«Человек может сделать из своей жизни всё, что ему заблагорассудится, – вечное исполнение долга, поле битвы, тюрьму, – но от этого ничего не изменится. И жизнь будет тем же, чем она является, когда полна красоты и счастья, – игрой»
Hermann Karl Hesse.
Заведение встречает запахом жжёного кофе, с порога бросившимся в нос и обволакивающим лёгкие, и встречает Чимин в бордовом костюме-тройке, в карман которого аккуратно сложен фиолетовый нагрудный платок с серебряной тесьмой. Подлецу всё к лицу. Тэхён у дверей усмехается своим мыслям, поправляя на себе графитовую рубашку, и делает шаг./два дня тому назад/
Звонок в дверь. — Тэхён. Ещё один звонок в дверь. — Тэхён, мать тебя дери! — голос пока ещё не переходит на крик, но в нём явно читается раздражение. Звонок начинает сопровождаться стуком. — Тэхён, открывай или я вызову полицию, чтобы они вышибли твою дверь, — на минуту образовывается пауза, после которой к возмущению в голосе прибавляется тихое волнение. — Ты там не умер вообще? Тэхён лежит на кровати и еле разжимает прослезившиеся от долгого сна глаза. Ещё не привыкшие к какому-либо свету, они закрываются обратно. Тело чувствует себя поломанным. Кости выкручивает. Мышцы ноют. В висках свист. Сколько Тэхён здесь пролежал? День – два? Неделю? Он аккуратно перекладывает одну ногу на пол, а за ней – вторую. Кожей ощущает холодный паркет и недовольно морщится. С осторожностью, упираясь руками в кровать, поднимает всё своё тело. Звуки становятся отчётливее, о чём свидетельствует пульсация в голове. Тэхён немного морщится, когда выходит из своей комнаты в гостевую, чтобы открыть дверь. Тело пошатывает от долгого бездействия и, ударяясь о косяк прихожей, всё же доходит до дверной ручки; Тэхён шипит на предмет мебели, потирая ушибленное место. По ту сторону всё ещё беспрерывно нажимают на дверной звонок. — Чего тебе? — голос у Тэхёна хриплый, сам он стоит в дверях, не удосуживая приветствием или приглашением войти. Чимин в проёме дверей цокает. В полумраке и слабом свете от кухонного освещения недовольный взгляд напротив выглядит ещё более устрашающим. Для Тэхёна он был бы таким, но он очень хорошо знает прибывшего, понимая, что ему за это не будет ровным счётом ничего. — Что с телефоном? — строго прилетает. — Что с телефоном? — с едва скрываемой издёвкой возвращает обратно. — Тэхён, блять! — Чимин психует. На нём неприлично облегающие бёдра чёрные кожаные брюки, белая шифоновая рубашка, поверх которой накинута джинсовка, укладка на волосах, наверное, оставшаяся ещё после выступления, но от растущего раздражения весь лоск Чимина куда-то теряется, и сейчас он выглядит, очень мягко говоря, растрёпанным. Лицо же Тэхёна остаётся невозмутимым. — Не знаю, — флегматично ведёт плечом. — Может, завалялся где-то, — чешет затылок, показательно осматриваясь по квартире. — Может, вообще выключился, — возвращает взгляд обратно; выпячивает губы, нарочито опуская уголки вниз: пытается сделать лицо наивно раздосадованным, будто его и правда волнует. Чимин в проёме устало трёт рукой глаза и шумно выдыхает. Тэхён видит, что тот не может привыкнуть к таким изменениям в человеке. Тем более в своём лучшем (хотелось бы ему сейчас так того назвать) друге. Поведение Чимина выдаёт в нём нервозность с потрохами. — Почему не появляешься в студии? — В последние дни желания совсем нет, — Тэхён уклоняется от вопроса, смотря в сторону, словно ему прямо сейчас надо проверить свою гостиную на наличие порядка. — Не хочешь прийти в субботу? Я выступаю, — Чимин напряжённо вглядывается в его лицо. Нет, Тэхён не хочет. Не хочет находиться в помещении, окружённый людьми и нескончаемым потоком шума. Не хочет слушать чужие разговоры и испытывать на себе посторонние взгляды. — Ладно, — в конечном итоге соглашается, потому что возможность заглушить мысли перевешивает./настоящее время/
Они пожимают руки и в приветственном жесте хлопают друг друга по плечу. — Ты пришёл, — озвучивает очевидное. — Я не мог не, Чимин, — Тэхён ободряюще улыбается, освобождаясь от объятий. — Пойду возьму себе что-нибудь выпить. Чимин на это кивает и возвращает своё внимание к сцене, где сейчас играет джазовый оркестр. Тэхён в их исполнении слышит дань уважения Ахмаду Джамаль и приподнимает уголки губ. Приближаясь к барной стойке, Тэхён замечает за ней Юнги, который активно передвигается от одной точки к другой, попеременно готовя коктейли. А когда Юнги бегло окидывает Тэхёна взглядом, то снова возвращает его и улыбается шире. — Тэхён! Как я рад тебя видеть, — он вытягивает руку для рукопожатия. — Давно тебя не было. Тэхён на рукопожатие отвечает, подмечая, что руки Юнги по-прежнему тёплые и немного шершавые, и присаживается на свободный стул лицом к залу. Отсюда хороший вид на сцену. Не слишком близко, поэтому не слишком громко, но и не настолько далеко, чтобы вообще ничего не слышать. Это его любимое место. — Налей мне, Юнги. Тот одобрительно мычит, и через минуту слева от Тэхёна появляется рокс со льдом. — Он нервничает, — Юнги взволнованно поглядывает на Чимина, пока наливает скорее всего именно солодовый виски. — И отказался от алкоголя, — голос потрясённый. — Сколько человеку требуется времени, чтобы пережить страх сцены? — произносит тише, смотря на Тэхёна. Тэхён переводит взгляд на Чимина, который то и дело заламывает пальцы на руках. Чимин всегда переживал перед своими выступлениями. Тэхён сдержанно прикрывает глаза, до сих пор помнит, как тот накидался до отключки, потому что не выдержал волнения перед комиссией, и как буквально вытаскивал Чимина с того света, находясь в не меньшей раздражительности, чем сейчас, за считанные десять минут до начала программы. И ведь даже тогда Чимин справился отлично. — Не знаю, Юнги, — пожимает плечами, поворачиваясь корпусом к бару. — Может, когда к нему придёт больше уверенности и понимания того, что он хорош? Насколько он хорош. Не просто хорош. Тэхён готов поклясться – Чимин гениален. Кто-то справа от них хмыкает. — Такое не лечится простыми словами поддержки. Тут нужно в голову залезть. Тэхён недовольно хмурится на нагло встревающий голос сбоку и с возмущением поворачивается в сторону его обладателя. — Ты так думаешь, Чонгук? — интересуется Юнги, потирая щёку тыльной стороной руки. Тэхён с ещё большим замешательством поворачивается на второго, на его лице растерянное «кто-кто?», на что Юнги в ответ кивает головой, передавая вопросительное «м?». Тэхён отнекивается и возвращает своё внимание этому самому Чонгуку. Тот сидит вполоборота от них. На нём чёрная футболка, чёрные джинсы, чёрная кожанка и чёрная, мать его, кепка. Со своим стилем Чонгук немного не вписывается в антураж этого заведения. Его взор устремлён куда-то на музыкантов, веки полуприкрыты, а лицо в данный момент расслабленно: видно, что наслаждается музыкой. — Невозможно избавиться от страха, сказав «не бойся» или «это не страшно», ещё хуже – «ты преувеличиваешь», — Чонгук проговаривает размеренно. — Эти эмоции куда глубже впиваются корнями в наше подсознание, тут нужна работа профессионала. — Но что плохого в том, чтобы поддержать человека? — не унимается Тэхён. — Что плохо в том, чтобы подбодрить его, сказав, что он молодец или отлично справился? Тэхён честно не понимает. Он не понимает, потому что сам всегда прибегал к такому. Когда он волновался, подбадривающие слова всегда снимали напряжение, а если он в чём-то был не уверен, то ощущение поддержки от близких людей давало ему силы двигаться вперёд. Он искал одобрения, потому что так понимал, что действительно делает что-то правильно. Так что плохого в том, чтобы в очередной раз напомнить Чимину, что тот невероятно талантлив? — В том, что это наклеивание пластыря на оторванную ногу, — Чонгук открывает веки, поворачивает голову и задерживает взгляд на Тэхёне. — Человеку ты этим не поможешь. Ну и что? — вскидывает брови, словно смеясь над происходящим. — Самому ведь легче стало, когда поддержал? Добавил себе плюсик в карму? Да, хороший мальчик? Обращение давит на нервы. Взгляд у Чонгука презрительный, и Тэхён едва улавливает на дне тёмных радужек злость. Только вот Тэхён причину злости не понимает. Он отодвигается назад, всё ещё недовольно сведя брови. И какого хрена, спрашивается? — Мне слова поддержки помогают, — у Тэхёна получается выдавить слова как-то не так уверенно, как того хотелось бы. Чонгук оценивающе сканирует взглядом и после хмыкает. — То есть, — Чонгук склоняет голову набок, а глаза сверкают, когда их взгляды снова сталкиваются, — если я скажу тебе, что твои проблемы со сном – полнейшая ерунда и что ты, хороший мальчик, не должен себя винить, то сразу отпустишь прошлое? Тэхён понимает. Он этого не сделает. Но подождите, стоп… Как он понял? А ещё у этого Чонгука какие-то проблемы с хорошими мальчиками. — Тебя мама что ли в детстве не хвалила? — Тэхён выпаливает первое, что приходит на ум. Захотелось тоже ответить, задеть, выявить слабость по реакции. Только Чонгук на эти слова опускает голову, горько усмехается и встаёт со своего места, скрываясь за дверью, на которой выгравировано лаконичное «Рабочее помещение». — И что это было? — всё ещё пребывая в шоке, спрашивает Тэхён, покосившись на Юнги. Юнги, который со стороны наблюдал за разговором (о Господи, это даже разговором не назовёшь), наливает по краю стакана пиво из бочки, ведёт плечами и широко улыбается, обнажая свои зубы. — Это был Чонгук.***
На сцену выходят несколько человек – те, кто обычно играют вместе с Чимином, который сам же в заключительный раз проверяет микрофон и затем даёт музыкантам кивком сигнал о том, что можно начинать. Через пару минут зал заполняется звуками пианино. К нему присоединяется саксофон, а позже барабаны. Голос Чимина стремительно врывается в поток музыки: то поднимается, то почти утихает, окончательно перехватывая внимание на себя. Инструменталисты подхватывают и сливаются с вокалом. Люди в этом зале имеют возможность слышать рождавшуюся здесь и сейчас музыку. И каждый в этом зале этой возможностью пользуется. В голове по кругу возникают разные вопросы о Чонгуке, которые Тэхён пока старательно отбрасывает, но один вопрос постоянно возвращается, давя на виски: что значили его слова про поддержку и почему его высказывание на этот счёт было настолько... категоричным? Что за человек будет ненавидеть за простое желание помочь? Но сейчас ему остаётся только наблюдать за спиной Юнги, который меняет бочку от тёмного нефильтрованного, и покачивать ногой, отпивая остатки виски на дне стакана. Тэхён смущён. Он чувствует поднимающееся беспокойство наравне с возникающим желанием. Желанием чего или к чему – не может себе объяснить. Он разворачивается обратно к залу, с выдохом откидывается на спинку барного стула и безучастно смотрит на сцену; слышит, как Юнги сзади чертыхается после какого-то грохота. Ему не нравится. Простой вывод, к которому Тэхён приходит, находясь в состоянии лёгкого опьянения и головокружения, – Чонгук ему совершенно не по вкусу. Он нахальный, грубый и чересчур самоуверенный. Чересчур. «Но что плохого в том, чтобы поддержать человека?». «В том, что это наклеивание пластыря на оторванную ногу». Его отвлекают закончившаяся музыка и непривычная тишина в зале, перебивающаяся разговорами и звоном металла о стекло. Кто-то аплодирует, кто-то оценивает словом. Тэхён ведёт большим пальцем по кромке стакана, смотрит на Чимина, что с горящими глазами принимает овации, и едва заметно улыбается. Чимин пожимает руки музыкантам своими двумя, кланяется, благодаря за сегодняшнее шоу, и нервно отступает к бару. Тэхён видит, как тот дрожит, но с его губ не сходит сумасшедшая улыбка. — Юнги, Лонг-Айленд, — Чимин хлопает ладонями о барную стойку и прижимается к ней своим корпусом. Наверное, ищет опоры. Юнги облегчённо выдыхает. Скорее всего, то, что Чимин отказался от алкоголя его беспокоило не меньше самого Чимина. Когда смесь из пяти видов спиртного была поставлена на стойку и перехвачена Чимином, Тэхён встречается с его лукавым взглядом и, честно, догадывается, почему тот на него так смотрит. — Я видел, что ты уже успел познакомиться с Чонгуком? — Чимин перемешивает содержимое, бегая глазами с Тэхёна на хайбол в руках. На произнесённое имя Тэхён неосознанно задерживает дыхание. Челюсть поджимается непроизвольно, но виду он не подаёт. Ему не хочется, но он всё же пробует признать тот факт, что его внимание привлечено. Понимая, что в лице Чимина можно получить ответы на свои вопросы, Тэхён придаёт голосу незаинтересованность и, ссылаясь на возмущение, спрашивает: — И кто он такой? — О-о, он выступает здесь. Но ты уже опоздал, — Чимин цокает. — Можешь прийти в следующий раз. Тэхён обещает себе. Не в его выступление. — Он сразу раскусил его проблемы со сном, — замечает Юнги, обращаясь к Чимину. На лице того нет злобы, только растерянность. Он всматривается, чуть прищурив глаза. — У тебя проблемы со сном? Тэхён задерживает стакан в воздухе и, опустив взгляд на свои руки, быстро проговаривает: — Возможно, я иногда сплю больше, чем того требуется. Тэхён молчит, подавляя в себе внезапное разочарование, но, когда он смотрит Чимину в глаза, разочарование так же внезапно вспыхивает вновь. Чимин в привычном для себя жесте поджимает губы, задумывается и после понимающе кивает. Вытесняет их из этого напряжения Юнги, который, словно не замечает затянувшейся тишины, продолжает: — Это ещё что, — кладёт руку на тэхёново плечо, несильно сжимая. — В первую встречу Чонгук мне сказал, что я не сепарировался от матери в нужном возрасте и всё ещё зависим от неё, — Юнги передаёт своим взглядом насмешливое «представляешь?», — отчего я с головой погружаюсь в работу, бессознательно доказывая этим, что заслуживаю любви, — усмехается. Тэхён, глядя назад через левое плечо, поднимает голову на Юнги и спрашивает: — И ты что? — в голосе недоумение и любопытство. Юнги смеётся, опустив подбородок и покачивая головой. — Я согласился. Между бровями образовывается складка, и Тэхён озадаченно смотрит, будто решает в голове какую-то загадку: перед ним, по другую сторону стойки, стоит Юнги, который всё ещё улыбается, вытирает от смеха глаза и о край своего пиджака протирает линзы очков мелко подрагивающими пальцами, снисходительно покачивая головой. Задержав взгляд на руках, Тэхён ударяется головой о понимание. Он видит уязвимого, гиперактивного, нуждающегося в любви человека, чьи чувства не были приняты (как другими, так и им самим), и поэтому, как только он их обнажает, переводит всё в смех. Он знает, что это. Это защитная реакция. «Тебя мама что ли в детстве не хвалила?». «Добавил себе плюсик в карму? Да, хороший мальчик?». Мгновение. Озарение оглушает его: звуки, хотя они и отдаются эхом, сливаются в сплошной гул. Вот о чём говорил Чонгук? Эти эмоции впиваются куда глубже? Сколько бы Тэхён ни повторял Юнги, как его любит, как ценит уже не просто как своего знакомого, а как друга, тот всё равно не сможет заполнить пустоту его словами? Потому что недостающий пазл не в его руках и никогда в них не был? В действительности же, каждый раз, когда Тэхён видел улыбку после своих слов, становилось легче ему. Ему. Не Юнги. Он переглядывается с Чимином, и тот, будто прочитав мысли Тэхёна, словно они написаны у него на лице, в подтверждение кивает головой. Лучше не становится, какая-то паника медленно заползает ему под рёбра, и её хочется стошнить. Резко, с рыком. — Я слышал, — добавляет Юнги, смаргивая слёзы после смеха и возвращая очки на место, — как он Чимину сказал что-то про гиперзаботу и контроль. — Эй, — всполошился тот. Но Тэхёну не нужно дальше объяснять. Он смотрит на радужки глаз, ходящие из стороны в сторону, на губы, которые то и дело зализываются, и, подумав, глядя в лицо Чимину, то ли спрашивает, то ли утверждает: — Синдром спасателя? — Угу, типа того, — Чимин пьёт коктейль через трубочку и безразлично ведёт плечами, будто его это не касается. Будто не о его слабостях сейчас говорят. Паника под рёбрами начинает покалывать, достигая шеи. Руки сами тянутся вверх, чтобы охладить жар и оттянуть ворот рубашки. Какой человек будет ненавидеть за простое желание помочь? Ведь не похоже, чтобы Чонгук ненавидел Чимина за его гиперопеку, которой тот может реально насаждать. Никакой. Никакой человек не будет ненавидеть без причины, без неудачного опыта, которого у Чонгука с Тэхёном не было. Какие-то ничтожные причины приводят Тэхёна в ярость. Растерянность, злость и страх. Вот что он чувствует в данную минуту. — Но у тебя будет возможность познакомиться с Чонгуком нормально, — подумав, добавляет Чимин. — Мы сегодня договорились встретиться у него. Хочешь с нами? На последнем вопросе в животе Тэхёна что-то вспыхнуло. Возможно, это очередная волна ярости, которая не даёт сейчас здраво мыслить. Он точно не хочет видеться с Чонгуком, нормально с ним знакомиться или встречаться у него дома. Ему минуты нахождения в одном квадратном метре с этим человеком хватило, чтобы испытать ядовитую смесь, которая плещется сейчас внутри него. Ничего хорошего из этой встречи не получится. Так бывает, люди просто не резонируют друг с другом. Просто стоит находиться на большом расстоянии друг от друга, чтобы не случилось что-то катастрофически ужасное. А что-то катастрофически ужасное точно произойдёт. Тэхён откашливается, подавляя дрожь в теле вместе с остальными эмоциями, и говорит как ни в чём не бывало: — Нет, — угол его рта кривится. — Я думаю над тем, чтобы начать новую работу. Чимин на сказанное улыбается; на месте глаз образуются щёлочки, обрамлённые морщинами. — Я рад. Чёртова гиперзабота. Тэхён ставит пустой рокс на стойку и собирается встать, пока в поле его зрения не появляется Чонгук: тот относительно быстрым шагом идёт в сторону выхода, но, после того как окидывает бар взглядом, замедляется, уставившись окончательно. Тэхён замирает и чувствует, как на губах оседают слова, и он бы мог их выговорить, если бы не тёмные глаза, которые так прямо смотрят в его. Чонгук словно выжидает. Словно что-то вот-вот должно было случится. Тэхён поспешно решает отвернуться, оборвать то, что заставляет его волноваться, чтобы окончательно встать и попрощаться с друзьями. Спиной чувствует приближение: как ощущают тепло огня за спиной, – присутствие такое близкое, что, казалось, проникло в самый его хребет. — Благодарю за сегодняшний вечер, — насколько возможно уверенно начинает Тэхён. — Чимин, — тот также отставляет хайбол в сторону, чтобы попрощаться в ответ. — Мне понравилось ваше выступление, — Чимин бормочет что-то вроде «я так рад, что ты пришёл» в плечо Тэхёна, пока они обнимаются, и треплет его по голове. — Юнги, — Тэхён достаёт из своего бумажника купюру и протягивает вперёд, — спасибо за виски. Сдачу можешь оставить себе на конфетки, — подмигивает, зная, как тот обожает мятные леденцы. Прежде чем принять деньги, Юнги прыскает в кулак. Тэхён начинает пятиться назад, застёгивая верхние пуговицы рубашки. Чимин провожает его взглядом, но его зрачки то и дело бегают с Тэхёна на объект позади него. Тэхён поджимает губы, поправляет чёлку и, когда собирается уже развернуться, боком упирается в кого-то. О, он уже знает, в кого. Поворачивает голову и смотрит в лицо, в чёрные глаза под чёрными бровями и на так непрошено бросающуюся в глаза родинку под губой. За ней он замечает напряжение в челюсти. Негодование в глазах напротив красноречивей слов. По правилам этикета или из минимального уважения Тэхён хотел бы сказать что-нибудь, но он уже понял, что тот клал хер на все правила и на этикет в том числе. Он кривит губы в подобии улыбки и кланяется головой, давая понять, что так он прощается. Прощаться – то есть, расставаться с чем-либо, покидая надолго или навсегда. Вот только надолго ли? Тэхён окончательно разворачивается и направляется к дверям, открывает их и, выходя на улицу, наблюдает, как на тёмном небе мелькают звёзды; под громкие удары своего сердца задумывается над тем, что новую работу начать всё-таки стоит.