не вылезет. Потому что эта фраза, сказанная однажды Тони, когда Клинт дразнил его, уверяя, что тот не сможет изобрести ковёр-самолет, была и вызовом, и трагедией. Трагедией в том плане, что не несла в себе ничего маломасштабного.       Сотни, тысячи голограмм всплывают на поверхность и искрят бесчисленными расчётами, и Ванда может лишь оторопело наблюдать за тем, как их становится всё больше. Им словно не было конца, и с каждой новой документацией лицо её мужа становится всё мрачнее. — Это не осуществимо, — говорит он, стоя с другой стороны стола. В его глазах печаль, которую она видела день за днём, когда он поднимался по лестнице из мастерской, но раньше она не могла понять её причину. Теперь она понимает. — Господи, Питер, — выдыхает Ванда, с открытом ртом рассматривая бесконечное множество файлов. — Я испробовал всё, — сообщает он, не обращая внимания на её шок. — Кротовые норы, экзотическую материю, пончиковый вакуум, космические струны, даже чёрную дыру.       Девушка наполовину слушала его, наполовину была поглощена теоремами, парадигмами и графиками. Ничто из этого не имеет для неё никакого значения; она не понимает ни слова из его комментариев, но эти файлы, бесперебойно увеличивающиеся в количестве, как будто ломают что-то внутри неё.       Это работа всей его жизни — вот, о чём она думала.       Все эти отлучки в мастерскую, вращающиеся шестерёнки в его глазах в самый обычный день, книги по квантовой физике, что полностью завалили тумбочку с его стороны кровати — ничто из этого не было просто обыкновенными размышлениями о новых технологиях.       Ванда не глупая. Она знала, что Питер никогда не сможет отпустить Тони, несмотря на его слова Стиву о прекращении безнадёжных попыток, просто ни разу девушка не задумалась о саморазрушительном воздействии его веры.       Они все давно перестали надеяться — она, Наташа, Клинт, даже чёртов Стив, но Питер продолжал пытаться, несмотря на многочисленные неудачи.       Это выглядело так, будто он построил самые разные конструкции на основе каждой существующей теории и создал свои собственные; все эти модульные параболы и таблицы, соотношения и рисунки гравитационных полей были сродни ежедневным похоронам, потому что она могла четко представить, как эти неудачи добивали её мужа снова и снова.       Ванда так и стояла с открытым ртом, не зная, что здесь можно сказать. — Ты пытался воссоздать перчатку бесконечности? — вырвалось у неё, когда новая голограмма предстала прямо перед ней, и она безошибочно узнала в ней оружие, о котором никто из Мстителей не любит говорить. Она была своего рода их общей аллергией, запретной темой, вызывающей и ужас, и горе, и желание крушить всё вокруг. — Это ерунда, — отмахнулся Питер, маневрирующий открывающимися файлами и подзывая её к себе. — Камни Бесконечности невозможно создать из ничего, они — продукт Большого Взрыва; это всё равно, что пытаться сделать ещё одно солнце. Пятница, смоделируй проект на основе теории Зельдовича. — Это… машина времени? — недоверчиво спросила она, разглядывая какую-то замкнутую петлю. — Не совсем. Это всего лишь так называемое искривление пространства. Квантовая телепортация, способная переместить в прошлое. — В чём загвоздка?       Питер махнул рукой — голограммы исчезли, вместо этого высветился приговор. — Вероятность осуществления задуманного всего лишь девятнадцать процентов, — озвучил он, пока Ванда поджала губы, глядя на парящую в воздухе надпись «19%». — Я изучил все возможные теории учёных о путешествии во времени. Теория космических струн наиболее близка к реальности; она заключается в создании дефекта в ткани пространства и времени, с помощью чего можно попасть куда угодно в любой период. — Но это опасно. Я плохо знаю физику, но я почти уверена, что дефект не означает ничего хорошего. — Да, — согласился Питер, и в тот же миг весь азарт вышел из его глаз. — В этом всё и дело. Я бы мог найти способ создать дефект, но никто не может предугадать, к чему это приведёт. — Вот, чем ты занимался все эти годы, — почти не слышно произнесла она, и её муж посмотрел на неё с лёгкой виной. — Ты пытался обойти эту теорию.       Парень ничего ей не сказал, лишь улыбнулся усталой улыбкой, в которой она увидела бессонные ночи, склонившись над чертежами, макетами и учебниками. — Это не осуществимо, — повторил он прежние слова. — Нужен прецедент. Нужен… временной парадокс, за который бы я смог зацепиться. Но его нет. А без него ничего из этого невозможно. — Тебя это остановит? — В каком смысле? — Пит, я знаю тебя почти пять лет, и если я что-то и вынесла из прожитых вместе годов, так это то, что легче сдвинуть гору, чем попытаться тебя остановить.       Рука Ванды скользнула в его и легонько сжала. Питер приобнял её за плечо, позволив себе секунду мимолётных сомнений, что бывало крайне редко, а потому такие моменты были особенно ценны.       Ей так многое хотелось спросить. Почему он никому не сказал? Почему не поделился этим с ней? Почему варился в этом котле в полнейшем одиночестве столько лет?       Однако она не озвучила ничего из этого.       Просто это Питер. Её самоотверженный муж, который, как всегда, берёт всё на себя. Боялся подарить им надежду, а потом забрать, как это было с ним все те разы, когда очередная теория рушилась под тяготой невозможности осуществления. И он молчал, предпочитая страдать самому, но не видеть страдания других. — Не важно, как сильно я хочу этого, — прошептал он ей в макушку. — Мне придётся смириться с тем, что в жизни всё же есть невозможные свершения. — После смерти Пьетро я думала, что вновь стать счастливой после стольких потерь — невозможно, однако посмотри на меня сейчас. — Это другое. — Возможно, — Ванда пожала плечами, чуть отстраняясь, чтобы положить обе ладони на его впалые щёки и взглянуть в глубины тёмных глаз. — Но суть та же. Возможно всё, просто на «невозможное» требуется больше времени. Да, некоторые твои идеи абсурдны даже для меня — как создание новой Перчатки Бесконечности — но именно такие абсурдные попытки когда-нибудь приведут тебя к решению. — Какой смысл будет иметь это решение через десятки лет? Никому это уже не будет нужно. — С годами ты меньше скучаешь по родителям? — ответила она вопросом на вопрос, и Питер замолчал — ответ был очевиден. — Они действительно не будут тебе нужны через десять, двадцать, пусть даже тридцать лет? — Всегда. Они будут нужны мне всегда. — Вот тебе и ответ.       Ванда не потеряла никого жизненно важного во Вспышке. Сэм и Баки были её друзьями, с Шури она была на уровне хороших приятельниц, не имеющих ни одного общего интереса, а Тони и Пеппер всегда казались далёкими и чужими, как айсберги, к которым у неё не было доступа.       Она не Клинт, не Питер, не Наташа, но, будь у неё шанс использовать собственный дар, чтобы вернуть всех остальных, она бы им воспользовалась.       Она бы сделала всё, что угодно, чтобы снова увидеть мальчишеское безудержное сияние мужа или ту чистую, ничем не обременённую радость на лице Бартона, но, увы, она не может. Однако она верит в мужа; в мире не было никого, в чьи способности она верила так беспощадно и умопомрачительно, без единых сомнений.       Если кто-то и мог сделать, то это Питер. — Попроси меня удалить всё это, — неожиданно сказал парень, всё так же оперев подбородок о её макушку. — Попроси удалить, забыть обо всех безнадёжных идеях и просто жить дальше. — А ты сможешь?       Вопрос остался без ответа, и тишина захлестнула приливной волной. — Ты найдешь способ, — твёрдо сказала Ванда; её голос был лужей, в которую затекла и уверенность в его силах, и странным образом вдохновляющее спокойствие, и какая-то мрачность, смешанная с безысходностью. — Я знаю, что найдёшь. Когда-нибудь — неважно, будет это через месяц или через десять лет — ты поймёшь, как обойти все тупики, или выдвинешь собственную теорию, которая войдёт в эти страшно толстые учебники физики, или поймёшь, как преодолеть все гравитационные поля. Просто пообещай мне, что ценой этого не будет твоя жизнь.       Она не злилась, не чувствовала, как вновь и вновь ударяется о стены непонимания, душевного негодования или раздражения, вызванного тем, сколько времени Питер потерял с ними, в частности с ней и Морган, когда раз за разом уходил вниз, чтобы продолжить искать способы преодоления точки невозврата, отказываясь подольше почитать на диване рядом с женой или сокращая времяпрепровождения с единственным ребёнком.       Она понимала, что этому послужило.       Дело было в Тони.       Дело всегда было в Тони, в привязанности Питера к нему, в его невозможности отказаться от малейшего шанса вернуть отца, и, как бы Ванда не старалась, иногда она ощущала себя человеком, который никогда не поднимется на самую верхнюю ступеньку, вынужденный оставаться всегда на второй.       Это было неправильно — она это знала — но ничего не могла с этим поделать. Часть Питера, остро нуждающаяся в отце в любой промежуток времени, никогда не умрёт так же, как не умрёт частичка Ванды, мечтающей ещё раз обнять брата-близнеца, просто порой ей отчаянно хотелось быть способной на невозможный поступок — быть способной восполнить такую великую утрату, какой стала для её мужа потеря отца.       Но главное в этом было как раз то самое «невозможное», потому что пусть она и не поверила Роуди, когда тот с кривой, усталой усмешкой сказал, что Питер и Тони были как дорожно-транспортная сеть — одно всегда подразумевало другое, но, когда машина исчезла, дорога осталась пустой, почти безжизненной.       Она приветствовала велосипеды, мотоциклы, даже трактора с той же доброжелательностью, но не переставала тосковать по единственной машине, существование которой стало предпосылкой создания для самой дороги.       Они всё ещё держались за руки, когда поднимались наверх, в спальню, чтобы выспаться перед завтрашним грандиозным днём; его рука сжимала её, когда он раз за разом успокаивающе шептал «обещаю», но Ванда чувствовала необъяснимую тревогу, паранойю. Питер быстро уснул, обняв её свободной верхней конечностью, сопя ей на ухо, но она так и пролежала полночи, пялясь в никуда.       Познанные схемы и голограммы выплясывали предсмертное танго перед её взором.       Она так и не выпустила руку Питера из своей, пока не наступило утро и очередной важный день не заставил её, сонную и не выспавшуюся, встать с постели, молясь про себя, чтобы эта увиденная ею временная петля не стала петлёй вокруг шеи её мужа.

***

      Их семейные поездки втроём никогда не были тихими.       Ванда помнила свои поездки с родителями, как тихие уютные часы в машине, во время которых её брат играл в тетрис, папа без лишних разговоров следил за дорогой, мама спокойно читала книгу, а она сама просто молча смотрела в окно, наблюдая за мелькающими проспектами, зданиями и деревьями.       Она всегда вспоминала об этих эпизодах, когда они часами ехали к бабушке в другой город или отправлялись в долгое путешествие, с улыбкой на лице, считая это одним из самых лучших времяпрепровождений с семьёй, потому что эта тишина не была из-за недостатка тем или нежелания говорить, просто в этой тишине они на полную ощущали семейную атмосферу принятия и комфорта.       Однако это было не то, что было присуще её поездкам с мужем и дочерью.       Морган обожала подпевать радиостанции; неважно, были ли это саундтреки из мультиков или современные песни, смысл которых она даже не могла понять в силу своего возраста. Главное, чтобы просто играл какой-нибудь трек. Помимо этого, она была спичкой по отношению к своему отцу, так что начинающая петь Морган способствовала присоединению к этому роду деятельности и Питера.       В результате о тишине можно было лишь мечтать. Делай вопреки, делай от руки, Мир переверни, небо опрокинь. В каждом наброске, в каждом черновике, Учитель продолжается в своем ученике.       Это было разительное отличие с тем, к чему она привыкла в детстве, но эта непохожесть ни в коем случае не расстраивала её. Она любила прикрыть глаза, вслушиваясь в голоса двух самых любимых людей, или наблюдать, как Морган пищит от восторга в конце любимого английского кавера «Сансара»; слушать, как она рассказывает иногда не самые связные истории было на удивление не раздражающе, как могло показаться, а невероятно трепетно, потому что всякий раз мысли ребёнка продвигались всё в более зрелом направлении и через эти разговоры можно было проследить, как она неизбежно взрослеет. Когда меня не станет - я буду петь голосами Моих детей и голосами их детей. Нас просто меняют местами, Таков закон сансары, круговорот людей. О-о-ой, мама…       Питер держал её за руку, изредка отнимая её, чтобы нажать на передаточный рычаг или переключить на новую песню, а ребёнок, восседающий в автокресле позади них, громко подпевал песне, прижимая к себе недавно зашитого Ари, и Ванда могла думать лишь о том, что ни на что на свете не променяла эти моменты, этих людей. О-о-ой, мама…       Бесспорно, она скучала по родителям и брату, но не скучала по тишине и уютному спокойствию. За прошедшие года шум стал такой неотъемлемой частью её жизни, что, когда становилось тихо, Ванда чувствовала себя некомфортно, словно чего-то не хватало. Как-то незаметно ушло время, когда девушка предпочитала одиночество и возможность тонуть в собственных далёких мыслях и стала приветствовать бескрайнюю энергию Морган или извечное беспокойство, неумение сидеть на места Питера.       Она распрощалась с привычками мирно читать во время долгих поездок ещё в дни только начинающихся отношений с её тогда ещё будущим мужем. Теперь в самый разгар её жизни те эпизоды казались слишком ненастоящими и серыми, в которых не хватало звонкого смеха Морган или забавных комментариев Питера.       Дни замужества и беременности текли так быстро, что Алая Ведьма их почти не замечала, но пыталась держаться за них изо всех сил, запечатлевая каждый аспект взросления Морган, фотографиями которой было заполнено уже три альбома, и ценя каждый прожитый момент.       Она слишком быстро росла, и это было так же печально, как и невероятно.       Больше не нужно было напоминаний о чистке зубов или помощи в завязывании шнурков, Морган прекрасно справлялась с этим сама, как и со многими другими вещами. Питер и Ванда уехали в медовый месяц в Малибу всего на три недели, оставив девочку с Роуди, но было такое ощущение, что эти три недели исчислялись в трёхкратном размере. Каждый новый день был открытием, и каждый день был способен удивлять всё сильнее.       Совсем недавно они учили её ходить, а сейчас едут в танцевальную студию для детей дошкольного возраста, и Ванда не совсем понимает, как они так быстро к этому пришли. — Ну что, Мангуст готов покорять вершины дрыгоножества? — шутливо интересуется Питер у девочки, открывая заднюю дверь и расстегивая ремень; Ванда позади него закатывает глаза на очередное странное слово.       Морган на удивление не оценила шутки и не совершила попыток спрыгнуть на ещё не высохший после недавнего дождя асфальт. Слишком напряжённо и нервно для ребёнка она смотрит на протянутую отцовскую руку. — Я передумала, — серьёзно говорит она, что бывает крайне редко. — Может, мы поедем домой?       Ванда не видит лица мужа, но чувствует, как он хмурится, присаживаясь на корточки перед Морган, отказывающейся вылазить из автокресла. — Эй, — рука Питера тянется к носу девочки, чтобы ущипнуть её, зарабатывая слабую улыбку, но не более того. — Ты же так мечтала об этом. Что случилось?       Ладонь Ванды опускается на плечо парня, легко сжимая его. — Пит, сбегай-ка за водой в ближайший магазин. Морри наверняка захочет пить после занятий. — Я же уже положил одну бутылку в её рюкзак, — непонимающе бормочет он, и девушка приподнимает брови, используя свой самый многозначительный взгляд. Она занимает его место, медленно опускаясь перед приёмной дочерью, смотрящей вдаль уходящему отцу, и берёт её прохладные руки в свои. — Почему ты передумала идти на занятия? — интересуется Ванда крайне небрежным тоном; Морган пожимает плечами, не поднимая взгляд, но довольно грея продрогшие пальцы о тёплую материнскую ладонь.       Алая Ведьма не считала себя ревнивым человеком, но порой она чувствовала что-то, сильно напоминающее некоторую нотку обиды: теперь Морган официально была их с Питером общей дочерью, но всё же тяготела она больше к отцу. Тот был для неё невероятнее любого Бога и важнее бесконечных тазиков кокосового печенья и чизбургеров, которые она любила до безумия. Она была папиной дочкой во всех возможных проявлениях, и Ванду это правда умиляло, но иногда ей всё же хотелось иметь с девочкой такую же глубокую связь.       Девушка много лет наблюдала за этими двумя людьми, но даже спустя года она не уставала удивляться узам, резонирующим между Питером и Морган.       У них не было общего ДНК или схожих генов, не было каких-то врождённых инстинктов, вызванных кровным родством, но всё же их монументальная привязанность, появившаяся в тот самый миг рождения младшей Старк, была необыкновенна и ничем необъяснима.       Ванда никогда не сомневалась в том, что Морган её любит — сердце девушки таяло всякий раз, стоило той в моменты чистейшего счастья или в эпизоды грусти и тоски тихо произнести «мамочка». Именно к ней она бежала после сильных падений, разочарований или даже таких нелепых для взрослого взгляда проблем в виде оторванной головы у медведя, именно её искала в первую очередь, потому что в её детском сознании горела мысль, что мама может всё исправить, что мама может всё.       Подобно своему отцу, Морган была очень тактильна и любвеобильна — всегда требовала объятий на ночь и обязательных поцелуев перед сном, без которых отказывалась ложиться спать, любила сидеть на коленях и имела тягу к вниманию, проявляемую со стороны матери.       Однако Питер оставался её главным авторитетом.       И в какой-то степени Алая Ведьма это понимала — сама была больше привязана к отцу, просто иногда не могла избавиться от навязчивой мысли, что она сама никогда не добьётся той вершины связи, какая была у её мужа с Морган.       Когда ей было страшно, она бежала к нему, когда хотела, чтобы её развеселили — снова бежала к нему, ибо Питер был несказанно хорош в безмолвном понимании. По общему признанию, у Ванды большую часть времени был эмоциональный запор — одинокое взросление среди жестоких детдомовских детей не научили её правильно выражать эмоции, не связанные с гневом или злостью. В детдоме не было понятие «добро» или «милосердие»; хочешь выжить — сразу покажи, кто ты такой и что тебя лучше не трогать.       Ванда могла по пальцам пересчитать, сколько раз она говорила знаменитую фразу «я тебя люблю», и именно это в своём характере девушка ненавидела больше всего, ненавидела воспитанную в себе установку о том, что любовь и привязанность — это слабость, непозволительная роскошь, которую ты не должен никому показывать. Морган была для неё всем — домом, центром вселенной и причиной её борьбы, её подъёмов, смыслом её жизни, точно так же, как и её отец, но Алая Ведьма просто не умела говорить этого вслух.       Она не была скупа на ласку, на физическое проявление любви, на поцелуи в щёку или крепкие объятия, но говорить о чувствах было тяжело и редко — по праздникам, особым дням или в моменты настоящей слабости, когда эти чувства уже переполняли её сердце.       Её муж же в этом плане был лёгким человеком — слишком просто он расставался со словами «люблю» и «обожаю», но от этого они не были менее искренними. Питер мог по нескольку раз на дню сказать Ванде о том, что он её любит, а она — понимающе улыбаться и просто прижиматься ближе, как бы говоря «ты знаешь, что мне подобные слова даются тяжело, поэтому просто прими их в виде объятий».       Ни разу не случалось, чтобы он упрекнул её в этом.       Потому что помимо его лёгкости в выражении светлых эмоций, Питер был ещё и самым понимающим человеком, которого Ванда когда-либо встречала, и это одновременно и радовало её, и заставляло испытывать чувство горького стыда, потому что порой ей казалось, что она не заслуживает его.       Он был человеком, которым ей никогда не стать.       Все любили его — от персонала в ресторанах, с которыми он был предельно вежлив и учтив, словно они были не просто обслугой, а старыми школьными приятелями, с которыми он давно не виделся, до некоторых шишек в Правительстве, которые помимо безумно талантливого и одарённого гения видели в нём хорошего человека без капли истинной надменности.       Ванду так не любили — её терпели из-за мужа и положения, вынужденно сносили все её тараканы благодаря месту в команде Мстителей и члену Внутреннего Круга МОМ, но не более того. Не то, чтобы это волновало её — мнение общества для неё имело малое значение — она была такой, какой её взрастил детский дом, Гидра и бесконечные войны в Заковии — однако временами девушка ощущала себя недостойной называться женой Питера Старка. — Что, если у меня ничего не получится? — неожиданно и очень тихо спросила Морган. Было странно видеть вместо её обычной энергичной натуры неуверенность, но ещё страннее, что она обратилась с этим к матери, а не к отцу.       Временами их семья напоминала Ванде те старые шоу, которые они смотрели с братом и родителями, где отец семейства всячески разнимает ссоры строптивой жены и дочери со сложным характером, потому что у них сложилась почти такая же ситуация — Питер был пацифистом, умеющим находить подход и к Ванде, и к Морган, и не было никаких сомнений в том, кто будет любимцем у девочки в подростковом возрасте. — Ты не можешь сказать наверняка, — мягко возразила Ванда. — Но, даже если не получится — не страшно. Ты ведь идёшь на занятия не для того, чтобы стать лучшей, а потому, что тебе это нравится. Подумай об этом, как о очередном приключении. Узнаешь что-то новое, заведешь новых друзей. — Но я хочу стать лучшей. Я должна ею стать. — С чего ты взяла? — Я Старк, Старки лучшие во всём. Мы сделаны из стали и железа.       На мгновение Ванда застыла, не зная, что сказать, но радуясь, что отослала Питера — ему бы не понравилась эта фраза.       Это даже не совсем верное замечание — Питер ненавидел эту фразу, потому что знал о влиянии, которая она оказала на его отца в детстве.       Сейчас Ванда знала всё о детстве Тони — о жестоком отце, что злился на слёзы маленького сына, всякий раз повторяя, что Старки не плачут и продолжая эту фразу знаменитым слоганом о материалах, из которых они, по его словам, были выкованы; она знала причину, по которой Тони никогда не брал предметы из рук чужих людей, не считая Питера — потому что Говард любил наказывать его тем, что протягивал раскалённые прутья, заставляя держать их, пока не обуглится кожа, считая это более действенным и показательным воспитанием, чем обычное стояние в углу.       И, честно признаться, она была рада, что Говард не дожил до Питера и Морган, ибо она точно не смогла бы сдержаться, начни он «воспитывать» их тем же способом. — Где ты это услышала? — По телевизору. Там дедушку показывали — он сказал это, — Ванда открыла рот, намереваясь спросить, какого именно дедушку она имела ввиду — их семья была слишком запутанна, чтобы знать, говорит она о Тони или Говарде, но покачала головой.       В конце концов, это не имело значения. — Знаешь, неудачи — это нормально, — вместо этого произнесла она самым мягким тоном, поглаживая тыльную сторону ладони дочери. — Это лишь возможность для развития, и они случаются у каждого человека. Твой папа, например, терпит их каждый раз, когда ступает на кухню, потому что за двадцать с лишним лет так и не научился готовить что-то сложнее яичницы или картофельного салата, — Морган довольно хихикает, прекрасно осведомлённая о навыках своего отца в готовке. — А я — полный кошмар в любом виде спорта. И это нормально, ведь никто не идеален. — Папа идеален, — тут же возразила девочка. — Им все восхищаются. Я не хочу его опозорить. Или тебя.       Ванда задумчиво прикусила щёку.       Что можно сказать ребёнку, который, по всей видимости, обречён на всю жизнь быть в тени у собственных родителей?       Ванда не сталкивалась с подобной проблемой — её мать и отец были обычными людьми, умершими слишком рано, чтобы как-то повлиять на её восприятие гордости и смущения, но Морган, Нейт, Кейт, даже Кэсси вырастут, и все будут ожидать от них великих свершений, просто потому, что им «не посчастливилось» иметь в лице родителей национальных героев.       И это именно то, с чем придется раз за разом сталкиваться Ванде и Питеру, Клинту и Наташе — объяснять собственному ребенку, что он достоин быть их ребёнком, что он не хуже их, что он заслуживает всего в этом мире.       Плюсом к этому идёт ещё и то, что у младшей Старк, по всей видимости, совсем другие интересы. Её не интересовала математика, хотя она определенно опережала в этих способностях средние значения, которые должны характеризовать без малого четырёхлетнего ребёнка; она морщилась на химию и колбочки с кислотами в лаборатории Брюса, не видя в них ничего интересного, и не проявляла склонность к инженерии — очень редко можно было застать её за LEGO или другим конструктором.       Зато Морган безумно любила танцевать, прыгать под любой жанр музыки, рисовать, подпевать саундтрекам из мультиков и всё, хоть немного связанное с искусством, и Ванда покривит душой, если скажет, что она не рада этому.       Пусть лучше её девочка строит карьеру в этой области, чем строит костюмы, геройствуя в них и попадая в неприятности; так хотя бы Ванда сможет спокойно состарится, не дожидаясь с ужасом момента, когда дочь заявит, что вступает в команду Мстителей. — Когда папа сжигал кашу, ты переставала его любить? — негромко поинтересовалась девушка; Морган не раздумывая покачала головой. — Вот именно. Неважно, что у тебя что-то не получается, ты всё равно в любом случае останешься девочкой, которую мы любим больше всего на свете и ради которой мы пойдём на всё.       Девочка пожала плечами, не слишком заверенная, однако больше ничего не сказала, опустив тему, и Ванда переместила руки, прижав их к плечам ребёнка и заставляя ту взглянуть в глаза. — Хочешь, я открою тебе один секрет, который однажды мне поведала моя мама? — произнесла она заговорщицким шёпотом, и добилась результата — глаза Морган тотчас же загорелись. — Она любила повторять, что семья — это навсегда, что ничто на свете не способно изменить этот факт. Ни какие-то неудачи, ни рождение ещё одного ребёнка, ни война или ссоры. Семья — это навсегда, слышишь меня?       Точно так же, как её муж десятью минутами ранее, девушка протягивает руку, чтобы легонько ущипнуть девочку за нос, и та делает то же самое с её носом, находясь в гораздо более приподнятом настроении.       Прежде, чем они это замечают, Питер возвращается.       Бутылки воды в его руках нет, зато есть любимые солёные крекеры Ванды и мармеладные червячки Морган, вред которых её мать даже не прокомментировала, чем девочка незамедлительно воспользовалась.       Питер не пытается что-то выпытать, лишь небрежно интересуется: — О чём болтали? — О девчачьем, — синхронно заявляют его жена и дочь идентично игривым голосом.       Питер фыркает без капли обиды, пробормотав «ну и ладно». — Ну что, возвращаемся домой или всё же идём на занятие? — Конечно, идём на занятие, — безапелляционным тоном говорит Морган, вырывая маленький рюкзак из рук отца и тут же натягивая его на плечи, прежде чем засеменить в сторону здания. — Ну что вы как улитки? У нас мало времени, быстрее.       И её родители лишь тихо посмеиваются, идя следом.

***

      В такие моменты, как этот, Питер немного скучает по тому, как было жить в Башне — он всегда был окружён всей семьёй. Ему стоило лишь спуститься на нижний этаж или пересечь одно крыло здания, чтобы найти Наташу или Клинта, а теперь приходилось летать на квинджете и собираться лишь выходными, но, тем не менее, он знал, что не мог остаться там на всю жизнь.       Теперь у него была собственная, так называемая, под-семья — его жена, дочь и будущий ребёнок, и их маленькому кругу требовалось дополнительное личное пространство.       Всё в этом доме было пропитано яркими индивидуальностями его жителей — рисунки Морган гордо висели на холодильнике, в интерьере чувствовалась твёрдая рука Ванды, а на полке в кабинете возвышались многочисленные награды и грамоты.       Башня никогда не была пустой или бездушной, но в ней не хватало красок и чего-то безумно домашнего, как, например, плошки с высаженным в них луком на подоконнике кухни — Ванда была твёрдо уверена, что Морган необходимы настоящие витамины — семейных фотографий только с ними тремя, королевства растений, которое его жена устроила в одном из углу главной комнаты, воспользовавшись его пустотой, или многочисленных свечей, которые она же случайно увидела во время покупки рамочек и настояла на том, что они совершенно точно им необходимы.       Это были сущие мелочи, но степень их уюта была невообразима.       Тем не менее, порой Питер правда скучал по шумной атмосфере Башни и тому, что она приносила.       В тот вечер все остались у них дома, расположившись кто в гостиной, кто в отдельных гостевых комнатах, и через несколько часов, когда была уже глубокая ночь, в вертикальном положении он застал лишь Небулу.       Та сидела на террасе, задумчиво глядя вдаль, и не подала виду, когда Питер встал возле неё, смотря сверху вниз с вопросом, без труда читающимся на его усталом лице. — Чего не спишь? — протяжно интересуется он. — По той же причине, что и ты. — Тоже плохо перевариваешь ту начинку в булочках Роджерса?       Небула лишь моргнула, не оценив сарказм. — Ладно, понял, без тупых шуток. Пошли, у меня есть для тебя кое-что.       Небольшой огонёк искреннего любопытства мелькнул в её глазах, когда она повернулась к нему. Не сказав ни слова, она послушно пошла за ним со своим обыкновенным игнорированием просьбы «быть тихой», когда остальные спят, топая без всяких сожалений во время спуска по лестнице к мастерской. — Я, наконец, придумал тебе подарок на день Рождение, — радостно восклицает он, хлопая в ладоши, и оборачивается на неё, чтобы увидеть её реакцию. — У меня нет дня Рождения. — Конечно есть. Просто ты не знаешь дату, но я решил эту проблему — я просто подарю тебе подарок за несколько лет.       Женщина всё ещё не казалась впечатлённой. — Да брось, тебе понравится. Держи.       Он протягивает ей вырвиглазную ярко-фиолетовую упаковку с огромным белым бантом, и с тяжёлым вздохом она принимает её, хмурясь в ответ на его широкую улыбку.       Развязывает бант и быстро срывает упаковку, только чтобы обнаружить ещё одну идентичную коробку. Смотрит на Питера, который даже не прячет наслаждение от этого созерцания, и ещё более угрюмо проделывает то же самое.       Обнаруживает ещё одну коробку.       Пока она добирается до самого предмета, коим было что-то маленькое, напоминающее устройство, которое людской народ называют жучком, Небула насчитывает девять коробок и не чтобы она удивилась такому подходу Старка.       Нет, ни разу. Удивление вызвало бы как раз-таки наличие только одной коробки.       Она повертела между пальцами конструкцию, выглядя скорее как котёнок, впервые увидевший мышку и мечущийся между догадками, что с ней нужно делать — есть или играть. — Это имплант, способный нейтрализовать все видимые внешние изменения твоего тела, — сообщил ей Старк будничным тоном, как будто это имело для неё какой-то смысл.       Подойдя ближе, он забрал устройство из её рук и, получив разрешение на некий эксперимент, прикрепил его к задней части её затылка. Небула с содроганием почувствовала, как холодок проникает в то место, словно тараканьи лапки.       Ни для кого не было секретом, что она не любила всю эту техническую чепуху; они были её триггерами, воспитанными жестокостью Таноса, за каждое поражение заменяющего частичку её тела на механизм, но достаточно доверяла Старку, чтобы знать, что он не сделает ничего плохого.       В конце концов, не раз и не два он копался в её металлических элементах, когда что-то замыкало.       Питер никогда не комментировал это, не использовал эту слабость, просто всегда точно понимал, когда она чувствует себя неудобно из-за необходимости смазывания конструкций, тихо подзывая в подвал и без слов заменяя ржавчину на что-то кристально чистое и новое.       Однако это было непохоже ни на какую замену, и она почувствовала, как остолбенела, когда он щёлкнул датчиком на каком-то устройстве в виде часов, и возникло чувство, словно что-то прохладное окатило все её тело.       Небула не сразу поняла, что изменилось, и в недоумении наклонила голову в немом вопросе, когда Старк протянул ей зеркало, в котором она увидела странную человеческую женщину.       Это была она, но в то же время не совсем.       Черты лица потеряли синюшность, глаза стали светло-карими, а щёки порозовели. Не в силах сдержаться, она ткнула пальцем и с удивлением обнаружила, что она тёплая и мягкая, прогибающаяся под напором.       Её прежде лысый затылок покрылся натуральными русыми волосами, и она медленно провела по ним рукой, чтобы убедиться, что они настоящие.       И они были настоящими. — Я изучил твоё ДНК и выделил некоторые гены — цвета волос, цвета глаз и нескольких других факторов, — отдалённо слышалось объяснение Питера, настраивающего что-то на датчике. — Эти часы — пульт, которым ты можешь воспользоваться, чтобы при желании скрыть все кибернетические импланты и внешне походить на человеческую расу. На полную активацию волосяных капсул требуется до пятнадцати секунд, однако всё остальное преобразуется почти в считанные мгновения. Если вы с Каретой окажетесь на другой планете, ты сможешь настроить детали и приобрести внешность её жителей.       Он мельком взглянул на неё, уставившуюся на него и впервые в жизни не знающую, что сказать. — Слушай, — вздохнул он, отложив часы в сторону, и, видимо, приняв её ступор за раздражение или нечто подобное. — Я знаю, это не уберет годы боли и страданий, не сотрет ужасные воспоминания. Я просто хотел, чтобы ты могла почувствовать себя человеком… Воу!       Светлые руки обхватили его за плечи, сжимая в мёртвой хватке, когда Небула впервые в жизни инициировала объятие и вполне неплохое, не грозись оно сломать ему пару-тройку рёбер в ближайшие секунды.       Питер неловко похлопал её по спине, и киборг отстранился, чтобы взглянуть на него.       Если бы он не знал её лучше, то подумал бы, что её глаза слезятся из-за накатывающих слёз. — Спасибо, — хрипло произнесла она.       Что можно было сказать человеку, который с такой небрежностью дал ей то, о чём она так долго мечтала — иметь возможность ходить по планетам без лишних взглядов, не чувствуя спиной, как все пялятся на неё, её странное тело и ненормальный видок?       Питер отмахнулся, как будто это было ничем, как он делал всегда — преуменьшал собственное значение. — Я заслужу это, — пообещала она, не зная, как ещё выразить свою благодарность, но Старк в ужасе замахал руками. — Что?.. Нет-нет-нет, ты ничего мне не должна. Я сделал это не ради одолжения, это просто подарок. Подарок для друга.       Друг.       Это звучало, как мечта, но на вкус было, как пепел.       Были ли у неё когда-нибудь друзья? Нет. И она до сих пор не понимала, что это должно означать. Какие обязанности приходят вместе со статусом друга? Что делает человека хорошим другом? Не является ли друг — слабостью?       Она задавалась этими вопросами всё оставшееся время, проведённое в Террариуме. — Небби, — вскричала Морган, завидев её на следующее утро и без труда узнав её даже в таком обличии.       Глаза ребёнка расширились, когда она подняла взгляд и уловила всю прелесть её волос до лопаток. Озорная искорка блеснула в шоколаде её очей.       Гамора никогда бы не позволила ей забыть тот факт, что Небула послушно уселась на пол и разрешила Морган заплести ей косички, вооружившись помощью отца.       Это было странно — быть в доме, полном любви, искренних эмоций и смеха, и ей казалось, что она никогда к этому не привыкнет. К свободе, к независимости, к проявлению чувств. К тому, что люди делают что-то для тебя без задней мысли, не ожидая ничего взамен, просто потому что вы друзья.       Со смешанными ощущениями она наблюдала за Питером и Морган, играющим в догонялки вокруг дивана под хохот Клинта, пока этого не видела главная хозяйка дома. Наташа вскоре встала рядом с ней, прислонившись к дверному косяку с нечитаемым выражением лица, точно так же устремив взор на двух Старков.       Они молчали, и каждую это вполне устраивало, но присутствие женщины, которая как никто другой должна была понять Небулу, заставило её невольно выдать: — Отец учил меня избавляться от слабостей, — медленно сказала она, играя с концами волос, собранных в две косички. — Я потратила на это всю свою жизнь, но… — Но вмешались Старки, — закончила Романофф. Уголки её губ дёрнулись, когда они стали свидетелями того, как Питер закружил Морган по комнате. — Да, со мной то же самое. Даже по отдельности они — сила, с которой приходится считаться, а вместе — мощь, превосходящая и в мгновение ока сметающая все наши жизненные принципы и воспитанные в нас наклонности.       Да, наверное, сказать лучше было невозможно.       Существовало ли для Старков что-то невозможное? Скорее всего. Но то, что было невозможного для одного Старка, становилось лёгким достижением, когда двое носителей объединялись вместе, и Небула поймала себя на мысли, что искренне сочувствует тому, кто пойдёт против этой семьи.

***

      Когда они на следующий день едут на УЗИ втроём, Морган практически впервые проявляет редкий интерес к тому, что находится в животе матери.       Она сидит на коленях отца, с любопытством смотря в экран, где виднеются какие-то силуэты и под конец, когда включают сердцебиение, даже спрыгивает с ног Питера, чтобы приблизиться к фетальному доплеру, едва ли не утыкаясь в него носом. — У него сердце бьётся, — шёпотом сообщила она матери, комично распахнув тёмные глаза, как будто увидела перед собой живого реального единорога.       Питер с Вандой переглянулись, усмехнувшись. — Да, милая, его уже можно считать настоящим человечком, — улыбнулась девушка. Вопреки обыкновению, Морган уже не отрицала данную идею, как будто с услышанным ею сердцебиением мысль о том, что это нечто — настоящий малыш, прижилась в её голове. — А что он делает? — Сосёт палец, по всей видимости, — вмешалась Хелен. — Ну что, готовы узнать пол? — Это мальчик, — уверенно заявила Морган, пока Питер говорил врачу записать это на бумажке; та понимающе кивнула. — Мы не можем знать наверняка, Морри. — Это мальчик, — с той же твёрдостью повторила она. — Ну, узнаем сегодня вечером, — Питер пожал плечами, подхватывая дочь под её громкий удовлетворенный визг, и уже собираясь выходить из кабинета, но в последнюю минуту обернулся к Чо. — Там ведь точно один ребёнок? Я слишком молод, чтобы быть отцом троих детей.       Хелен наряду с Алой Ведьмой закатила глаза на его шутливый комментарий, прекрасно зная, что за этим скрывается страх, не дающий ему нормально спать по ночам, но терпеливо покачала головой. — Один ребёнок, как ты и заказывал. Иди уже, параноик, — Питер деланно фыркнул, но поблагодарил её, всучив очередную коробку дорогих конфет, прежде чем выползти из кабинета с Морган на буксире, восседающей на его плечах.       Тем же вечером вся команда собралась за большущим круглым столом в просторной гостиной цокольного этажа, каждый со стаканом чистой воды перед собой и одной белой таблеткой, которая, растворяясь в жидкости, должна будет придать ей определенный цвет — голубой или розовый, а перед Питером дополнительно лежал листок, где он записывал ставки. — Итак, последний шанс поменять ставки, — торжественным голосом произносит он, обводя всех прищуренным взглядом.       Клинт, сидящий рядом с ним, едва ли не подпрыгивает от нервного возбуждения, равно как и его сын вместе с дочерью, в то время как её мать — единственная, кто была в курсе пола — вместо лица возымела бетонную стену без всякого выражения. Собственно, именно поэтому она отвечала за столь важное знание.       Харли исступленно подрагивал ногой, выглядя крайне сосредоточенным, в то время как Брюс грыз ноготь большого пальца, а Роджерс задумчиво смотрел на собственные руки. Небула откровенно скучала, не понимая ажиотажа и сделав ставку за секунду, а Ракету и Кэрол, у которых — как всегда — были противоположные мнения, поглотил лютый азарт. — Ну, давайте уже, — подначивала бывшая Денверс племянника по браку, держа пустышку в кулаке над стаканом, готовая бросить его в любой момент. — А в чём смысл этого занятия? — монотонно поинтересовалась Небула. — Ты забыла, насколько велики ставки, Черничка? — рявкнул говорящий енот, немного лихорадочно поглядывая то на таблетку, то на Кэрол. — Проигравшая команда будет готовить еду на ближайшие десять праздников. А еды, между прочим, некоторым — не буду называть имён — требуется столько же, сколько нескольким армиям хватило бы на неделю. — Будем надеяться, что Небула сделала верную ставку, — прошептал Питер Клинту. — Иначе придется нам воздержаться от еды на эти десять праздников во избежание часового сидения в ванной комнате.       Бартон загоготал. — Можно уже бросить? — канючили Нейт и Морган, нетерпеливые по натуре.       Питер ещё раз пробежался взглядом по списку и посмотрел на Ванду, что утвердительно кивнула. — А точно один ребёнок? — Точно, Клинт, угомонись. — Ну извините, вопрос в самом деле резонный, — возмутился Бартон. — Я не готов быть свидетелем пришествия в этот мир ещё двух Старков, лучше сразу убейте. Нет, серьезно, вы представляете себе ещё двух ползающих по потолку пауков? Да у меня будет сердечный приступ уже на второй неделе.       Дети прыснули, но Харли задумался с необычно серьёзным видом. — Пожалуй, я поддержу Клинта, — скривился он от собственных слов. — Я не готов к подобному расширению паучьего царства. — По крайне мере, не тебе с ними жить, — усмехнулась Ванда. — Ой, молчи, Тарантелла, — отмахнулся Кинер. — Ты сама на это подписалась, грех теперь жаловаться. — За подобные оскорбления паучьих персон ты скатываешься в списке возможных крёстных отцов, — сказал ему Питер.       Клинт дьявольски засмеялся. — Чем больше пауков, тем лучше. — Именно, дядя Роуди, — со смехом произнёс Старк. — И ты поднимаешься в данном рейтинге. Вся подробная информация будет вывешена за месяц до рождения паучков. — Так всё-таки паучков? — Клинт, угомонись, он шутит. — Итак, на счёт «три», — торжественно произнесла Ванда через пару минут, когда все успокоились. — Раз… Два… — Я не хочу готовить, я не хочу готовить, — бормотал Ракета, зависнув над стаканом. — Три!       Почти одновременно все бросили пустышку в воду, и через мгновение жидкость начала приобретать яркий символичный оттенок.       Голубой цвет всплыл на поверхность.       Клинт ликующе запрыгал вместе со Стивом, Кейт и Питером, пока Ванда ограничилась мега широкой улыбкой, а Небула не повела и бровью.       Остальные проигравшие удручённо застонали от перспективы быть поварами в ближайшие праздники, но всё же поддались общему настроению и радостно поздравляли будущих родителей. — Я же сказала, что будет мальчик, — победоносно заявила Морган, обхватив материнский живот.       Её отец рассмеялся, потрепав по макушке, и наклонился, чтобы лукаво подмигнуть. — Ты маленький предсказатель, Мангуст. В следующий раз обойдёмся без УЗИ. — Так, про следующий раз давай поговорим лет через десять, — хмыкнула Алая Ведьма; Питер широко улыбнулся, прежде чем поддаться немного вперёд, зажимая Морган между их телами, и быстро поцеловать её.       Девочка сморщилась, протянув забавное «Фу!», и вывернулась из их объятий, но перед тем, как отойти к Нейту, уже стащившему кусочек пиццы со стола, обернулась к прижавшимся друг к другу родителям и объявить: — За мою правоту я заслужила дополнительный замороженный сок!

***

      Морган не любила незнакомых людей от слова совсем.       Чтобы понравиться ей, нужно было пройти тщательный контроль, ответить на многочисленные вопросы самой разной квалификации и провести с её семьёй очень много времени. Только тогда был шанс, что она одобрит человека и перестанет подозрительно коситься на него.       Иногда это наталкивало Питера на сомнения в том, всё ли правильно он сделал, не ошибался ли он где-то по пути её воспитания, взрастив её не рядом со сверстниками, а среди группы улучшенных мутантов, отдав её в садик только лишь несколько месяцев назад, потому что были некоторые аспекты асоциальности, которые тревожили его — то, с каким недоверием Морган относится к людям, впервые вошедшим в их жизнь, или длительность её привыкания к ним.       Она была особенно неуверенна рядом с детьми её возраста, предпочитая их обществу более состоявшихся личностей — Нейта, Кейт или кого-то из их друзей; с ними ей было легче, комфортнее, правильнее. Просто Морган не тянула на свой возраст ни по своим умным глазам, ни по осознанному поведению, ни по вдумчивой речи, но этому никто никогда не удивлялся.       В конце концов, семейное древо Морган вдоль и поперёк исчерчено знаменитыми именами, чьи образы постоянно мелькают в телевизоре или книгах про великие достижения науки.       Тем не менее, несмотря на всю свою отчужденность при общении с малознакомыми людьми, девочка на удивление быстро прониклась к помощнику отца, так что, завидев в окне подъезжающую к дому машину, она ринулась вниз по лестнице. — Санта приехал!       Её тёмно-каштановые волосы, собранные в два хвостика, забавно подпрыгивали, когда она неслась в сторону коридора, на ходу громко оповещая родителей о приезде Тима, которые отреагировали на это гораздо более спокойнее.       Ванда, посмотрев на часы, достала ещё две тарелки и столовые приборы, пока Питер жалобно застонал, оторвавшись от планшета, где он до этого просматривал присланные Гарри документы. — Уже поздно утопиться? — сдавленно пробормотал он, с тоской взглянув на полупустую чашу кофе — уже вторую за это утро — и трагично вздохнув.       Его жена хмыкнула, отрезая кусочек от недавно приготовленной лазаньи, которой она, по всей видимости, собиралась накормить его помощника.       Питер услышал далёкое бурчание Хэппи, выгоняющего Тима из машины, и уставился на еду в тарелке. — У меня есть идея. — О, нет. Сколько средств контроля ущерба нам понадобится? — Эй, всё в рамках приличия. — Значит, полномасштабный контроль ущерба. — Вау, я прямо чувствую твою любовь ко мне.       Ванда бросила в него выпавший из керамической формы большой кусок мяса, который он без труда поймал в воздухе, надменно улыбнувшись, как бы говоря «Ха!».       Алая Ведьма возвела глаза к натяжному потолку. — Так что за идея? Как утопиться в кофейной кружке меньше тебя самого в несколько сотен раз? — Нет, как раз и навсегда избавиться от надоедливых Сант. — Доброе утро, Босс, миссис Старк, — невозмутимо произнёс ровный голос из прохода между кухней и коридор. Санта стоял в своём обычном выглаженном и блистательном великолепии, выглядя лишь крайне неудобно из-за Морган, прилипшей к нему и обхватившей его поперёк туловища с радостным писком.       Питер обернулся, отсалютовав помощнику без единого признака смущения, и его жена достаточно ощутимо стукнула его ложкой по затылку, одарив испепеляющим взглядом с чётким сообщением «Не груби!», прежде чем он успел пошутить про окончание доброго утра с приходом живого воплощения занудства. — Доброе утро, Тим, — очаровательно улыбнулась она, как всегда доброжелательна для гостей в их доме, фамилия которых не была Росс. Девушка легко отцепила дочь от мужчины, направив её в главную комнату с просьбой нарисовать что-то для Санты, и теперь подталкивала его к столу, где уже было накрыто две порции. — Проходи, садись. Я приготовила лазанью по новому рецепту, мне нужно твоё честное мнение. — Нам уже пора, миссис Старк, извините, — вежливо отозвался он, упираясь пятками в пол, чтобы не позволить сдвинуть себя с места. Питер фыркнул, наблюдая за его попытками, которые, как он знал по опыту, ничего ему не дадут. — К тому же, я не голоден. — О, это был не вопрос, — мило улыбнулась она с жутким взглядом, обещающим смертную казнь за отказ.       Хэппи бесцеремонно прошёл в кухню, не утруждая себя чем-то таким банальным, как «Доброе утро» или хотя бы «Приветствую», и спокойно уселся за стол, с наслаждением начав запихивать в рот куски лазаньи. — Не отказывайся от бесплатной еды, — посоветовал он Санте, что с кислой миной подошёл к столу, движимый тычками Ванды в спину. — С ним, — он кивнул в сторону Питера, — Мы ещё долго не поедим. — Я не планирую оставаться там надолго. — Ты не планировал это и на заседании Росса по делам несовершеннолетних мутантов. Тебе напомнить, сколько часов я ждал тебя за пределами конференц-зала?       Питер промычал, делая глоток уже подостывшего кофе, внутренне содрогаясь от неприятных воспоминаний.       Подгоняемый назойливым Сантой, он быстро захватил с собой официальный костюм и запихал в карман джинсов пару протеиновых батончиков, пока Хэппи с дьявольской усмешкой наблюдал за тем, как Тим пытается стать невзрачным растением, чтобы Морган потеряла к нему интерес, и нахваливал приготовленное Вандой блюдо в самых красочных выражениях. — Я думал, ты вообще не знаешь, что такое комплименты, — удивлённо изрёк Питер, когда Хоган назвал лазанью лучшим, что он пробовал в этой жизни. — Оказывается, они просто не распространяются на меня. — Твоя жена нравится мне больше. Так и знай. — Естественно, она же платит тебе на стороне, чтобы ты следил за мной во время её отсутствия.       Хэппи пожал плечами, ничуть не пристыженный этим, и даже не отрицая сей факт.       Санта отбился от чрезмерно энергичной в то утро Морган вынужденным обещанием как-нибудь приехать с ней поиграть и неловко похлопал её по голове, когда девочка на прощание вновь едва ли не задушила его в объятиях. Однако даже при этом он оставался внешне невозмутим и вышколен, нервно отдёрнув и сгладив невидимые складки, когда ребёнок отцепился от него, вместо этого надувшись, прижавшись к матери, из-за очередного отъезда отца.       Чем старше становилась Морган, тем сложнее было объяснить ей его постоянное отсутствие, сумасшедший график работы и бесконечные миссии. Она знала, что её отец — супергерой, но детский мозг пока отказывался принимать концепцию того, что наряду с таким видом деятельности в ногу шагает странное расписание.       Если раньше её можно было отвлечь, уложив спать или заняв новой игрушкой, а время для неё было слишком пространственной и непонятной величиной, чтобы она различала пятнадцать минут и десять часов, то сейчас всё стало гораздо сложнее.       Теперь каждый раз, когда Питер уезжал на очередную конференцию или его вызывали на новую миссию без всяческих рамок присутствия за сотни тысяч километров от их дома, он натыкался на большие грустные глаза, а иногда и проходил через истерики, выходя из коттеджа под душераздирающие всхлипывания.       Он не хотел быть тем отцом, что откупается дорогими подарками и совершенно не участвует в жизни ребёнка, возлагая всё это на жену, но возможности отказаться от этого не предоставлялось. Миру как никогда нужен был Человек-Паук и не просто как тот, кто руководит где-то за пуленепробиваемыми стенами штаб-квартир, а тот, кто показывает пример едва ли набравшемуся составу МОМ.       Однако решение по нормированию своего графика всё же было принято, и Санта уже искал среди сотрудников человека, которого можно было посадить на должность Генерального Директора Старк-Индастриз вместо Питера, как это однажды сделал Тони. Питер любил брать всё на себя, и он знал, что может это вывезти, прекрасно маневрируя между этой должностью, внештатным главным изобретателем компании и МОМ, но ценой такого безумного вальса была бы его семья, разваливающаяся из-за его постоянного нахождения где угодно, только не дома.       А такую цену он не был готов заплатить. — Ты скоро вернёшься? — как всегда спросила Морган, когда Питер чмокнул её в макушку и поднял с пола небольшой рюкзак, куда Ванда насильно запихала контейнеры с едой и термос с кофе. — Быстрее, чем ты узнаешь. — Ты всегда так говоришь, — вздохнула она, глядя на него с тоской и каким-то разочарованием, кажущимися неуместными на столь детском личике.       Игривая улыбка Питера дрогнула, и он поджал губы.       Вот она жизнь героя, которую все восхваляют, горько подумал он. Разочарование близких и невозможность быть рядом в большинстве случаев.       Он присел на корточки, подтягивая к себе девочку. Та сопротивлялась от силы пару секунд, а после сдалась, обхватив его шею с таким видом, словно делала одолжение. — Завтра я отключу телефон, и мы проведём целый день вместе, — таинственно прошептал он, дёрнув её за правый хвостик. — Завтра у вас встреча с инвесторами, Босс, — вмешался Санта, и огонёк счастья в глазах Морган померк так же быстро, как и появился. — Перенеси на послезавтра, — без раздумий приказал ему Питер. — Вы откладываете эту встречу уже третий раз. — Подождут. Нас с Мангустом ждут уточки в парке и зорбинг.       Лицо Морган просветлело, и она величественно показала Санте язык. Проходящий мимо них Хэппи тихо пробурчал: «Что отец, что дочь» под лёгкий смех Ванды. — Обещаешь? — девочка вытянула маленький мизинец, что был в три, если не в четыре раза меньше его, и протянула ему с вызовом. — Обещаю-обещаю, — торжественно заключил он, скрепляя клятву. — Целое двойное обещание. А двойное обещание нарушить невозможно.       Поездка в студию заняла примерно полтора часа, во время которых Питер успел и вздремнуть, и послушать очередные препирательства Хэппи и Санты, любивших поспорить друг с другом на самые разные темы.       Небольшое чувство дежавю захватило его, когда он взглянул на лежащий на соседнем сиденье портплед, под которым скрывался его костюм. Когда-то давно точно так же он ехал на своё самое первое интервью, где ему предстояло не просто стоять позади Тони и Пеппер, а выступать самому, не выдавая дикое волнение и ужас от происходящего.       Это было через неделю после похорон, когда он только-только вступил в должность, и ему нужно было тщательно скрывать то, как скорбь подкосила его, как он разваливался по частям. Ему нужно было показать, что, несмотря ни на что, он не упал, хотя, по сути, валялся где-то на самом дне, просто успешно скрывал это; что ещё есть шанс зажить нормальной жизнью, врать людям прямо в лицо, что всё наладится, словно он чёртов политик.       Интервьюер, назойливый мужчина сорока лет, задавал неудобные вопросы о его родителях, не стесняясь никаких вопросов, а Питер прятал отсутствие ответа за внезапной необходимостью выпить воду в стакане перед ним, обдумывая, что бы сказать на это, прятал дрожь собственных пальцев, вцепившись им в пластик.       Он думал, что будет нервничать, заикаться, путать слова от волнения, но единственное, что он ощущал, была усталость. Усталость от жизни, от потерь, от повторяющихся похорон.       А вопросы всё шли и шли, и того человека не волновала его бледность или синяки под глазами, которые не спрятали даже пять слоёв консилера.       С тех пор Питер побывал на многих интервью — его работа и положение требовали этого, но он так и не сумел полюбить эту её часть, как никогда не полюбит пристальное внимание к его персоне и его семье, но приглашение в студию к одному из самых престижных журналистов было слишком важным, чтобы отказаться. — Она наверняка спросит про мистера Осборна, постарайтесь свести ответ к нейтральным отношениям, можно добавить пару намеков на дружбу, но не более того, — пристал к нему за полчаса до прибытия Санта, инструктируя о том, как отвечать на тот или иной вопрос. — Мы не можем быть осведомлены обо всём, что происходит в стенах их здания, так что будет лучше, если нас не втянут ни в какой конфликт в случае чего. — Навряд ли Гарри планирует захват мира путём создания пауков-гигантов в своих подземных лабораториях.       Санта пропустил его замечание мимо ушей. — Тему войны с Таносом и причину поражения Мстителей лучше не поднимать — не стоит лишний раз распалять общество. Можете объявить о проведении ежегодного благотворительного бала под рождество и увеличении его спонсирования. Также…       Питер закатил глаза, отвернувшись к окну, и пытаясь абстрагироваться от нудного разговора, на который его помощник обрекал его уже в четвёртый раз за последнюю неделю.       Хэппи не выдержал первым, попросив Старка заткнуть свою «правую руку» своим обычным ворчливым тоном. — Вам следует уважительнее обращаться к своему работодателю, — заметил Тим, с укором взглянув на человека за рулём.       Питер не сдержал фырканье, когда Хэппи взглянул на гавкнувшего так, будто тот в миг обернулся зелёным человечком. — И как, по-твоему, мне его называть? — Сэр или Босс, Мистер Старк — что угодно из этого. Вы слишком пренебрегаете общепринятыми правилами профессионального общения, мистер Хоган. — Да ни за что в жизни я не назову его Боссом. Я лучше проглочу ту подгоревшую ересь, которую Кинер называет завтраком.       Они подъехали под их возобновившиеся споры, и не успел Питер опомниться, как через два часа он стоял возле одного из операторов, пока одна из девушек-гримёров ещё раз сбрызгивала его отросшие волосы лаком, а Санта устанавливал ему коммуникатор, в который он, в случае чего, мог что-то подсказать.       Студия была шикарна — с этим не поспоришь. В прицеле камер была бежевая кирпичная стена с несколькими внутренними полками, украшенными маленькими кактусами, наградами и эстетичными книгами, а в центре стояли два кресла, немного скошенные вбок, находящиеся на расстоянии друг от друга и отделенные небольшим столиком. Свет был тусклый, что создавало уютную атмосферу, а на одном из кресел, тёмно-бордовом, уже сидела Дженнифер Пеннингтон, известная в Соединённых Штатах Америки и всей Европе тем, что приглашала к себе самых знаменитых людей.       Это была ухоженная женщина с голливудской улыбкой и всепроникающим бездонным взглядом серых глаз. Ей было сорок шесть, но она определенно не выглядела на свой возраст — возрастные морщины едва виднелись, а свежий макияж украшал естественность. Светлые короткие волосы были зачёсаны назад, за тёмную выглаженную блузку цеплялся маленький микрофон; сама она сидела с великолепной осанкой, вытянув руки на колени и ожидая команды.       Надпись «В гостях у Дженнифер» загорелась незадолго до включения камеры, и выверенная улыбка скользнула по её лицу, когда она начала свою разработанную речь, оглашая предисловие.       На главной стене начался показ его собственных фотографий, и Питер не заметил, как задержал дыхание, когда вместе с кадрами с конференций в Белом Доме стали транслировать изображение его и Тони возле скал в Малибу, разодетых в самую обычную повседневную одежду с идентичными ухмылками, обращёнными к Пеппер по другую сторону экрана.       Тем не менее, он быстро собрался, когда прозвучало его полное имя, и ступил в прицел камер, проходя прямо по направлению к другому креслу.       Он кратко обнял Дженнифер с максимальной любезностью и уселся, небрежно поправив пиджак, следя за тем, чтобы не задеть собственный микрофон. — Мистер Старк, спасибо, что приняли наше приглашение. Это огромная честь. — Бросьте, просто Питер, — ослепительно улыбнулся он улыбкой, предназначающейся для всех журналистов. — Я же всё-таки гость; это я должен быть формальным. — Хорошо, в таком случае, просто Дженни.       Раньше никто бы не заставил Питера, сейчас же он лишь улыбнулся ещё шире, и широко развёл руки, приветствуя публику, что наблюдала за ними в прямом эфире.       Умные глаза женщины пристально следили за ним, и её взгляд был тем же взглядом, каким на него смотрели все, кто был когда-либо лично знаком с Тони — изучающим, подмечающим то, как Питер использует его жесты и говорит его словами, мысленно сравнивающим их двоих. — Что ж, я правда благодарю тебя, что ты пришёл сюда несмотря на очевидную занятость, и буквально обеспечил нам хорошую зарплату, потому что, как ты сам, скорее всего, уже знаешь, к трансляции за несколько часов присоединились миллионы людей, как только стало известно, кто станет нашим гостем сегодня.       Она профессионально рассмеялась, и Питер важно кивнул с безмятежным выражением лица, сделав небольшой сидячий поклон со смешным «Всё для вас!».       Он не стал врать, что сделал это из каких-то добрых побуждений, просто первое, что вдолбила ему мать о СМИ и всей этой ерунде, что лучше уж ты сам будешь идти на контакт и выкладывать факты, чем они будут следить за тобой и раздувать их, неверно что-то поняв.       Однако журналист напротив него не славился отсутствием мозгов. Это была мудрая состоятельная женщина, и она прекрасно знала его мотивы, но сейчас они с ней — актёры, играющие на публику. У них обоих были чётко установленные границы и определённые правила поведения, которые они должны были соблюдать, так что они играли в эту игру, лавируя между правильными вопросами и ответами. — Поверьте, для меня было такой же честью получить это приглашение, потому что ваше шоу — бомба. Мой любимый выпуск с Илоном Маском, кстати. …Потому что это был буквально единственный выпуск, который он посмотрел.       Поправка: который Санта заставил его посмотреть ещё в машине, чтобы у Старка было общее представление об этой процессии. — Я не удивлена. Хорошо, давай приступим к вопросам. — Окей, я готов, — торжественно сказал Питер, вновь поправив пиджак и сцепив пальцы рук, опёршись локтями о подлокотники кресел, устроившись поудобнее. — Итак, как ты понимаешь, ты очень волнуешь людей не только, как супергерой, но и как человек, поэтому касательно твоей личной жизни в последнее время было много шума. Как стало известно, вы с Вандой Максимофф, иначе известной как Алая Ведьма, сыграли тайную свадьбу, о чём все узнали только после того, как пиар-компания Мстителей выложила вашу фотографию, и, надо сказать, это был полнейший ажиотаж и многим интересны подробности того, как ты всё-таки решился жениться на самой смертоносной женщине мира. — Насчёт смертоносной… Это вы верно подметили. Буквально вчера меня чуть не убили за то, что все белые вещи немного… поменяли свой цвет на розовый. — Ты закинул белые вещи с цветными? — понимающе кивнула Дженнифер, поддерживая непринуждённую беседу. Так начинались все интервью — от малого и лёгкого они шли к очень каверзным вопросам, раскрепощая человека и затягивая в тупик лабиринта. — В свою защиту скажу, что я делал это в семь утра. Есть вообще люди, которые функционируют в семь утра на уровне повыше «дай мне кофе, пока я не вляпался во все дверные косяки»? — Да, у меня таких двое — оба ещё ходят пешком под стол. — Детей я не считаю. Серьёзно, они — отдельная категория; иногда мне кажется, что они не люди. Моя дочь на днях переела конфет — мы с женой не уследили — и… я обнаружил её, сидящей на шкафу. Как она туда вскарабкалась до сих пор остаётся загадкой.       Блондинка засмеялась приятным, негромким смехом — тем, что был принят в обществе как необходимая норма, и глаза её заблестели, когда она зацепилась за необходимые слова. — К слову о детях. Очень много… предположений возникло, когда в сети распространились фотографии вас с Вандой, — краем глаза Питер заметил, как на экране засветились свадебные фотографии, — по поводу того, что вы с женой ждёте ребёнка. Ты можешь подтвердить или опровергнуть это?       Голос Санты, разрешающий подобное, раздался в коммуникаторе. — Да, теперь я могу сделать чистосердечное признание, — хмыкнул Питер. — Мы действительно в режиме ожидания.       Люди второго плана за спинами операторов одобрительно зашумели, создавая эффект аплодисментов, и Старк послал знак мира. — Я Вас поздравляю, — искренне сказала журналистка с первой настоящей эмоцией. — Серьёзно, вы заслужили это.       Она отпустила пару явно отрепетированных, судя по реакции, шуточек о супергеройском декрете и перевернула карточки, что лежали у неё на коленях. — Итак, личные вопросы на этом ещё не закончились, у нас остался ещё один пункт. Морган Старк. — Да, — кивнул Питер с явным посылом к продолжению. — Вы с женой действительно удочерили её? — Да, мы действительно пошли на это. Скажу сразу, что это было полностью обдуманное решение. Идея принадлежала моей жене, и я согласился с ней. Я опекун Морган вот уже более трёх лет, и сейчас я делаю всё то же самое, что и раньше, но всё же есть существенное отличие между опекунством и удочерением. Я тот человек, который рос без родителей большую часть школьного возраста, поэтому прекрасно знаю, каково это — слушать, как твои одноклассники говорят о проведённых с родителями выходными где-то за городом, в то время как всё, что ты можешь рассказать, это… — Питер неопределённо всплеснул руками. — Сюжет очередного дрянного телешоу, просмотренного с тётей, когда она, наконец, нашла свободный часок. Не поймите меня неправильно, я очень любил и люблю своих дядю и тётю, они вырастили меня, приняли, когда не стало моих биологических родителей, но именно усыновление Тони и Пеппер стало… — Опорой. — Да, именно. Они стали моей опорой, моей поддержкой. Я стал таким, какой я есть, благодаря им; я сижу здесь только благодаря им, но главное даже не это. Самое важное, что они мне дали, это возможность думать о ком-то, как о маме и папе, знать, что тебя ждут дома, что ты не одинок, что тебя накормят и обнимут, что, возникни какая-нибудь сложность, они будут рядом и помогут. Я знаю, как это необходимо для ребёнка, как это важно — иметь подобную константу.       Дженни кивала; в зале помимо его голоса раздавалось лишь тихое дыхание работников, и даже прежде болтающие визажисты перестали шептаться, слушая с придыханием. — Я не забираю все награды себе, — продолжил Старк. — Когда Морган станет старше, мы более подробно обсудим с ней эту сложную семейную систему, но… — Ты чувствуешь себя отцом? — Да, — выдохнул он и с удивлением обнаружил, что это было приятно — выговориться. Прежде он ни с кем об этом не говорил, предпочитая навешать ярлык на удочерение Морган «Необходимость», хотя дело по большей части было в другом. — Иначе и быть не могло. Я… присутствовал, когда она родилась, и взял её первым после мамы и это немного иронично, потому что именно у меня на руках она открыла глаза. Я был первым, кого она увидела в этой жизни. Я так боялся уронить её, что-нибудь сломать, потому что она была такой крохотной и хрупкой, что я едва ли не трясся от переживаний, но стоило ей взглянуть на меня, как меня будто привязало к ней. Удивительно, как дети способны сделать это со взрослыми — буквально повесить звёзды на небе одним лишь своим существованием.       Улыбка женщины была ностальгической, и Питер знал, что она думает о собственных детях. — Но дело даже не в этом. Просто в какой-то момент, когда ты выбрасываешь тысячный подгузник, когда ты не спишь четвёртую ночь или вместе с ней мучаешься от зубной боли, когда придерживаешь её за руки, уча ходить, и плачешь вместе с ней над разбитой коленкой, ты понимаешь, что отношения зашли за рамки «брат и сестра». Я строил с ней замки, купал её, читал ей сказки на ночь, придумывал новые, когда эти сказки кончались, лежал с ней в больничных палатах, и это просто произошло, понимаешь? Я стал главной мужской фигурой в её жизни, и она чувствовала это, она назвала меня папой, и что я мог сделать? Оборвать это, лишить её такой возможности, заставить называть по имени? Я провел с ней треть десятилетия; треть десятилетия она является моей главной заботой, вся моя жизнь вращается вокруг неё, и Морган — первое, о чём я думаю, когда принимаю судьбоносные решения. Так как я мог не почувствовать, что она — мой ребёнок? Ты не можешь просто щёлкнуть пальцами и перестать ощущать родительскую привязанность. — Это очень похвально и достойно уважения, — ответила Дженнифер. — Мы сейчас живём в мире, который нуждается в подобных действиях. Ты далеко не первый, кто за эти три с половиной года оформил родительство над братьями и сёстрами, и в этом нет ничего монументально странного. Мы вынуждены приспосабливаться и хорошо, когда это получается. Просто от тебя, быть может, мы этого ожидали, но многие были удивлены насчёт согласия — даже инициации — Ванды.       Фотографии на экране вновь сменились — теперь там мелькали недавно выставленные в инстаграме изображения Ванды и Морган, одетых в одинаковые кигуруми.       Питер усмехнулся. — Она тоже сменила свою долю подгузников. — Вы оставили Морган прежнюю фамилию? — Да, прежняя фамилия остаётся, просто теперь она имеет вторую — собственно, Максимофф — которую мы не используем, но она имеет место быть. — Морган Мэй Старк-Максимофф? — Да, совершенно верно, — улыбнулся Питер. — Мило, — просто сказала Пеннингтон и кратко взглянула на следующую карточку. — Хорошо, переходим на вопросы о Старк Индастриз. Ходят слухи, что вы начали сотрудничать с Оскорпом, в частности, с Гарри Осборном. Всем известна вражда ваших отцов. — Ключевое слово — наших отцов. Мы не они, хотя, бесспорно, очень их напоминаем, но знаете, я придерживаюсь мнения — и Гарри со мной согласен — что последующие поколения должны выносить уроки из ошибок предыдущего. Наши компании имеют абсолютно непохожую юрисдикцию, его уходит в химию и изучение живого мира, моя же сертифицируется на технологиях будущего, так что конкуренция по сути бессмысленна. Мы как дятел и волк, чьи потребности пересекаются только в области проживания, и я не вижу никаких причин вести с ним какую-либо форму войны.       Санта одобрительно промычал в коммуникаторе на его обдуманный ответ, к которому Питер готовился.       Дженнифер чуть наклонила голову — признак того, что следующий вопрос будет уже несанкционирован и проявлением чистого любопытства во благо продолжения раскованности и небрежности интервью. — Вы давно знакомы? — С пятнадцати лет, как только я попал в сферу детей богатых родителей, и мы были вынуждены ходить на одни и те же мероприятия. Познакомились мы на аукционе и вели вполне себе неплохой диалог, пока наши отцы не оттащили нас друг от друга.       В зале послышались тихие смешки. — На самом деле, в этом нет ничего смешного, потому что мы упустили годы возможностей как-то улучшить мир, улучшить качество жизни населения. Сейчас мы, Старк Индастриз и Оскорп, работают вместе над протезами будущего, пытаясь воплотить мечту о доступных всем умных технологичных протезов, и наши с ним разные сферы деятельности очень помогают с этим. Он лучше понимает внутреннее устройство нервов, я — вопросы техногенного качества, с нами работает целая команда учёных из МОМ, а также некоторые заслуженные врачи. — Но вы друзья?       Санта на ухо подсказывал понизить планку. — Уф, не знаю, на счёт друзей, но мы хорошие приятели. Мы не болтаем часами за чашкой кофе в субботний вечер, но знаем достаточно о самых важных событиях друг друга. — Он был на твоей свадьбе?       Питер покачал головой, придавая лицу небрежное выражение. — Нет, по некоторым обстоятельствам он за неделю позвонил и объяснился, но лично поздравил нас после. — Хорошо, — очередная карточка переместилась вниз колоды. — В последнее время инстаграм-страничка Мстителей всё время пополняется, хотя раньше подобной активности не замечалось.       Питер искусно сделал вид, что думает над ответом, небрежно хрустнув пальцами. — Одним из условий соглашений было сближение с общественностью, поэтому наша пиар-команда следит за тем, чтобы мы как можно чаще показывались в социальных сетях, – медленно произнёс он. — У нас у каждого есть свои собственные аккаунты, но понятное дело, что мы не так часто что-то там выставляем. Я не любитель фотографировать и накладывать свет, резкость и что там ещё есть? Нам легче положиться на специально обученных людей, хотя это всё равно странно, когда по твоему дому ходит съёмочная команда и снимает, как вы играете в монополию, особенно учитывая, как сильно мы конкурентно способны и запросто можем увлечься этим. — Когда ты так говоришь, это действительно немного… странно, — согласилась женщина, поморщившись. — Однако от лица целевой аудитории могу признаться, что очень интересно следить за Мстителями, ведущими себя как обычными людьми.       Питер чуть повернулся, чтобы посмотреть на фотографии с различными моментами в гостиной Мстителей.       Конечно, никто ни за что не признается, что эта гостиная полностью подставная, потому что настоящая гостиная в Башне, где они и тусовались большую часть времени, слишком грязная, чтобы представать перед лицами зрителей. У них была отдельная эстетичная и чистая комната специально для дней, когда они знали, что к ним придет пиар-команда, но в обычное время они никогда там не сидели. — Можно ещё один личный вопрос? — внезапно спросила Дженнифер, и Питер позволил удивлению вырваться на поверхность, ослабляя контроль над эмоциями. Зрителям не нравилось, когда знаменитости были слишком закрыты и властны над тем, что чувствуют. Они любили бурю ощущений, факты, информацию, они любили смотреть на людей, а не на неприступные крепости, показывающие то, что хотят показать. — Это вне программы, просто мне действительно стало интересно. С кем из команды ты общаешься больше всего? Помимо своей жены, конечно.       Питер нервно рассмеялся. — Это уже сложнее, — признался он, потирая подбородок и действительно задумавшись. — Вы должны понимать, что мы далеко не просто команда. Когда проходишь через то, что прошли мы, невозможно не стать семьёй, и каждый Мститель — это мой брат или сестра, именно так я их воспринимаю. За исключением Роуди, он всё-таки мой дядя. — Но должен же быть кто-то, кто чуть поближе? — не отступала женщина, выглядя по-настоящему заинтересованной. — Ну, если так подумать, то чаще всего я общаюсь с Чёрной Вдовой. Просто так сложилось, что нас часто ставят в пару на очередную миссию, к тому же, после смерти моего отца она по большей части стала моим наставником. Я был мальчишкой и сражался, основываясь на инстинктах, а Наташа… Наташу это не устраивало. Вы не представляете, сколько синяков у мен осталось от её бесчисленных ударов, но сейчас я понимаю, что она хотела как лучше и, честно сказать, это того стоило, потому что почти все навыки, которые я приобрёл, всё это дала мне она. — Пауки держатся вместе? — улыбнулась Дженнифер, и Питер развёл руки в сторону. — Именно так.       Женщина вновь зацепилась за поднятую тему. — Говоря о пауках, никто так и не получил никаких комментариев три года назад, когда Человек-Паук из супергероя Квинса превратился в Мстителя. Легко было расстаться с ролью дружелюбного соседа и стать парламентарием? — Нет, конечно, нет, это означало полный переворот и абсолютное отсутствие частной жизни. Иногда я даже не могу спокойно сходить с дочерью в парк, потому что люди едва ли не набрасываются, чтобы заполучить автограф. А насчёт дружелюбного соседа…       Питер замялся, думая над тем, как преподнести следующие мысли.       Глаза Дженнифер смотрели на него, как ястреб на бедного воробья, впитывая каждое слово. — Я считаю, это важно, чтобы Мстители защищали мир не только от мировых угроз, ведь не они одни несут разрушительный характер, — продолжил Старк. — Да, из-за них умирает много людей, но если посчитать, сколько потерь понёс наш город всего лишь за год из-за ограблений, случайных перестрелок в подворотнях и пожаров, то цифры будут ничуть не меньше, если не больше. Однако нас мало, и мы при всём желании не можем разбираться со всеми проблемами: мы тоже люди, у нас тоже есть работа, семьи и потребности, поэтому одной из основных задачей МОМ было обеспечить возможность создания специальных пунктов, отвечающих за незаметные патрули, мы обучаем сотни мужчин и женщин, и да, у них нет сверхъестественной силы или улучшенного слуха, но мне кажется, что не это определяет супергероя. Иметь суперсилу легко, ничего не стоит отдаться на опыты и изменить свой генотип, гораздо сложнее — использовать это на благо других, помогать тем, кто слабее, менять мир к лучшему. — С большой силой приходит большая ответственность? — подсказала она его самую знаменитую фразу. — Прямо в точку.       Из зала послушались аплодисменты, и он знал, что интервью подходит к концу.       Это не могло его не радовать. — Хорошо, и вопрос напоследок, — произнесла блондинка, складывая карточки в стопку, очевидно, прекрасно зная, какой должен быть вопрос. Последний всегда был самым каверзным, и Питер мысленно готовился быстро соображать. — Многие фанаты хотят узнать, вернётся ли Тор когда-нибудь в команду?       При всей своей организованности, Санта забыл сказать ему, что отвечать на это, да и сам Питер почему-то не подумал о нём.       Это не входило в их планы, и парень практически чувствовал, как помощник в его коммуникаторе быстро соображал. — Не комментируй, — несколько раз повторил он ему в ухо.       Однако не комментировать было равноценно подогреву интереса. Одной фразой «Я воздержусь от комментариев» Питер выложил бы на блюдечке, что у Мстителей не всё под контролем.       Дженнифер в ожидании глядела прямо на него. — Тор всё ещё, — начал парень. Громкое повторное «Уйди от ответа» вновь раздалось в коммуникаторе, и Питер подавил желание раздраженно цокнуть. — Тор всё ещё является частью нашей команды, и его имя вписано в Соглашения, однако по личным причинам он не вернулся и не поставил подпись, так что пока что его участие в возможных катаклизмах под большим вопросам, но я верю, что, если он нам понадобится, если мы будем нуждаться в нём, он обязательно поможет.       Он обаятельно улыбнулся, всем своим видом показывая, что большего они от него не добьются, и Пеннингтон, окинув его внимательным взглядом, поняла намёк, выдав точно такую же мастерскую улыбку, вставая с кресла — это было негласное завершение интервью, и Питер, внутри едва ли не прыгая от счастья из-за окончания пытки, сделал то же самое.       Хэппи похлопал его по спине, когда он вышел из поля зрения камер, и Санта одобрительно кивнул, тут же уйдя, чтобы обсудить последние детали с директором. — Ещё раз спасибо, что согласились прийти, — напоследок подошла к нему Дженнифер. Её улыбка была гораздо слабее, а руки болтались по бокам, так что образ изящного харизматичного робота, каким она была в кадре, пропал, однако они вновь негласно перешли на формальности — привычное дело после завершения игры. — Ваше появление действительно хорошо скажется на нашем статусе.       Питер благосклонно кивнул. — Не за что. Я ожидаю, что вы сделаете щедрое пожертвование на благотворительном вечере. — Не волнуйтесь, мистер Старк. Я уже расчистила свой график ради этого дня. Хочется посмотреть, как хорошо ваша жена справляется с ролью организатора. — Поверьте, она прекрасно выполнит поставленную задачу.       Они улыбнулись друг другу расчётливой улыбкой, и, немного свысока взглянув на Хэппи, развернулась на каблуках и ушла. — Жуткая женщина, — пробормотал Хоган, напрягшийся в тот самый момент, когда Пеннингтон бросила явный подкол в адрес Ванды. Не серьёзный, но достаточно понятливый, говорящий о том, что мир следит за новой миссис Старк.       Питер пожал плечами, ничуть не удивленный.       Такова была их жизнь — в кадре они казались едва ли не друзьями, а выйдя из-под её мушки держались холодно и отстранённо. Они не ненавидели друг друга, ибо знали недостаточно хорошо, придерживались формальностей и вежливости, не заходя за границы. На этом и базировалось высшее общество, и именно из-за этого Тони всегда ненавидел эти вечера, балы и конференции, где нужна было улыбаться, кивать и льстить, слыша то же самое в ответ.       Такими были не все, но Питер всё же встречался с этим достаточно часто, чтобы выработать к этому иммунитет и не обращать внимание. — Но ты молодец, — сказал Хэппи, вновь хлопнув куда-то в район плеча и заозирался по сторонам, ища Санту, чтобы поскорее уехать оттуда.       На улице уже темно, и движение на дороге немного бешеное — все торопятся домой после тяжелого дня, и Питер с наслаждением смотрит первую четверть пути в окно, наблюдая за мелькающими вывесками гигантских таблоидов, приметив на нескольких из них собственное лицо.       Хэппи и Санта не спорят, точно так же уставшие от беготни и нервотрёпки в студии, чтобы иметь силы вновь начать прежний конфликт, соревнуясь за звание того, кто лучше разбирается в семейке Аддамс; первый внимательно следит за дорогой, иногда вслух сквозь зубы рыча на неумелых водителей, а второй просматривает документы Старк Индастриз, изредка поворачиваясь к Питеру, чтобы о чём-то напомнить.       Сам парень оставшуюся часть дороги работает на планшете, заканчивая голографические наброски новой линейки техники, выпуск которой запланирован через месяц, и пытается освободить завтрашний день.       Дом зазывает своим светом с первого этажа, и Питер видит Морган ещё до того, как зайдёт во внутрь — та сидит возле окна, маша ему обеими руками с широчайшей улыбкой и открывает ему дверь, бросаясь в объятия и заползая наверх, как маленькая обезьянка. Он бы соврал, сказав, что его сердце не таяло всякий раз, как она вот так вот встречала его, заставляя помнить о том, что его всегда ждут дома. Что, чтобы он ни сделал, кем бы он ни был, переступая порог этого коттеджа, он становился лишь отцом и мужем.       Питер легко подбросил её в воздух, отбрасывая подальше дорожную сумку. — Чем занималась сегодня, Моргуна? Устроила чаепитие для Ари и Кида?       Названный лис с лёгким жужжанием подкрался ближе, почти бережно держа в зубах Арагога. Он склонил голову, анализируя взаимодействие Создателя и своей хозяйки.       Морган со смешком отстранилась, вцепившись в его руку и подтягивая отца ближе к столовой. — Неа, чаепитие — это слишком скучно. Мы варили зелье бессмертие. — Вау. А зачем тебе зелье бессмертия? — Чтобы вы с мамой жили вечно и никогда нас не оставили, — невинно сказала она, даже не подозревая, что эти слова были сравнимы с ломом, опускающим на грудь лежачего человека.       Зашедший в дом Санта с портпледом спас его от необходимости выдавливать улыбку, и Морган в одно мгновение переключилась с отца на его помощника. — Санта! — радостно закричала она, как будто не видела его с утра, но не сделала попыток двинуться к нему, вместо этого снова прислонившись к отцу. — Ты останешься на ужин? — Извините, маленькая мисс, — мужчина склонил голову с деланным почтением, кивнув своему Боссу. — Как-нибудь в другой раз. Доброй ночи, мистер Старк. Я перенесу встречу на послезавтра. — Лучше ещё на день. Я вспомнил про ещё одно неотложное дело.       Санта выгнул бровь, но ни о чём не спросил, за что Старк был ему благодарен, и удалился, перед этим вынужденный принять два пластиковых контейнера с ужином для него и Хэппи из рук вышедшей в коридор Ванды. — Что за дело? — с подлинным любопытством спросила она его, когда остались только они трое.       Её волосы были собраны в небрежный пучок, а на щеке был след от какого-то соуса, когда она подошла ближе, чтобы целомудренно поцеловать его в уголок губ. — Потом, — просто сказал он, слегка постучав по её растущему животу сквозь футболку и почувствовав едва заметный приветственный толчок.       Морган поскакала в столовую, напевая про себя песню из «Рапунцель» и вслух предвкушая картофельный салат.       Ужин был её любимой частью дня: её мама, наконец, откладывала свои дела по каким-то организационным вопросам, связанным с благотворительным фондом, а отец возвращался домой, с интересом слушая о том, что она делала в течение суток. Это был момент, когда она могла уломать родителей на долгий сеанс мультиков или убедить поиграть с ней после приёма пищи.       Так было и в этот раз.       Питер медленно пережёвывал мясо, кивая и восторгаясь в нужных местах, когда Морган с некоторым явным преувеличением пересказывала о своих приключениях на заднем дворе, а Ванда вставляла игривые комментарии обо всей грязи, которую она умудрилась собрать тем самым, и, отправив жену присесть на диван и выбрать, что они будут смотреть, мыл грязную посуду, подавая её дочери, чтобы та вытирала сухим полотенцем, одновременно разговаривая по 3D-голограмме с Наташей и влезшей в экран Кейт.       Он потратил остаток вечера, строя форт из одеял под смех своей жены, не участвующей в этом, но наслаждающейся просмотром сея действия с банкой мороженого в руках, удобно устроившись в кресле, и в сто тысячный раз просматривая вторую часть «Холодное сердце», но у него бы не повернулся язык пожаловаться на это.       Он был дома, у него была семья и в кои-то веки всё было хорошо. Мирное небо над головой и прекрасное будущее, ожидающее его впереди.       Всё было хорошо, но кое-чего не хватало. Кое-что он не сделал, и эти мысли занимали его, делая слегка рассеянным и отстранённым, когда он поправлял одеяло Морган и располагал рядом с ней любимую игрушку. — Ну всё, шаурма, пора спать, — завернув её, как мясо в лаваш, он щёлкнул девочку по носу.       Она хихикнула, стойко пытаясь не закрыть глаза. — Ты завтра правда никуда не уедешь? — Я же обещал. Двойное обещание, помнишь?       Морган мурлыкнула в ответ, чуть ёрзая и устраиваясь поудобнее. — Спокойной ночи, — пробормотал он, целуя в лоб и приглаживая одеяло, проделывая то же самое с её игрушкой. — Пусть тебе приснится родео мангустов. — Ты самый лучший папа на свете, — проурчала девочка, закрывая глаза.       Питер мог поклясться, что его сердце на секунду остановилось, как было всегда, когда Морган говорила ему это.       Он открыл рот, чтобы ответить, но не смог найти слов. В конце концов, что он мог сказать, чтобы ребёнок понял весомость этого заявления? Чтобы ребёнок знал, как сильно это поражало всякий раз, потому что он знал — знал, что совершал ошибки и, вероятно, будет делать это еще много лет, но он хотел добиться большего. Он хотел быть лучше, и всем этим он был обязан ей.       Поэтому он просто провёл ладонью по её щеке и тихо сказал в пустоту: — Люблю тебя, bambino.       Питер надеялся, что это передало хотя бы каплю той абсолютной любви, какую он испытывал к ней, что итальянское прозвище, которым его называл Тони, а его — его собственная мать, когда-нибудь, в минуты сомнений, страха и печали, напомнит ей о его любви.       Он хотел быть лучшим человеком, хотел оправдать ожидания и делать хорошие вещи, и именно это желание движило им, когда он попросил Пятницу набрать номер, который уже давно улетел в самый конец списка вызовов.       Хриплый от ничем неприкрытого удивления голос раздался в трубке. — Питер? Что-то случилось? — Тор случился. Тебе не кажется, что пора вернуть нашу заблудшую небесную овечку?       Несколько секунд длилось молчание, прежде чем он услышал затвердевающий с каждым сказанным словом голос человека, в котором прямо сейчас он очень нуждался, несмотря на все их распри. — Когда? — Через день, — быстро произнёс он и прежде, чем Стив успел спросить очевидное, добавил: — Не могу завтра. Морган зарезервировала этот день для себя. — Хорошо. Буду на заднем дворе в девять утра. Мне… — Нат и Бартона. — Понял.       Палец Питера нажал на «отбой» на умных, спроектированных им самим часам.       Пора было вытаскивать со дна ещё одного Мстителя.