«Хокусай говорит, смотри внимательно, Он говорит, обращай внимание, замечай. Он говорит, продолжай смотреть, оставайся любознательным. Он говорит, можно столько всего увидеть. Он говорит, радуйся предстоящей старости. Он говорит, продолжай меняться, Ты ведь превращаешься в самого себя» Roger Keyes. Hokusai says.
Тэхён стоит, привалившись поясницей к столешнице, и закручивает вилкой пасту. Аппетит за последнюю четверть часа усилился. А ещё невыносимо хочется курить. Его движения выходят резкими, дёрганными, кофта пачкается из-за неусидчивости, и это раздражает; вилку зажимает с такой силой, что в руке начинают появляться мелкие судороги. Тэхён поглядывает на Чимина, который, закончив есть и отложив пустую тарелку в сторону, молча сидит за столом и с засученными рукавами листает мессенджер на своём телефоне. Спокойствие Чимина почему-то раздражает. И то, что он привёл сюда Чонгука, – раздражало не меньше. — Мы едем к Юнги на студию, — тот поднимает голову, откладывая телефон на стол. — Присоединишься? Замерев с вилкой над тарелкой, Тэхён долго смотрит в ответ. — Зачем ты привёл его сюда? — щурится. Чимин делает глубокий вдох, пробегается взглядом по помещению в поиске слов и, когда их находит, неоднозначно ведёт плечами. — Он мне нравится, — буднично выдаёт в ответ. Что-то неприятное накатывает и сильно сдавливает грудь. Чимин закатывает глаза, когда видит как лицо Тэхёна меняется: меж бровей складка, лоб наморщен, а губы искривляются, передавая сомнительное «ты сейчас серьёзно?». — В смысле… — он тебе нравится, хочет спросить, но обрывает фразу из-за теряющихся слов. — В смысле как человек, Тэхён, — заключает Чимин, не давая возможности мыслям зайти куда-то дальше. — Как друг. — Похоже, теперь нам придётся видеться реже, — подытоживает Тэхён, поджимает губы, ставит свою тарелку на столешницу и неодобрительно морщится: правое предплечье зудит. В глазах Чимина уставшее «нет, ну пожалуйста». Тэхён не смотрит в его сторону, не выдерживает давления, закусывая щеку изнутри. Это выматывает, но в основном раздражает. — Ты манипулируешь, — в тоне Чимина слышится резкость. — Возможно, — Тэхён соглашается небрежным поднятием плеч, рукой залезает под рукава толстовки и ногтями проходится по коже; избегает прямого взгляда, разглядывая полку с банками от специй, почти каждую из которых принёс Чимин. — Что не так? — Чимин смотрит открыто, его брови заломаны в желании найти проблему и помочь её решить. Всё не так. Тэхёна необъяснимой силой тянет к человеку. Он чувствует, как собственные мысли и желания разрывают (прямо физически разрывают) его. Сам Чонгук свою позицию объяснил очень доходчиво, оставив Тэхёна одного со своими мыслями, вследствие которых было принято решение избегать, игнорировать, подавлять. Главное – не лезть. — Он меня раздражает, — сипит Тэхён, смотря в пол. Эта непонятная атмосфера в воздухе между ними двумя тоже раздражает. Будто они говорят не о простых вещах, а о чём-то более глубоком, сложном, скрывающемся за маской поверхностно брошенных фраз, но от пульсации в голове Тэхён сейчас не может разобрать смысл «между строк», чувствуя себя морально уязвимее. Усиливающийся от трения зуд под кожей его тоже… …раздражает, раздражает, раздражает. Со стороны Чимина слышится ещё один вздох, подтверждающий его усталость, он проводит руками по лицу, массирует ими глаза и опускает обратно на колени. — Он тебя так сильно цепляет? — тот заглядывает Тэхёну в глаза. Тэхён резко поднимает обеспокоенный взгляд на Чимина, отклоняется корпусом назад, но в поясницу лишь сильнее впивается край столешницы. Он растерян, и он не хочет, определённо не хочет, затрагивать эту тему. — К чему ты клонишь? — напряжённо спрашивает, продолжая растирать кожу под кофтой. — Просто меня его поведение не цепляет, — тот смотрит украдкой; голос предупреждающий: даёт Тэхёну возможность догадаться самому. Но Тэхён не понимает. Не сейчас, когда кровь пульсирует в висках и не получается (ему не удаётся) сконцентрировать своё внимание на чём-то дольше пяти секунд. Тэхён снова злится. — К чему ты клонишь, Чимин? — шипит сквозь зубы, и его трение под тканью усиливается. Чимин жуёт губу и молчит, смотрит на друга, периодически проходя взглядом по его рукам, и сильнее теребит губу. В его ссутулившейся спине, в постукивающих по коленям пальцах, в метающихся взглядах прослеживается настороженность. — К тому, Тэхён, — негромко, но твёрдо начинает Чимин, выпрямляясь корпусом, — что, какие бы тебя мысли ни посещали по поводу Чонгука, – забудь, — кивает своим словам, хлопая ладонью по колену. — Он возводит вокруг себя стену, и у него есть причины на это. По этим же причинам он неподходящая партия для романтических отношений, — Чимин делает паузу, проходясь взглядом по Тэхёну вниз и возвращая его обратно. — И ты тоже. Похоже, даже Чимин что-то замечает. Тэхён усмехается, словно говоря: «Ну спасибо». Чимин не отступает, с нажимом смотрит из-под осветлённых волос, передавая: «Я не шучу». — Я понял, — успокаивает Тэхён, поднимая руку в сдающемся жесте. — Я понял это ещё тогда, когда он сказал мне про свою социальную дисфункцию, — закатывает глаза. Чимин вскидывает брови, выглядя действительно удивлённым. — Он сам тебе это сказал? Что? Чонгук действительно не похож на тех людей, кто будет разбрасываться информацией о своём состоянии, но вот по какой-то причине поделился с Тэхёном. Чонгук пришёл к нему сам. Сам оттолкнул и сам ушёл. Он мог всего этого не делать. Он мог не приходить к Тэхёну и не говорить все эти слова про страдания и изменения. Он бы мог оставить всё как есть, потому что, несмотря на своё желание, Тэхён бы не полез к нему первым. Зачем Чонгук приходил к нему на самом деле? Была ли это его возможность открыться или это была его попытка предосторожить? Чонгук ковырялся в Тэхёне, нащупывая слабости, а потом надавил на них, когда тот приблизился слишком близко. Как бы Тэхён ни старался, но списать поведение Чонгука на дружелюбие будет трудно. Он словно пытался... защитить? Вопрос: кого по-настоящему хочет уберечь Чонгук, отталкивая Тэхёна от себя под предлогом собственной неприспособленности? — Угу, — Тэхён мычит, задумавшись над мотивами поведения Чонгука. — Видимо, крепкую стену хочет возвести, — язвит. Обычно люди воздвигают стену, чтобы скрыть свои чувства, неуверенность, слабости. Такие люди не доверяют миру и, как правило, стараются изолироваться. Слова Чимина подтверждают, что у Чонгука включаются защитные механизмы, а значит с Чонгуком произошло что-то, после чего он стал использовать эти механизмы. Что-то, после чего он больше не чувствует себя защищённым, находясь рядом с людьми. Разве Тэхён давал повод так себя чувствовать рядом с ним? И дело не в социальной дисфункции, Чимина и Юнги тот же принял. Чонгук с самого начала был именно с Тэхёном недружелюбным. «Под конец этих бессонных сумерек, Я словно блуждаю в этом кошмаре с открытыми глазами». Раздражает. Чонгук раздражает. — Тэхён, будь осторожен, — Чимин вновь смотрит так, что живот скручивает от сожаления. — Пожалуйста. Тэхён понимает. Ему нужно собраться и отпустить эти эмоции, иначе они съедят его. «Ты не задумывался, что люди, которые страдают, но ничего с этим не делают, на самом деле не хотят что-либо с этим делать?». — Мне нужно заехать домой, принять душ и переодеться, — возвращаясь к первоначальной теме, Тэхён вздыхает, поднимает руки и растягивает затёкшие от напряжения шею, плечи и лопатки. — Освобожусь где-то через час-полтора. Чимин кивает. Встаёт из-за стола, забирает тарелку, телефон и делает пару шагов в сторону Тэхёна, стоявшего рядом с раковиной. Тэхён замечает, как глаза Чимина вновь проходятся по его поднятым рукам, прежде чем, включив воду, он опускает тарелку, чтобы её ополоснуть. Напоследок тот дарит ему одну из своих дежурных улыбок, которые как бы говорят: «ну, бывай», – и без слов хлопает его по плечу. Когда дверь за ним закрывается, Тэхён запрокидывает голову. Кажется, он совсем не дышит, пока, уперевшись в потолок, мыслями находится в другом месте. «Не задумывался, что люди берегут собственные страдания?». Всего сейчас кажется слишком много. Много мыслей. Много чувств. Много запахов, смешанных из топлёных сливок, сваренной муки, масел и пчелиного воска для одного человека. Много солнечного света, просачивающегося через просветы закрытых жалюзи. Чонгука. Вот Чонгука сейчас кажется действительно слишком много. Тэхён морщит нос, чувствуя, как съеденная паста может выйти наружу. Ему срочно надо домой и принять душ. Он собирает свои вещи быстро: наушники с телефоном закидывает в карманы штанов, джинсовку – на плечи. Закрывает все окна на втором этаже, оставляя одно для проветривания. Убирает посуду с едой в холодильник и в заключительный раз проходится взглядом по студии, проверяя, не забыл ли он чего. Садится в серебряный дженезис и в тишине доезжает до дома. Дома выпивает залпом три стакана с водой, закидывает в стиральную машину одежду и, когда снимает с себя худи, видит на правой руке расчёсанные красные полосы. Тэхён замирает. Он разглядывает покрасневшие пятна на коже и с ужасом ловит себя на мысли, что зуд не прекращается и лишь сильнее вызывает желание прикоснуться. Бестелесное жжение. «Что страшного случится, если ты избавишься от всех своих страданий?». Горит не тело. Горит его разум. Тэхён смотрит на свои руки и видит, как держит в них своё безумие; он резко сжимает кулаки и чувствует рождённый страх, закрадывающийся в сердце. Кровь в висках продолжает пульсировать./пять дней тому назад/
Тэхён смотрит на свои ладони и разглядывает линии. Самая верхняя искривлена. Расположенная по центру пересекает всю ладонь. Другая полностью огибает большой палец. Как-то Юнги ему объяснял, какие что значат, но Тэхён ни черта не запомнил, просто сидит и пялится. Сна ни в одном глазу. Влажный холод мерзко окутывает, липко пробираясь под куртку, вызывая мурашки. В животе пусто, и, кажется, это совсем не про голод. Он сидит на асфальте. Зернистом, сыром, холодном асфальте, в каком-то переулке, куда забрёл совершенно случайно, под накатом собственных эмоций и желанием скрыться от чужих глаз. Шаркает подошвой своих кед и старается нормализовать дыхание. Вдох-выдох. Линии на левой и правой руке отличаются. Вдох-выдох. На левой они более глубокие. Вдох. Выдох. На левой руке линии более глубокие. Вдох. Глаза Чонгука тоже. Выдох. Глубокие. Вдох. В них столько злости. Выдох. Что задохнуться можно. Ему хочется убежать не столько от самих мыслей, сколько от опасности нахлынувших чувств, от новой, странной неуверенности в себе. Волосы прилипли ко лбу от сырости в воздухе. Светодиодная вывеска в сумраке отсвечивает синевой. Синий, думает Тэхён, красивый цвет. Он медленно, осторожно разминает шею, и огни плывут перед глазами. Страх будто припечатал его к земле. Стыд покалывает под шеей. Чувство вины вибрирует в груди. Сердце. Сердце бешено колотится. Тэхён проводит рукой по засаленным волосам, обдумывая, как привести своё состояние в порядок и добраться до дома – осталось же всего два квартала, пока пальцами другой руки цепляет очередную сигарету из пачки; (уже) сбился со счёту, какая за сегодняшний вечер. Плотнее прижимаясь к металлическим рольставням и ощущая, как те приятно холодят позвоночник, Тэхён опускает руку в карман и сжимает банку со снотворным. Он намерен вернуть привычный уклад жизни, где яркие вспышки образов не мельтешат перед глазами. Где он может проспать целые сутки, в перерывах между – выкурить сигарету, закусить кимпабом, привезённым службой доставки, и лечь обратно. Он сейчас готов всё отдать, чтобы провалиться в сон. Потому что на сдерживание монстров прошлого у него не осталось сил. Сдерживание. В любом другом случае Тэхён, возможно, и не цеплялся бы так, как делает это сейчас, если бы не водоворот чувств, бурлящий, жгучий, и чувство вины перед собственной беспомощностью. «Но что плохого в том, чтобы поддержать человека?». Тэхён тушит бычок об асфальт и мучительным усилием воли заставляет себя подняться, как боль снова вливается в его икры, колени, бедра. Он с глухим стоном ударяется боком о стену и, согнувшись, придерживается рукой за трубу. Скулы сводит от напряжения. Глаза становятся влажными, тихая дрожь предательски выдаётся в дыхании. «В том, что это наклеивание пластыря на оторванную ногу. Человеку ты этим не поможешь». Ненависть, желание, безысходность. Вот, что Тэхён чувствует в данную минуту. Он сжимает руки в кулаки и качает головой, стряхивая с себя наваждение; смотрит вниз мутным взглядом. Ему требуется несколько минут, чтобы унять безотчётный страх и успокоиться. Хотя бы немного. Хотя бы чуть-чуть, чтобы спокойно дойти до дома. Тэхён идёт по ночным переулкам, освещённым вывесками, и, находясь в прострации, буквально на ощупь определяет дорогу./настоящее время/
Когда шум от напора воды сменяется тишиной, прислушиваясь к ней, Тэхён лбом прижимается к стеклу душевой кабины и часто дышит. Он поворачивает голову и взглядом цепляется за банку таблеток, расположенную на раковине. Чимин прав, нужно быть осторожным.***
Тэхён паркуется возле комплекса. Тишина разбавляется тиканьем поворотников. В салоне с каждой выжидающей минутой становится душно, пока он крепко держится за руль двумя руками и усиливает хватку, шумно выдыхая. Не может найти ответов, зачем приехал, если обещал себе не лезть? Почему ему всё ещё хочется увидеться с Чонгуком, даже после того, как тот только сегодня днём, обозначив границы, оттолкнул Тэхёна? Потому что Тэхён чувствует, что в поведении Чонгука всё не так однозначно. Либо Тэхён создаёт себе очередную мнимую иллюзию надежды, о которую прямо сейчас разбивается сам. Но это ему ещё предстоит выяснить. Он выходит из дженезис, обнимает себя за плечи из-за вечернего прохладного ветра на улице и ставит машину на сигнализацию, делая неуверенные шаги в сторону комплекса. На середине пути Тэхён осекается и пошатывается на месте из-за потери равновесия, рефлекторно вытягивает руки вперёд и стискивает зубы до напряжения, когда останавливается, чтобы мимолетное головокружение так же быстро исчезло. Он промаргивается, встряхивает головой и потирает переносицу, продолжая ход с рождающимся беспокойством внутри, проходит главные двери и прижимается ладонью к стене, когда доходит до лифта, ожидая его приезда. Тэхён чертовски глупый, раз продолжает идти, приближая себя к катастрофическому столкновению, несмотря на все сигналы, которое посылает ему тело. Но его чертовски сильно тянет магнитом неразобранное желание, не дающее ему покоя. Тэхён глупый. И он это признаёт. Стоя у двери студии, он чувствует, как начинает нервничать, как мелко подрагивают пальцы на руках и как становится сухо во рту. Тэхён (облизывает пересохшие губы) смотрит на эмалевое покрытие и металлическую ручку и, поморщив лоб, прикладывает руку к груди. Ощущения под ней притуплённые, отдалённые, будто их испытывает совсем другой человек, но такие же давящие на грудную клетку своей неприятной тяжестью. После стука дверь открывает Чимин в приглашающем жесте, в другой его руке – металлическая банка пива. Тэхён, поджав губы, ему улыбается, заходит в студию, и, оглянувшись, подмечает, что практически ничего не изменилось после его последнего визита. Юнги, сидящий в кресле за пультом и работающий с аудиодорожкой, не отрывая взгляда от монитора, выкрикивает: — Тэхён! Рад, что ты пришёл, — машет рукой в воздухе. — Проходи, присаживайся. — Они так уже два часа крутят ползунки то вверх, то вниз и не двигаются с места, — цокая, комментирует Чимин и делает глоток из банки. — Он просто злится, что мы эту песню пишем без него, — посмеиваясь, подмечает Юнги, поворачивает голову в сторону Чимина и, когда видит его надутое в буквальном смысле от выпитой жидкости лицо, заходится в кашле. — Вот-вот, — повернувшись к дивану, чтобы зацепить жареную курицу из коробки, Чимин возмущённо указывает пальцем в его сторону. — Это тебя жаба душит. Улыбка на лице становится шире. Тэхён ловит себя на мысли, что возможно скучает по таким временам, морщится, отказываясь от предложенной Чимином еды, и аккуратно переводит взгляд на Чонгука, который стоит рядом с Юнги со скрещенными руками на груди и через его плечо наблюдает за действиями на мониторе. На появление Тэхёна и на разговор в целом не реагирует, словно – или действительно – не замечая происходящего. Чонгук будто находится в своём мире: наклоняется вперёд, хмурится и выпячивает нижнюю губу, сосредоточенно наблюдая за работой. Тэхён не может перестать за ним наблюдать. Нет, не так. Тэхёну не хочется переставать на него смотреть. На секунды из колонок раздаются обрывки звуков, в которых Тэхён распознаёт фортепиано. Эта деталь врезается в голову особенно сильно, заставляя отрезвляюще проморгаться и тряхнуть головой, чтобы отвести взгляд. — Давай растянем эту часть? — Чонгук говорит тихо и спокойно. Юнги в удивлении поворачивается к нему, упираясь ладонями в подлокотники. — Ты хочешь уменьшить BPM? —Да, — тот кивает. — Я думаю, так будет звучать лучше. Тэхён молча смотрит то на одного, то на другого, кратко переглядывается с Чимином, что пожимает плечами в ответ, и садится на диван, продолжая осторожно наблюдать за Чонгуком. Чимин всё ещё держит недоеденную курицу в руке. Тэхён всё ещё не хочет отводить взгляд, но пробует это сделать, хотя с каждой новой попыткой проваливается всё сильнее. Юнги задумчиво стукает пальцем по кожаной обивке и дергает щекой. — Ладно, — он разворачивается обратно к монитору. — Но боюсь, так мелодия будет слишком спокойной, — звучит недоверчиво. Чонгук снова кивает. — Я добавлю динамики голосом. Тэхён снова усмехается. Самоуверенный. Облокачиваясь на спинку дивана, он чувствует, как тяжесть начинает заливаться в его мышцы, и ему хочется закрыть глаза и расслабиться, но из-за разрастающегося зуда по всему телу – из-за того, что любые прикосновения сейчас ощущаются слишком остро – он ёрзает по обивке в поисках положения поудобнее. — Насколько лиричной ты хочешь её сделать? — интересуется Чимин, подцепляя следующий кусок курицы. Чонгук задумывается и кивает: — Это будет моим признанием. Со стороны Юнги слышится присвист. Чимин замирает с курицей в руке и смотрит на Чонгука большими глазами. Тэхён чувствует, как его душит. Он в очередной раз подносит руку к горлу и в очередной раз убеждается, что на его шее ничего нет. Но давление такое сильное, что ему трудно становится дышать. А ещё ему истерически смешно оттого, что будто бы он один находится под куполом удушающей атмосферы, и никто кроме него в этой студии её не чувствует. — Ты уверен, что над ней хочешь работать именно со мной? — прокручиваясь на кресле, спрашивает у Чонгука Юнги. Чонгук не медлит с ответом: — Я тебе доверяю. Юнги молчит, задумавшись, подперев подбородок рукой, и долго смотрит в одну точку. Тэхён знает, почему Юнги обеспокоен. Он видит нерешительность в его глазах, морщит лоб и со вздохом смотрит наверх, на себе ощущая его переживания. — Просто, Чонгук, — аккуратно начинает Юнги, — я не понимаю таких глубоких чувств, чтобы передать их, — он заглядывает тому в глаза. — Они мне чужды. Чонгук, за всё время разговора так и не переменивший позу, по-прежнему стоит со скрещенными руками и внимательно смотрит на Юнги в ответ. — Эго и Тень являются взаимным отражением друг друга на зеркальной границе сознательного и бессознательного, — озвучивает после минутной паузы. — В структуре личности Тень выполняет компенсаторную функцию, — переводит взгляд на монитор, — она всегда несёт в себе обратное отражение внешне проявляемого качества. — Хочешь сказать, — Юнги улыбается, — что я смогу их понять? — Хочу сказать, — поправляет его Чонгук, выпрямляя лопатки, — что ты можешь их прочувствовать. Тэхён резко поворачивается к Юнги, что всё так же по-доброму продолжает улыбаться, и по его расфокусированному взгляду и подрагивающим от желания удержать улыбку уголкам губ понимает, что эти слова прошлись по больному. Тэхён поражён. Он поражён способностью Чонгука говорить всё прямо, будто у него отсутствует фильтр на эти вещи. Он не понимает, почему Чонгук так уверен в себе и в том, что он говорит по поводу других людей. И, хоть Чонгук за это время ни разу не ошибся в своих выводах, – это откровенно раздражало. — Что-то случилось? — спрашивает Юнги, обращая внимание Тэхёна на себя. Тэхен садится прямо, разминая мышцы шеи, переводит взгляд на Чонгука, наконец обратившего на него внимание. — Ты уверен, что это так легко работает? Чонгук после его слов непонимающе хмурится. — Я разве говорил, что психика человека легко устроена? — Нет, — кивком соглашается Тэхён, на автомате поднимая руку к шее и прощупывая кожу. — Ты так легко комментируешь эмоциональные состояния других людей, что я просто не понимаю, почему это всеми воспринимается как должное, — обводит взглядом подозрительно осторожно наблюдающих за ним Чимина с Юнги и чувствует, как пульс под ладонью ускоряется. — Ты просто без спроса вторгаешься в личное пространство, затрагиваешь эмоциональные проблемы, даже не задумываясь о том, что это может причинить боль. Краем глаза Тэхён замечает, как Чимин прикрывает лицо рукой. Зерно сомнения в своих словах закрадывается в голову. Тэхён разве сказал что-то не так? Даже если человек имеет социальную дисфункцию, как выразился Чонгук, то это ещё не является причиной отсутствие у него эмпатии. Чонгук же не социопат какой-то. Тэхён в замешательстве хмурится и снова возвращает внимание Чонгуку. У того сведены скулы, но в остальном его выражение лица ни в чем не изменилось. Всё такой же (раздражительно) спокойный. — Рассказать тебе базу психологии? — Чонгук отворачивается, делая шаг в сторону, и Тэхён успевает заметить, как в тот момент его глаза сверкнули. — То, что тебя раздражает в других людях, является неотъемлемой теневой частью твоей личности, — Чонгук опирается руками на край стола, расположенного сзади, облокачивается на него всем своим телом и обратно поднимает взгляд на Тэхёна. — То, что в обществе принято делить на плохое и хорошее, – твоя психика клала на это хер. А знаешь почему? — немного наклоняется корпусом вперёд. — Потому что это разделение лишь в пределах твоего сознания, — смотрит в глаза неотрывно. — Выйдя за него, ты поймёшь, что этой границы просто нет. Тэхён чувствует, как проваливается. Это неприятно. Это страшно. А ещё это это пускает адреналин по венам. — И поэтому ты решил примкнуть к нигилизму на стадии кризиса что ли? — Тэхен повышает голос, руками показывая неопределённый жест в его сторону, и, не разрывая зрительный контакт, нервозно придвигается ближе к краю дивана; сощурившись, глазами бегает по лицу напротив, в попытке понять, что творится у того в голове. — А не является ли твоё поведение юношеским максимализмом? — последние слова чуть ли не выплевывает. Чонгук удовлетворённо хмыкает и выпрямляется. Будто услышал то, что хотел услышать. Будто именно этого Чонгук от Тэхёна и ждал. — Мораль – это человеческая конструкция, следовательно, искусственная, в которой любой смысл относителен для различных возможных результатов, — Чонгук вновь скрещивает руки на груди, морщась от взгляда на себе. — Ещё столетие назад рабство считалось нормой, потому что пользование рабским трудом было экономически оправданным, — в голосе слышится разочарование. — Так что да, Тэхён, — делает паузу, немного задержав взгляд на тэхёновых руках, всё ещё неосознанно касающихся шеи, — можешь называть меня нигилистом, если тебе хочется навесить на меня ещё один ярлык. Раунд. Тэхен буквально на пару секунд подвисает, потому что осознаёт, что каждый раз, когда наступает на Чонгука с агрессией, тот намеренно, дожидаясь этого, успокаивается. Будто к агрессивному поведению Чонгук готов лучше, чем к любому другому со стороны Тэхёна. Будто словами драться умеет лучше, чем кулаками. И делать больно, кстати, тоже. От самой мысли, что Чонгук делает это намеренно, провоцирует его на эмоции, Тэхён провалено ведётся у того на поводу. Ему хочется сдержаться, но его раздирает изнутри от резкого восприятия происходящего: запахи еды и алкоголя вызывают тошноту; на любые источники света невозможно смотреть без боли в глазах; голоса и шум от работающего кондиционера (который, к слову, не справляется со своей задачей, Юнги) кажутся слишком громкими и бьют по вискам; шероховатость ткани дивана, на котором Тэхён сидит, ощущается острее обычного, вызывая зуд; студия воспринимается крошечной и кажется вот-вот плотно сожмёт его в своих тисках. Атмосфера между ним и Чонгуком сильно давит на нервы. С самой первой встречи Чонгук, защищаясь, атаковал Тэхёна, даже не дав тому возможности показать, что с ним может быть безопасно. Он сразу сжёг все мосты. Чонгук намеренно провоцирует Тэхёна на злость, будто показывая ему, Тэхёну, какой тот есть на самом деле. «Добавил себе плюсик в карму? Да, хороший мальчик?». Кто вообще так делает? Кто вообще, ещё даже не узнав человека, уже испытает к нему настолько сильные негативные чувства? Ненависть Чонгука необоснованная. С самой первой встречи Чонгук словно толкает Тэхёна от себя, передавая своё «тебе тут не место» и «уходи». Тэхён банально не выдерживает, он знает, что тоже умеет делать больно. Он поднимается и говорит, смотря тому прямо в лицо: — Я хотя бы умею нормально с людьми взаимодействовать, — глаза Чонгука отдают дикой болью, не такой, какой Тэхён ожидал увидеть, всего на мгновение, и она также быстро скрывается за злобой, словно её и не было, но этого было достаточно, чтобы Тэхён растерялся и почувствовал нарастающее смятение. С Чонгуком определённо что-то не так, и это не ограничивается одной социальной дисфункцией. — Раздражение может быть защитой своей личной территории, — рассеянно завершает свою мысль, желая сделать шаг назад, но окончательно упирается в диван. Мгновение. Всего мгновение. Этого было достаточно для того, чтобы Тэхён понял, что он дал повод чувствовать себя небезопасно рядом с ним. Тэхён замечает, что взгляд Чонгука мрачнеет – это уже не скрытая агрессия, как было раньше, это прямое проявление злости. — Сейчас ты доказываешь обратное, демонстрируя поведение животного, — речь Чонгука немного ускоряется от явного переизбытка эмоций. — Что? — вскидывает брови. — Хочешь нападать, — делает шаг вперёд, оставляя расстояние между ними в несколько сантиметров, кажется, впервые так близко. Тэхёна душит от его напора. — Защищать свою территорию? — щурится и не по-доброму улыбается. — Видишь во мне угрозу? — Чонгук! — слышится со стороны крик Чимина, видимо, не выдержавшего всей этой обстановки. — Ну ты же видишь, что у него синдром отмены, — тот подходит к Чонгуку и, ухватившись за локоть, старается вывести из комнаты; Чонгук не обращает на его толчки никакого внимания и смотрит на Тэхёна жадно, со злобой. Тэхён тоже жадный: не может насмотреться, видя столько эмоций на его лице. — А ты, — Чимин указывает на Тэхёна пальцем, останавливаясь у порога, — иди и выкури сигарету, — мажет ладонью в воздухе. — Даже с пластырями резко бросать при высокой степени зависимости не рекомендуется, — вздыхает, смотря вверх, и опускает обратно взгляд. — Для начала хотя бы снизь её. Тэхен усмехается. Чимин так уверенно и привычно просто сказал Чонгуку фразу «ну ты же видишь, что у него синдром отмены». Будто тот знает, что Тэхён бросает курить. Будто сам помогал клеить пластырь Тэхёну на живот. Точно. Пластыри. Чонгук смотрел. На него, – очень хочется добавить. После того как Чонгук и Чимин скрываются за дверью, на Тэхёна вместе с осознанием произошедшего накатывает мандраж; желудочный сок просится наружу. Он смотрит на Юнги затравленным взглядом, а тот просто понимающе кивает, предлагая выйти на улицу. Останавливаясь у знака, разрешающего курить, Тэхён видит, как его руки трясутся, поэтому прижимает их к себе, стараясь унять дрожь; пальцы продолжают бегать и хвататься за части тела и одежды в поиске пачки с последней сигаретой, пока не стискивают кофту до побеления после того, как Тэхён вспоминает, что оставил её в студии. Он с раздражённым стоном вскидывает голову, потом и вовсе от злости начинает бить по знаку. Раздражает высокомерный характер. Удар. Раздражает слабость, которую Тэхён увидел в глазах. Удар. Раздражает никуда не девающееся чувство, которое даже не получается скрыть. Удар. Раздражает, раздражает. Раздражает. Юнги, наблюдающий за его действиями, встаёт напротив него, засунув руки в карманы своего пиджака. Говорит после того, когда замечает, что Тэхён начинает успокаиваться: — Чонгук не хотел сделать мне больно, — жмурится от порыва ветра. — Он не виноват. Тэхён разворачивается на месте, смотрит на него выжидающе, но снова отворачивается, не сдержав прогрессирующее чувство вины. — Я знаю, — произносит тихо, переводя дыхание. — Я вспылил из-за того, что мне было больно. Прости. — Что-то случилось? — повторяет свой вопрос Юнги уже с другой интонацией, более понимающей. — Мне страшно, Юнги, — единственное, что Тэхён говорит, смотря на него так, словно ему не надо больше ничего объяснять. Потому что он боится озвучить правду. Ведь тогда ему придётся признать её реальность. Тэхён понимает, что в своём решении избегать, подавлять, игнорировать и не лезть к Чонгуку, провалился. Буквально. По всем пунктам. И не сказать, что он особо-то и старался этого не делать. Грудь ходит ходуном, вздымается с каждым глубоким вдохом, набирая воздуха, но Тэхён чувствует, что, сколько бы он сейчас ни пытался дышать в полную меру, не удаётся заполнить лёгкие кислородом полностью. лёгкие кислородом полностью не удаётся заполнить Тэхён помнит Юнги, у которого в один вечер, когда они сидели ещё когда-то вдвоём в студии звукозаписи, внутри просто что-то сломалось – и он зарыдал. Зарывшись лицом в ладони и мелко дрожа телом, Юнги был во власти своего отчаяния. Тогда Тэхён сидел рядом с ним и просто слушал его. Слушал о его боли, о том, что Юнги, оказывается, ни разу в жизни не влюблялся. О его неуверенности в себе, в том, что ему страшно признаться, что с ним что-то не так. О надежде, что когда-нибудь он сможет ответить взаимностью на чьи-либо чувства. О боли, когда каждый раз приходится отказывать в симпатии, потому что банально не чувствуешь её в ответ. О боли видеть в глазах напротив разочарование после своих слов и чувствовать беспомощность в своих руках оттого, что ты ничего не можешь с этим сделать. В тот вечер Тэхён слушал о самых глубоких человеческих страхах и потаённых, этими же страхами, желаниях. Такое бывает, думал тогда Тэхён, люди иногда ломаются, главное – позволить себе восстановиться вновь… Сейчас Тэхён чувствует, как ломается сам. Как будто ещё в тот вечер, когда он встретился с глазами Чонгука, внутри произошёл первый треск. Второй – под его голос. Сейчас он окончательно раскалывается от едва близкого присутствия, так что же с ним случится, если позволит происходить этому дальше? …ведь некоторые люди не находят в себе силы и на это. Юнги вынимает из кармана коробку с мятными леденцами и закидывает один себе в рот, пока сканирующе осматривает Тэхёна. По бегающим зрачкам и сведённым бровям видно, как всё это время он соединяет недостающие детали, чтобы увидеть ситуацию целиком. После того, как до него доходит, – расслабляется в лице и озвучивает, пожалуй, очевидное: — Ты долго не позволял себе чувствовать подобное. — Конечно я не позволял! — Тэхён быстро взрывается. — Ты посмотри на меня! — заглядывает тому в глаза, прижимая кулак к груди, и только сейчас чувствует, как саднит костяшки и сводит кисть; глаза щиплет, но он смыкает челюсти и часто моргает, чтобы не заплакать. — Как я могу себе это позволить? — переходит на шёпот. — Я буквально чуть не умер после тех отношений, — морщится, вспомнив события двухлетней давности, и прикрывает лицо рукой, понижая тон. — А сейчас меня просто разрывает от пары перекинутых фраз. И от рук, и от взглядов, и от мнимого присутствия. — Тэхен… — начинает Юнги. — Мне хватило недели, Юнги, чтобы вляпаться по полной. Во скольких он сейчас шагах от того, чтобы его размазало окончательно? Что бы случилось, если бы Чимин их не остановил? — Тэхён, — голос у Юнги становится строже, что действует на Тэхёна отрезвляюще, — ты три года удерживал в себе любые эмоции, — Тэхён хочет поспорить, но тот его пресекает. — То, что ты их сдерживал, не значит, что ты их прожил, — Тэхён опускает взгляд на щели в бетоне, через которые прорастает трава, продолжая слушать охрипший от вечерней прохлады голос. — Они всё это время сидели внутри тебя и накапливались. А сейчас появился человек, который послужил катализатором для их освобождения. Конечно тебя разрывает. Три года, Тэхён, — Юнги показывает пальцами, усиливая свои слова. — Этим катализатором стал Чонгук, — жмёт плечами, кивая головой и раскидывая руки в разные стороны, будто говоря: «Ну так бывает, смирись». — У тебя есть предположения, почему именно он? Предположения, почему именно Чонгук стал тем человеком, после встречи с которым Тэхён стал чувствовать неограниченный спектр эмоций, постепенно приводящий его к помешательству? Ни одного. Он даже не заметил, когда начал испытывать все эти эмоции к Чонгуку. Будто они были в нём с самого начала. Тэхён убеждён, что у всего есть причина. У всего. Но сейчас он чувствует, как каждый раз, когда придвигается к ней ближе, она издевательски ускользает от него. И это, честно говоря, очень злит. А если быть ещё честнее – то это очень пугает. — Если бы я только знал, Юнги, — Тэхён качает головой. — И что ты собираешься делать? — тот склоняет голову. — Он меня ненавидит! — выкрикивает из-под прижатой к лицу руки Тэхён и жмурится: опять вспылил, да ещё и на Юнги. — Я не буду с ним разговаривать. — Я ни на что не намекал. — Но имел в виду. — Счастье можно найти даже в тёмные времена, если не забывать обращаться к свету. Тэхен отрывает голову от ладони и неверяще косится на друга. — Ты сейчас серьёзно процитировал мне Альбуса Дамблдора? — Фраза от этого хуже не становится, — пожимая плечами, говорит Юнги с улыбкой на лице. Тэхён опускает руку и смотрит на Юнги по-новому. Только сейчас до него доходит, сколько любви стоит за тем, что тот ему даёт, за тем, что Юнги позволяет ему чувствовать. И Тэхён любит Юнги в ответ. Всем сердцем. Они стоят на улице в тишине ещё какое-то время. Иногда переглядываются и в моменты, когда сталкиваются взглядами, по-дурацки смеются, разряжая обстановку с каждым нелепым смешком. Слышатся звуки проезжающих машин, по ту сторону улицы – чьи-то шаги, голоса и смех. Тэхён поднимает голову, вдыхает городской воздух и чувствует, как холод остужает его лёгкие. Вечером Сеул становится другим, приобретает иную атмосферу. Обычно в такое время суток Тэхён оставался дома. Обычно он стоял посреди пустой квартиры и в безмолвии слышал отдающийся бессилием собственный шёпот, который из раза в раз напоминал о том, как на самом деле он себя чувствует. Иногда его шёпот становился слишком громким. Юнги подходит ближе, присоединяется к его рассматриванию неба, поднимая голову, но из-за сегодняшней облачности стоит так недолго; хлопает Тэхёна по плечу, передавая тем самым, что отправляется обратно в здание. Тэхён в ответ на это кивает. Тэхён знает, что звёзды там, на небе, в космосе, что они никуда не исчезают, продолжают своё движение по космическому пространству, поэтому продолжает стоять с запрокинутой головой, чувствуя, как та остужается. У него наконец получается отдышаться, а вместе с уходящим напряжением, он победно чувствует нарастающую усталость. Глаза покалывает от желания закрыть их, чтобы только кожей ощущать порывы ветра, нередко проходящиеся по ней. Не опуская головы, Тэхён слышит приближающиеся шаги, за ними ощущает чьё-то присутствие. На секунду ему кажется, что Юнги решил вернуться или что это Чимин пришёл снова читать нотации, но эти мысли обрываются, как только до него доходит уже знакомый аромат духов. — Что ты принимаешь? — голос у Чонгука сейчас спокойный, ровный, даже немного сдержанный. Носком своего ботинка он пинает камушки на тротуаре и, подходя ближе к Тэхёну, в этот раз останавливается на безопасном от него расстоянии. В его спокойствии есть что-то отталкивающее. Тэхён опускает голову и встречается с чонгуковым уставшим взглядом, запускает пальцы в волосы, снова поднимает голову вверх и усмехается. Чонгук понял. Ему вновь хватило пары минут, чтобы, взглянув на Тэхёна, понять, что с ним происходит. Усмешка перерастает в истерический смех. До дрожи в пальцах, до боли в суставах, до скрежета зубов Тэхён Чонгука ненавидел. Он сцепляет волосы на затылке сильнее, оттягивая их, чтобы эмоции вновь не захлестнули его, возвращает взгляд, смотря Чонгуку в глаза с обидой, но чувствует, как эмоция медленно стихает, сменяясь новой. Он изучающе бегает по лицу, словно видит Чонгука впервые: изгиб бровей, мешки под глазами, то ли от усталости, то ли от недосыпа, шрам на щеке, родинку под губой, линию челюсти, прямой взгляд потухших глаз и та неизведанность, что кроется под ними. Хватка рук ослабляется, смех стихает окончательно; Тэхён начинает думать, что морское дно такое же тёмное и неизученное, как и глаза Чонгука. «Эго и Тень являются взаимным отражением друг друга на зеркальной границе сознательного и бессознательного. В структуре личности Тень выполняет компенсаторную функцию. Она всегда несёт в себе обратное отражение внешне проявляемого качества». До дрожи в пальцах, до боли в суставах, до скрежета зубов Тэхён Чонгука обожал.