О тёмных ритуалах, древних артефактах и надоедливом змееусте

Я поняла всё сразу, даже не успев открыть глаза. Это было похоже на нырок в ледяную воду. Ощущение было мимолётным, но этого хватило, чтобы прийти в себя. Я помнила всё и, в частности, свою смерть. Это было достаточно… любопытно. Не сказать, что мне не было страшно. Мне было. До дрожи в руках. Тело было не моим — это стало понятно сразу же. Я не могла объяснить, что именно не так, но самоощущение существенно поменялось. Это было странное ощущение, будто по моим венам вместе с кровью текло что-то очень… странное. Приоткрыв глаза, я попыталась сесть. В глазах всё потемнело и закружилось, но я смогла устоять и не рухнуть обратно на кровать. Проморгавшись и дождавшись, пока черные точки уйдут, я подняла голову и осмотрелась. Комнатка была до жути маленькой и потрёпанной, будто здесь не делали ремонт тысячу лет. Минимальный комплект мебели — узкий шкаф, письменный стол и стул да твердая кровать, на которой я сидела. Обшарпанная краска, пожелтевшие от времени обои. Я непонимающе нахмурилась, опустив глаза вниз, на свои колени. На свои острые, худые детские колени. Прикрыв глаза, я рвано выдохнула. Так, спокойно, Света, спокойно. Свою смерть я приняла как самую аксиомную аксиому, как бы это не звучало. А то, что это была именно смерть, я ни капельки не сомневаюсь. Я прекрасно помню минуты, в течение которых захлёбывалась собственной кровью. За несколько лет моя дорога от работы до дома по тёмной безлюдной дорожке стала привычной, из-за чего я растеряла бдительность. И вот, к чему это привело. Я закашлялась, согнувшись пополам и прикрыв рот маленькой ладошкой. — Да ёб твою мать, — прохрипела я. Аккуратно спустившись босыми ногами на холодный деревянный пол, я, придерживаясь за колющий бок, прохромала до шкафа. Тело ныло нещадно, болело почти всё, что только можно — от головы до ступней, в кожу которых впивалась облупившаяся краска. Как я и предполагала, внутри, на двери шкафа, висело зеркало. Помутневшее, с черными пятнами, но всё ещё способное показать мне меня. Я дотронулась кончиками пальцев до впалой щеки, плотно сжав губы. Девочка была измотана. Простое серое платьице, висевшее на плечах словно на вешалке, и впалые щёки говорили о голоде, а синяки и царапины указывали на явное жестокое обращение. Неровно срезанные чуть выше плеч светлые волосы были сухими, а губы потрескались до крови. Я машинально облизнула их, заправив прядку за ухо. Зато глаза были точь-в-точь мои — светло-зелёные, с темным лимбом, только форма другая, с более заострённым внутренним уголком. И большое светлое родимое на шее прямо там, куда мне воткнули нож. Я сглотнула, дотронувшись до него. На вид ей было лет 7, вряд ли больше. Внизу шкафа были грубо свалены некоторые вещи, тоже достаточно подержанные на вид. Я прикрыла глаза, стараясь успокоиться. Это и есть ваше гребанное посмертие? Очень странный загробный мир, однако. А может, это всё-таки сон? Я больно ущипнула себя за тонкую кожу. По понятным причинам ничего не произошло. Да и ощущала я себя вполне… живой, скажем так. Нарастающая паника бушевала в груди. В небольшом ворохе вещей я нашла простые черные лодочки, с не раз заклеенной подошвой. Хоть что-то. Окно выходило на задний двор — достаточно простая лужайка, густые деревья и ряд маленьких деревянных сарайчиков, высокая кирпичная стена. На траве сидело несколько детей разного возраста и пола, но самому старшему было от силы лет двенадцать. Мне пришлось щуриться, оттянув внешний уголок глаза. У новой меня было до ужаса плохое зрение, а ни очков, ни тем более линз, уже ставших привычными в моем прошлом, тут не было. Одна из девочек взглядом наткнулась на меня, осторожно выглядывавшую из окна. Улыбка вмиг сошла с её лица и она, скривив губы, дернула за рукав самого взрослого мальчика. Тот, нахмурившись, повернулся к ней, что-то спрашивая. Не дожидаясь и его реакции, я резко задернула шторку, присев на корточки. Да что тут происходит? Закрыла глаза, несколько раз глубоко вздохнув. В любом случае, второй шанс на жизнь это хорошо, верно? Я всегда старалась избежать реальности, погружаясь в книги, сериалы, фанфики. И тут вот — ситуация поистине фантастическая. Дверь открылась легко, но с ужасным скрипом. Я прошлась по коридору до лестницы, где за локоть дернула мимо пробегающую девочку лет шести. Та, изначально меня не заметив, охнула от удивления. А затем миловидное личико исказила гримаса ужаса. Я тяжело вздохнула. — Ты… Что ты хочешь со мной сделать? — на английском пролепетала девочка. Она было дернулась, но я сильнее сжала её локоть, останавливая. Ну как сильнее — совсем чуть-чуть, ибо в этом теле вообще не было ни грамма силы. Да и навредить ребёнку не хотелось. Но это сработало, и та замерла. — Где мы? — английский я знала хорошо, как никак переводчик по образованию. — Какой сейчас год? — Мы в приюте Вула. Лондон, Англия. — она опустила взгляд, но нижняя губа задрожала. Вот только слёз мне тут не хватало. — Сегодня седьмое апреля тысяча девятьсот тридцать восьмого года. Я непроизвольно разжала руку, отступив на пару шагов. Девочка же этим воспользовалась и с громким плачем побежала вниз по лестнице, откуда ранее и явилась. Весь остаток дня я просидела в комнате, судорожно прикусывая фалангу большого пальца и пытаясь привести мысли в порядок. Это пиздец. Полнейший. Ладно, приют, но война… Я была не очень осведомлена о роли Великобритании в боевых действиях, так как каждый год в школе мы зубрили только ВОВ, практически не затрагивая другие моменты. Но прекрасно помнила дату — до неё оставалось чуть больше года. Я то и дело поднимала взгляд к потолку, будто там каким-то магическим образом мог появиться ответ на мои вопросы. То, что я переселилась, понятное дело. Если бы я просто вспомнила свою прошлую жизнь, то воспоминания из этой никуда бы не делись. А куда тогда делась прежняя обитательница тела? Сколько бы я её не звала, сколько бы не прислушивалась к ощущениям — пустота. Было только то странное чувство, с которым я проснулась. И то, оно уже стало настолько привычным, что я даже почти не отвлекалась на него. Осталось выяснить детали этого мира. А вдруг это не просто перемещение в прошлое? Вдруг, это что-то типа альтернативной вселенной, и где-то в Америке сидит Стивен Роджерс? На звук шагов я среагировала моментально. Моя комната находилась самой последней и дальней от лестницы, по пути к которой есть одна скрипучая половица, которую я успела заприметить. Поэтому сомнений не было — идут ко мне. И судя по тяжести походки, это был взрослый. Не дожидаясь стука, я распахнула дверь. На пороге стояла женщина лет тридцати, с прилизанными волосами и в черном строгом платье с белым передником. В её руках был поднос. На секунду её лицо отразило замешательство, но она сразу же взяла себя в руки. Скривив губы, женщина прошла мимо меня, грубо задев плечом. — Я надеялась, что ты больше не проснёшься, — с какой-то усталостью в голосе произнесла она, аккуратно поставив поднос на стол. Я почувствовала, как внутри меня закипает ярость. — О, сожалею, что ваши ожидания не оправдались, — ядовито произнесла я, скрестив руки на груди и прислонившись спиной к косяку двери. — Может, тогда как-нибудь повторим? Чтоб уж наверняка. Я сказала наугад, но слова сработали — уж не знаю, что там произошло, но женщина вздрогнула всем телом. Она выпрямилась. Её идеально прямая спина почему-то напугала меня, но я постаралась скрыть свой страх. Она выглядела здесь такой чуждой, среди всей этой нищеты, в этих старых тряпках, как… Как лотос посреди заросшего и заплывшего тиной пруда. — Так что тут произошло? Я ничего не помню, — не дожидаясь ответа на колкость, сразу к делу перешла я. Женщина обернулась, окинув меня пустым взглядом. Остановилась на синяках на руке, затем подняла взгляд, посмотрев прямо в мои глаза. Я инстинктивно приподняла подбородок, стараясь выдержать её взгляд. — У тебя случился приступ чертовщины, — и собиралась уже выйти из комнаты, но я вскинула руку, загораживая ей путь. Конечно, она могла с легкостью сломать её, но по какой-то причине не стала даже прикасаться. Просто замерла на месте. — Какой-какой приступ? — Ночью твоё тело поднялось над кроватью, а в комнате были странные вспышки света. Бедная Хлои до сих пор не может успокоиться, всё плачет и плачет. Хотя прошло уже несколько дней, а ты теперь будешь жить тут, чтобы не дай бог кто-то ещё не пострадал — она горько усмехнулась, — Неужели и правда ничего не помнишь, а, Гвендолин? Отрицательно помахала головой, пытаясь принять и осмыслить то, что она сказала. — Я уж не знаю, что ты такое, но, пожалуйста, держись от детей подальше. Пока это был единственный подобный случай с тобой и, надеюсь, последний. Не превращайся в Тома. И поешь, тебе нужны силы. — Она легко откинула мою руку, всё-таки покидая комнату. Я ловко схватила ей за подол юбку, останавливая. — Последний вопрос. Кто я? Я, как вы уже и сказали, действительно ничего не помню. И не понимаю, что тут происходит. Не могли бы вы мне помочь, пожалуйста? — мне было неприятно что-то просить у неё, но сейчас это мой единственный шанс. Судя по реакции окружающих, произошло действительно что-то пугающее. На сей раз в её глазах наконец-то промелькнула эмоция — презрение и злость. Я дернула плечом. Таким взглядом на детей не должны смотреть. — Тебя зовут Гвендолин Монтгомери, тридцать первого мая тебе исполнится девять лет. В приюте живёшь полгода. Твой отец погиб ещё до твоего рождения, а мать умерла от воспаления легких в вашей квартире, где тебя и нашли, — и, как будто желая закрепить эффект, жестко добавила, — рядом с её трупом. И, выдернув ткань из моих пальцев, она резко развернулась и быстрым шагом начала отдаляться. Не желая смотреть ей в след, я захлопнула дверь, а затем снова плюхнулась на кровать. Всё-таки альтернативная реальность. Получается, я какая-то ведьма? Желудок предательски завыл. Ну, ведьма-ведьмой, а есть хочется. Я с подозрением покосилась на тарелку с овсяной кашей, несколькими дольками зелёного яблока и кружку с чаем, от которой поднимался столбик пара. Слова воспитательницы или кем она там была наводили на определённые мысли, но есть всё же хотелось. На вкус было ничего так — кашу эту я любила, но явно не хватало какого-нибудь сладкого сиропа. Для полноценного ужина это было очень мало, а что же будет, когда начнётся война?.. Ночью я так и не смогла заснуть. В единственном ящике стола я нашла свечку и старую заляпанную воском рюмку, но спичек, естественно, не было. Благо луна на небе была яркая, да и свет единственного фонаря на улице проникал в моё окно, немного освещая её. Я перебрала вещи, сваленные той женщиной в кучу. На моё удивление, вещи, хоть и старые, были в приличном состоянии, девочка за ними явно ухаживала и хорошо с ними обращалась. Некоторые были даже относительно новыми, но всё же это был минимальный набор — ночная пижама, несколько простых рубашек и штанов, пара свитеров, два пальто — одно легкое, а другое явно зимнее, да ещё два платьица — шерстяное и хлопковое, явно летнее. Итого три, если считать ещё то, что на мне. Комплект банных принадлежностей — полотенце, щётка, зубной порошок, несколько кусков мыла. Теперь понятно, почему волосы такие сухие… Простое нижнее бельё, две пары чулок, тоже посезонного вида, да и ещё две пары обуви в виде зимних сапожек и летних сандаль. Я грустно улыбнулась, наткнувшись на большую книгу сказок и деревянную шкатулку с резьбой на лесной мотив — скачущий заяц, кусты можжевельника, забавные мухоморы. Я пальцами прошлась по резьбе. Наверное, для одинокой сироты это был настоящий клад. Внутри оказалось несколько заколок, резиночек, какая-то неподписанная открытка и обручальные кольца, связанные бархатной ленточкой. Совсем маленькое, видно, что делалось на хрупкую женскую руку, но всё равно большое для меня, и большое мужское. Видимо, они принадлежали её родителям. Интересно, какими они были? Гвендолин, какой же ты была на самом деле и где ты сейчас?.. Ну, в принципе, всё не так плохо, как я думала. В первые минуты моего пребывания я подумала, что попала в полнейшую дыру. Ну, дыра-то она и есть дыра, но не настолько плохая. Мебель хоть и была старой, но достаточно прочной и аккуратно сколоченной, даже следов ремонта почти не было видно. Но увы и ах — ни пластиковых окон, ни отопления, ни интернета, в конце концов. Но глубокой ночью истерика всё же накрыла меня. Я свернулась клубочком под одеялом, больно прикусив собственную руку в попытке подавить всхлипы и слёзы. Я хочу домой. В тёплую постель с красивым новым бельём, с чашечкой ароматного малинового чая. И пускай, что рано утром мне нужно было в вуз, где я училась и работала на своей же кафедре, а затем меня ждала подработка репетитором иностранных языков и куча дел. И пускай, что я буквально валилась с ног. Всхлипнув, я вытерла рукой слёзы. Одно имя у меня не выходило из головы. Том, Том, Том… Может, просто совпадение?.. Война, Том, приют, всякая чертовщина. Да быть не может! Указательными пальцами я потёрла виски, стараясь всё разложить по полочкам. На ум приходила просто нелепейшая догадка. Гарри Поттер, серьёзно? Мне вселенная Поттера нравилась, но предпочла бы я какие-нибудь Хроники Нарнии. Фильмы, фанфики, куча прочитанных статей на вики. Как-то в подростковом возрасте я даже увлеклась ролевыми играми. Только вот книги не осилила — больно уж слог Ро мне не понравился в детстве, а потом уже и времени не было. Точнее, возможно и было, но с больной головой не очень-то и хотелось читать. Если это так, то я влипла в очень и очень нехорошую ситуацию. И даже в мир магии не сбежишь — сейчас там бушевал Грин-де-Вальд, возомнив себя самым крутым чёрным магом. Что же мне делать? Но на следующее утро это очень и очень нехорошая ситуация нашла меня сама. После принесённого завтрака и очередного почти бесполезного допроса, который мне дало знания расположения женского туалета и имени надзирательницы, я решила прогуляться. Апрель выдался холодным и пасмурным, но я всё равно продолжала сидеть на лавочке под большой сиренью, кутаясь в пальтишко и прикидывая свой план действия на ближайшее будущее. От мысленной реконструкции бомбёжки Лондона и первых действиях при ней меня отвлёк шорох кустов. Я удивлённо приподняла голову. Неужели кто-то всё-таки решил ко мне подойти? Удивительно, учитывая то, как от меня все шарахались. Там, спрятавшись за деревом, сидел какой-то мальчишка. Маскировка у него конечно классная — кусты с набухающими почками и ствол липы. Я сделала вид, что не заметила его, снова опустив голову, но всё-таки изредка поглядывая на него. Оборачивался он всегда через правую сторону, поэтому решено было идти по левой. Не найдя меня взглядом, мальчик нахмурился. — Меня ищешь? — он подпрыгнул от неожиданности, чуть приоткрыв рот. Ну каков симпатяжка, а. На его лоб упала волнистая прядка чёрных волос, а тёмно-зелёные глаза смотрели на меня с растерянностью. На мох похожи. В хорошем смысле, конечно же. На красивый, тёмный мох. Я прищурилась, грозно уперев руки в бока и чуть нависнув над ним, — шпионишь, значит. — Не шпионю, — мальчик встал, гордо задрав голову и нахмурившись, — тебе показалось. Он как-то обиженно поджал губы, при этом нахмурившись. Я не смогла сдержать улыбку, уж больно забавно это смотрелось. Особенно его милые пухлые щёчки. А вообще, я заметила, что дети тут достаточно ухоженные и без каких-то следов видимых побоев. Видимо, это последствия моего перемещения. Одет он был в стандартную мальчишетскую форму приюта — околоклассические тёплые серые брюки да черное пальто, под которым наверняка скрывалась простая рубашка и жилетка. Я хмыкнула, плюхнувшись обратно на скамейку. Зевнула, прикрыв рот ладошкой. Пацан же и не думал уходить. Стоит вон прям напротив, деловито скрестив руки на груди и выжидающе уставившись на меня. Но молчит, зараза такая. — Ну чего тебе? — не выдержала я спустя достаточного продолжительного молчания. — Ты такая же, как я. — Какая такая? — Такая, — многозначительно выдал он, сделав какой-то пас рукой и снова встав в прежнюю позу. Я с подозрением покосилась на него. Итак, решающий момент. — Слушай, — осторожно начала я, — а тебя как там зовут? Не подскажешь, пожалуйста? — Том, — задрал нос он ещё выше, — Том Марволо Реддл. Приплыли. Я тяжело вздохнула. Наклонилась, поставив локти на колени и спрятав лицо в ладонях. Затем запустила руки в волосы, чуть оттянув их. Решение пришло само. Причем даже буквально. Я подняла взгляд на Тома, который сменил своё высокомерие на подозрение, чуть отступив. — Значит так, Том Реддл. Теперь мы друзья.