«Эмоции, обычно, через какое-то время проходят. Но то, что они сделали – остаётся»
Wilhelm Schwebel.
Студия залита светом нового дня, которое отражают белые стены, расширяя тем самым пространство. Некоторые окна раскрыты – погода пока что позволяет. Оттуда доносятся звуки изредка проезжающих машин. В воздухе едва уловимо пахнет красками и хвоей от недалеко посаженных деревьев. Тэхён сидит в центре помещения на кресле с колёсиками перед мольбертом; тыльной стороной ладони протирает глаза и, прищурившись, смотрит в окно: рассвет. Он со стоном вскидывает голову. Отлично, теперь он не спал уже целые сутки. Тэхён откровенно не может найти себе места последние пару дней. Он чувствует такую физическую усталость, от которой ломит мышцы и гудит тело, но в нём энергии столько, что заснуть при столкновении тела с любыми мягкими поверхностями у него не выходит совсем. Зажав в пальцах толстую, окунутую в намешанный тёмно-синий кисть, Тэхён равномерно распределяет тон по холсту и вспоминает, что в христианстве именно этот цвет имеет значение таинства и печали, и горьковато так с этого усмехается. Затем тянется, чтобы взять купленную вчера вечером пачку сигарет со стола, и, заметив, что там осталась всего одна, нервно откидывает её обратно с мыслью о покупке пластырей. Его немного тошнит, и живот при этом противно скручивает. Вместе со сном он также не ел почти сутки. Из еды в студии оставались только бутылки негазированной воды, которую Тэхён, судя по всему, всю выпил, учитывая количество разбросанных по помещению пустых баклажек. Он шумно выдыхает и встаёт, решая дать слою засохнуть, а себе отдохнуть. Прийти в студию сегодня (фактически вчера) было необходимо. Не исключено, что его проблемы со сном связаны с неразобранными мыслями и чувствами, но, как только Тэхён садится перед мольбертом, чтобы эти чувства как-то выразить, внутри него образовывается пустота. Никаких чувств, ничего, только пустота и едва очерченный силуэт чёрных глаз, в которых Тэхён видел злость. Может быть, он увидел бы что-то ещё, помимо неё, но углубиться в это не даёт чувство раздражения, которое следует после и сопровождается притупленным, но постоянно присутствующим чувством желания, от которого невозможно просто так избавиться. Тэхён фыркает и на мгновение закрывает лицо руками. Нелепо. Он накидывает джинсовку на серое худи и спускается на первый этаж. Схватывает со стола ключи и мобильный телефон, подбирает несколько пустых бутылок и смахивает с дисплея телефона несколько пришедших уведомлений. В том числе и от Чимина. С Чимином видеться сейчас не хочется. Тэхён списывает это на то, что встреча с ним сработает как триггер и все эмоции, которые так старательно укладываются им внутри всю неделю после их встречи в Мулен, вспыхнут вновь. Тэхён убегает. Как всегда. Он выходит из студии, и, попутно, закрывая входную дверь на ключ, его голову снова навязчиво посещает желание. Он достаёт телефон, снимает блокировку и дисплей высвечивается поисковой лентой в браузере, в которой введено имя Чонгука. Не может унять своего любопытства и желания. Несмотря на то, что введено было только имя без дополнительной опознавательной информации, поисковик сразу выдал несколько результатов. И это неудивительно: если Чонгук выступает в Мулен, значит, о нём слышали. Тэхён понимает, что всю эту неделю ведёт себя как ненормальный: по несколько раз на дню нажимает на одни и те же ссылки, вчитывается в статьи, цепляется за короткие заметки, останавливается на афишах прошедших концертов и залипает. Первые дни он честно старался себя отвлекать, отгоняя мысли, но чем сильнее он это делал, тем сильнее росло желание. Желание узнать хоть что-нибудь. Что-нибудь, что поможет ему утвердиться в том, что Чонгук обычный. Но о Чонгуке везде писалось мало, а информация копирует друг друга, словно Чонгук выверено проконтролировал сколько информации о нём должны знать.Тэхён смог узнать только, что Чонгук младше него на два года, а музыкой занимается с детства. В открытом доступе вообще нет никаких ссылок на личные социальные сети, что очень странно: кто так занимается промоушеном? И останавливается взглядом на демо, спродюсированной Юнги. На строку/плашку/уведомление/надпись «опубликовано два часа назад» таращится не моргая. Тэхён знает о деятельности Юнги. Подработка в ресторане за счёт хороших чаевых помогает оплачивать всю ту крышесносно дорогую аппаратуру для качественного звука. Пока Юнги как музыкальный продюсер известен в узких кругах, но Тэхён уверен – люди, вкладывающиеся в своё дело так, как он, добиваются успеха. «В первую встречу Чонгук мне сказал, что я не сепарировался от матери в нужном возрасте и всё ещё зависим от неё, отчего я с головой погружаюсь в работу, бессознательно доказывая этим, что заслуживаю любви». Мысль о том, что Чонгук и Юнги спелись, причем в самом прямом смысле этого слова, вызывает ревность. Тэхён торопливо вынимает из кейса, лежавшего в кармане толстовки, наушники, подключает их к телефону, но, перед тем как нажать на «плей», задерживает дыхание. Его охватывает мандраж. Каким окажется голос Чонгука в исполнении? Его выступление в Мулен Тэхён пропустил, а несколько брошенных фраз, чтобы представить, недостаточно. Сейчас голос Чонгука в голове звучит отдалённо, что его едва возможно распознать. Тэхён протирает вспотевшие ладони о штаны, включает песню и делает несколько шагов вперёд. В первые же секунды слышатся гитарные аккорды и протяжное мычание высоким голосом. Резко ставит на паузу и останавливается. Окей. Он не был к такому готов. Почему-то сердце пропустило удар и замерло, как и всё его нутро. Что Тэхён только что услышал? Звонкий голос, нежный и страстный. Совсем в противовес тому, каким представился Чонгук в первую встречу. Тэхён правда только что услышал звонкий, но при этом такой нежный и страстный голос Чонгука? Того самого Чонгука, который в первую их встречу не то, чтобы даже не представился, он всем своим видом дал понять, что не любит людей. Тэхён закрывает глаза и делает шумный вдох-выдох. Что-то колит в области груди. Он опять начинает злиться. Что этот грубый мальчишка с ним делает? Тэхён может отделить объективные навыки и способности человека от субъективных предпочтений. Тэхён может признать, что Чонгук хорош собой, несмотря на отвратительный характер, и возможно чуточку необычный, судя по тому, что в профессиональной деятельности он также преуспел без громкого продвижения. Но волнение? Серьёзно? Спустя пару минут, когда Тэхён открывает глаза, дисплей экрана гаснет, поэтому он решает перейти в спотифай в надежде, что найдёт песню там, несмотря на то, что это демо. Вводит название песни “Stay alive” и фыркает: попсово. Продолжая свой ход, вслушивается в слова. «Когда всё пошло не так? Я совсем не могу вспомнить». Когда с Тэхёном всё пошло не так? Когда его начало так метать? В тот момент, когда Тэхён решил сесть перед мольбертом и видел перед собой только их образ? Или в тот момент, когда пришёл домой, не переодевшись лёг на кровать и, закрывая свои глаза, видел их? Может, это успело случиться раньше, когда он вышел из ресторана и, вглядываясь в звёздное небо, отмечал сходство с ними? Или всё-таки в тот момент, когда он повернулся на барном стуле и встретился с пропитанными смолью радужками глаз? Глаза, в которых Тэхён увидел злость. Едва различимую, тонкую, почти незаметную, будто скрывающуюся ото всех, но адресованную только ему. «Прячась в маленькой комнате, Я шепчу... Темнота – мой единственный друг. Мои руки тянутся к спасению. Это странно? Эта ночь наполнена кровью. Кто-нибудь, пожалуйста, спасите меня». Тэхён снова ставит на паузу, чувствует, как его пульс учащается, и прижимает руку к груди: под ней ускоряет своё биение сердце. Смотря на свою вторую ладонь, в которой зажат телефон, он прикладывает ещё одно усилие, чтобы перестать дрожать. Если эти строчки действительно были призывом о помощи, тогда Тэхён вообще не может связать всё это воедино с характером Чонгука. Какой человек, ненавидящий помощь, будет просить о ней? Чонгук похож на тех, кто возводит высокие стены и не подпускает к себе. Чонгук похож на тех, кто, пережив неудачный опыт, обжёгся так, что сделал неутешительные выводы о каждом человеке на этой планете и, наверняка, ещё на сотни других. Возможно, Чонгук, всё ещё не оправился от происходящего и маленький он отправляет сигналы в небо? Но кого просит Чонгук? Тэхён злится. У него слишком мало информации. У него слишком мало ответов. Он не может слушать дальше. Для него эти слова кажутся откровением, и слушать их на улице, где пробудившийся город начинает шуметь, – неуважительно. Неуважительно по отношению к Чонгуку. И к Юнги, конечно же. Убирая телефон в карман, но не вынимая наушники, чтобы остаться в вакууме приглушённых звуков и собственных мыслей, Тэхён так и доходит до круглосуточного супермаркета, в котором берёт себе три пачки онигири, упаковку с водой на двенадцать бутылок и, бросая испытывающий взгляд на стенд с сигаретами, раздражённо хватает первую попавшуюся упаковку никотиновых пластырей. Тэхён думает, что давно пора. До студии доходит быстро. Он в целом и до супермаркета добрался бы быстрее, если бы не его внеплановая "тахикардия". Тэхён закидывает в холодильник воду и два онигири, третий разворачивает и после первого укуса прикрывает глаза и довольно стонет. Он и вправду был голоден. Смотрит на пачку пластырей, лежащую на столе, и, доедая, тянется к ней рукой. Перехватывая и разворачивая упаковку, бегло окидывает инструкцию взглядом, выискивая нужные ему слова: «Пациентам с высокой степенью зависимости» и «Следует накладывать сразу после пробуждения утром и удалять перед сном». Тэхён вздыхает. Теперь он не знает, когда сможет заснуть, несмотря на чувство тяжести в глазах. После непрерывных ночей за работой, Чимин решил подарить Тэхёну двуспальный матрас, который пять лет назад они вдвоём тащили через три квартала и который теперь находится на втором этаже студии. Тогда машины ни у кого из них не было, а свободные деньги только стали появляться. Воспоминание о том, как они оббегали лужи, так как в тот период в Сеуле был сезон дождей, неся груз в тридцать килограмм, вызывает на лице Тэхёна улыбку, в глазах – сожаление. Тэхён поднимается, проходит по небольшому коридору мимо мастерской и заходит в помещение, где по центру располагается то самое соорудированое спальное место, застеленное бельём, от которого исходит спёртый запах стирального порошка ещё не выветренный улицей. Помимо матраса в центре, у стены стоит деревянный стеллаж с книгами. Стеллаж заполнен не полностью, на нём несколько альбомов любимых Тэхёном фотографов, парочка книг по истории искусств с университета, которые Тэхён перелистывал при отсутствии вдохновения, и каким-то образом на самой нижней полке завалялся подаренный Юнги «Степной волк», который Тэхён не может открыть дальше седьмой страницы. Юнги зачем-то выделил на ней карандашом строчки, которые, видимо, не может сказать напрямую. Тэхён, не снимая с себя джинсовки, заваливается на матрас прямо так. Достаёт телефон, проверяет подключены ли ещё наушники, и нажимает на «плей». «Прячусь в лунном свете. Чудес не бывает. Мои надежды просты – Скрыться в лунном свете. Я не прошу многого». Попутно прислушиваясь к словам, Тэхён снимает блокировку, включает авиарежим, ставит песню на повтор и вместе с потухшим дисплеем закрывает глаза, удобнее укладывая голову. «Но наверное это чересчур. Под конец этих бессонных сумерек, Я словно блуждаю в этом кошмаре с открытыми глазами». Тэхён на контрасте. В его голове возникает образ совсем другого Чонгука: сильного, тёплого, но одинокого. Не того холодного и самодовольного. Чонгук, который сейчас поёт в динамике наушников и Чонгук, которого Тэхён встретил, – два абсолютно разных человека. «Эти несколько слов прозвучали как чудо. Они похожи на чудо, они звучали так: Ты – моя судьба. И это не объяснить словами. Ты – спасение, которое оберегло меня». Тэхён усмехается словам из наушников и не сразу понимает, что по его щекам стекают слёзы, прикасается кончиками пальцев к левой, ощущая под ними влажность, – и начинает нервно смеяться. Докатился. Боль трёхлетней давности вырывается наружу и пульсирует под правым ребром. Тэхёна распирают чувства. Плачь находится на этапе надрыва. Больно. Ему больно. «Единственные слова, которые спасли меня: Я буду рядом с тобой даже когда пройдёт много ночей, Я буду рядом с тобой даже если буду истекать кровью». Всё рушится сразу: дамба, сдерживающая чувства, Тэхён, сдерживающий дамбу. Всхлипы постепенно переходят в неконтролируемую истерику, и Тэхён буквально мечется из стороны в сторону и бьет руками по груди, ногам, сбившемуся одеялу, давясь слезами. «Пожалуйста, останься в живых». Тэхён хотел сказать эти слова три года назад. «Пожалуйста, останься в живых». Он хотел сказать хоть что-нибудь, но его тело оцепенело. «Пожалуйста, останься в живых». Тогда он просто развернулся и ушёл. Крик, казалось, застыл вытесненным в горле.***
Его будит звук, доносящийся с первого этажа. Тэхён приоткрывает затуманенные глаза и снова опускает веки. После эмоционального выплеска его тело опустело, оставляя за собой только тяжесть от бессонной ночи. В наушниках играет песня, поэтому Тэхён вынимает левый, и до него доходит не сразу, что звук – не что иное, как стук в дверь студии. У Тэхёна не что иное, как дежавю. Он проводит ладонью по опухшему лицу и чувствует холод своей руки. Или горит его лицо. Тэхён вынимает второй наушник и бросает его куда-то на кровать. Медленно принимает сидячее положение и, потупив взгляд, вслушивается в стук снизу; зачёсывает каштановую чёлку назад, что тут же падает обратно. Спускаясь вниз, Тэхён стягивает джинсовку и, проходя мимо кухни, откидывает её на спинку стула. Цепляется взглядом за упаковку пластырей. Приближаясь к двери, Тэхён различает голос Чимина и не сдерживает снисходительную улыбку, когда открывает её. — Что-то мне это уже напомина... — встречая Чимина, Тэхён медленно растягивает слова, но осекается, когда замечает, что тот пришёл не один. Губы Чонгука плотно сжаты. На нём чёрная дутая куртка, чёрная футболка, чёрная кепка, чёрные штаны карго и чёрные, мать его, кроссовки с носками. Чимин в красной кофте на его фоне выглядит броско. — Ну наконец-то, — выкрикивает Чимин. — Тэхён, — толкает плечом, чтобы тот дал пройти, держа в руках огромный пакет. — До тебя не дозвонишься. Тэхён смотрит на Чимина, ища в его глазах объяснение, переводит напуганный взгляд на Чонгука и снова на Чимина. Тэхён отступает немного назад и откашливается. Внутри поднимается неприятное чувство тревоги. Парни проходят мимо застывшего Тэхёна внутрь под чиминово бормотание о том, что незачем покупать телефон, если не пользуешься его основной функцией, и Тэхён закрывает дверь, смотря на свои дрожащие руки. Ещё одно усилие воли, чтобы привести своё состояние в подобие нормы. Чимин с шумом ставит пакет на стол, тот наклоняется от перевеса, и из него выкатывается пара яблок. — Фух, — он вытирает лоб ладонью и указывает на Тэхёна. — Ты, — тянет высоко, сканирующе осматривая внешний вид, и кривится, понижая тон. — Ты в порядке? Тэхён вспоминает, что он не спал целые сутки, перекусил одним онигири, а потом навзрыд плакал под голос Чонгука и так и заснул. (Конечно он в порядке. В полном.) Наверняка, сейчас он выглядит побито: лицо опухло, одежда помялась, выдавая несвежесть, взгляд встревожен. Точно, Чонгук. Тэхён аккуратно переводит взгляд в его сторону, но тот на них даже не смотрит и будто не слышит – безучастно осматривается. — Д-да, — голос пресекается, когда возвращает взор к Чимину и подходит к столу. — Или нет, — чешет затылок. — Я не уверен. Тэхён замечает, что всё это время постоянно облизывает нижнюю губу, то ли от нервов, то ли из-за присутствия Чонгука в его студии, поэтому вытаскивает один никотиновый пластырь из упаковки, подцепляет края кофты и футболки, поднимает их до середины груди и передаёт пластырь Чимину, чтобы тот наклеит его Тэхёну на живот. Вновь переводит взгляд: Чонгук отошёл в соседнее помещение и рассматривает холсты, лежащие на полу; по-прежнему не смотрит. — Что он здесь делает? — шепчет Тэхён, смотря на Чимина сверху вниз. — Вообще-то, — тот шлёпает пару разу по пластырю, отчего живот Тэхёна непроизвольно втягивается. — Это было его предложение навестить тебя. — Что? Волнение мурашками проходится по открытой коже, поэтому Тэхён быстро поправляет на себе одежду. — Я ему сказал, что ты давно не отвечал на мои сообщения и звонки, — выгибаясь и хмуря брови, проговаривает Чимин; голос у него недовольный. — И что я из-за этого волнуюсь. Он предложил навестить тебя, — продолжает, поворачиваясь к пакету и вынимая продукты. — Он не такой, каким может показаться при первой встрече. Что? — восклицает, замечая лицо Тэхёна. — Я серьезно. Тэхён левым боком прижимается к столу, опираясь ладонью о его поверхность; склонив голову к плечу, неотрывно следит глазами за передвижениями Чимина с недоверием на лице. — Спойлер, Чимин: это была плохая идея, — глядя на друга исподлобья, приподнимает уголки губ. Чимин на это всего лишь пожимает плечами. Тэхёну всё ещё неясна причина нахождения Чонгука в его студии. То, что он пришёл «за компанию», – предлог, Тэхён это понимает. Чимин справился бы один. Никакие поджатые губы Чонгука не переубедят Тэхёна в обратном. Тэхён перехватывает яблоки, которые суёт ему Чимин, чтобы тот убрал их в холодильник, и снова бросает взгляд на холл, где буквально минуту назад видел Чонгука, которого сейчас там нет. Тэхён хмурится, откладывает яблоки обратно на стол, выходит в коридор, оглядывается и понимает: Чонгука и на всём первом этаже нет. В голове красным мигает мысль, что на втором этаже у него на повторе включена песня, исполняемая этим самым Чонгуком, и её как бы можно услышать из динамиков наушников, если подойти ближе. — О нет, нет, нет... — бормочет под нос, пока второпях срывается к лестнице, игнорируя возмущённое «эй» от Чимина. Чонгук стоит в рабочей зоне. В комнату, обустроенную под спальную, можно зайти, только пройдя дальше по коридору, значит, Чонгук до неё не дошёл. Руки нервно шарят по смятому одеялу в поиске телефона и, когда находят, Тэхён прикрывает глаза и сбивчиво дышит, выходя из приложения. Звук в наушниках прекращается; снизу доносится звон кастрюли. На ватных ногах он поднимается и направляется вниз, однако останавливается прямо перед порогом рабочей зоны не в силах себе отказать в наблюдении. Тэхён не проверял, но уверен, что у Чонгука тёплая кожа — он снял кепку и тёмные волосы обрамляют покрасневшие от прохладного ветра щёки. На улице, наверное, небольшой минус и Тэхён немного рад смене сезона. На наложенный образ грубияна накладывается образ Чонгука из собственных мыслей, и Тэхён больше не может их разлепить. Теперь это один человек. Чонгук, который этим утром вывел Тэхёна на эмоции одним своим голосом, и Чонгук, который сейчас задумчиво смотрит на холст толком не начавшейся работы. — Что ты пишешь? — Тэхён вздрагивает от нарушавшего тишину хриплого голоса и хмурится: тот звучит по-другому. Видит, что Чонгук теперь смотрит на него, и теряется. — А? Тот молча кивает в сторону мольберта. — А-а, — нарочито бодро протягивает Тэхён, оттягивая время. — Я пока точно не знаю, — чешет затылок, задумываясь. — Хочу выразить своё состояние, но каждый раз сажусь – и полная пустота, — неопределённо размахивает руками, словно хочет тому показать, что пустота на самом деле огромный ворох чего-то неразобранного, скомкавшегося друга с другом и невозможного разлепить. Ему хочется продолжить, поэтому, засунув руки в карманы штанов и покачиваясь на пятках взад-вперёд, спрашивает: — А у тебя как дела? Чонгук в ответ вскидывает брови и молчит, пока и вовсе не отворачивается обратно к холсту. Тэхён, поджав губы, понимает, что продолжения не будет, кивает себе, мол, ладно, разворачивается в сторону лестницы, но останавливается, когда слышит: — Теперь хреново. Тэхён сводит брови и не знает, стоит ли ему оборачиваться или отвечать. Слова были адресованы точно ему, а не кинуты Чонгуком куда-то в воздух. Когда он поворачивает голову вполоборота, видит, что Чонгук всё ещё напряжённо смотрит на холст с нанесённым слоем. Да что он там пытается увидеть? — Может тебе помочь? — Тэхён задаёт вопрос тихо, аккуратно, с надеждой в голосе. — Мне твоя помощь не нужна, — резко. Обидно. В целом, всё, что говорил Чонгук Тэхёну за эти две короткие встречи, было обидным. Тэхён в замешательстве разворачивается и смотрит на Чонгука, не понимая, как тот в одно мгновение может разрушить всё то прекрасное, что рождается внутри. Чонгука в ответ хочется как-то задеть, зацепить, хочется вывести на эмоции. Хоть на что-то, что не раздражение и хладнокровие. — А сам-то что-нибудь сделал, чтобы тебе стало легче? — звучит осуждающе, хотя Тэхён прекрасно понимает, что ему Чонгука не за что судить. Хотелось уколоть. Прощупать. И, судя по всему, Тэхён попадает в яблочко, замечая, как у Чонгука после этих слов напрягаются плечи, но тот держится стойко. По крайней мере, делает вид, что держится стойко. Тэхён видит, что его руки сжимают кепку так, словно он хочет её разорвать. — Нет, — спокойно проговаривает Чонгук, поднимая хмурый взгляд на Тэхёна. — Но я этого и не хочу. В глазах напротив Тэхён замечает злость, ту самую, которую увидел ещё неделю назад. Он облизывает губы и нервно сглатывает. Тэхён не понимает, что с ним делают глаза, готовые выжечь в нём дыру, если он не отступит. А он не отступит. Тэхён, кажется, готов согласиться на всё, если в этот момент они будут направлены только на него. Когда до него доходит смысл слов, он склоняет голову набок и смотрит уже с нескрываемым любопытством. — Чего? Чонгук полностью разворачивается в его сторону и пускает смешок. Он реально. Пустил. Смешок. — Ты не задумывался, — уверенно начинает Чонгук, обводя взглядом пространство и обратно возвращая его на Тэхёна, — что люди, которые страдают, но ничего с этим не делают, — проговаривает медленно, словно доносит смысл как до маленького, — на самом деле не хотят, — эти слова выделяет особенно, — что-либо с этим делать? — образовывается пауза в которой Тэхён в немом вопросе вскидывает бровь, ожидая продолжения; для него пока всё звучит как какой-то абсурд. — Не задумывался, — голос у Чонгука становится почти что ласковый, — что люди берегут собственные страдания? Тэхён растерян от несоответствии жуткости слов с неестественно нежным голосом Чонгука. Дыхание учащается, вдохи и выдохи становятся короткими и поверхностными. Он закусывает кожу на губах, замечая за своими действиями внимательный взгляд. Чонгук мягко доносит слова, но вот Тэхёна это почему-то нихрена не успокаивает. Он чувствует, как что-то заползает ему под кожу. В самое нутро. Тэхён сопротивляется и не принимает. Но Чонгук продолжает наступать. В его голосе сейчас нет злости, грубости, обиды, раздражения или даже высокомерия. Чонгук говорит спокойно и ровно, что даже немного холодит внутренности. Как вообще о таком можно так спокойно говорить? — Ты попробуй копнуть чуть глубже, Тэхён, — собственное имя из уст Чонгука вызывает нервозность и бьёт по ушам. — Попробуй увидеть там свой страх, — подначивает. — Он сидит внутри тебя и не пускает. Я уверен, — делает паузу, — хотел бы ты по-настоящему быть счастливым, давно уже им был. Так что тебя останавливает? — находясь на расстоянии десяти футов, Чонгук рассматривает лицо Тэхёна, то ли ожидая то ли изучая реакцию на сказанные им слова. — Что страшного случится, если ты избавишься от всех своих страданий? Тэхён знает ответы. Ночами подобные вопросы пробирались в его голову, но с наступлением утра, он оставлял всё это на уровне бессознательного. Потому что озвучить их – значит признать их реальность. Он делает шаг назад и спотыкается. Опора в прямом смысле уходит у него из-под ног. И тут до него доходит. Чонгук его прощупывает. Он его выворачивает. Светит ярким фонариком по тёмным уголкам его души и ещё носом тыкает, мол, смотри. Это ты. Ты настоящий. Что? Хотел залезть в душу другому человеку? Спасти его? Помочь? Каково это – оказаться по ту сторону? Вот что хотел сказать Чонгук. К нему лучше не лезть. Чонгук чётко обозначил границы перед Тэхёном, что разбил об них нос, пытаясь проломить. Урок усвоен. Можете быть свободны. Тэхён не верит, что перед ним стоит человек, чьим голосом только сегодня слушал: «кто-нибудь, пожалуйста, спасите меня». Он думал, что между ними могло бы найтись что-то общее, если бы в разговоре попробовал аккуратно подобрать слова, но он ошибся. Надо уточнить у Юнги, как давно была написана та песня, если сейчас Чонгук придерживается других взглядов? Причём совершенно полярных. И что заставило его их поменять? Тэхён остаётся с шоком и отрицанием. Он не может поверить, что в мире существуют люди, способные испытывать такую боль, которая – из-за невозможности её удержать – размножается, заражая других. Он тупит взгляд и понимает, что чувствует ненависть. Тэхён ненавидит Чонгука за ощущения, которые покалывают под кожей. — Да ты циник, — выплёвывает. — А ты нет? — тот в привычном жесте вскидывает брови. — Оу-у, нет, — Тэхён нервно посмеивается и размахивает руками в отрицательном жесте; в голосе возмущение. — Не смей меня к себе приплетать. Чонгук склоняет голову вниз и улыбается, его отросшие пряди спадают на лицо. — Тэхён, ты уже сделал это сам, — не поднимая головы, Чонгук из-под опущенной чёлки смотрит на Тэхёна, у которого в голове короткое замыкание от увиденной им эмоции. И это не действует на него как-то положительно, скорее наоборот – раздражение возникает по щелчку. — Когда? — голос Тэхёна почти что срывается на крик, когда пальцами он перебирает рукава толстовки: нервничает. В глазах Чонгука прослеживается настороженность, когда он проговаривает слова, оставляя за собой право прояснить недосказанность, висящую в воздухе: — Когда заинтересовался мной. В их непрерывном «глаза в глаза» Тэхён видит, что Чонгук понял с самого начала. Даже тогда, когда сам Тэхён находился на стадии отрицания, Чонгук уже понял. Ему хватило пару минут, чтобы взглянуть на Тэхёна и понять, что с ним происходит, пока сам Чонгук остаётся для Тэхёна загадкой. Чонгука невозможно взломать, имея при себе даже логин и пароль. На секунду Тэхён показывает свои истинные эмоции: уязвлённость, перемешанную со страхом, – но тут же скрывается за маской безразличия, стискивая зубы и сильнее сжимая рукава толстовки. Чонгук подходит ближе – аромат его духов забивается в ноздри – и, открыв рот, желая добавить что-то ещё, так его и закрывает, не сказав ни слова. Удушающую атмосферу, висящую в воздухе, нарушает выкрикивающий с первого этажа Чимин: — Я приготовил пасту! Спускайтесь есть! Тэхён дышит часто, игнорируя покалывание от приближения и запаха, сжимает челюсти, чувствуя, как скрипят зубы во рту: чуть ли не крошатся. — Спасибо, — отвечает тем же тоном Чонгук, не отрывая взгляда от тэхёнового нахмуренного лица; обходит боком, оставляя часть личного пространства – Тэхён зачем-то замечает, как в левом ухе блеснула маленькая металлическая серёжка – и подходит к лестнице, чтобы оттуда спокойно передать: — Я не голоден. Подожду тебя в машине, — получая утвердительное мычание со стороны Чимина, поворачивает голову к Тэхёну, чтобы сказать то, что, судя по всему, ему очень хотелось. — Изменения – процесс, который происходит тогда, когда боль от того, что ничего не меняется, становится сильнее боли, от того, что ты стоишь на месте, — Чонгук замолкает, перебирая слова, пока Тэхён, невольно прислушиваясь к голосу, замечает, как склонил голову в его сторону. — Как видишь, не ты, — поднимает подбородок, указывая на Тэхёна, — со своими проблемами со сном и чувством вины, ни я, — возвращает обратно, — со своей социальной дисфункцией, не готовы что-либо менять, раз мы всё ещё здесь. Не так ли? Чонгук уходит, надевая кепку, и оставляя Тэхёна в ворохе собственных мыслей, в котором бьётся, как живая, самая главная: Чонгук сказал ему о своём психическом состоянии. Шумно выдыхая, Тэхён проводит рукой по лицу, закрывая рот; взгляд метается из стороны в сторону. Если он вступит в эту игру, то как человек он буквально закончится.