Сказка о пастухе и виле

      Румянец на щеках нечисти позабавил Луку. Но, кажись, от него ждали слишком много.       Лука развел руками:       — Я не знаю, чем тебе помочь, окромя как советом. Посватайся к ней. Ну, в смысле, к нему. Так прямо и скажи: «Выходи, красна девица (ой, добрый молодец!) за меня замуж. Хочу на тебе жениться!»       Он хихикнул, встретился взглядом с Субой. Тот стоял совершенно неподвижно, смотрел на него и молчал. Только губы чуть подрагивали, точно от боли.       — Ты уже предлагал это? — догадка обрушилась на него, как молния, и стыд ожёг Луку. — Прости за насмешку.       Как ни крути, но хозяева были добры к нему, даром что нежить.       Суба медленно кивнул, подтверждая: да, предлагал.       — И?       — Обсмеяли много раз да прочь прогнали. Какой, мол, из тебя муж, образина лохматая…       — А почто ты прощения просил?       Тот отвернулся, явно не желая встречаться с Лукой глазами. Вештица как-то странно хмыкнула и пожевала губами, однако тоже смолчала.       Почесав затылок, Лука уставился на пустынное болото. Вдруг смутная мысль шевельнулась на кромке сознания, и он застыл, боясь спугнуть её.       Болото, будь оно неладно, болото… И тут Луку озарило!       Он хлопнул себя по лбу и воскликнул:       — Но постойте-ка, Князь же утоп на озере близ нашей деревни. Каким боком здесь болото?       Племянник и тётка переглянулись. Опять наступила неловкая пауза. Никто не решался первым заговорить. В утренней тишине стало слышно, как где-то неподалеку затрещали сучья, да пронеслась хищная птица над перелеском.       Затянувшееся молчание первой нарушила старуха.       — Ну, говори, как на духу, образина лохматая, — ехидно произнесла она. — Чего ж молчишь?       Красная как рак, образина поперхнулась, закашлялась, и наконец, скороговоркой выпалила в ответ:       — Я виновник его кончины. Одна дорога мне теперича в болотную топь! В самую глубь!       Лука в изумлении уставился на говорившего: такого поворота он не ожидал. — Ай, да неужто признался?! Ну и как ты яво ухайдокал? — оживилась старуха. — Гляньте, люди добрые, ить, не совсем пропащий… — обратилась она к Луке. — Я-то энту историю, не вдаваясь в подробности, слышала.       Суба заерзал на месте и принялся что-то жарко нашептывать тётке на ухо. Та довольно похохатывала, заводя глаза. Голоса их то повышались, то становились тише. До Луки доносились лишь отдельные обрывки фраз: «…волосы как серебро…», «…две седмицы из-за кусов наблюдал…», «…да, знаешь, какой он безбашенный…», «…без оглядки, прям сразу…», «…Ты кто?..», «…а потом — бултых в воду…», «…а я по берегу…», «…нельзя же…», «…так и утоп…»       М-да… что тут сказать! С трудом разбирая слова, Лука понял, что случилось, хотел было шепнуть молитву за упокой души покойного, но вовремя одумался и вклинился в разговор:       — Прощеньица прощу, что перебиваю, однако ж… как помер Князь, я суть усёк. А каким таким ветром его сюда-то занесло?       — Где хочу, там и буду жить! — раздался позади капризный голос. — Мне, может, местный водяной царь, что живёт во дворце из янтаря, по нраву. Да и места здесь красивые.       Лука огляделся — ржавую траву окрест покрывал серебристый иней, время от времени подрагивала на ветру чахлая былинка, перестукивались сухие камышины, да булькала, как в котле над огнём, болотная жижа. Угу, красивше не придумаешь! «Дворец из янтаря»? Здесь?! Врет ведь Князь и глазом не моргнет.       — Здесь он, чтоб меня донимать. Так мыслю, — Суба только пожал плечами.       — Какой догада! И полгода не прошло, как допёр, — со стороны болота послышался ехидный смешок.       Лука обернулся, и, встретившись с ним взглядом, Домагой неприветливо буркнул:       — Чего уставился? Дырку протрёшь…       — Князь! Я тебе помочь хочу, — миролюбиво отозвался Лука.       — Как, интересно? — Тот внезапно взвился от злости, ровно норовистый жеребец от удара хлыстом. — Как ты мне поможешь? Сызнова перекинешь в человечье обличье?       Лука потянулся к вороту рубашки за спрятанным на груди крестиком.       — Эй, чё это ты надумал?       — Люди бают, что некоторые водяницы — те, что были крещены — могут воротиться к людям. Особливо ежели не сами утопли, а по вине нечистой силы. Надоть, чтобы крещёный человек набросил им на шею крестик, и тогда… — Лука замешкался, распутывая зацепившийся за волосы шнурок.       Договорить не дал плеск воды: Князь подозрительно оглядел Луку с ног до головы, точно готовясь убраться восвояси:       — Постой! Куда спешишь? Обмозговать сначала надо.       — Вот, ить, пиявка болотная, — нехорошо прищурилась старуха. — Тебе и так и не так, и сяк не эдак.       — Я всё слышу, между прочим, — обиженно надулся Домагой, и вдруг всхлипнул. — Не хочу я домой возвертаться. Сам знаешь, никто там меня не ждёт.       Лука покусал губы, кивнул согласно: с детства был Князь в услужении у богатеев, дабы прокормить семью, да и пил, даже по деревенским меркам, безбожно, мастерски влипая в неприятности.       — Тогда, быть может, подумаешь насчёт него?       — И о чём же я подумать должон?       Лука глянул на замершего Субу, протянул негромко:       — Ну-у, он мужик справный да собой ладный, да и тётка у него хозяйственная. Готовит вкусно. Авось, уживётесь.       Суба сей же час вскинулся:       — Я, невзирая на твои чудачества, в обиду не дам…       — А как ебстись будем?       Суба, прерванный на полуслове, оторопело уставился на Домагоя.       А тот закатил глаза:       — Просто ебстись надо по-человечески! А у меня, ежели вы не заметили до сей поры, так вот — показываю…       Домагой раздражённо шлёпнул хвостом по стоялой воде с такой силой, что окатил всех стоявших на берегу. Луке даже почудилось, что он хотел ухватить хвост зубами, но только поцарапался об него и сплюнул от досады.       — Будешь ебстись, касатик, не переживай, — старуха подошла к нему, спокойно взяла за подбородок, заглянула в глаза, затем повернулась к Луке. — Оторви-ка лоскут от одёжи.       Лука, с трудом удерживаясь от смеха, старуху послушался, оторвал рукав исподней рубахи и накинул на Домагоя.