Конец — это лишь часть путешествия.

Четвёртый Год.

конец мая 2021

      Солнце ярко засветило глаза, когда Мстители одной гурьбой сходили с трапа квинджета с несколькими коробками в руках.       Стив спокойно шёл с огромным грузом, который казался ему, скорее, подушкой. Тяжёлые шаги эхом отдавали в практически пустом пространстве летающей техники, заполненном лишь многочисленным упакованным хламом, как и драматичные стоны Харли позади них и смех Питера и Клинта, подшучивающих над молодым инженером. — Зачем мы создавали кибернетическое животное, когда нужно было изобрести робота, который сам перетаскивал бы всё тяжёлое барахло? — ныл Кинер, едва волоча ноги под тяжестью двух запечатанных коробок.       Шипение «Чёрт побери», когда он споткнулся о несуществующую неровность на земле и едва ли не клюнул носом о горизонтальную поверхность, вызвало ещё один взрыв смеха у дуэта шутников.       Питер с гулким «Юху!» прокатился гладкой подошвой по трапу, подбрасывая очередную коробку вверх, демонстрируя лёгкость, с которой он её ловил. Впервые за несколько недель его лицо не имело той холодной отстранённости в присутствии Стива, и тот отчаянно наслаждался этим. — Никто не виноват, что ты такой хиленький оказался, — поддразнивающим тоном прокричал вслед медленно продвигающемуся Харли Клинт, не имеющий суперсилы, но без труда удерживающий в вытянутых руках упаковку с частью инструментов из Мастерской. — Как ты собираешься клеить девчонок с такими мышцами?       Питер весело фыркнул, но резко обернувшийся Харли кинул на него взгляд, обещающий сладкую месть, и тот пошёл на уступку, кивнув на несколько отдельно стоящих коробок. — Можешь взять вон те, они лёгкие. — Как раз для твоих веточек, — добавил Бартон, привычно подтрунивая над тонкими руками парня.       Ответом ему был недовольный прищур глаз. — Аргх, — прорычал он, сбрасывая тяжеленный груз на асфальт возле ступенек на террасу и игнорируя возмущённый оклик Питера. — Ненавижу вас. Зачем мы вообще тебе понадобились, Старк? Ты блин фургон можешь поднять и не вспотеть при этом. — Для чего-то же нужна семья, — несмело улыбнулся Стив; спина Питера напряглась, едва заметно, так, что, если бы Роджерс пристально не следил за его реакцией, то и не заметил бы. Надежда, родившаяся, когда Старк не казался против выдвинутой слишком добрым Брюсом идеи взять его с собой, медленно затухала. — Прежде всего, это бесплатная рабочая сила.       Харли хмыкнул, всё ещё сетуя себе под нос про Мстителей и их нечеловеческую силу, но Питер даже не взглянул на Стива, лишь прошёл мимо, направляясь к недавно отстроенному дому.       У Кэпа невольно вырвался вздох, и Брюс неловко ему улыбнулся, похлопав по плечу, но ничего не сказал.       Не то чтобы суперсолдат надеялся на быстрое прощение, однако это продолжительное молчание Питера было слишком болезненным. Стив привык к его саркастичным комментариям и беззлобным шуточкам, к его забавной личности и дружеским подначиваниям, настолько, что жизнь без них казалась ему пустой и однообразной. Ему не хватало тычков и демонстративного нытья, когда он назначал очередную раннюю тренировку, которую теперь Старк признавал коротким кивком и безразличным согласием, не хватало горящих глаз, с которых он рассказывал о новых способностях улучшенной защиты Капитана Америки, как не хватало разговоров с младшим товарищем обо всем и одновременно ни о чём.       Это странно, как такая хорошая вещь, как дружба, может подкрасться к тебе незаметно, а потом так быстро выскользнуть из твоих пальцев, словно рассыпчатый песок, но хуже то, что он чувствует, словно никак не может это остановить.       Стив пытается, правда пытается: он стал меньше придираться к нарушению правил и даже пару раз прикрывал сбежавших с собрания Питера и Клинта, вместо этого лишь ласково качая головой в ответ на их выходки, он признал, что вёл себя по детски в Гражданской Войне, он взял на себя несколько дополнительных обязанностей в МОМ, чтобы немного облегчить ношу Питеру и позволить ему проводить больше времени со своей беременной невестой и готовиться к предстоящей свадьбе.       Роджерс даже всячески помогает Ванде, следит за её здоровьем, когда Старка нет рядом, однако тот смотрит на него всё так же — зло, ожесточённо и так, как смотрят на предателей — со скрытой болью и неверием.       Единственным улучшением стало то, что Питер больше ни в чём его не обвиняет, предпочитая совсем не разговаривать, но Стив радуется даже этому, ибо жестокие слова Старка были для него, как заточенные закалённые пламенем ножи, вонзающиеся ему в большое капитанское сердце.       Потому что Питер, очевидно, слишком много времени проводит с Наташей — он точно знает, как бить и куда, чтобы было больнее.       Полчаса спустя Стив обнаружил, что наблюдает за Питером и Клинтом, шутливые толчки которых превратились в бешеный спарринг прямо на зелёном газоне, с неприкрытой тоской.       Питер, который раньше больше полагался на ловкость и скорость, теперь казался гораздо более опытнее — его удары были чёткими и тщательно спланированными, словно он предугадывал каждый ход Клинта ещё задолго до того, как тот даже подумает об этом. Его лицо было безмятежным и сдержанным, все эмоции упакованы в подсознание, совсем как инструменты из Мастерской — в коробки, и угадать, о чём он думает и как размышляет, казалось невозможным.       Его противник, казалось, думал о том же, когда пытался нанести шокирующий ход, но Старк был спокойным, как удав, и абсолютно непредсказуемым, и Стив не без удивления глядел на то, как лучник, славящийся своим шпионским стажем, начал проигрывать парню почти в два раза младше его самого.       Роджерс вздрогнул, когда Роуди неожиданно присел рядом с ним на ступеньки террасы, с улыбкой наблюдая за движениями Питера. В ней были оттенки гордости и чего-то ещё, чего-то личного и очень чувственного, так что Стив отвернулся, не желая вторгаться в это. — Он никогда не простит меня, — задумчиво произнёс он спустя несколько минут молчания, и в его голосе, не смотря на все старания, прозвучала грусть. — Если ты так говоришь, то ты не знаешь его так хорошо, как думаешь. Он слишком хороший человек для этого. Ему просто нужно время.       В тоне Роуди не было ни намёка на раздражение или обиду, с которыми он говорил с товарищем несколько дней после того, как все узнали о Сибири, но паранойя Стива всё равно нервно бултыхалась в его голове. — Мне правда жаль, — сказал он, наверное, в сотый раз за последние недели. — Я знаю, — просто, но искренне ответил Роуди. — Но ты должен говорить это не мне. Я переживу это, потому что частично я догадывался о чём-то подобном, и я свыкся, потому что Тони умолял меня забыть о Сибири и всё, что с ней связано, но Питер…       Он замолчал, но Стиву не нужно было продолжение.       Однажды — и, Боже, как давно, оказывается, были те дни — Тони был всем для Питера, а Питер был всем для Тони.       Стив смог застать слишком мало эпизодов с этими двумя вместе, как лучший дуэт отца и сына, но тех нескольких раз хватило, чтобы осознать, насколько это реально.       Ещё до того, как вернуться в Башню после того фиаско с Соглашениями и как следствие развернувшейся Гражданской войной, Стив помнил Тони как человека, что всеми силами пытался казаться эгоистичным и незаинтересованным ни в чём, кроме своих технологий. Он не умел показывать чувства или яркие эмоции и никогда не позволял кому-то заботиться о себе, но, когда Мстители-изгои вернулись, они встретили совсем другого Тони Старка.       Новый Тони Старк смотрел на своего сына — тогда ещё мальчика, которого Роджерс уже плохо помнит, не имея возможности представить его чем-то меньшим, чем сильным несгибаемым человеком, которым он стал сейчас — словно тот был самым дорогим из тех нескончаемых и баснословных богатств, что он имел.       Нового Тони Старка не волновали проблемы сброшенной программной установки или неудачного кодирования нового бота, у него появились другие — как заставить сына понять, что он не всесилен и не может спасти всех вокруг, как уговорить его перестать жертвовать собой при каждой удобной возможности, как успеть на его финальный турнир академического десятиборья или чем порадовать его после того сокрушительного поражения в конкурсе по химии.       Старый Тони Старк был просто мужчиной, новый — отцом мальчика-подростка, и это потребовало изменений в каждой частичке Тони, в преодолении слабостей и недостатков его характера, в перемене привычек и переосмыслении всей жизни, потому что отцами не рождаются, ими становятся.       Мужчины превращаются в отцов, и отцовство — самый важный этап их развития.       У Стива не было собственного сына, поэтому он не мог понять радости за пределами личного удовольствия, нежной и доброй любви за пределами страсти и порочного желания, которая резонирует в сердце отца, когда он смотрит на своего ребёнка, которая не стопорится ни на мгновение, какую бы глупость ни совершало его чадо.       Он не совсем осознавал гордости, трепыхающейся в отцовской душе, в ответ на незначительные действия — будь это даже такая странная и неловкая ступенька жизни, как половое созревание — маленького человека. Он не знал чести, которая заставляла Тони двигаться вперёд и становиться лучшим человеком, развиваться и быть примером для сына. Ему были чужды волнение, с каким Железный Человек готовился ко дню Рождения Питера, слепая привязанность и постоянная тревога. Он не знал тех страданий, тех тихих сожалений и безумных самобичеваний в ответ на раздражительное «я тебя ненавижу».       Потому что обычные мужчины злятся и кричат в ответ, но отцы чувствует лишь сожаление и желание измениться, преследуемые демонами, шепчущим в ухо «он достоин лучшего родителя, чем такое ничтожество, как ты», о которых Роджерс и не догадывался.       И в то время, как Стив стоял на месте, оставаясь всё таким же упрямым и добрым человеком, Тони развивался, учась идти на уступки и проявлять ласку и любовь, становясь чутким и терпеливым, благодаря своему сыну.       В конце концов, в чем-то Тони полностью перегнал Стива, без всяких сожалений и оглядок назад укатив в страну «Семейный человек», оставив его гнить в деревне под названием «Одиночество».       Стив остался таким же, но Тони вырос в человека, которого Роджерс даже и не подозревал, что увидит в том эгоистичным и безрассудном плейбое.       И ради чего была эта эволюция?       Чтобы остаться лишь далёким воспоминанием? Стать пеплом в руках сына? Превратиться в призрака, преследующего Питера холодными нещадными ночами?       Потому что это то, что произошло.       Тони изменился ради своего мальчика, надеясь стать лучшим отцом и твёрдой рукой в его жизни, но стал лишь добрым образом в его памяти. — Ещё до того, как Тони усыновил Питера, произошёл инцидент с ограблением, и один из грабителей случайно проткнул Питера ножом, — голос Роуди прервал его размышления, и Кэп мотнул головой, пытаясь избавиться от нахлынувшей на него меланхолии. — Тони чуть с ума не сошёл, грозился, что уничтожит всех, кто в этом участвовал, но, знаешь, что сказал Питер?       Джеймс невесело усмехнулся, поворачивая голову, чтобы взглянуть на товарища, на лице которого застыло понимающее выражение, словно он подозревал о действиях Питера. — Он начал оправдывать того человека, — продолжил Роуди, качая головой, будто сам не веря, что говорит подобное. — Оправдывать, Кэп. «Мистер Старк, быть может, у него голодные дети или его мама умирает от рака? Он бы не стал делать это просто так, понимаете?».       Стив усмехнулся. Это действительно звучало как то, что сказала бы младшая версия Питера. — Я был свидетелем этой сцены, и ещё ничто в мире так сильно не удивляло меня. Пит не злился и даже не винил того грабителя, он лишь сожалел, что не смог ему помочь. В тот момент я подумал, что мир не заслуживает его, не заслуживает этого великолепного чистого мальчика. Я всё ещё так думаю.       Роджерс понимающе кивнул.       Питер Старк был чем-то особенным — он всегда это знал. В мире не было никого, кто был бы хоть отдаленно похож на него, эту сложную и эксцентричную, но очаровательную индивидуальность он унаследовал от отца, замену которого точно так же невозможно было найти, даже имея всё желание.       У Стива было мало воспоминаний о нём, как о пятнадцатилетнем, но в его памяти застыли образы вибрирующего от несдержанных эмоций подростка и большие, широко раскрытые любопытные глаза, смотрящие на всё с искрой бушующего интеллекта и непреклонным желанием изменить мир к лучшему.       Эта искорка всё ещё есть, хоть теперь она и приправлена дымкой горя и перенесённых страданий. Питер всё ещё хороший человек, способный на великие поступки и умопомрачительные свершения, милосердие и добропорядочность, его взгляд так и остался взглядом признанного гения, внутренний огонь всё так же горит, только теперь сменил остроту и режим, став чем-то опасным и неутомимым, но его улыбки больше не такие широкие, а глаза больше не большие и открытые целому миру; они темнее и настороженнее.       Он больше не ёрзает, не дёргается и тем более не вибрирует. Каждое движение тщательно выверено и продумано, каждый жест сквозит уверенностью и самоконтролем, каждый трудный шаг воплощен в жизнь, и всё вокруг него соблюдается.       Стив смотрит на выпрямившегося Питера, что повалил Клинта на траву, и думает, что, появись здесь Тони, он встретил бы не собственного сына, а незнакомца с его внешностью, но не его манерами. — Он простит тебя, можешь не сомневаться, — говорит ему Роуди. — Просто потому, что он такой человек. Он не может по-другому. Даже сейчас, когда его сходство с Тони перешло не необыкновенный уровень, он всё ещё остаётся самым лучшим из нас. Но клянусь, если ты ещё раз причинишь подобную боль моему племяннику, я за себя не ручаюсь, как и Хэппи. Я поклялся Тони, что защищу его, и чёрта с два я нарушу это обещание.       Мягкая улыбка Роуди испарилась, когда он пристально взирал на Кэпа, показывая всю серьёзность своих намерений. — Я бы никогда, — начал было Стив, слегка оскорблённый тем, что тот даже подумал о подобном — он бы никогда не причинил вреда Питеру; Питеру, который собрал всю команду, Питеру, который однажды соорудил специальные тренажёры, подстроенные исключительно под силовую характеристику Кэпа, Питеру, который сделал механизированную руку для Баки и отдал её Стиву, чтобы у того было хоть что-то от его мёртвого лучшего друга, Питеру, который был рядом во время панической атаки Роджерса с готовым подставленным плечом, весёлыми рассказами о Нэде и Эм-Джей и двумя кружками цикория, ненавидящий его, но слишком внимательный и чуткий, чтобы знать, как Стив помешан на здоровом питании — но Роуди прервал его. — Ты моя семья, кэп, но, если бы мне пришлось выбирать — это был бы он. Всегда.       Стив открывал и закрывал рот несколько раз, но в конце концов решил, что ему нечего на это сказать, поэтому он лишь кивнул, чувствуя ужасный вкус горечи на языке.       Однако это было естественно — у Роуди не было собственных детей, но он посвятил последние шесть лет частичному воспитанию Питера, и он слишком сильно любил этого парня, чтобы предпочесть ему кого-либо из команды. Питер был живым воплощением Тони, а Роуди скучал по брату, и племянник в какой-то степени был не только его племянником, но и братом.       Иногда они все забывали, что Питер — это Питер, а не замена Тони, потому что феноменальное сходство было неимоверно сильным и игнорировать то, как тот, даже не осознавая этого, говорит фразами своего отца, казалось невозможным.       Просто иногда Стив и Роуди слишком скучали по Тони и было приятно притвориться — даже на одно короткое, ничего не значащее мгновение — что он живёт в Питере, пусть и незримо, что Питер — это ничто иное, как оживший дух своего отца.       В конце концов, таков закон сансары, гласящий, что мир — просто неизменно повторяющийся цикл и бесконечный круговорот людей. — Как ты спишь по ночам? — спрашивает его Роуди через некоторое время; его тембр колеблется от искреннего любопытства и острого, как бритвы, осуждения, которое он не может подавить даже после стольких недель. — Как спишь по ночам, зная, что отвернулся от одного из своих самых лучших друзей?       Стив задумчиво смотрит на небо, которое почему-то сереет, на пролетающих мимо птиц, пение которых ему кажется каким-то унылым, на мир, что продолжает вращаться, кружиться и даже процветать, и на Питера, чьи глаза — зеркало Тони, чей оттенок он видит в кошмарах, что затягивают Роджерса, как зыбучие пески.       Стук железа о щит из вибраниума, шоколадные очи, практически слезящиеся от осознания глубокого предательства и боли, лопнувшие по краям белковой оболочки капилляры и кровь…       Кровь, горячая, густая и пахнущая чем-то тошнотворно металлическим, повсюду, и ей нет конца, будто кто-то нарочно подливает её, мстительно шепча «Наслаждайся, Капитан Америка».       Стив думает об устрашающем образе Питера со злобной, так неподходящей ему улыбкой и жестокими словами.       Как низко пали великие.       Он думает о мрачной могиле Тони и пустом пространстве там, где должно быть тело, о неверии в глазах его команды, о затянувшемся молчании между ним и самым младшим Мстителем, и о Гражданской Войне, катастрофичной и необратимой, и из его рта вырывается признание, которое он держал в себе все эти годы: — Я не сплю.

***

      Иногда Питер задается вопросом, как именно он докатился до такой жизни, что ему приходится прятаться за плотной серой шторой своего же кабинета, своей же компании от собственного помощника, но именно это он и делал в данный момент.       Его тело уже затекло от напряжения, пока Старк пытался не шевелиться и дышать как можно реже, потому что Санта — а именно так звали сотрудника, держащего Питера Старка, величайшего гения и опаснейшего мутанта, в страхе — казалось, мог слышать даже малейшее движение своего начальника.       Впрочем, никакие навыки шпиона, что взрастила в нём Чёрная Вдова, и попытки слиться с панорамным окном не помогли ему, потому что уже через несколько секунд штору резко дёрнули, и Питер недовольно поморщился от яркого света.       Ему представился вид как всегда невозмутимого Санты, и этой сцене не хватало только эффектной грозы и патетичной молнии на заднем плане, совсем как в дешёвых фильмах ужасов, что любила его тётя Мэй.       Понимая, что уже ничто на свете — вероятно, даже сам Бог — не спасут его, Питер недовольно фыркнул и, под острым взглядом ассистента, всё же прошёл обратно к своему столу, тяжело плюхаясь на офисный стул. — Как ты всегда это делаешь? — поинтересовался он у мужчины, что тут же просеменил к нему, встав в привычную позу: плечи и спина были такими ровными, что ему, вероятно, позавидовал бы перпендикуляр, проведённый к ядру Земли, руки, что обычно были заведены за спину в почтительном жесте, словно он был слугой, а Питер — верховным правителем, прижимали к себе толстенную кипу бумаг, при взгляде на которую Старка почти тошнило, белая рубашка как всегда отглажена и отутюжена, а ботинки — чёрные пенни лоферы — настолько чистые, что создавалось впечатление, будто он каждый раз чистил их магическим образом появившейся прямо в воздухе щёткой, прежде чем войти в кабинет. Его чёрные волосы были аккуратно уложены, а внимательные синие глаза сияли профессионализмом. — У тебя что, какой-то особенный нюх на меня? — Мистер Старк, — произнёс Санта тоном, который Питер узнал, как тон своей невесты, и он распознал это как оттенок величайшего терпения. — Это было не смешно в первый раз и всё ещё не смешно в сто семнадцатый. — И почему я не удивлён, что ты считаешь?       Тридцатичетырёхлетний мужчина не ответил на этот вполне риторический вопрос, лишь воспользовался случаем и взгромоздил бумаги на стол Питера, глаза которого становились всё шире с каждой секундой.       Иногда он жалел, что его укусил радиоактивный паук, а не осьминог. Иметь восемь рук в данный момент казалось не такой уж и плохой идеей. — Это квартальные отчёты техотдела, договор на сотрудничество со Стэнфордским университетом, который запрашивает у нас несколько технологий и шесть мест для стажёров, секретарь Гарри Озборна наконец прислал контракт на обмены ресурсами, а вот выписка о понесённых ущербах в лабораториях после того случая техногенного взрыва, когда… — Да, да, да, — прервал его Питер, игнорируя непреодолимое желание закрыть уши, свернуться клубочком и притвориться четырёхлетним малышом, чтобы от него, наконец, отстали все эти важные накрахмаленные дяди в дорогих пиджачках и унесли все свои страшные взрослые документы куда-нибудь подальше от него. — Я понял, что мне нужно подписать ещё десятки бумаг.       К слову, именно поэтому он прятался за шторой. — Вообще-то, ровно сто три бумаги. — Господи Иисусе. — Однако спешу Вас обрадовать, — быстро добавил Санта, видя, как его босс едва ли не раскисает на стеклянном столе, словно просёлочная дорога после шквального ливня. — Я принёс Вам досье лучших кандидатов на место исполнительного директора, как Вы и просили. Могу сделать вам мини-экскурсию по их личностным данным и персоналестическим холмам.       Его улыбка такая обнадеженная, что Старк чувствовал себя немного неловко, когда мог лишь тупо моргать. — Напомни мне провести тебе курс «Как научиться отменно шутить», — наконец, изрёк он, всё-таки пододвигая к себе тяжеленую кипу бумаг с крайне мучительным видом и слегка поднимая несколько листиков, наблюдая, как они вновь прижимаются друг к другу, когда прекращается действие его пальцев.       Питер сощурился, вздыхая, поднял одну бумагу, прошёлся по ней взглядом, и быстро отложил туда, откуда изначально взял. — Нет, — покачал он головой. — Нет, я отдам это Нат. Пусть повеселится. Ей доставляет хищническое и крайне тревожное удовольствие изучать подноготную людей, задействованных в крупных корпорациях. Кто я такой, чтобы лишать её возможности узнать все грязные секреты моих работников? — Если Вас интересует моё мнение…       Санта выглядел неуверенно, но Старк заинтригованно придвинулся вперёд, облокачиваясь на стол локтями. — Ох, а вот это уже интересно. Давай, жги, Санта.       Мужчина почти строго на него посмотрел; «Будьте серьёзны» говорил он одним только взглядом, который всегда подначивал Питера делать всё наоборот. — Аврелий Фигельман достаточно конструктивен и опытен, — начал его помощник; его голос интонационно был очень похож на Алису из Яндекса — она озвучивала информацию с тем же поучительным тоном, из-за которого ты мгновенно начинал чувствовать себя по меньшей мере неполноценным идиотом, а в крайне запущенной ситуации — редкостным дебилом, окончившим в лучшем случае начальную школу. — Очень ловко управляется с командованием и проявил себя как отличный работник, однако смею признаться, что, когда на прошлой неделе я весьма качественно пошутил про сталактит и сталагмит, он испортил всё мое впечатление о нём, спросив, чем они отличаются.       Питер согласно кивал, всем своим видом отражая бесконечное понимание, пока его пальца незаметно гуглили «различия сталактита и сталагмита».       Господи, если бы только отец это видел… — Да, мы не можем допустить, чтобы подобный… невежда занял такую важную позицию.       Лицо Санты просветлело. — Именно. Рад, что мы с Вами разделяем одно и то же мнение, — мужчина практически засиял, но так же быстро вернулся к своей обычной профессиональной натуре и олимпийскому спокойствию. — Итак, после него в моём личном списке кандидатов идёт…       И так начались самые скучные полчаса Питера.       Если его спросят, он мало что сможет пересказать из того, что доложил ему Санта, ибо большую часть времени он просто пялился в никуда и размышлял о том, как это произошло, что этот человек стал его помощником.       Сказать по правде, Старк уже и не помнит большей части подробностей их первой встречи — он слишком устал после целого дня, проведенного с Морган, Натаниэлем и Кэтрин на рождественском карнавале две тысячи двадцатого года.       Когда он об этом думает, в его памяти всплывает весьма расплывчатый образ мужчины, которого, как Питер узнал позже, звали Тим Хопер, подрабатывающего тем, что под Рождество был тем самым «настоящим» Санта-Клаусом на главной площади Нью-Йорка, что должен был участливо выслушивать самые невероятные пожелания детей, обещать им их исполнение и фотографироваться с ними на коленях перед самым уходом.       Однако теперь, когда Питер достаточно хорошо знает своего помощника и его характер, до него немного не доходит, как он решился на эту работу, ведь у него, по общему мнению всех, с кем мужчине приходилось работать, было эмоциональное сознание шариковой ручки.       Если кратко, дети уходили от него в слезах, утопая в истерике из-за «злого и вредного» Санта-Клауса, вместо того чтобы скакать от радости, как это было задумано изначально.       И Питер, что вместе со своими детьми — дочерью и двумя племянниками — как раз в этот самый момент проходил мимо местечка, над которым нависала красочная рождественская вывеска с надписью «Поздоровайся с Сантой!», застал тот знаменательный разговор Тима Хопера с его начальником; всё ещё разодетый в нелепый костюм, он самым невозмутимым тоном советовал нанявшему его старикашке налегать на рыбу, ибо содержащиеся в ней витамины «полезны для формирования мозгов».       Старк тогда согнулся пополам от душившего его смеха, когда до него дошла эта фраза, и, не удержавшись, со слезами на глазах влез в разговор двух мужчин, протянув Тиму визитку с его личным номером телефона и пригласив его к себе на работу.       Питер не был уверен, что тот воспользуется данным предложением, но он всё же позвонил и, даже не проходя собеседование, был принят на должность помощника Главы Старк Индастриз.       Однако за весь период своей работы он так и не услышал своего имени.       Вместо этого прозвище «Санта», казалось бы, приклеилось к нему без шанса когда-либо выпутаться из замотанного клубка забавных кличек, потому что даже младшие коллеги так его называли, ведь именно это прозвище использовал Питер, когда представлял его коллективу.       Его приняли не совсем радушно, но это его и не удивило — он знал о недостатках своего характера, главным из которых было занудство и непреодолимая правильность, перфекционизм и упрямая точность. Тим не мог слушать, когда кто-то коверкал слова или ошибался в ударении, не исправляя этого человека, он ненавидел беспорядок, а потому работники Старк Индастриз были вынуждены слушать его часовые лекции о необходимости поддержания чистоты для нормальной работоспособности и максимального избежения пылевых частиц с бактериями и микробами, а помимо этого его ответственность достигала отметки «сверх» и нещадно била по рабочим часам его коллег, заставляя задерживаться после официального окончания дня.       Наверное, именно поэтому у него и не было друзей, однако менять свои принципы ради этого он не желал.       Тиму нравилась его новая работа, и, хотя его босс был странным — что, впрочем, имело оправдание, ведь все гениальные люди по-своему странны — и чрезвычайно своеобразным существом (помимо того, что для всего он, казалось, имел свои собственные названия и клички, у мистера Старка был безумный график сна, а, вернее, его отсутствие, и его помощник был вынужден каждый день с ужасом смотреть на бездумное поглощение двадцать третьей чашки кофе и полное пренебрежение своим здоровьем; он всегда подписывал всё только зелёными ручками и почему-то не признавал синий цвет, а также был помешан на числах, кратных пяти) Санта находил его довольно забавным и хорошим человеком с небольшой норкой тараканов в голове.       С ним было тяжело работать, в чём Тим признался начальнику напрямую, на что тот лишь посмеялся, перед этим драматично ахнув, и легкомысленно согласился, сочувственно похлопав по плечу, что было ещё более удивительно, потому что никогда в жизни никто из тех, кто нанимал Хопера на работу, так не реагировал на достаточно прозрачную и неприятную критику, но он не мог сказать, что его не предупреждали о том, что Питера Старк — нечто совершенное иное.       Его невеста, печально известная Ванда Максимофф, которую Тим сперва немного побаивался, пожелала ему безграничного терпения — на что он весьма бесстрашно заявил, что оно ему было не нужно: лучше работать на сложного, но достойного человека, чем иметь простонародного босса, который был ближе к званию козла, чем босса, и тем самым заслужил её необычайно благодушное расположение — игнорируя драматично надутого жениха, и оказалась одним из самых милых людей.       Пару раз в день она обязательно заходила в офис к мистеру Старку, следя за тем, чтобы он нормально питался, обязательно принося с собой как минимум пару-тройку протеиновых батончиков, но его поразило то, что девушка никогда не забывала позаботиться и о простом помощнике, по сути, шестёрки её жениха.       Ванда — как она просила, чтобы он её называл, но Тим всё же не мог перебороть в себе тягу к официозу и обращался к ней исключительно как к леди-босс (идею однажды шутливо подкинул мистер Старк, о чём потом пожалел), мисс Максимофф или, если атмосфера была чрезмерно игривой, будущая миссис Старк — приносила ему кружку его любимого малинового чая, о любви к которому он совершенно случайно сболтнул при ней, или самодельные сэндвичи с такой простотой и небрежной улыбкой, будто бы эти действия ничего не значили, но для Тима они были всем.       Её доброта к нему, совершенно чужому и ничего не значащему человеку, поражала его до глубины души, и Санта обнаружил, что слишком сильно привязался к своему работодателю и его невесте.       Ванда напомнила ему его мёртвую сестру — стойкую и способную нагнать ужас одним только взглядом, но поразительно добрую, и Тим, который раньше считал всех Мстителей лишь показушниками и неестественными созданиями природы, обнаружил, что на вопрос своей мелкой троюродной сестры о его любимых супергероях без раздумий ответил «Алая Ведьма» и «Человек-Паук». — Я думал, что быстренько спихну обязанности исполнительного директора и свалю на Канары, но не тут-то было, — услышал Санта голос босса, что всё-таки вновь пододвинул к себе бумаги с досье кандидатов на должность исполнительного директора; он был почти слишком близок к сокрушительному нытью. — И зачем я всё это затеял? — Ваша невеста весьма настойчиво просила Вас переложить часть обязанностей компании, чтобы вы смогли больше времени уделять семье.       Лицо Питера было задумчивым, когда он жевал внутреннюю сторону щеки, прежде чем внезапно просветлело. — Кстати о семье, — внезапно произнёс он, и Санта обречённо нахмурился, готовясь к крайне безумной мысли, посетившей его голову, ибо его начальнику в принципе не могло прийти что-то менее чудаческое, чем неожиданная схема чертежа мультиварки, способной варганить борщ только лишь из воды и углекислого газа. — Я забыл, что мне надо было… забрать Морган из садика.       Питер для вида взглянул на свои часы и одобрительно кивнул, словно подтверждая предыдущие слова. — Сейчас одиннадцать часов, — тон Санты был категоричным и крайне скептичным, чем напомнил интонацию, с какой Пеппер обычно говорила с Тони, решившим в четыре часа утра — ночи? — заказать трёхъярусный торт с 3D фигурками Илона Маска в различных позах. — В политику садика не входит такой ранний забор домой, как раз наоборот… — Я же тебе говорил, как она не любит оставаться на послеобеденный сон, — прервал его Питер, очаровательно улыбнувшись. — Так что давай в другой раз.       Он неопределённо махнул рукой, поднимаясь с офисного стула и уже собираясь довольно вышагивать к двери, но твёрдая рука Санты вновь пригвоздила его к кожаной сидушке.       Старк мгновенно сдулся, понимая, что его афера не удалась.       Его помощник возвышался над ним, всё ещё сжимая пальцами его плечо, и Питер не мог не удивиться, как он может оставаться таким невозмутимым и одновременно решительным, всем своим видом крича «Сиди, скотина, не то засуну тебя в шредер вместо документов». — Вы сможете уйти, когда заполните все бумаги. У нас горят сроки, поэтому вы не выйдете из этого кабинета, пока не подпишете их. — Эй, я твой начальник, могу и уволить за такое… посягательство в личное пространство.       Устрашающе бесстрастный взгляд Санты перешёл с его лица на плечо с его собственной рукой, которую он тут же убрал с самым невинным видом. — И кто тогда будет разгребать и сортировать все ваши документы и терпеть Ваше нытье? — Хм, признаю, в этом есть доля здравого смысла. Ладно, можешь работать дальше. — Благодарю, — мужчина учтиво кивнул, не ведясь ни на одну угрозу увольнения, и приготовился переходить к следующему этапу работы (он успешно миновал первый — умудриться предоставить документы так, чтобы его босс «случайно» не пролил на них кофе, второй — выдержать нытьё, несогласие и жалобы на свою ужасную участь, быстро покончил с третьим — угрозами вышвырнуть всех из компании и свалить в дальние страны, и даже сумел перешагнуть через ступеньку, где мистер Старк благополучно находит очередную отмазку и умудряется вывернуться из ситуации, откладывая все дела на следующий день, когда всё начнется с начала, как самый непреодолимый и нерушимый цикл), однако прежде, чем босс Санты наконец-таки приступил к документам, стеклянная дверь офиса распахнулась и невеста мистера Старка скользнула внутрь. — Привет, Тим, — девушка легко ему улыбнулась, и Санта любезно склонил голову в приветствии. — Добрый день, мисс Максимофф. — Мой жених сильно вымотал сегодня?       Позади них раздалось крайне возмущенное мычание. — Ты намекаешь, что я что-то меньшее, чем ангел? — Всё как обычно на стабильной пятёрке десятичной шкалы выноса мозга, — отрапортовал Тим, и Алая Ведьма игриво покачала головой, обходя стеклянный стол, чтобы приблизиться к своему нареченному.       Санта почти с умилением — хотя он никогда этого не признает — наблюдал за тем, как резкие черты лица его босса смягчаются при взгляде на мисс Максимофф, а мутноватый блеск его тёмных глаз приобретает сияние. Нежность и неприкрытая любовь мигают бриллиантами и горят так ярко и красочно, как не горит даже рождественская гирлянда на ёлке главной площади Нью-Йорка.       Конечно, он знал об их романе ещё до того, как получил должность помощника — кто же не знает о самой знаменитой паре в мире? — но слышать об этом и лицезреть самостоятельно — не одно и то же.       Санту никогда не волновали таблоиды и фальшивые улыбки знаменитостей, сплетни и заговоры; люди на телевидении, как платье на фото интернет-магазина, что кажется красивым и на первый взгляд не имеет ни единого изъяна, но на деле — грязная дешёвая ткань, которую просто подготовили и засняли в удачном ракурсе.       Его босс — мастер искусственных улыбок, это Санта понял ещё во второй день, когда тот вошёл в конференц-зал с такой естественностью и небрежностью, будто это не он всего десять минут назад расклеивался на собственном офисном столе, буквально умирая от сенсорной перегрузки и сильнейшей мигрени.       Однако за его фальшивыми улыбками скрывалась не гниль и эгоизм, как бывало со многими политиками или успешными знаменитостями, а лишь усталость.       Если Санта и был в чём-то действительно хорош, так это в изучении — не важно, будь то википедия или человеческий характер — и анализа информации — не зря же он всё-таки имел высшее экономическое образование. Он плохо ладил с людьми, это правда, но прекрасно понимал их натуру и видел их насквозь.       Его прагматичность, прямолинейность и неумение льстить, нежелание прогибаться и подлизываться, а также низкая социальная активность, из-за которой врачи в детстве подозревали у него аутистическое расстройство, работали против него, мешая надолго задерживаться в одном и том же коллективе и сосуществовать с выше поставленными лицами, мнение о которых Санта всегда высказывал в лицо, но, как он уже говорил, мистер Старк был… чем-то совершенно иным и не поддающимся никаким прежним законам.       Он приветствовал честное мнение и не имел обыкновения злиться на него — только лишь театрально дуться, заставляя Тима раз за разом закатывать глаза — не пренебрегал помощью своим сотрудникам, будь это даже младшие стажёры тех-лабораторий, не считая уподобление им унижением; он умел вдохновлять и держать своё слово, и источал спокойствие и уверенность.       Впервые в жизни Санта видел, чтобы главный начальник был частью своего коллектива, поддерживая их в начинаниях, интересуясь их жизнью и даже зная некоторые личные факты их жизни. Не раз и не два его помощнику приходилось поторапливать босса, разговорившегося с лаборантом третьего уровня.       Он, бесспорно, лидер всех упрямцев и страдает излишним мазохизмом, не имея ни капли инстинкта самосохранения, и работа с ним похожа на густую неопределенность, ибо никогда не знаешь, в какой именно момент шарахнет, а также был печально известен в Старк Индастриз тем, что устраивал "семейные чрезвычайные обстоятельства" прямо посреди собраний (только в этом году у него было несколько дальних двоюродных бабушек, которые упали и сломали ногу, а Морган болела по меньшей мере два десятка дней в этом учебном году), но Мистер Старк был его первым работодателем, заслужившим уважение, и первым, кто удостоился такого почётного звания, как «босс». — Что за сговор? — начальник тем временем не упустил возможности развернуть драму. — Прости, милый, но работать с тобой могут только люди с бесконечным терпением. Ты сам должен признать это. — Не так уж всё плохо. Скажи ей, Санта. — Я, конечно, могу сделать это, однако Вы просили меня не лгать, босс.       Мистер Старк громко фыркнул. — Предатель.       Санта отошёл, давая им некоторое уединение для привычного подшучивания и заканчивая сортировать некоторые бумаги, невольно краем уха слыша забавные препирательства босса и его невесты. — …В любом случае, я здесь не за этим. Я хотела узнать, где твой телефон. — Там, — раздался шорох, указывающий на то, что его начальник махнул куда-то рукой. — Тогда почему ты не отвечаешь на звонки Росса? — Потому что это звонки Росса, а я уже слишком устал и убит, чтобы слушать его голос.       Мститель благополучно проигнорировал комментарий Санты «Вы работаете только два часа». — Он президент, Питер, каким бы… трудным человеком он не был. — Говори всё своими словами — мудаком… Ауч!       Раздался звук шлепка, и Санта обернулся, чтобы застать картину своего босса, потирающего затылок, и мисс Максимофф, сжимающей стопку макулатуры. Она выглядела строгой мамашей, заставшей своего сына за курением, но глаза выдавали её — невидимые дьяволята в них наслаждались сравнением и вполне открыто поддерживали точку зрения Старка. — Почему тебя вообще это так волнует? — Потому что он начал обрывать мой телефон, а я не хочу с ним разговаривать. — Ах, ну прекрасно, тогда почему я должен?       Мисс Максимофф обречённо взглянула на помощника своего жениха, как бы спрашивая у него «За что мне всё это?», но Санта лишь сдержанно пожал плечами. — Тим, проследи, пожалуйста, чтобы мой недотёпа-жених перезвонил президенту.       Перед Питером с глухим многозначительным стуком опустился его телефон, на который он посмотрел с едва ли не отвращением при мысли о неизбежном политическом разговоре, и одна из мыслей стандартно ответвилась, развивая мысль о возможности нового усовершенствования моделей Starkphone, так, что он едва ли не пропустил момент, когда его невеста благополучно убежала. — А ты куда? — спохватился он, страдальчески глядя на неё снизу вверх, всё ещё притворно печально сидя на стуле. — У меня встреча с Эмили по поводу последних организационных вопросов. Не скучай, — девушка наклонилась, целуя его в висок, и напоследок прошептала, вызвав у него новую порцию горестных стонов. — И перезвони Россу.       Так день Питера вновь погрузился в привычную рутину: бумажки, бумажки и ещё бумажки. Несколько работников входило и выходило из его кабинета, сдав очередные документы и уведомляя о некоторых происшествиях, а голос разговаривающего по телефону с очередным менеджером Санта, монотонно звучал на периферии. — Что это за дрянь? — осторожно поинтересовался Питер, когда Санта поставил на стеклянный стол большую кружку с отвратительно зеленоватой жидкостью, не совсем уверенный, что хочет знать ответ на этот вопрос. — Это смузи для энергии и бодрости на весь день, — довольно ответил Санта, заводя руки за спину. — Я назвал его «авитаминозу нет». — Это э-э-э… Очень находчиво. Боюсь спросить, что в нём. — Кокосовая вода, лайм, капуста кейл…       Да, всё-таки зря он спросил. — В общем, всё, что нужно для того, чтобы застрять на пару часов в ванной комнате, — закончил за него Питер, морщась, когда жижа подозрительно булькнула. Не то, чтобы он был верующим, но он бы определенно помолился перед тем, как это пить. Однако он совершенно точно не собирался это пить. Очередной огромный цветок, притащенный Брюсом, в другом углу кабинета как раз уж слишком надолго задержался у него — наступила пора это исправить. В конце концов, уж лучше цветок, чем он сам, верно? — Хотя перспектива, конечно, более заманчива, чем то, что я делаю сейчас.       Старк задумчиво переводил взгляд со стакана на бумаги перед ним, словно прикидывая, стоит оно того или нет. — Не говорите ерунды, — возмутился Санта, и Питер определенно гордился бы тем, что он научился выражать своё мнение в такой форме, но его последовавшее занудство заставило Старка сдуться, как надувной шарик. — Этот смузи — целый кладезь витаминов, минералов… — И причин срать зелёным душем, я понял, спасибо, ты очень добр.       Его помощник открыл было рот, чтобы что-то сказать, но вибрация часов его босса оборвала все прежние мысли и рабочий день в принципе.       Старк в тайне благодарил своего племянника за то, что тот очень вовремя влез в небольшие неприятности.

***

— Добрый день, — вежливо сказал Питер, подойдя к стойке вахтёрши. Темноволосая женщина с едва видневшимися отросшими седыми корнями, что сидела за столом и писала что-то в бумагах, промычала, не поднимая головы. Её квадратные очки скатились на кончик носа, но она не предпринимала никаких попыток поправить положение, лишь продолжала ворчать себе под нос и рвано что-то подписывать, практически вдавливая ручку в бумагу.       Питер терпеливо ждал, засунув руки в карман брюк и оглядывая коридор высококлассной школы сквозь тонированные стёкла очков.       Сам парень раньше учился в отличном заведении для гениев, подобных ему — школе науки и техники Мидтауна из разряда STEM, позволяющая объединять естественные науки и инженерные предметы в единую систему. В ее основе лежал интегративный подход: биологию, физику, химию и математику преподавали не по отдельности, а в связи друг с другом для решения реальных технологических задач.       Его школа приветствовала сертифицированных гениев, «изгоев» с необычным складом ума и другим подходом, странными взглядами и глобальными парадигмами; все его одноклассники были выдающимися личностями, имеющие профессиональные разряды в каком-либо из учебных предметов. Ежегодно по крайней мере четверть из них выигрывала какие-либо гранты, медали и приносила школе почёт за счёт своих знаний и умений, поэтому не удивительно, что школа Мидтауна хорошо спонсировалась.       У них были обустроенные всем необходимым кабинеты с изображениями великих учёных, в число которых входили Брюс и Тони, оснащённые классы информатики с едва ли не последними версиями компьютеров и мониторов, дорогие скелеты в биологии, редкие реагенты и дюжины новейших микроскопов — в химии.       У Питера были учителя самых высоких категорий, сотни различных кружков — от балета до робототехники, классы повышенной сложности уровня Advanced Placement, разработанные системой университета и действующая по их программе первого курса, а столовая была забита салатами, свежими нарезными фруктами самых разных сортов и веганскими продуктами.       Коридоры их школы были всегда чистыми, отремонтированными и просторными, шкафчики — с новой моделью замков, а на учебный год ещё с лета министерство образования планировало минимум пятнадцать поездок и с десяток экскурсий.       Ему действительно повезло: с их материальным положением Питер не застал ни холодных обшарпанных классов, старых ржавых батарей и скрипучих стульев, и учился в одной из лучших школ США.       Однако Мидтаун и рядом не стоял с тем, что он видел сейчас.       Avenues: World School — частная школа, находящаяся в богатом районе северо-запада Челси Нижнего Манхэттена, где учились дети знаменитых людей, которым была необходима гарантия особой безопасности, куда они и засунули Нейта, а также перевели Кейт — то же самое сделал и Росс после случая терроризма в бывшем учебном пансионате девочек. Здесь так же училась и Кэсси Лэнг, которую сам Питер пропихнул через связи в приёмной комиссии (один из них, Дэвид Баквальд, был старым знакомым Пеппер и знал Питера ещё с какого-то праздничного банкета Старков); при этом в заведении был и детский сад, который посещала Морган, хоть и не полную рабочую неделю.       Питер и Ванда всячески пытались приобщить её к сверстникам, но девочке было там откровенно скучно — ей не нравилось играть со сверстниками, не устраивали обеды из-за врожденной придирчивости к еде, но больше всего она ненавидела обеденный сон, поэтому её можно было уговорить на садик лишь в половине случаев — скажем, в понедельник и в пятницу, когда она соглашалась идти на уступки.       Питер пробовал различного рода взятки в виде чизбургеров сразу после садика, пока узнавшая об этом Ванда не пресекла это, хотя метод был действенным.       Говоря об этой школе, она действительно была прекрасна и с какой-то точки зрения — своеобразна. Питер боялся даже подумать, сколько денег было вложено во всё оборудование, учитывая, что, стоя у стойки подле входа, он приметил на столе вахтёрши компьютер его компании, причём модель, которую он совершал месяцев девять назад.       Исходя из этого, не сразу отметаешь идею того, что в кабинете директора вообще рядом с главным человеком школы сидит какой-нибудь робот со встроенным искусственным интеллектом.       Старк, терпение которого быстро истощалась, прокашлялся, пытаясь привлечь к себе внимание, и женщина тяжело вздохнула, всё так же не поднимая головы. — Вы что-то хотели? — скрипуче спросила она, всем своим видом излучая недовольство своей работой.       Хотя Питер не совсем это понял. Судя по её одежде, платят ей немало для человека её должности, что понятно, учитывая, какие деньги он и Клинт вкладывают в финансирование этой школы и оплату обучения их детей. — Да, меня вызвали к директору по поводу Натаниэля Бартона.       Женщина цокнула и, отложив ручку, наконец, подняла взгляд. Её глаза комично расширились, словно у неё за секунду развилась Базедова болезнь, и руки заметно задрожали, когда она упёрлась ими в стол, чтобы попытаться встать. — М-мистер Старк? Господи, извините, ради Бога, я сейчас Вас провожу, — затараторила она, нервно улыбаясь, и призывая следовать за ним.       Стук её каблуков нарушал полнейшую тишину светлого коридора; было время занятий и практически все были в классе, только лишь тройка учеников примерно двенадцати-тринадцати лет столпилась у шкафчиков восточного крыла, проводя его ошеломлённым взглядом.       Питер подмигнул одному из мальчишек, рыжему и долговязому, и показал большой палец на изобретение, что он крепко держал в руках — странного робота, что был похож на модель бактериофага.       Кабинет директора встретил его мрачной тишиной.       Руководитель был пятидесятилетним седовласым мужчиной, высоким и крупным, с щетиной, разросшимися бровями, но лёгким, почти приветливым взглядом. Его звали Джонатан Поллард, как помнил Питер по рассказам Кейт, и, помимо своей должности во главе школы, он преподавал у девочки историю и преподавал достаточно сносно и интересно, хотя она всё равно обращалась за помощью к Стиву.       Напротив директора с одного конца сидел поникший Нейт, с другой — темноволосый мальчик-азиат и бледнолицая женщина, видимо, его мать, если судить по их явно родственному сходству. Оба сидели с одним и тем же лицом полного раздражения и неудовольствия, испепеляя взглядом светловолосого мальчика напротив, что не сводил взгляд с пола.       Старк почувствовал непреодолимое желание взять Нейта и увести его куда подальше, перед этим наорав на женщину, от которой волнами исходил ядовитый гнев.       Нет, всё же он нисколько не скучал по школе и уже не впервые порадовался тому, что он уже вышел из того возраста, когда кто-то большой и страшный громким басом может повелеть: «Старк, опекуна/родителя в школу!», ибо, смотря на беднягу Нейта, сжавшегося под острыми взглядами матери мальчишки, с которым он подрался, оставалось только порадоваться за себя. — Э-э, добрый день, мистер Старк, — промямлил вскочивший на ноги директор, поправляя свой пиджак и одновременно смотря с осуждением на женщину, что привела его сюда, негодуя, что его не оповестили о появлении столь известного лица. — Директор Поллард, — Питер ослепительно улыбнулся, подходя к столу и протягивая руку, подмечая на столе фотографию мужчины с двумя маленькими девочками. — Рад с вами познакомиться. — Ох, а как я рад, вы просто не представляете, — ответил тот, пожимая руку Старку и незаметно пытаясь убрать со стола весь беспорядок в виде разбросанных стопок бумаг, кружки чая и пустой тарелки из-под чего-то мучного. — Нэнси, — обратился он к вахтёрше с определённой интонацией. — Принеси кофе нашему… гостю. Извините за всё это, мы Вас не ждали.       Нэнси, что до этого занималась тем, что со скоростью света сдвигала стулья и освобождала пространство, судорожно закивала и удалилась, ступая к двери спиной и едва не ударившись из-за этого об косяк. — Вы не видели, что творится в гостиной Мстителей. Вот, где побежал настоящий буйвол, — сверкнул он зубами в своей лучшей манере, с какой обычно выступал перед репортёрами и которую за столько лет наблюдения скопировал у Тони.       Директор нервно рассмеялся.       Он не предложил ему сесть, но Питер сделал это без всякого разрешения, и тот последовал его примеру, вытирая потные руки об ткань длинного пиджака. — Э-э-э, не поймите неправильно, — замялся он, поглядывая то на Питера, то на Нейта. — Но… почему вы здесь? Не то, чтобы мы Вам были не рады… «Ещё бы», — подумал про себя Старк. «Ваша школа так быстро восстановилась только благодаря моему кошельку. Где мои лобстеры, заправленные чёрной икрой?»       Вместо лобстеров Нэнси поставила перед ним большую кружку кофе, и Пит благодарно кивнул; мужчина тем временем продолжал. — …Просто мы просили Натаниэля вызвать родителя. — О, не переживайте, его отец сейчас на работе, если вы понимаете, о чём я, — соврал Старк с самым честным выражением, заговорщицки прошептав одними губами «миссия», отчего мистер Поллард пришёл в полный восторг, уставившись на него и ловя каждое его слово. — Я его дядя, просто посмотрите список экстренных контактов, я там указан. — О, для этого нет необходимости, конечно, я Вам верю. Вы же с его отцом оба Мстители, Ваше единство воодушевляет, это абсолютно невероятно… Но вы пейте, пейте. Мы Вас не торопим.       Нет, пить эту растворимую отраву он не собирается — это решение он принял ещё в тот момент, когда Нэнси только приближалась к двери кабинета, но мутный запах уже проник в его носовые пути, раздражая ворсинки, однако манеры всё же были ему знакомы, поэтому Питер благодушно сделал вид, что глотнул, и отставил кружку подальше.       Мать второго мальчика тем временем фыркала через каждую минуту, пока её сын во все глаза уставился на Человека-Паука, следя за любым его телодвижением. — Итак, мистер Старк, миссис Браун, у нас возникла некоторая… не совсем приятная ситуация. — Так вы называете то, что этот абсолютно неуравновешенный мальчишка напал на моего сына? — вспылила сидящая напротив них черноволосая женщина; Питер в это же время наклонил голову к Нейту в немом вопросе «Ты в порядке?» и, получив от того слабый кивок, потрепал по светловолосой голове. — Простите, неуравновешенный мальчишка? — тут же переспросил Старк, не уверенный в том, что услышал. — И из чего же вы, позвольте узнать, сделали данные выводы? — Мой Деннис никогда бы не опустился до такого безобразия. Он и мухи не обидел бы. — Ну, знаете, мы тоже не наблюдали за Нейтом приступов жестокости до всей ситуации с Вашим безобидным сыном. — Ох, правда? Как-то слабо верится. Отсутствие женской руки прямо-таки на лицо. — Уж поверьте, мы прекрасно справляемся с его воспитанием. У него лучший отец и замечательные родственники. — Как по-скромному. — А скромных людей не бывает. Просто некоторым нечем хвастаться.       Директор растерянно переводил взгляд с одного взрослого на другого, что были слишком заняты шипением друг на друга и совсем забыли про существование руководителя. — Так, давайте успокоимся, пожалуйста, — тихо попросил он, не очень надеясь на то, что его послушают, учитывая, с кем он говорит — про мать Денниса уже очень давно ходят слухи о её непробиваемости, и многим учителям было легче закрыть глаза на поступки её сына, чем вызывать её саму в школу для беседы, а с родственниками Нейта он прежде не имел дела — его отец был милым человеком, немного угрюмым и помешанным на безопасности сына, но достаточно сговорчивым и лёгким, и никого кроме старшего Бартона Джон ранее не встречал, хотя мельком видел из окна Чёрную Вдову, забирающую мальчика, поэтому приход Питера Старка было огромным сюрпризом.       У него самого было двое дочерей — старшая, Сьюзен, и младшая, Мирослава — и обе девочки дико фанатели от Человека-Паука, потому мужчина был в курсе практически обо всей информации, касательной семьи Старков; ему частенько приходилось сидеть рядом с ними в гостиной, когда они, поглощённые новостным каналом, не отводя взгляд ни на минуту, наблюдали за его интервью. Он казался порядочным и ответственным молодым человеком, всегда улыбался на видео, хоть никогда и нельзя было понять, насколько это фальшиво и искусственно; как и его отец, харизма прямо-таки лилась из него, а непринужденная болтливость и лёгкость, с какой он умудрялся общаться с любым человеком, поражала.       Питер Старк нравился всем — этот факт был неизменным ещё с тех годов, когда его только-только представили как сына Железного Человека; его улыбка, щенячьи глаза и открытое, доброе выражение лица притягивали людей к себе; все, кто его встречал, отзывались о нём только самыми лучшими словами, пав перед его необыкновенными чарами или, как шутил его отец, печально известный Энтони Старк, «фактором Питера».       Не то чтобы Джон не одобрял кумира своих девочек, но он не привык доверять телевидению и тому, как показывают себя люди на камеру, поэтому не мог быть уверен на счёт того, насколько этот всемирный герой на самом деле герой.       К нему в кабинет Питер Старк зашёл с той же улыбкой, с какой всегда говорил на интервью, в дорогом и явно дизайнерском пиджаке, его осанка была идеально прямой, глаза уверенно взирали на него; он убежденно протянул ему руку для знакомства, тёплую и сильную, как и полагалось Мстителю, не чувствуя неловкости, как будто уже не раз бывал в этом кабинете.       Поллард был не совсем уверен, чего он ожидал, но всё ждал, когда высокомерие взыграет в нём, как в его отце, с которым однажды имел честь находиться поблизости во время одного из приёмов, но Питер хоть и держался твердо и авторитетно, не показал ни единого признака самолюбия или возвышенности над другими.       Он не обратил внимания на беспорядок в кабинете, и, хоть и не прикоснулся к кофе — Джон был не дураком, чтобы принять тот жест за реальный глоток — поблагодарил Нэнси, чего прежде ни один из богатеньких родителей, которые с заносчивостью могли посоперничать даже со своими детьми, которым вообще никакие манеры, видимо, не прививали — легко сел на свободное место и игриво взъерошил волосы племянника, лицо которого буквально засветилось, когда тот увидел его в дверях.       Мальчику он улыбался совсем другой улыбкой — ласковой, с неприкрытой привязанностью и любовью, и это рассказало Джону об этом человеке больше, чем любые жалкие книги по типу «Питер Бенджамин Старк: взлёты и падения», «Династия гениев: Говард, Тони и Питер Старки» или «Опровержение теории гетерозиса: семья Старков».       Поллард работает в сфере образования с детьми вот уже несколько десятков лет, и за эти годы научился оценивать родителей, опекунов и родственников не по их социальному статусу, положению в обществе или чертам характера, которые они пытаются показать, пряча всё самое ужасное, а по тому, как они относятся к детям.       И Питер Старк, который и раньше был на неплохой ступеньке в голове Джона благодаря деятельности того в роли Человека-Паука, учредителя МОМ и изобретений ряда психологии, которые помогли людям после децимации, в тот момент поднялся сразу на пятнадцать плит. — Мальчики, — обратился он к двум провинившимся, что сразу метнули на него испуганные взгляды. — Не хотите рассказать нам, как всё было?       Переглянувшись, они потупили взгляды, и сидели молча, как партизаны. Джон вздохнул.       Судя по всему, это надолго.       Когда спустя полтора часа Питер и Натаниэль выходят из кабинета и преодолевают восточное крыло школы, где в это время уже столпились вышедшие на перемену школьники, им приходится ступать максимально быстро, пока все застыли в шоке и не отмерли, прорываясь ближе к Мстителю, чтобы получить автограф.       Нейт удрученно шагает к машине, буквально таща Питера за собой, чтобы никто не дай Бог не подошёл к ним, и настойчиво просит натянуть очки и кепку. Это напоминает ему те разы, когда его забирал Тони, и Пит точно так же выпроваживал его из школы, не желая привлекать к себе внимания. — Это его дядя? Он племянник Питера Старка? — слышит он разговоры проходящих мимо их машины детей, пока проворачивает ключ зажигания. — Ну, а ты что хотел? Его отец ведь — Соколиный глаз. Чекни инсту Мстителей, они ж все живут в одном доме, логично, что они близки. — Это полный дед инсайд. — Не верю. Где пруфы? — Вот это рофл, конечно.       Брови Питера взмывали вверх с каждым услышанным словом.       Господи, неужели он стал таким старым? Голос в голове Ванды сказал ему, что он драматизирует, но в тот момент было такое ощущение, что его виски сидели за считанные секунды. Старк быстренько глянул в зеркало и… Нет, они всё ещё такие же тёмно-каштановые, как и всегда, тем не менее, нынешний сленг детей, который он не понимал от слова совсем, заставил его ощутить подкрадывающуюся старуху с косой.       Как он дошёл до того, что не знал, что значит выражение «дед инсайт»?       Он чувствовал себя Стивом, каждая вторая фраза которого начиналась с «А в моё время…», и, честно говоря, ему это совсем не нравилось.       Интересно, когда он умудрился повзрослеть до такой степени, что теперь мечтает не о том, чтобы отменили контрольную по испанскому, а о том, чтобы понять какие-то мемы и странные фразы?       Будет ли кощунством сказать, что расшифровка выражения «дед инстайд» для него сложнее, чем понимание гипотезы Коллатца?       Мальчик в это время, сердито щёлкнув ремнём, отвернулся к окну, наблюдая за тем, как дети, столпившиеся на улице, шепчутся и фоткают их. Он немного сдувается, когда незнакомый Старку мальчишка, тёмненький, с контрастно выделяющимися на коричневой коже светло-зелёными глазами, энергично машет ему, и Нейт уныло, но всё же машет в ответ.       Долгое время они молчат. Натаниэль — потому что задумчиво рассматривает мелькающие здания, ковыряя ногти, Питер — так как знает, что тому нужно успокоится и всё обдумать. — Куда мы едем? — мальчик первым нарушает тишину, когда они сворачивают в другую сторону, через которую можно проехать к Башне, только сделав огромный круг, что обошёлся бы им в три часа. — За мороженым в наше любимое кафе, — непринуждённо ответил Питер, смотря в зеркало и включая поворотник. — Думаю, мы это заслужили. Отстояли твою невиновность, сумели избавиться от этой… миссис Браун. Что думаешь?       Нейт пожал плечами, вновь поднявшись на пару уровней угрюмости из-за упоминания о произошедшем. — Тётя Нат будет против. Она не любит, когда мы с Кейт портим аппетит. — Она не узнает, — обещает Питер, но мальчик смотрит на него с таким сомнением, что рушит его прежнюю убежденность. — Ладно, да, ты прав, она знает всё. Просто вали всё на меня, в случае чего. Можешь сказать, что я тебя заставил.       Впервые с того момента, как он зашёл в кабинет директора, Нейт слабо улыбается. — Так ты скажешь мне, что произошло на самом деле? — осторожно интересуется Мститель, когда они сидят в уютных креслах кафе возле окна. Нейт пожимает плечами, без особого удовольствия ковыряя шарики мороженого со вкусом баббл-гам, и Питер с отвращением смотрит на химозный десерт. М-да, кажется, он и правда стал старым. — Ты же знаешь, всё, что ты мне скажешь, останется между нами. Я запечатаю все твои секреты в три слоя клейкой ленты. — Просто глупая детская ссора, — отнекивается младший Бартон, морщась. — О, так поэтому ты так злился. — Я не злился. — У тебя было такое лицо, словно тебе только что сообщили, что всю ближайшую неделю будет готовить только дядя Брюс.       Прежде апатичный Нейт отшатнулся в шоке; Питер к тому времени сам поморщился от подобной перспективы. — Да, согласен, это был бы кошмар. Представь, рыбная запеканка на завтрак, обед и ужин, — Старк нервно рассмеялся, заглатывая ложку пломбира. Нормального, нехимозного пломбира без единой буквы E в составе и канцерогенов. Засудите его за это. — Фу, дядя Пит, — скривился Натаниэль, очевидно, представляя этот кошмар.       Некоторое время они молчат, поглощённые десертом, который уже начал таять из-за духоты кофейни. Питер неспеша потягивает свой кофе — горький американо без капли сливок, хотя раньше предпочитал латте с тремя ложками сахара и вкусными сиропами, на дух не перенося обычный чёрный, но теперь у него сводит челюсть даже от того, что он просто смотрит на приторную газировку Нейта. Тот шумно пьёт пепси из трубочки и, что удивительно, не выглядит на грани сахарной комы.       Теперь он понимает, что чувствовал Тони, когда он поливал торт-медовик нутеллой и запивал это соком. — Просто он хвастался тем, что у него есть мама и сказал мне, что наличие отца — ничто по сравнению с этим, — внезапно выпалил Нейт так быстро, что Питеру пришлось пару секунд пытаться вникнуть и понять сжёванные из-за спешки слова. — Я не хотел его бить, честно, это просто… случилось. Я больше не хочу это слышать.       Питер нахмурился. — Подожди, он пристаёт к тебе уже не первый раз?       Нейт моргнул. — Нет? — Ладно, мы вернёмся к этому позже, — вздохнул Старк. Чёрт, нет, он не хотел, чтобы Морган выросла — на прошлой неделе он думал, что та трагедия с её внезапной ненавистью ко всему розовому и отрицание мяса из-за каннибализма самое худшее, что может случиться с ним, как с родителем. Как она сказала, животные — млекопитающие, и они сами — тоже млекопитающие, что оставляет им одно — они поедают «братьев своих меньших». Ничто никогда не приводило Питера в больший шок, и ещё попробуй поспорить с такой логикой, но теперь это уже не казалось таким безвыходным. По крайней мере, её ещё можно было отправить спать и понадеяться, что к завтрашнему утру она слишком проголодается, чтобы вообще вспомнить термин «каннибализм», но с Нейтом такой вариант уже не прокатит — его проблемы сами собой не рассосутся. — Когда я учился в школе, один мальчик, его звали Флэш… — Флэш? — недоверчиво переспросил Нейт, его лицо осветило веселье. — …Каждый учебный день он превращал мою жизнь в ад. Оскорблял, подставлял подножки, врал про меня моим одноклассникам, издевался надо мной и моими друзьями. Всё это, конечно, было не самым приятным, но я мог это стерпеть. Однако самым его любимым занятием было напоминать мне о том, что у меня нет родителей. Сиротка Энни — так он называл меня. — Это ужасно. — Это больно, несправедливо и очень обидно, потому что тебе не нужно это напоминание — ты живешь с этим каждый день. В один из дней я не выдержал и так сильно швырнул его к шкафчикам, что меня отстранили от занятий на две недели, чтобы я «мог подумать о своём поведении». Что я хочу сказать — ты не должен замалчивать это, потому что эта боль будет расти. Так что разберись с этим мальчишкой, не кулаками или силой, просто попробуй поговорить с ним, попробуй подружиться, потому что, если и есть лучший способ справиться с хулиганом — это изменить его, сделав своим другом. Возможно, ему просто не хватает настоящих друзей. Но не дерись, потому что это не поможет. И в следующий раз у меня уже не получится отмазать тебя, и твоя мать… — Питер чертыхнулся, ругая себя за свою оплошность, когда ребёнок омрачился. — Я хотел сказать, тётя Нат будет недовольна. А ещё убьёт нас обоих, если узнает о сегодняшнем дне.       Они смотрят друг на друга; Питер — с надеждой, что ребёнок не обратит внимание на его нечаянно сказанную фразу — хотя, если его спросят, он будет до срыва голоса и хрипоты обвинять во всём Наташу, которая нянчится с Нейтом, как настоящая наседка — а Нейт с горечью, неподходящей для семилетнего.       Он вообще не выглядит на этот возраст, по крайней мере, не глазами, но в нынешнем мире они привыкли видеть детей, которым пришлось срочно повзрослеть, так что это уже не новость. Тем не менее, это не просто какой-то ребёнок с улицы, это его племянник, его семья и видеть в его глазах боль — по меньшей мере, неприятно. — В этом-то всё и дело, — вскоре выдаёт Нейт, звуча слишком взросло. Питер словно окунается во времена, когда они с Наташей пытались оторвать его отца от бутылки. Его сын — полная его копия, поэтому этот образ не сразу покидает его мысли. — Она не моя мама. — Я не это имел ввиду, приятель, — пытается Старк, щёлкая мальчика по носу, но это не приносит никаких плодов — светловолосая голова ещё сильнее вжимается в плечи. — Почему она удочерила Кейт, но не усыновила меня? — Хочешь, я тебя усыновлю?       Нейт угрюмо смотрит на него с немым «я серьёзно», и Питер вновь вздыхает.       Если он ещё не поседел, у него есть все шансы сделать это в ближайшее время. Эти дети когда-нибудь точно доведут его до могилы. — Она не хочет занимать место твоей матери. — Лора мертва, — заявляет мальчик таким спокойным и равнодушным тоном, что первые мгновения после этих слов Старк может лишь тупо моргать, пораженный его безэмоциональностью. Но это и не удивительно, нашептывает ему разум, он не знал Лору, как и Купера, и Лайлу. Вся его жизнь — это Башня, его отец, тётя Наташа, Кейт, Морган и все остальные Мстители. Глупо ожидать чего-то иного. Питер тоже плохо помнит биологических родителей и, хотя испытывает некоторую тоску по ним, может спокойно говорить об их смерти, чего не скажешь о гибели Тони и Пеппер. — У меня больше нет матери. Как мертва и Элеонор — биологическая мать Кейт, но её тётя Нат сделала своей дочерью. — Это всего лишь одна подпись в одном документе, но ведь относится она к вам двоим одинаково. Разве она точно так же не готовит тебе завтрак, не целует на ночь, не заботится, не проводит с тобой время?       Нейт мычит, задумчиво гоняя последний шарик по глубокой миске, и нерешительно что-то мямлит. — Да, но… — Документы, которые она подписала, чтобы удочерить Кейт, были в основном для того, чтобы её не забрали у нас, потому что того требовала ситуация. Не то, чтобы Нат не хотела этого, но она бы не решилась на это, будь всё спокойно. Вовсе не потому, что она не любит Кейт, как раз наоборот — потому что быть семьёй Мстителей опасно и болезненно. В остальном ты такой же её ребёнок, как и твоя сестра. У вас один отец, вы живете в одном доме и вас разделяет всего одна стена. — Она хотя бы может сказать, что у неё официально есть мама. Что подумают люди, когда я скажу, что у меня есть мама, которая вроде бы и не моя мама, а тётя, но всё же косит под маму? — Какая разница, о чем они думают? Поверь мне, они не так часто это делают, так что не стоит париться на этот счёт.       Уголки губ Нейта чуть приподнялись. — Если ты хочешь называть её мамой… пожалуйста, называй. Она будет не против, — заверил его Питер, но ребёнок с сомнением воззрился на него.       Удивительно, но они с Нат никогда не обсуждали Нейта и то, как он её называет, но, задумавшись об этом сейчас, «тётя Нат» из уст мальчика звучало немного странно. Да, она была его тётей, но все в Башне так долго наблюдали за тем, как Романофф его воспитывает и даже позволяет себе тискать его в объятиях — что невероятно, учитывая, что слова «тискать» и «Чёрная Вдова» никогда прежде не стояли в одном предложении — что воспринимают они её, скорее, как опекуна или что-то в этом роде.       Потому что, что ни говори, тёти не так сильно заботятся о своих племянниках, чтобы создавать такой материнский образ. Они приезжаю по выходным, приносят подарки, может быть, хранят секреты от родителей, интересуются о школе и друзьях, о девочках и могут изредка посидеть с тобой, когда мама и папа уедут на свидание.       Они не укладывают спать, не читают сказки на ночь, не готовят завтраки каждый божий день, не делают с тобой уроки глубокими вечерами и не решают вопросы относительно твоего ближайшего будущего.       У Питера была тётя — Мэй была одной из лучших вещей, что с ним случалась в жизни, но она никогда бы не стала его матерью; он никогда не воспринимал её так. Да, она была в курсе всех его достижений, она слушала его нескончаемый лепет про Эм-Джей и целовала в щёку перед уходом, но была при этом слишком легкомысленна по отношению к его безопасности и слишком безответственна.       Черт возьми, она даже как-то исправила его, восьмилетнего мальчика, когда он случайно назвал её мамой. «Это тётя Мэй, милый» — сказала она тогда, и ребёнок больше не совершал такой оплошности.       В этом не было её вины — просто ей не было суждено быть матерью. Она никогда не хотела собственных детей, но всё же приняла Питера и полюбила его всем сердцем, поэтому он никогда не смел обижаться на неё за это.       Пеппер стала его матерью буквально за несколько дней, в то время как Мэй не смогла за целое десятилетие. Когда Питер думает о маме, перед его лицом не предстаёт изображение Мэри Паркер, он видит лишь элегантную рыжеволосую женщину, дающую шутливую оплеуху Тони Старку.       Точно так же он никогда не представляет Ричарда, когда кто-то спрашивает его об отце.       Мэри и Ричард — звёзды, далёкие, холодные и недосягаемые, к которым он не может прикоснуться; всё, что у него есть о них — это безличные фотографии, которые на самом деле ничего не дают, смутные образы и почти стёршиеся воспоминания, уже давно ничего не вызывающие никаких откликов.       Но Пеппер и Тони — слившийся воедино ночник, тёплый и родной, немного старый, но с ним связано столько воспоминаний, что он так и простоит на его тумбе рядом с кроватью до тех пор, пока Питер сам не превратится в осколки костей и сбор всевозможных сердечных отклонений.       Они стали такой неотъемлемой частью его жизни, что стали его настоящим; не просто жалким набором доказательств из свидетельства о рождении или фоток с огромным животом, показывающим, что да, он принадлежал им, а чем-то более стоящим. Их любовь и память сделала это более стоящим.       Питер даже не уверен, есть ли в нём что-то от Мэри и Ричарда, помимо склонности к веснушкам в летний период или оттенка волос. Его манеры, повадки, черты характера — всё это было в нём воспитано. Он саркастичный и упрямый, как Тони, добрый, амбициозный и ответственный, когда это действительно ему нужно, как Пеппер.       То, что он из себя представляет, как себя ведёт, как реагирует на боль и действует в опасных ситуациях — всё это списано с поведения Старков. В нём нет серьёзности и угрюмости Ричарда или терпеливости Мэри, он не склонен к смирению или спокойствию, не обладает послушанием или покорностью, не привык сидеть на месте, наслаждаясь тишиной. Его никогда нельзя было назвать чопорным и деловитым — то, чем, по словам Мэй, отличалась его мать, или суровым, что наравне с требовательностью было присуще его биологическому отцу.       Зато он эмоционален, саркастичен, полон безудержной энергии и желания изменить мир, обладает лёгким сангвиническим темпераментом и склонен к излишнему драматизму, который проявился благодаря общению с Тони.       Он прячет боль за сарказмом, как отец, предпочитая страдать молча и втайне ото всех, и любит сильно, всепоглощающе, как Пеппер, проявляя это не только баснословными деньгами и многочисленными подарками, но и длительными объятиями, вниманием и участием.       Питер — сын своих родителей, но не тех, что значились в свидетельстве о рождении. Всё-таки в мире есть гораздо более важные вещи, чем генетический набор и ДНК. — Правда? — вырывает его из задумчивости тихий голос Нейта, и Питер несколько мгновений смотрит на него, пытаясь вспомнить, о чём они говорили. — Конечно, — наконец, улыбается он. — Но, эй, если хочешь, я могу незаметно выведать это для тебя. Операция «Будь моей мамой». — Примитивно. — Когда семилетние дети научились таким словам? — Моё поколение и не такое знает. — Что значит «твоё поколение»? — возмутился Питер; Нейт ухмыльнулся, став ещё больше похож на своего отца. — У нас оно одно. — Ты слишком старый для этого. — Мне пошёл всего лишь третий десяток.       Нейт приподнял правую бровь в фирменной манере Наташи, потягивая жидкий сахар, зовущийся колой. — Ты работаешь, женишься через полторы недели, и у тебя будет ребёнок. Ты вне моей лиги.       Питер поджал губы, понимая справедливость данного утверждения, но всё же не сдержался и показал племяннику язык со словами «Я лишу тебя твоей доли в моём завещании», после чего рассмеялся вместе с ним. — Дядя Пит, — зовёт мальчик спустя момент непродолжительного уютного молчания, во время которого они соскребали со стенок мисочки остатки мороженого, и Питер поднимает взгляд. — Спасибо. За то, что приехал. И за мороженое. — Я приму благодарность в виде признания Стиву, что именно я самый крутой дядя.       Дорога в Башню была гораздо более оживлённая. Они с Нейтом подпевали песням Битлз, не обращая внимание на взгляды из окон проезжающих мимо машин, и мальчик впервые за долгое время казался непринуждённым и открытым. Он рассказал о своём друге Джейкобе — тому мальчишке, что махал ему на парковке, о раздражающей учительнице миссис Маккавей, голос которой напоминал писк охрипшей крысы, и даже о проблемах с математикой и окружающим миром.       Питер не помнил, когда последний раз он так хорошо общался с Нейтом. Он его племянник, и, разумеется, Старк обожает его всем сердцем, балует втайне от Наташи и обкладывает дорогущими подарками, но у него не всегда хватает времени, чтобы просто сесть и поболтать, послушать о его неудачах или успехах. Он знает его предпочтения, хобби, мечты и цели, но иногда не бывает в курсе чего-то более глубокого.       Питер проследил, что Нейт знает, что всегда может обратиться к нему, но прежде он никогда этого не делал, поэтому его сообщение с просьбой приехать в школу было большим сюрпризом, которому он всё же был рад.       Для него не было ничего важнее его семьи, и Нейт был неотъемлемой её частью. — Почему тебя забирал дядя Питер? — спросил Клинт у сына, когда он и Старк поднялись на общий этаж, прежде чем обратить внимание на друга. — Ты мог бы сказать, что Хэппи сегодня занят, мы с Нат забрали бы его сами.       Упомянутая женщина вышла с кухни и протянула руку; Нейту не нужно было повторять дважды — он тут же бросился к ней в объятия. Кейт, которая вернулась из школы намного раньше из-за сокращённого дня в старшей школе по случаю экзаменов, была в зале — он слышал её отдалённый смех — как и Стив, что-то ей рассказывающий; Морган в это время была в детском саду. — Ох, я забыл вас предупредить, — Питер ослепительно улыбнулся, применяя все свои доступные навыки вранья, невольно сформированные за столько лет близкого общения с Чёрной Вдовой. — Я проезжал мимо его школы, захотел поесть мороженого, но есть его в одиночку было бы грустно, а ещё жадно, — Нат закатила глаза. — Так что я заехал за вашим сыном. — Хм, — Наташа недоверчиво промычала, прищурившись на его абсолютно не случайное употребление «ваш сын», но спорить не стала. Она оторвала от него свой змеиный подозрительный взгляд, чтобы перевести на мальчика, всё ещё обнимающего её поперёк туловища, гораздо более мягкий и нежный взор. — Только попробуйте не съесть свой обед, молодой человек. — Есть, мэм, — Нейт шутливо отдал честь, прежде чем убежать на кухню, на бегу зовя сестру. — Пожалуйста, скажи, что сегодня готовит не Брюс. Я умираю с голода. — А где же твоя наречённая? — хмыкнул Клинт. — Поехала решать последние организационные вопросы. — У-у, это надолго…

июнь 2021

      Пальцы Питера чуть дрожат, когда он пытается завязать чёртов галстук, хоть он и пытается это скрыть. Стоя возле большого зеркала во весь рост, он придирчиво оглядывает себя.       Будучи главой Старк Индастриз, он привык к дизайнерской элегантной одежде — его должность того требует, и все его футболки с научными каламбурами теперь лежали в дальнем ящике, как воспоминания о былом детстве и невинности, но этот костюм всё равно кажется слишком дорогим, и он мысленно сетует на своего дядю, который заставил купить именно его.       Костюм светлый и приталенный, с чёрной рубашкой под низом, бордовым галстуком, торчащим из нагрудного кармана тёмным платком и запонками из белого золота. Он сидит идеально, и Питеру действительно в нём удобно, но он привык к своему офисному серому костюму, в который ему сейчас невероятно хочется влезть, чтобы больше не видеть никаких дорогих камней и бриллиантов вместо пуговиц, отделанных платиной, что заставили его чувствовать себя расфуфыренным принцем.       Рука легла ему на плечо, и только тогда он заметил в зеркале фигуру Наташи. — Повернись, — велела она, и Питер подчинился. Она легко маневрировала ушками галстука, искусно завязывая его без каких-либо проблем за несколько секунд. Её наманикюренные пальчики разгладили его, убирая кончик под пиджак, и немного подправили положение карманного платка. Она цокнула, и парень чуть смущённо улыбнулся. — Тебе постоянно приходится носить его, но ты всё никак не научишься его завязывать. — Вив делает это за меня каждый раз, — улыбнулся Питер. Ей не нужно было спрашивать, кто исправлял это до её появления в его жизни — не раз и не два Наташа была свидетелем того, как Тони и Пеппер делали это за сына, шутливо сетуя на его беспомощность.       — Я не собираюсь завязывать тебе галстук до самой старости, — заявлял сыну Железный Человек. — Даже не надейся на это. У меня есть гораздо более важные занятия. — Например, делать Пеппер седой раньше времени? — Кто бы говорил, ты и сам неплохо с этим справляешься.       Словно почувствовав, о чём он думает, Романофф положила обе руки на его плечи, и улыбнулась уголком губ. — Ты выглядишь великолепно, — прошептала она, смотря на него с необычайной мягкостью. — Пеппер бы это понравилось. — Да, скорее всего, — туманно ответил Питер, вновь поворачиваясь к зеркалу и разглядывая своё отражение.       Весь его вид кричал о статусе и о богатстве, и это уже не было чем-то непривычным, но иногда он всё же ловил себя на мысли, что хочет просто влезть в свои старые джинсы с протёртыми коленками, растянутую футболку с какой-нибудь глупой надписью и выцветшие ботинки, которые выглядели в шаге от гроба из обувной коробки.       Он смотрит в зеркало и больше не видит в нём ни намёка на Питера Паркера, ни единого отголоска ботаника из Мидтаунской школы науки и техники, главной проблемой которого была итоговая контрольная работа по истории, составляющая двадцать процентов его оценки. Здесь, в этой украшенной свадебной атрибутикой комнате, лишь Питер Старк — глава многомиллиардной компании и известнейший супергерой мира.       Глупая улыбка сменилась поджатыми губами, яркий невинный свет глаз — безудержным огнём высокоуровневых и гиперболических идей, милый взгляд — бурей страсти и уверенности. Нет больше сутулости, лишь идеальная осанка, исчезли нервные движения, оставив после себя лишь ауру авторитетности и твёрдой решительности.       Тот мальчик мёртв.       Безжалостный мир высосал из него открытую и нежную душу, лишил его мягкости нрава и задорности характера, уничтожил всю искромётность и ослепляющий блеск. Уцелела лишь внешняя оболочка, заполненная безумной и яростной любовью к оставшейся семье и готовностью пойти даже на убийства ради их безопасности и сохранности последних центров его Вселенной.       Тот мальчик мёртв. Остался лишь мужчина. — Вы только посмотрите на него, — раздался позади голос Роуди, щеголяющем к двум паукообразным уже в собственном костюме. — Выглядишь на миллион долларов.       Питер закатил глаза. — На мне буквально миллион долларов. Каламбур довольно слабенький, ты можешь лучше.       Роуди прижал руку к правой стороне груди в лучшей манере Тони, нацепив обиженный вид. — Ты разбиваешь мне сердце. Когда это мои шутки стали для тебя несмешными? — Сердце с другой стороны, дядя Роуди, — ухмыльнулся Питер.       Боже, вздыхает Джеймс про себя, этот момент — максимум схожести, который когда-либо смог добиться Питер по отношению к своему отцу. Всё в нём, начиная от дерзкой усмешки и заканчивая выглаженным костюмом и стильной укладкой напоминают ему о Тони. Выражение лица, поза, в которой он стоит — ноги чуть расставлены, а руки засунуты в карманы — даже наклон головы влево, когда он начинает говорить, — всё это полностью результат воспитания его лучшего друга.       Это всё ещё был его милый племянник, мальчик, которого Тони однажды гордо представил ему со словами «Знакомься, Пит, это твой дядя Роуди», но… не вполне. Человек, который сейчас стоял перед ним, был выше, достиг пика роста и теперь был бы, вероятно, на голову выше отца, он мускулистее и увереннее, и вместо того, чтобы излучать оптимизм и энтузиазм, его лицо было слегка напряжённым.       Пытается скрыть волнение, сразу понял Джеймс, потому что при подобных обстоятельствах так всегда делал Тони. Те же самые попытки казаться хмурым, а не обеспокоенным, потому что любая угрюмость не казалась ему такой слабостью, как неприкрытая неуверенность; тот же сарказм ради образа убеждённости и равнодушия, та же сжатая челюсть, выдающая его целиком и полностью. По крайней мере, для близких.       Роуди наблюдает со стороны, как Наташа суетится над парнем, пытаясь занять чем-то руки и убрать все несуществующие складочки на его костюме, а Хэппи позади него стоит, сжимая в руках часы — те же самые часы, которые носил Тони на своей свадьбе, что достались ему ещё от его отца.       И это немного неправильно.       Он чувствует это, это чувствуют и Наташа, и Стив, и Брюс, и Хэппи, и все остальные Мстители. Вся эта ситуация не такая, какая должна быть.       Это должны быть Тони и Пеппер, это они должны суетиться и наставлять сына, они должны волноваться и переживать, плакать — открыто, в случае Пеппер, а в случае Тони — незаметно, отмахиваясь и выдумывая слабые оправдания по типу «В твоём одеколоне точно примеси лука, я в этом уверен. Я же говорил тебе взять мой».       Если он закроет глаза и приложит достаточные усилия, Роуди даже может представить, как его лучший друг проходит через комнату и притянет голову Питера к себе, чтобы он мог поцеловать её сбоку. — Ты слишком высокий, малыш. Сделай так, чтобы это прекратилось, — сказал бы он, и взлохматил волосы на голове сына.       Парень бы оттолкнул его от себя с деланным недовольством, ворча про испорченную укладку, на которую Пеппер потратила добрых два часа, а названная женщина бы выгнала мужа из комнаты, чтобы он им не мешал и, не дай Бог, не сорвал свадьбу.       Они должны быть здесь.       Тони должен глупо шутить о том, что его сын отрёкся от него и женится на ведьме в самом буквальном смысле этого слова, что его спокойная вольная жизнь официально завершена, и он больше никогда не сможет есть чизбургеры вне кухни и отматывать от рулона туалетки столько бумаги, сколько он пожелает; жаловаться Пеппер, что Сабрина станет членом его семьи, он должен волноваться и не находить себе места, потея от волнения похлеще Питера, а его жена спокойно стоять рядом, окидывая его весёлым взглядом покрасневших глаз, и напоминая, что женится не он, а Питер.       Тони должен завязать ему галстук и надеть на его запястье часы, рассказав об этой традиции их передачи из поколения в поколение, он должен не выдержать и заплакать, прижимая повзрослевшего сына к своей груди в полнейшем неверии, сетуя на то, что теперь ему приходится заставлять Питера наклоняться, чтобы соответствовать росту отца.       Он должен провожать его в новый период его жизни, стоять рядом в самый важный эпизод, какой случается в среднем один раз в жизни. Сказать больше — Роуди уверен, что Питер женится лишь один раз; он слишком пристально наблюдал за их с Вандой отношениями, за искрами безграничной привязанности и любви, за их взаимодействием, которому позавидовала бы любая парочка.       То, как он смотрит на неё, словно в мире для него больше не существует ни одной женщины, как она смотрит на него, словно он заново повесил для неё звезды — всё это слишком ярко и сильно. Такая любовь, как у них, не проходит, не стирается и не способна погаснуть. Такая любовь была у Тони и Пеппер, и сколько бы они не брали перерывы, что бы не происходило, они возвращались друг к другу, как два магнита.       Но Тони этого не увидит, Пеппер не будет наблюдать, прижимая носовой платок к краям глаз.       Вместо них здесь лишь пустые стулья, какая-то мрачная невысказанность и призрачные образы.       Взгляды Роуди и Наташи пересекаются. Оттенок грусти встречается с меланхолией, и они понимающе смотрят друг на друга долгое мгновение, пользуясь отвлечением Питера на телефон, в котором он яростно строчил сообщение кому-то из компании.       Быстрым движением Романофф ловко забирает технику из его рук. — Эй! — возмущается он, но замолкает, когда она выгибает одну бровь дугой. — Никакой работы, — категорично говорит она ему и откладывает телефон на сиденье возле зеркала. Небольшие каблуки на её ногах издают характерный стучащий по паркету звук, когда она возвращается обратно и кивает Хэппи. — У тебя сегодня свадьба, пусть справляются без тебя.       Хоган подходит ближе, протягивая дорогие часы, на которые Питер смотрит с немым вопросом в глубине шоколадных глаз. — Это принадлежало твоему отцу, а до этого — твоему деду, — хрипло говорит он, и парень медлит несколько мгновений — эмоции скачут на его лице, как лошади на финальных скачках — прежде чем протягивает руку.       Часы явно швейцарские и баснословно дорогие; тонкий корпус изготовлен из сплава золота и платины, ремешок из крокодильей кожи, а сверху сапфировая прозрачная крышка, позволяющая наблюдать за внутренним механизмом — Питер должен отдать ему должное, Говард знал толк в украшениях.       Есть мгновение, во время которого он сомневается, хочет ли их носить — слишком уж они вычурные и кричащие «Говард Старк — циничный мудак». Ему хорошо и со своими — дорогими, но простенькими. Но тот факт, что когда-то их носил Тони, умаслил его. — Волнуешься? — спрашивает его Роуди, надевая часы ему на руку и поправляя их.       У Питера невольно вырывается нервный смешок. — Немного, — признаётся он. — Ну, тебя хотя бы не тошнит в подаренную родителями твоей невесты вазу, как это было с твоим отцом, — усмехается Хэппи, и Наташа, которой, как и остальных Мстителей-изгоев не было на свадьбе его родителей, неожиданно громко смеётся. То ли выпитое залпом шампанское на неё так подействовало, то ли день кажется ей очень хорошим, чтобы позволить себе открыто выражать эмоции.       Питер с Роуди синхронно фыркают, припоминая тот знаменательный момент, когда Тони внезапно позеленел и вывалил всё содержимое желудка в ближайший углублённый сосуд. — Спасибо за мысленный образ, — саркастично пробормотал Старк; не испытывающий никаких сожалений Хэппи лишь пожал плечами.       Романофф вскоре ушла, намереваясь проверить невесту, хоть и являлась подружкой жениха («Такой должности нет, Питер», «Предполагается, что инопланетян тоже не существует, но давай вспомним события девятилетней давности. Так что к чёрту гендерные роли»), и Хэппи взял с неё пример, перед этим бросив последний тёплый взгляд на Питера, какой можно было редко увидеть в острых глазах Главы Охраны.       Роуди немного отошёл, желая взглянуть на племянника целиком. Тёмные глаза неспеша обводили острую линию его челюсти, крепкий подбородок, величавые окрепшие плечи, зачёсанные назад каштановые волосы, которые отросли и теперь кудрявыми локонами висели ниже мочки ушей. Щёки безвозвратно исчезли, как и былой жаркий румянец, а прежде тонкие, как веточки, руки стали жилистыми и мощными.       Ему было без одного месяца двадцать один, но его повадки, уверенный взгляд и сильные плечи делали его похожим на двадцатипятилетнего. — Ты так вырос, — пробормотал мужчина, чувствуя, как начинает колоть в глазах. Сентиментальный идиот, подумал он про себя.       Питер лишь равнодушно пожал плечами. — Обручение делает это с человеком, — пошутил он.       Естественно, дело было не в этом. Они оба это знали, но предпочли притвориться, что причина действительно в этом.       Питер повзрослел давно, слишком давно, Роуди даже не может точно сказать, когда.       Когда ребёнок внутри него, обожающий LEGO и «Звёздные Войны», цитирующий Люка Скайуокера и скупающий всё с логотипами Железного Человека, вышел из тела, стоящего перед ним?       Как это было?       Из-за чего именно?       Почему он не заметил, что этот мальчик горел заживо, пока не осталось ничего, кроме нарушенного баланса добра и жизнелюбия, кроме пустоты, засасывающей всё вокруг? Как он не заметил разрушение первичной сукцессии и вынужденное формирование вторичной, совсем иной и уже не такой ярко-зелёной?       Логично было бы предположить, что это произошло после Войны Бесконечности, после Тони и Пеппер, после Неда и Эм-Джей, но нет — всё началось раньше.       Каждая последующая смерть, начиная с Мэри и Ричарда, просто подливала керосин в разгорающийся пожар, и никто ничего не мог поделать с разрушающимися зданиями детских мечт и светлых надежд, с отвратительно мазутным дымом горя и взрывами, разрывающими пёстрые пузыри счастья. — Знаешь, — надтреснуто произносит Роуди, тень чего-то горестного проносится по его лицу. — Мы с твоим отцом всегда думали, что это — он махнул рукой на свадебные украшения — будет Эм-Джей. Мы думали, ты будешь светиться от счастья, будешь наворачивать круги от волнения, скакать по всей комнате так, словно съел три килограмма сахара и выпил два литра кофе, — хотел сказать он, — вместо этого ты сдержаннее всех на этом участке и самый здравомыслящий. Где твоя ослепительная радость, приятель? — хотелось завыть ему, достучаться до племянника, увидеть несметный оптимизм и бурю эмоций. — Где ажиотаж, где трепет, где неспокойное щебетание, присущее тебе со дня твоего Рождения? Где ты сам?       Иногда Джеймс думает, что это к лучшему — смерть Тони, потому что он не уверен, что его лучший друг смог без боли смотреть на сына, съедаемого собственными страхами и кошмарами, на сына, что перенял его саморазрушительность и беспощадных демонов.       Он счастлив — безусловно, радость читается в его глазах, как и безграничная любовь к девушке, которая менее, чем через час, станет его женой, но Роуди практически может видеть, как перед шоколадной глубиной воспроизводятся расчёты возможностей летального исхода её беременности, как мелькают договоры МОМ, которые он пытается подписать с Правительством, как списки дел стучат по его прилизанной голове, а ответственность как самый назойливый гость отказывается покидать его дом вот уже третий год подряд. — Не то, чтобы я против Ванды, — быстро добавляет Роуди, и в самом деле имеет это ввиду. — Я всеми руками «за». Она чудесна, правда чудесна, просто это было так неожиданно. На самом деле, до сих пор неожиданно. — Я всё ещё люблю Эм-Джей, — говорит Питер через некоторое время. — Просто теперь эта любовь… Она другая. Я люблю её, как частичку жизни, которую я не хочу отпускать и забывать. Она была больше моим экстраординарным лучшим другом, чем девушкой, и всегда им останется, но она больше не светило всей моей жизни.       Нед и Эм-Джей — они совсем как конфеты «кислинка». Их уже не выпускают, и всякий раз, когда ты вспоминаешь о них, ты чувствуешь необъяснимую ностальгию, тоску по тем временам, когда они были в свободном доступе, а ты ими пренебрегал.       Часть его детства, которую он больше никогда не увидит.       Сейчас это вряд ли имеет какое-то значение. Питер слишком много пережил — слишком много оплакивал — чтобы эти чувства были чем-то иным, кроме далекого воспоминания. — Но у нас с ней всё было… Не так уж серьезно, — продолжает Питер. — Мы были детьми. Я был ребёнком. Это больше не так. Роуди долго смотрит на него; достаточно долго, чтобы в комнату успел заглянуть Стив, взволнованный и нервный. Он бегло глянул на Питера, и, чуть заикаясь, выдал: — Э-э, всё уже скоро начнётся, и вы… — две головы метнулись к нему на звук его глубокого голоса, и тот смутился ещё сильнее. — Вы здесь так долго находитесь, я подумал… Тревожные взгляды, которые он бросал на Питера, выдавали его беспокойство. В эти дни Стив старался как можно меньше идти с ним в конфронтацию. Это доходило даже до того, что он лишний раз предпочитал позволить ему пропустить встречу после миссии, чем настаивать и, тем самым, нарываться на конфликт. Да и все остальные старались держать их подальше друг от друга. Наташа не раз окольничими путями умудрялась сделать так, чтобы они не пересекались. — Что? — выпалил Питер, и уже с первых слов было понятно, что ничего хорошего от этого разговора ожидать не стоит. — Что у нас какие-то проблемы? Мистер Благородство прискакал на своём верном коне спасать чёрные эгоистичные души? — Пит, — тяжело вздохнул Роуди и протянул руку, чтобы обхватить её плечо племянника, но тот, даже не оборачиваясь, ловко увернулся. Однако Стив не выглядел удивленным; на самом деле, весь его взгляд кричал о душераздирающей тоске, в этот момент он был больше похож на грустного золотого ретривера, чем на несгибаемого Капитана. На миг Роуди даже стало его жалко. В то время, как Питер нескончаемо злился, Стив ходил, как в воду опущенный. Их ссора повлияла на него неожиданно сильно. Конечно, они были друзьями, причём хорошими друзьями — их шутливые подколы, вызванные абсолютно разными взглядами на окружающие вещи, были тем, за чем команда была готова наблюдать сутками напролёт, а схожее мировоззрение и добродетель, хоть и проявляющая по-разному, — причина, по которой эти двое считались их лидерами. Роуди знал — Стиву не хватало Тони, а Питер стал копией своего отца, и Роджерс тянулся к нему, движимый желанием вновь почувствовать связь, ощутить знакомое беззлобное раздражение из-за саркастичных комментариев. Странно, но после самого Питера, Джеймса и Хэппи, именно ему больше всего не хватало Железного Человека. Просто они были адским дуэтом, сочетающимся и подходящим на все сто процентов. Они дополняли друг друга, как лидеры, — благоразумный Стив и гениальный Тони. Мужчины ссорились большую часть времени, но эти ссоры были чем-то нормальным и привычным, родным и общепринятым. Потому смерть старшего Старка вызвала отсутствие в команде жизненно важных факторов — антонимичных позиций и развлекательных споров, и повзрослевший Питер, перенявший от отца его саркастическую натуру, заполнил ту пустоту, зарыл глубокую яму бездны ещё большим количеством земли так, что там, где раньше, ещё до Гражданской Войны, была ровная поверхность, теперь была гора, состоящая из мельчайших крупинок многочисленных новшеств из семейных традиций — такие, как соревнование на лучшие украшенные яйца в канун пасхи или ожесточенный бой за титул короля монополии каждый второй вторник — добрых удивительных воспоминаний — например, как Питер и Клинт однажды додумались поставить реальную капельницу из кофе — и приятных моментов, проведённых вместе. Потому Стиву так тяжело — их недавний казус с видеоархивом прямиком из Сибири воздвиг огромную пропасть в их отношениях. Они с младшим Старком были капитанами корабля; никогда не было понятий первого и второго пилота, он всегда был лишь один, слившийся из двух разных личностей — ответственного и рассудительного Стива и более порывистого Питера, готового в нужный момент пойти на риск. Не было одного без второго, как не было дня без ночи — они сменяли друг друга, шли вместе рука об руку и как понятие, и как явление. Но дело было даже не в этом — Стиву была важна их семья, без неё у него не было ничего — только абсолютно ничего не значащее без дорогих людей рядом с ним звание Капитана Америки и работа, что также не имела для него особого значения; Роуди это знал, знал и Питер, но тот был слишком поглощён обидой, чтобы думать об этом с другой стороны. Просто Тони был слишком многим для Питера, и то, что Роджерс сделал с ним, сильно ударило по сыну Железного Человека. Тони всегда шёл первым в списке любимых людей Человека-Паука, и, хотя сейчас на этот же пьедестал поднялись и чуть подвинули мужчину Ванда и Морган, это нисколько не уменьшило привязанность Питера к отцу. За все прожитые годы, сколько бы Роуди не общался с людьми, сколько семей не повидал, связь, что разделяли Питер и Тони, была самой удивительной и невероятной. Не было ещё одного отца и сына, что были бы так привязаны друг к другу, так взаимосвязаны, как были двое Старков, и это понимание настолько же ужасающе печально, насколько и чудесно. Потому что один из них мёртв, а другому приходится жить дальше с этим — с кошмарами, полными тёмной с красными примесями пыли, что раньше были его родителем, с постоянными напоминаниями и мучающими его разум воспоминаниями. Потому что Тони не вернётся — факт, с которым Роуди смирился только спустя три года, но который не перестаёт причинять боль вакуумом пустоты и нехватки чего-то ценного. Мужчина отошёл лишь на секунду, чтобы собраться с мыслями и запихнуть тоску по лучшему другу куда подальше, потому что сейчас сын его брата нуждался в нём слишком сильно, чтобы Воитель мог позволить себе расклеиться, но этого времени хватило, чтобы между Питером и Стивом опустился туман войны. Роджерс говорил что-то, во что Роуди не успел вникнуть, как младший Мститель прервал его: — Классный галстук, — парень указал на тёмно-синий, аккуратно завязанный явно женской рукой — Наташей, как подозревал Роуди — предмет одежды с маленькими щитами Капитана Америки, и Воитель узнал в нём подарок Тони Кэпу на Рождество в тринадцатом году. Зря он это надел, подумал мужчина, наблюдая за прищуренным взглядом Питера, что, вероятно, быстро подошёл к подобному умозаключению. — Но, знаешь, если ты тварь в душе, никакие попытки прикрыть это мнимой нравственностью и выставлением своего благородства напоказ не помогут. Этот выпад был резким, очень резким. Лицо Стива, что и до этого выглядело, как мордашка трёхмесячного щенка, оказавшегося под проливным осенним ливнем, теперь и вовсе походило на взгляд малыша антилопы Бонго, только с голубой радужкой, пробирающими до самых костей своим жалостливым блеском огромных глаз. Питер перегибал палку, но Роуди не решался вновь пытаться остановить его. — Твой отец подарил мне его, — сказал Стив, но лучше бы он молчал. Улыбка Питера была такой резкой, такой фальшивой, что на неё было больно смотреть. Он повернулся к зеркалу, подставив Роджерсу спину, и спрятал любые доступные эмоции. — Ты знал, что, когда они с мамой женились, он надеялся, что ты придешь? — тихо поинтересовался он самым спокойным тоном, лишённым любых чувств, словно его это вовсе не волновало. — Он не говорил этого, но мы с ней знали, что он попросил организатора о дополнительных местах, потому что думал… может, ты придёшь и поддержишь одного из своих лучших друзей в самый важный момент его жизни. Но ты не пришёл. — Питер, — выдыхает Роуди, даже не пытаясь скрыть тяжесть голоса и пораженность тона. Он не смотрит на Стива и не хочет смотреть, потому что знает, что там увидит — яму вины и боли. Как бы он ни был зол на Кэпа за его выбор, за поступки, совершенные во время Гражданской Войны, в Сибири, он всё же не считает, что тот заслужил подобные знания. С таким сложно жить — мужчина и так полон самобичеваний, которые Джеймс увидел только когда немного остыл и рационально взглянул на ситуацию, и добавлять к ним ещё и это — очередной перебор. Но Питер, движимый яростью за халатность по отношению к отцу, словно утратил большую часть своего сострадания. — Что? — с искренним недоумением вопрошает Старк. — Пусть знает. Я хочу, чтобы он жил с этим, как живу я. — Мстительность в его голосе, кажется, поражает даже его самого, потому что он немного смягчается, когда слышит, как Стив мучительно выдыхает. На одну быструю секунду Роуди примечает необычно мутный блеск шоколадных глаз, когда поза Питера теряет процент своей твёрдости и явной военной подготовки, но делает это так незаметно, что, если бы мужчина пристально на него не смотрел, то даже не заметил бы. Это был единственный признак, единственное доказательство испытываемой им боли, который парень выказал. Однако этого было достаточно, чтобы его дядя увидел уязвимость, которую не встречал в племяннике уже очень давно. Он хорошо подавляет это, но его выдаёт то, как его взгляд то и дело падает на часы на запястье. Свадьба — это повод для радости, но также и ещё одно напоминание об отсутствии Тони и Пеппер, и Стив выбрал неудачный момент для попытки разговора. Питер уязвим: его мучают кошмары последние несколько дней, как призналась дяде жениха Ванда, последние анализы его невесты до сих пор находятся в стадии обработки, один из назойливых председателей комитета не отстаёт от него, настаивая на поправках в Соглашениях, в Старк Индастриз прибавилось работы, и Человек-Паук ещё не нашёл человека, которого готов посадить на должность Главы, оставив для себя роль владельца контрольного пакета акций и главного инженера, как это однажды сделал его отец, и, как и его отец, он тщательно закупоривает уязвимость слоями сарказма и искусственных светлых эмоций, выбирая для своей стратегии нападение. Стив всё ещё стоит и даже не пытается защититься, и теперь Роуди испытывает настоящую жалость, потому что его лицо — смесь ещё более глубокого раскаяния, какого он еще никогда не видел, и тоски по младшему другу, что всем своим видом стремится показать свою ненависть, хотя всё же не способен возненавидеть Стива по-настоящему и знает это, поэтому его попытки кажутся ещё яростнее и агрессивнее. Это слишком жестоко по отношению ко всем участникам спора, но хуже всего то, что он даже не знает, возможно ли выпутаться из этого клубка разностороннего конфликта. Нельзя сказать Питеру, что он злится несправедливо, но и Стива тоже стоит пожалеть — вся фигура суперсолдата сжалась, и боль — то ли от недавно открывшейся истины по поводу свадьбы Тони и его ожиданий, то ли оттого, что он чувствует, как парень, который был его семьёй, его другом, уходит от него, как рвёт с ним все связи — в каждом его жесте настолько очевидна, что Роуди отводит взгляд. Питер не извиняется, хотя его хмурая фигура смягчается и становится почти такой же, какой была до появления Стива, и ничего более не говорит, но, по крайней мере, больше не нападает, предпочитая направиться к выходу, где едва ли не столкнулся к возвратившейся Нат, что сразу замечает густое напряжение в комнате. — Нам лучше выйти, всё должно скоро начаться, тебе ещё нужно поприветствовать некоторых гостей, — осторожным тоном заявляет она, благоразумно ни о чём не спрашивая, но взгляд, который она посылает Роуди, говорит, что она потребует подробностей в необозримом будущем. — Да, Роджерс уже предупредил нас. Я готов, — лёгким тембром произносит Питер, и его улыбка из фальшивой за долю секунды превращается во что-то практически нетерпеливое, но странно чужое, потому что Воитель уже отвык видеть подобное выражение на лице племянника. Он словно пытается спрятаться за личностью, которой был раньше — энергичным волнительным подростком времён Альтрона и Гражданской Войны.       Что удручающе — с каждым днём у него получается это всё лучше и лучше.       Никогда прежде никому не требовалось быть эмпатом, чтобы понимать, что Питер чувствует в конкретный момент — его выдавали и позы, и голос, и его лицо. Теперь же почти половину времени это становится невозможным. Иногда он уже и не знает, что из того, что Питер показывает, настоящее, а что — лишь искусная игра.       Первый год после Войны Бесконечности он был мрачным и грустным, сейчас — почти всегда оптимистичный и саркастичный, но Роуди не уверен, сколький процент его счастья реальный. Он научился так хорошо прятать свои эмоции за маской пустоты и мнимой задумчивости, что лишь Наташа докапывается до истины.       Однако мужчина со страхом ждёт наступления момента, когда даже Чёрная Вдова окажется не в силах разгадать загадку на лице самого молодого Мстителя.       Это всё ещё был его племянник, но, опять же, не вполне.       Он был старше и мудрее, прошел столько путей, перенёс столько боли, выиграл столько сражений и побывал на стольких похоронах, что в его душе не осталось места для неуверенности или напрасных переживаний.       Поэтому даже в самый, пожалуй, волнительный период своей жизни Питер не выказал крайнего волнения, открывая его миру лишь в самых малых дозах.

***

      Вскоре он сбился со счёта, сколько раз он за последний час он произнёс «Добрый день» или «Рад вас видеть».       Они хотели сделать свадьбу небольшую, для узкого круга лиц, но, чем дальше они вспоминали, кого необходимо пригласить, тем длиннее становился список.       Питер кратко поприветствовал Росса, как всегда зализанного и чопорного, и разговаривавших с ним судью Фрэнка Мэдоуза, старика с гипнотическим и зорким взглядом, и главу известнейшей транснациональной адвокатской фирмы «Shearman & Sterling» Амелию Миллер.       Достаточно быстро Старк поговорил и с Бертраном Лероем — одним из дипломатов Международной Организации Мстителей, действовавшим наравне с Офелией, как носитель Пятого уровня; немного поговорил с Барри Кларком — пиар-менеджером Мстителей, который следил за тем, чтобы вовремя радовать людей интересными видео с их героями и смешными фотографиями, что поднимали супергероев в глазах окружающих, а также с боссом пиар-отдела Старк Индастриз — Ианом Уокером; повстречался с любимым коллективом стилистов своей матери, которые прогремели на все Соединённые Штаты своим неординарным мастерством — Оливией Янг и Эмметом Ридом; со старым знакомым их семьи, Луи Митчеллом, заправляющим известнейшим рестораном Нью-Йорка «Del Frisco’s Steak House», который всегда был готов выделить им лучшие места по одному лишь звонку, разминулся с несколькими членами Совета Директоров, Государственного Совета и Генеральным Прокурором, которого, как Питер случайно узнал от Пятницы, Тони однажды подкупил, что тогда он не совсем одобрял, но сейчас, уже сам будучи взрослым человеком, понимал — самому пришлось просить замять историю с Клинтом и агентом Гидры, которого он избил до смерти, а также с главой крупнейшей медиа-корпорации их города «CNN Global» — Филиппом Ричардсоном, что, благодаря влиянию его фамилии и суммам, которые Питер ежемесячно вкладывает в его вездесущую контору, буквально был с ним в симбиотическом сговоре — Фил отвергает всё провокационное и не позволяет выйти наружу некоторым секретам, а Пит даёт ему «корм» для любопытных читателей в виде «случайных» фотографий или внутренних сплетен.       Большинство из них он знал ещё с подросткового возраста — Пеппер с пятнадцати лет приучала его учиться разговаривать с политиками и важными людьми, заводить нужные знакомства и иметь связи в любой сфере, и, хотя он, как и Тони, не воспылал большой любовью к подобной «дружбе», строящейся на выгодных условиях для обеих сторон, лести и угодничеству, в мире стратегии, где ему приходилось жить и маневрировать, это было необходимо.       Ему приходилось общаться с людьми, подобными Россу или Амелии, постоянно. Галстуки, дорогие костюмы, разговоры, полные неприкрытого заискивания — всё это было частью жизни, как главы самой технологичной компании, обеспечивающей своими инновационными продуктами весь мир, частью жизни Мстителя и одного из нескольких членов «Внутреннего Круга» МОМ.       Он привык к тому, что живёт в грязи общественной жизни, обсуждаемый всеми подряд и слишком известный, чтобы иметь возможность спокойно выйти на прогулку с дочерью без скрывающего камуфляжа. Жить в таком мире было тяжело без поддержки, без возможности опереться на более опытных в различных сферах людей, поэтому Пеппер научила его держать их поблизости, баловать лестью и вниманием, представлять, что все они — дальние родственники, с которыми ты не обязан заводить неразрывную и крепчайшую дружбу, а просто должен поддерживать любезный диалог, понимать некоторые азы их жизни и быть в курсе биографии, поздравлять по праздникам и привлекать к самым важным моментам своей жизни, чтобы они однажды отплатили тебе тем же.       Это было неотделимой частью существования носителя фамилии Старк.       С годами Питер прекрасно овладел умением находить подход к самым разным личностям, знал, о чём поговорить с каждым гостем, как именно нужно улыбнуться, в какую позу встать и как себя вести.       Как поживает Ваша дочь? Помнится, вы говорили, что она делает большие успехи в изучении иностранных языков.       Я слышал о Вашем прорыве в дипломатических отношениях с Австрией.       Миссис Миллер, чудесно выглядите! Давно хотел Вам позвонить, узнать, как продвигается то нашумевшее дело. Недавно общался с Вашим секретарём, он сказал, что у Вас очень много работы. Могу я чем-нибудь помочь?       Поздравляю с рождением внука, Луи! Как назвали?       Ох, Эммет, мы с тобой так давно не виделись. Появились какие-нибудь новые кулинарные шедевры в твоём шикарном меню?       Слышал о Вашем повышении. Безусловно, Вы заслужили это, как никто другой.       Чуть дольше он поговорил с Мэгги Пэкстон и её дочерью Кэсси Лэнг, которой вскоре должно исполниться четырнадцать и которая уже давно не была той вечно улыбчивой и очаровательной малышкой. Она выросла, стала гораздо серьёзнее и уже имела какой-то там пояс по каратэ.       Она мимолётно обняла его, поздравила со свадьбой и прекрасным выбором жены, и лишь на короткий миг, словно забывшись, быстро пробормотала о своих недавних достижениях в фехтовании, прежде чем привычно замкнулась и уткнулась в принесённую ею книгу «Академия меча», пока её мать с несчастным видом, который она изо всех сил пыталась скрыть, извинилась перед ним за поведение дочери.       Питер отмахнулся, с сожалением подумав о том, что, должно быть, ужасно трудно растить папину дочку без самого отца, при том ещё и девочку-подростка.       Роджер Харрингтон — его бывший классный руководитель, учитель физики и глава академической декатлонной команды Мидтауна, едва ли не набросился на него с удушающими объятиями, чуть позже так и отреагировал директор Морита, а глаза мамы Неда, миссис Лидс, сильно блестели от слёз, которые она никак не могла сдержать.       Старк успел постоять и с руководителем Администрации Президента — Сильвестром Боу, который, судя по слухам, был хорошим другом жены Росса, потому и попал на эту должность в свои сорок два года, но он нравился Питеру как человек — Сильва хоть и был серьёзным, но иногда его комментарии, сказанные самым торжественным тоном, способны были довести до слёз.       Офелия, движимая каким-то необъяснимым порывом нежности и привязанности, затащила его в объятия и даже поцеловала в щёку, как-то рассеянно и быстро оттирая глубокий вишнёвый оттенок её помады с его скулы.       Её братья-близнецы, Джордж и Фредерик, были IT-специалистами МОМ четвёртого и третьего уровня соответственно. Оба чрезвычайно талантливые шалопаи, но первый отличался прямолинейностью, иногда доводящей нескольких его подопечных до слёз, и порой даже жёсткостью, а второй был слишком раним и неуверен, предпочитал отдавать право принимать решения брату, потому и был ниже по должности, хоть и был не менее одарён — возможно, в программировании он бы даже посоперничал с самим Питером.       На свадьбу пришли несколько членов команды медиков Международной Организации Мстителей — Хелен Чо, как всегда спокойная, но со всеми любезная, Адольф Нортон, что сухо и крайне коротко поздравил Старка, тут же уйдя в сторону, где было наименьшее скопление людей, и молодая лаборантка Эмбер Форт, которую они обычно вызывали, чтобы позаботиться о ком-то из детей — уж слишком они любили вечно милую и улыбчивую двадцатитрехлетнюю Эми, каждый раз угощающую их чем-нибудь сладким и умеющую превратить любую процедуру в увлекательный квест или приключение.       Питер надолго застрял с Томасом Эттвудом и Чарльзом Беккером — оперативным и полевым агентами четвертого уровня, с которыми из МОМ он общался больше всех. Каждый из Мстителей не преминул похвалить эту парочку, зарекомендовавших себя в стратегии и нескольких миссиях.       Старк особенно восхищался Томасом — тот в одиночку растил племянника и племянницу, Мартина и Эбигейл, при этом умудряясь отлично работать, успевая всё вовремя и никогда ничего не откладывая, редко просил отгулы и внепланово уходил с работы лишь раз, когда ему позвонили из школы, сообщив, что мальчик сломал руку. При этом Питер точно знал, что он отлично выполнял роль дяди и даже родителя — пообщавшись с детьми лишь несколько раз, становилось сразу понятно, что у тех очень близкие доверительные отношения с Томасом, и сам мужчина обожал их, ни разу не пожалев о том, что когда-то взял их к себе после смерти сестры и её мужа в результате децимации.       Потому кто бы обвинил его в том, что он несправедливо подтасовал заработную плату такому замечательному работнику, часто делая надбавку и не только — Мартину и Эбигейл каждый существенный праздник приходили классные подарки в виде новых, ещё не выпущенных моделей Старкфонов или билетов на первые ряды большого театра?       То же самое он делал для Кэсси, хотя её мать всякий раз пыталась вернуть все дорогие подарки, бормоча о неудобстве и ненужности таких жестов, и всякий раз ей это не удавалось.       С недавних пор Питер отправлял подарки и Миллисент, и они с её отцом самым удивительным образом дошли до того, что обсуждали поездки детей — месяцем ранее Пит и Ванда отпросили Милли на внеплановое приключение в новом парке аттракционов, а неделей спустя тот взял Кэтрин, о присутствии которой умоляла младшая Росс, с собой в трехдневное путешествие в Париж.       Питер и не заметил, как дорос до того, что у него были дети его коллег, для которых он был добрым и расточительным дядей.       До этого он и не задумывался, скольким количеством людей он себя окружил с момента смерти родителей, только сейчас осознавая, какую роль он имеет в обществе. Пеппер гордилась бы им, тем, с каким мастерством он стал улыбаться всем подряд и говорить комплименты направо и налево, с каким терпением относился к надменным выходкам некоторых политиков, с каким снисхождением общался с важными людьми, как урегулировал конфликты между агентами своей же организации.       Питер всегда мечтал показать ей, что он может добиться невероятных высот в том, что нравилось ей, хоть она и говорила ему о важности собственного выбора и индивидуальной личности, мечтал стоять рядом с ней на приёмах, блистать белоснежными зубами и искусно ладить с её знакомыми, с удовольствием слушая, как другие завидуют ей, как матери.       Она не дожила до момента, как её сын стал полноправным деятелем высшего общества, и её отсутствие в такой важны день было слишком очевидным, чтобы ничего не заметить и не ощутить тоску, но его семья, видимо, сделала целью этого дня не дать ему оставаться в одиночестве ни на минуту, а потому назойливый Харли, его шафер, и Винни, что шутливо расцеловала его в обе щеки под тошнотворные звуки брата — благо хоть у неё не было помады — утащили его к алтарю, попеременно болтая.       Это был жаркий летний день, солнце сильно слепило ему в глаза, и Старк почувствовал непреодолимое желание нацепить очки с затемнёнными линзами.       Они были вдали от города, на том же участке, где прежде праздновали день рождение Нейта и свадьбу Роуди и Кэрол, благо огромная территория и достаточно просторный дом позволяли вместить всех гостей.       Лицо Питера — кромешная безмятежность, приправленная лёгкой улыбкой, когда он смотрит на рассаживающихся гостей и встречается взглядом с Клинтом, который тут же слепил обиженную мордашку, ещё не устав делать вид, будто назначение на должность шафера именно Харли, а не его, был такой же неприятной ошеломляющей неожиданностью, как выпавший из окна Башни прямо на его голову тяжеленный конь.       Старка подмывает показать в ответ язык, но Наташа стоит слишком близко, и он не решается рискнуть и оставить Ванду без жениха в день самой свадьбы.       Кинер — благослови его Всевышний — делает это за него, воспользовавшись отвлечением Романофф, которая вновь решила, что галстук Питера сдвинулся и теперь располагается не по центру; Клинт недобро щурится, но, вопреки обычаям, не посылает грубых жестов из-за сына, стоящего рядом с ним.       Атмосфера торжественности и горько-сладкий дымок сгущают воздух, когда Наташа подаёт Бартону знак, и тот быстро направляется к выходу, откуда должна пойти невеста. Волнение Питера становится чуть более явным, но он быстро берёт себя в руки, заставляя пальцы перестать дрожать и натренировано углубить дыхание.       Незаметно для гостей Романофф чуть сжимает его локоть, и Питер слегка поворачивает голову, чтобы встретить её взгляд, мягкий и снисходительный.       Нат чуть склоняется, улыбаясь краешком губ. Не волнуйся.       Пит не в полной мере возводит глаза к безоблачному синему небу. Я и не волнуюсь.       Романофф припускает подбородок вниз. Да, а я, определённо, не самый лучший шпион в мире. Кого ты пытаешься обмануть? Я та, кто придумала понятие слову «обман».       Старк лишь фыркнул; стоящий рядом Харли – слегка недовольный, как всегда бывало, когда Питер с Нат вели молчаливую беседу – незаметно толкнул его, обращая внимание на проход.       Если кто-то спросит его, как у него обстоят дела – с последствиями войны, с заполненным кладбищем родственников, с тремя потерянными парами родителей и ответственностью, нещадным грузом свалившейся на него в семнадцать лет – Питер улыбнётся и скажет, что время лечит, нужно лишь подождать.       Однако если он будет честен – не только с окружением, но и с собой – то скажет, что иногда это дерьмо всё ещё догоняет его. Иногда всё, чего он хочет, это стать маленьким мальчиком, свернуться на коленях у отца – он испытывает чувство вины, когда понимает, что под «отцом» он имеет ввиду Тони, а не Ричарда – и спрятаться ото всего мира, забыть обо всём и просто… просто жить.       Жить, не чувствуя, что каждый глоток воздуха – это упорный труд и внутренняя борьба между желанием и необходимостью, жить без ощущения пустых пространств в груди и окон, где уже давно погас свет, что олицетворяли собой остановившиеся сердца его близких.       Жить нормально, на полную, не оглядываясь назад и не цепляясь за прошлое, загадывать на рождество успешное окончание института, а не возможность обойтись в новом году без жертв, и прощаться с семьёй, улетающими на миссии, без задних мыслей, не слыша дьявольский шёпот «Это могла быть последняя ваша встреча».       Однако, стоя у алтаря, он не мог не подумать, что всё пройдённое им вело его к этому моменту.       Ванда выглядела великолепно.       Это немного неверное замечание – она всегда выглядит великолепно, но в этот момент это слишком явно, чтобы невольно не подумать об этом.       Её рыжие волосы уложены в сложный пучок, только по бокам пряди замысловато выбиваются красивыми завитыми локонами, а в месте наибольшей густоты сияет великолепная брошь из розового золота в виде символа Алой Ведьмы – перевёрнутой буквы «W», в которой он с удивлением узнаёт украшение, подаренной Ванде его отцом на девятнадцатилетие девушки незадолго до Войны Бесконечности.       Макияж Максимофф скромен, но изящен, на шее сверкает кулон с большой витиеватой заглавной буквой фамилии Старк, а платье – произведение искусства, хоть Питер никоим образом не сечёт в моде, тем более, в женской.       По своему стилю оно напоминает свадебное платье Пеппер, что не удивительно, учитывая, что оно было сшито на заказ тем же салоном, у которого преимущественно делали заказы все знаменитые люди. Оно было роскошным, с длинными рукавами и пышной гипюровой юбкой-шлейфом, что была вручную расшита минималистичными прозрачными пайетками, складывающимися в элегантные узоры, бисером и серебряными камнями.       Питер смотрел на неё, не отводя взгляд ни на секунду, лишь мельком замечая Клинта, который вёл её под венец как единственный, кому бы она доверила такую важную роль, что по всем традициям должен был исполнять отец.       На самом деле, на эту позицию больше и некого было поставить. Бартон присматривал за Вандой с тех пор, как она присоединилась; был тем, кто в первую очередь завербовал её. Раньше она полагалась на него, как на лидера, вложила всё своё доверие и веру в него, чтобы защитить её от чужого осуждения, а Клинт видел в ней всего лишь ребёнка, нуждающегося в руководстве, в руке помощи, чтобы вести её к свету. Она была ему как сестра, особенно после того, как Пьетро пожертвовал своей жизнью, чтобы защитить лучника и незнакомого ребёнка, а он сам – её спасательным кругом. Он взял на себя обязанность присматривать за ней и обучать её, и их связь была абсолютной.       С тех первых годов их дружбы прошло очень много времени, было вместе пройдено бесчисленное множество извилистых дорог; вместе они взбирались на крутые горы, и вместе падали с обрыва, срываясь по пути; они вместе переживали апокалипсисы, водопады горестных рыданий и вылавливали друг дружку из водоворота отчаяния, заслоняли собой на поле боя и сражались бок о бок.       Это привело к тому, что вместо того, чтобы быть для Клинта «как сестра», Ванда действительно стала его сестрой, и этот момент был для него почти таким же особенным, как для самих обручённых.       Бартон без жалоб позволял ей цепляться за его согнутую в локте руку; от волнения девушка впивалась ногтями в прикрытую пиджаком кожу, но её уголки её губ то и дело подрагивали, порываясь приподняться вверх, когда она точно так же, не отрываясь, смотрела на Питера, что становился с каждым шагом всё ближе и ближе.       Однажды в детстве мама рассказывала ей и Пьетро о дне, когда она выходила замуж. С лёгким придыханием она говорила о небольшом страхе, волнении и неверии, но Ванда не чувствует ни капли страха от того, что её жизнь вот-вот изменится, что всё перевернётся с ног на голову: положение в обществе, личностный статус, фамилия и звание.       Она ощущает лишь мирное принятие, будто всё так, как и должно быть.       Они стоят у арки, глядя только друг на друга, словно остальной мир перестал существовать и остались лишь они, влюблённые и наполненные счастьем до самых краёв, готовые преодолеть последний рубеж их отношений, и этот момент в реальности оказался великолепнее любых прежних мечт.       Лишь раз в жизни Ванда представила себе свадьбу; представляла себя и Вижна где-то в глуши, вдали от города, где были бы только они и несколько членов семьи. Виж был бы тихим и каждые пять минут расспрашивал о какой-то концепции, пытаясь осознать всю важность события; андроид бы робел, не совсем понимая, как должен был себя вести, был бы сдержан, но мил, и этот праздник, это завершение было бы похоже на тихую мелодию и самую добрую сказку.       Вместо этого Максимофф стояла, ощущая на себе десятки глаз не только семьи, но и друзей – в основном со стороны своего жениха, способного понравиться всем без исключения – а её дочь, выполняющая роль цветочницы, радостно подпрыгивала неподалёку, привлечённая своей тётей. Питер улыбался ей особенной улыбкой, зарезервированной только для неё и Морган, и, пожалуй, Наташи, и весь его вид не был скромным, но статным и мужественным, слишком далёкий от того мальчика, которого она когда-то встретила.       Никогда в жизни она бы не подумала, что выйдет замуж за того, кто раньше казался ей другом, почти что младшим братом, с которым она рубилась в "Mario Kart", но на деле оказавшийся гораздо взрослее и мудрее её самой, кто вытащил её из ямы, в которую она скатилась после смерти Вижна, и отвергал все попытки отдаления. Этот путь не был лёгким и коротким: Ванда слишком часто отталкивала его, не давала возможностей сближения и делала всё, чтобы минимизировать общение, но Питер раз за разом разбивал Китайские стены, что она воздвигала вокруг себя.       Он не был настойчив или твёрд в намерениях поговорить, он никогда не просил её разговаривать о том, о чём она не хотела, просто всегда предупреждал, что он рядом, когда она захочет это сделать.       Долгое время после смерти Вижна Ванда была уверена, что больше никогда не позволит себе влюбиться, никогда не позволит себе привязаться, ибо потом это лишь уничтожит тебя. Концепция любви, которую прежде она мечтала отыскать, стала слишком страшной, но потом ты начинаешь просыпаться по утрам в полном одиночестве и долго продумываешь причины, чтобы подняться с постели, заставляешь себя, ищешь силы, плачешь, когда не находишь их, и потом понимаешь, что не знаешь, ради чего живёшь.       И это ещё хуже.       Потому что любовь болезненна, это правда, и потерять любимого человека – невероятное горе. Это ужасно и невыносимо трагически, это страшно, но ещё страшнее так никогда его и не встретить, так и не обрести смысл своей жизни.       Какой смысл жить, когда у тебя нет человека, за которого ты готов умереть, не задумываясь?       Роуди, прошедший специально для этого курсы регистратора, торжественно стоит между ними под современной аркой в виде украшенных хрустальных веточек, с которых свисают маленькие волшебные шарики с совместными фотографиями Ванды и Питера, держа в руках простой микрофон и небольшой листик.       Он произносит небольшую, но трогательную речь, прежде чем переходит к клятвам. – Согласна ли ты ждать его с миссий и закрывать глаза на безрассудные Старковские выходки? – произносит Роуди серьёзным тоном, и все надежды на то, что эта свадьба будет нормальной и адекватной тут же рушатся.       Ванда едва сдерживает смешок, наблюдая, как Питер чуть поворачивает корпус, чтобы бросить яростный взгляд на Харли, который всем своим видом выдаёт то, что на подобные изменения привычных «в болезни и в здравии» сподвигнул именно он, и, повернувшись к невесте, забавляющейся сложившейся ситуацией, игриво закатывает глаза.       Это же их семья. По-другому и быть не могло. – …Собирать носки по дому, встречать в пятницу пьяным в хлам среди ночи, терпеть всех сооруженных им роботов и игнорировать заумные комментарии? – Согласна. – Согласен ли ты тратить половину зарплаты на женские штучки, помнить все даты, регулярно дарить ей цветы, понимать различия между консилером и тональной основой и ежедневно исполнять супружеский долг? – Согласен.       Возможно, не вернись Мстители-изгои в Башню незадолго до Войны Бесконечности, всё могло сложится по-другому.       Возможно, Ванда и Вижн сбежали бы, прячась вместе и развивая чувства, возникшие между ними, и после его смерти девушка не смогла бы отказаться от этой любви, вот только они не убежали, и эти чувства остановились на глубокой симпатии, возможно, лёгкой влюблённости, так и не шагнув дальше, и то, что она испытывала к андроиду, никогда не сравнится с тем, что сейчас испытывает к Питеру.       И вот они стоят, окружённые самыми близкими, родными и знакомыми – плюс Росс, пожалуй – Харли протягивает чуть утолщённые, без лишних изысков обручальные кольца из платины с разделёнными символами «Инь» и «Ян» и гравировкой.       Через минуту на руке Питера красуется одно из них с началом фразы на внутренней стороне «Однажды, когда небеса обрушатся…»; помолвочное кольцо Ванды переезжает с безымянного пальца на средний, уступая место обручальному с окончанием цитаты «…я буду стоять рядом с тобой».       Однажды, когда небеса обрушатся, я буду стоять рядом с тобой. – Сегодня, завтра, навсегда, – синхронно клянутся они, повторяя за Роуди.       Все смерти и вся боль стоила того, чтобы вскоре тихо и мирно танцевать медленный танец, опираясь друг на друга; подбородок Ванды лежал на плече Питера, а парень утыкался ей в макушку, и планета словно замедлила своё вращение только ради них, чтобы растянуть эти мгновения и запечатлеть этот день, как великое событие. – Я люблю тебя, – шепчет девушка ему на ухо, слишком счастливая, чтобы молчать об этом.       Ванда не из тех, кто открыто выражает свои чувства и каждый день говорит такие, казалось бы, простые слова. Нет, из них двоих на это способен лишь Питер. Именно он напоминает ей об этом каждый день, никогда не прося ответа, лишь понимающе улыбаясь, когда Алая Ведьма переводит всё в шутку, никогда не упрекая её после.       Это одна из его самых главных черт – понимание.       Он подобрал её, сломанную игрушку, которую швырнули на пол и разбили на тысячу деталей, и потихоньку собрал; он дал ей стимул и надежду, веру в завтрашний день. Он дал ей любовь, такую сильную и невероятную, на какую у неё даже не хватило фантазии, и Ванда не могла представить себе жизнь без него.       Питер изменил её, смягчил по краям и достал из глубин разумность – она стала хитрее и более сдержанна, теперь имея понимание, что не всегда стоит сразу вступать в бой, но вместе с тем ненарошно породил в ней новые причины возможной жестокости, ибо помилуй Господи того, кто попытается отнять это у неё.       Теперь они официально были «они», а не две отдельные души, пытающиеся найти свой собственный путь.       Больше не осталось носителей фамилии Максимофф, зато семья Старк пополнила ряды, и новонаречённые «мистер и миссис Старк» счастливо общались с гостями, принимая поздравления по второму кругу. – Поздравляю, – Росс протянул мужу Ванды морщинистую руку со слегка дряблой кожей. Намёк на слабую улыбку томился в его безэмоциональных глазах. – Я попросил знакомого составить все документы в краткие сроки, в скором времени они должны прийти к тебе на почту. – Спасибо, – искренне произнёс Питера, крепко пожимая протянутую конечность, вкладывая всю признательность. – Это много значит для нас.       Росс окинул их каменным взором, практически полностью скрывая все эмоции, и Ванда проглотила желание как-то ему нагрубить. Несмотря на их редкое взаимодействие и установившийся хрупкий нейтралитет, заключающийся в полном игнорировании друг друга во избежание ещё одной войны, победителя которой определить было невозможно, его вид всё ещё заставлял её стискивать зубы и напрягаться.       Этот человек был слишком напыщенным для его же блага и слишком политиком, чтобы они когда-нибудь смогли стать хотя бы хорошими знакомыми, но он был президентом, а она – женой важной фигуры на шахматной мировой доске, поэтому открытая конфронтация – не самая удачная идея.       Так что они всячески пытались сделать вид, что другого не существует. Или, по крайней мере, притвориться, что «история» их отношений стёрта лёгким «очистить».       Питеру приходилось общаться с Россом гораздо чаще, чем кому-либо ещё из их семьи, но они не были друзьями; скорее, вынужденными коллегами, хотя пару раз ей казалось, что президент готов улыбнуться на очередную остроумную шутку Старка, но всё, на что он был способен, это теперь уже спокойно отпускать свою дочь к ним домой, доверяя её безопасность им.       Однако и это казалось настолько невероятным, что Ванда иногда сомневалась, происходит ли это в самом деле. – Полагаю, это верное решение, – тщательно поразмыслив, сказал Росс, смотря прямо на неё, и впервые в его взгляде читалось что-то, подозрительно похожее на уважение. Оказывается, чтобы заслужить это, ей нужно было всего лишь решиться на удочерение «чужого» ребёнка. – Миссис Старк, – кивнул он ей, как всегда официозный и принципиальный. – Чудесно выглядите.       Алая Ведьма гордо кивнула в ответ, вкладывая в это небольшое самодовольство на звание, и оба осознавали, что это было некое предложение мира, которое она только что приняла. – Миссис Старк, – поддразнивает её Питер, когда Росс удалился, направляясь к другим шишкам из Правительства. Ванда шутливо взлохмачивает её волосы, втайне млея от его слов, и её муж – девочка внутри неё всё ещё громко пищит от этого слова – со смехом уворачивается. – Хэй, знаешь, сколько времени было потрачено на то, чтобы уложить всё это? – Не больше, чем на мои. – Хочешь поспорить?       Они возвращаются к уютному подшучиванию друг над другом, во время которого Ванда называет его «мистер Старк», прежде чем они оба скривились – девушка с отвращением, а парень с оттенком небольшой грусти – и в разнос пошли пробы «суженый» и даже «господин», который Алая Ведьма, задыхаясь от смеха, произнесла с британским акцентом, и остановилась на «милорд», когда их прервал Томас, подошедший к ним с весёлой улыбкой. – Миссис Старк, – лукаво обратился он к ней; Ванда никогда не устанет от того, что её так называют. – Вы не будете против, если мы украдём ненадолго Вашего мужа?       Девушка делает вид, что задумывается над вопросом, изо всех сил пытаясь не улыбаться. – Ну, если только ненадолго. – Не волнуйся, – Питер игриво подмигивает ей, наклоняясь, чтобы быстро поцеловать в щёку. – Ты успеешь насладиться моей компанией чуть позже.       У вас впереди целая жизнь– шептали кольца на их пальцах.       Она с улыбкой наблюдала за тем, как двое уходят по направлению к ещё нескольким агентам МОМ, что поочередно хлопают Питера по спине, что-то говоря.       Впрочем, она сама осталась одна ненадолго; уже через минуту её подхватила Наташа, которая, видимо, только и ждала момента, когда сможет представить её нескольким людям, готовясь быть её проводником и серым кардиналом в мире политики, бизнеса и конгрессменов, который теперь являлся и её миром, пришедшим с новой фамилией.       Всё изменилось.       Теперь она не была простой девочкой, потерявшей родителей и брата-близнеца, обладающей огромной силой. Теперь она была женой очень важного человека, и ей предстояло научиться соответствовать, понимать основы, знать, как разговаривать, как отвечать на критику и комплименты. Теперь ей нужно было смириться с тем, что ей придётся общаться с людьми, которых она презирает, и улыбаться им с самым милым выражением лица, стать хозяйкой дома и быть готовой принимать гостей, организовывать праздники и быть в ответе за благотворительный фонд семьи Старков, сформированный Марией Старк, за который следовало отвечать женщине, носящей эту фамилию. Ей предстояло вырастить Морган, готовой к этой роли, и дать достойного наследника.       Но всё это стоило того.       Поэтому Ванда без возражений взяла Наташу под локоть, готовая перевернуть страницу на новую главу и начать их с Питером общую историю.