***
Вила была дома. Вернее, дома был Иван. Но почему-то Лука вначале упёрся недоверчивым взглядом в стол, в центре которого стоял кувшин с голубенькими цветами водосбора, и лишь потом на него. Невесть откуда взявшаяся краска залила лицо, а внутри что-то дрогнуло. Надо ить, не сбежал никуда! Иван же, уперев руки в боки и надменно задрав подбородок, сердито прошипел, что, де, обули козла в опанаки, а он и рад стараться грязищу внутрь тащить. Добро бы сам убирался, так нет же, токмо, небось, сиднем сидеть может да мух ловить. Пришлось оглядеться округ себя и невольно попятиться. Хижина сверкала первозданной чистотой. Земляной пол был выметен, через приоткрытый ставень последний отблеск заката разрисовывал каменную стену алым и малиновым, паутина исчезла, и от копоти на потолке осталось токмо воспоминание. Лука, бросил беглый взгляд на котомку с крыльями, что висела на гвоздике у двери, торопливо смахнул с босых ступней несуществующую пыль (зря серчал Иван: не было опанаков на ногах, да и никогда он не заходил домой, не ополоснувшись) и сглотнул слюну: сладко пахло яблочным пирогом. А ещё и мятой. Это настаивался в глиняной кружке травяной настой. На очаге что-то доваривалось, слышалось аппетитное бульканье. Утробу свело от голода, и он глянул на Ивана. Тот, решив, видимо, что наглец достаточно напуган, сменил гнев на милость и невозмутимо стал накрывать на стол. Мясо с овощами, сдобренное пряными травами, таяло во рту, и Лука мог бы проглотить яство вмиг и отправиться спать, однако покосился в сторону призывно откинутого лоскутного одеяла и передумал: медленно пережевывая, он украдкой наблюдал за Иваном. Тот доедал кусок пирога и думал о чём-то своём, но, поймав взгляд, приподнял брови и показал на кровать. Прекрасно поняв этот безмолвный призыв, Лука, тем не менее, деланно зевнул и уставился на догоравшую свечу: — Знаешь, умаялся я, а мне ни свет ни заря вставать. Да и ты, поди, за весь день не присел. Давай спать пока, а утром поговорим. — Ну, чуток сил у меня найдется, — хохотнул Иван, — и не токмо на тары-бары, а и… Лука напрягся. Он ощутил, что в душу пробирается страх. Нет, конечно, ему не то чтобы не нравились любовные утехи (он же не только рукоблудничал, а, бывало, наведывался в соседнюю деревушку к одной разбитной, не первой молодости, бабёнке), просто… это соитие страшило. Он не мог себя заставить выбрать одно из двух: переспать с мужчиной или переспать с чародейкой. Эвон! Ишь, как нечистый испоганил мечту. А ведь дед частенько упоминал любимую фразу дьявола — «Будь осторожнее со своим желанием, а вдруг оно сбудется, и сам будешь не рад затеянному». Лука вскинулся, чувствуя, что к лицу приливает кровь. От сильного выдоха свеча погасла. В комнате воцарилась тьма. Он сидел на лавке, борясь с дрожью в коленях и глядя в пустоту, где мгновение назад дрожал тёплый огонёк. Прохладная ладошка коснулась его плеча: — Дурачок ты, Лукица, — произнёс девичий голосок, — уж и пошутить нельзя. Запамятовал что ли? От тебя зависит, кем я окажусь. Затем её ладонь скользнула ему в волосы, пальцы задели шею, и от этого по телу Луки пробежали мурашки. Прикосновение вышло почти целомудренным. Но возбуждало оно ничуть не меньше. Сдерживаться было тяжело. Потому Лука без лишних слов подхватил деву, аккуратно уложил на набитый духмяным сеном тюфяк, а сам навис сверху. — Что же, пришла пора проверить ещё раз, кого ты хочешь видеть в постели, — прошептала вила ему на ухо. — Тебя, — хмыкнул Лука и легко коснулся её волос губами. Дева выгнулась навстречу и тихо застонала. По хребтине прошла волна жара. Он сжал ладонями упругие грудки, потёр кончиками пальцев твердеющие соски — Сегодня получится! Она будет принадлежать ему! — ласкающими движениями спустился к лону, тронул влажное тепло… И тут всё кончилось. Он разочарованно промычал, прижался к шелковистой нежной коже в тщетной попытке вызвать возбуждение — ни-че-го! В голове стало пусто, и только одна-единственная мысль занозой упорно вертелась в ней: — Да что ж такое, блядь, что же это такое?Глава 9
22 июля 2022 г. в 19:09
Деревня чужаков не жаловала. Но глядя в очумелые лица припёршихся во двор мужиков, Лука мигом смекнул, что они виле ничего плохого не сделают. Едва только он вышел за дверь, селяне, не теряя времени, бросились к нему с вопросами. Его обступили со всех сторон, тормошили, расспрашивали: начиная с отца Славена и кончая Ведраном, хотели выведать, как ему досталась такая краса.
Однако он отделался от расспросов, мол, родные нас сыздавна сосватали, — правду было рассказывать ни к чему, да и зачем им знать то, что знать не надобно? — перехватил покрепче туесок и погнал стадо в горы.
Скалы убегали вверх, и чем выше становился Велебит, тем реже попадались деревья. Камешки трещали под ногами. Порой ветер доносил аромат паклины, которую выделяли нагретые летним солнцем стволы сосен — те, что росли у подножия гор.
День выдался чудесный. Лука растянулся на мягкой мураве и воззрился в небо. Высоко в лазури парила чайка. Оглушительно стрекотали кузнечики. Ветерок ласково гладил лицо. Сосновый запах приятно смешивался с запахом моря.
Думать ни о чём не хотелось, но мысли безустанно возвращались к одному и тому же. Из-за незваных гостей они с утра и словом не перемолвились. Он молча смотрел, как умело тонкие руки управлялись с ножом, когда вила нарезала ломти мяса, и вспоминал, что ночью те же руки ласкали его между ног.
Опять вспомнилось «Не по-людски это». И опять он понял, что не знает ответа, что никак не может решить — хорошо это али худо, что девица оборачивается молодцем.
И всё-таки, ловко же он её поймал! Лука надумал было полюбоваться на чарующую красоту белоснежных крыльев, но внезапно спохватился, что котомка с ними осталась в хижине. Чертыхнулся, вскочил на ноги, собираясь бежать в деревню, затем горестно махнул рукой: куда коз девать, да и чего уж теперь возвращаться…
Вила давно, поди, упорхнула, и — поминай как звали! Ладно. Сам виноват. Авось, оно и к лучшему.
Лука вздохнул, открыл туесок со снедью, пожевал чутка, вкуса не чуя, разломил горбушку пополам и скормил собакам — те в признательность за лакомство завиляли хвостами и ткнулись мордами ему в колени…