Сказка о пастухе и виле

      Лука подцепил румяный пирожок, надкусил и с явным удовольствием сжевал его, поглядывая то на старуху, то на привалившегося к боку Субы Князя, что обзавёлся тощими, как тростинки, ногами. Лицо его земели выражало полное равнодушие и некоторую даже скуку, как будто и не он токмо что обругал всех и вся последними словами. Суба же сидел с неестественно прямой спиной, словно боялся пошевелиться, и лишь горевшие огнём уши выдавали несомненное волнение.       — Ешь, зятёк! Поди, голодный? — старуха задорно подмигнула Князю, но тот, презрительно искривив губы, бормотнул что-то неразборчивое.       Однако ж, Суба его услышал и растерянно заморгал, оглядывая разложенные на холстине яства:       — Невкусно? А чем же тогда тебя кормить?       — Жри, чё дали! — притворно возмутилась старуха, но Лука увидел, как в лукаво блеснувших глазках запрыгали смешинки. — Ох, и намаешься ты с ним, племяш…       С видом оскорблённой невинности Князь потянулся к миске с орехами, выбрал несколько самых крупных и отправил в рот.       — Так-то лучше, — улыбаясь, сказала старуха и, вдруг как-то посерьезнев, повернулась к Луке. — Благодарствую за помочь, милок. Ну, что ж, теперича баш на баш, как и обговорено было. Слухай сюда! Расскажу я тебе, что видела. Давно это было, ещё когда я в девках ходила, — в глазах у неё зажегся живой огонек, а голос стал задумчивым. — Знаешь же сам, что с давних пор тьма и свет тесно переплетены, а посередь лишь призрачная грань для тех, кто по энту сторону…       — Что-то ты совсем издалеча зашла, бабуся, — ворчливо сказал Князь. — К главному переходи.       Взгляд старухи стал острым и холодным.       — Вот же пиявица болотная! Будешь встревать — сожру твоё сердце без соли и не подавлюсь, — прошипела она, и, заметив, как вскинулся при этих словах её племянник, сердито добавила, пропустив мимо ушей возмущённый возглас. — Да и ты зенками-то на меня не больно зыркай!       Лука осторожно тронул разозлённую вештицу за плечо, мол, хорош уже. Она недовольно мотнула головой, но подчинилась — вздохнула, успокаиваясь, прокашлялась:       — Ладно, права пиявка. Попробую покороче… Сам уж, поди, прознал, что вила твоя — девка непростая: как и сёстры её, рождена была она от солнца и серебряных капель росы. Так вот, единожды имела она несчастие повстречаться с катаканом — нечистью с греческих островов. Где и когда это случилось, то неведомо, однакож с той поры влюбился он в неё без памяти, ошивался подле, как приклеенный, сватался не раз и не два…       Слова старухи о том, что кто-то посмел положить на его Иванко глаз, больно царапнули сердце. Лука на миг зажмурился, всем нутром ощущая внезапный гнев, а потом перевёл дыхание и взял себя в руки. Как бы то ни было, он не собирался никому отдавать своего возлюбленного, пусть даже нечисть будет стократно бессмертной.       Видимо, что-то отразилось на лице его, потому что старуха одобрительно хмыкнула и продолжила:       — …да токмо она, понятно, отказывалась, сколько раз не перечесть. С характером девка-то оказалась.       Лука недобро прищурил глаза:       — Вот что этой проклятой твари надо было? Неужто мало девок на свете?       Вештица неожиданно расхохоталась:       — Прав ты: девок на свете и впрямь полным-полно, хоть пруд ими пруди. Но, поди ж ты, ни ему, ни тебе, ни племяшу моему, ни вот пиявице этой они и даром не сдались. Чудеса!       Щёки опалило жаром — он ещё до сих пор не привык признавать, что влюблён не в девицу — Лука потрогал их ладонями в напрасной попытке остудить. Не помогло. Тогда он исподлобья глянул на старуху. Та весело махнула рукой, дескать, всё в порядке. И снова засмеялась. Смех у неё был удивительно звонкий и заливистый. И стыд, терзавший его всего мгновение назад, куда-то пропал. Лука неловко улыбнулся в ответ. Такова уж ирония судьбы — то, что на первый взгляд казалось злом и опасностью, таило в себе поддержку.       — А далее что? Коли раз за разом отказывала вила, то как в полон к нему попала?       — Поначалу дед твой её оберегал. А как его не стало, тут-то и нагрянула чёрной тучей беда. С того дня катакан совсем не давал виле прохода. Хоть и ночная он тварь, но презрев все заповеди, перестал страшиться солнечного света и ходил за девкой по пятам. Конечно, он не мог бы причинить ей вред, равны были их силы. Однако ж, за столько лет она замучилась с ним бороться и захотела от него избавиться — решилась на спор.       — И на что они спорили? — Лука попытался усмехнуться, но прозвучало это у него вымученно, нервно.       Старуха вздохнула, пожевала губами. И Лука гулко сглотнул. Кажется, он уже знал ответ на свой вопрос.       — Поспорили они, что ежели ты кому расскажешь про неё, то с той поры он будет распоряжаться её жизнью и судьбой, — вештица на миг прикрыла глаза, словно вспоминая подробности. Потом поглядела на Луку осуждающе. Чуть скривилась. — Шибко верила она тебе…       Возразить было нечего, да он и не возражал. И винить было некого, окромя себя. Тепереча осталось токмо одно — верить, что всё можно исправить. И молиться. Рука по привычке потянулась к крестику, да и замерла вновь на полпути. Князь ехидно было зафыркал, но после тычка в бок от Субы, умолк и покосился на вештицу, что не сводила с него заледеневшего взгляда.       — Токмо попробуй ещё чего вякнуть, пиявица, получишь на орехи, — тихо пригрозила она. — Думать надо о том, как помочь, а не зубоскалить. Это всех нас касаемо, ибо катакан нам житья не даст.       — А что, ежели… — начал было Суба, наклонился и шепнул тётке на ухо пару слов.       Князь, заинтересованно вытянувший шею, хмыкнул:       — Кто ж в здравом уме поведётся на такое?!       По лицу старухи пробежала тень. Она задумалась, теребя пальцами уголок платка, но через несколько долгих мгновений тряхнула головой. Взгляд её смягчился, и в нём мелькнул отблеск какой-то надежды.       — Али попробовать? — спросила она у самой себя вслух. — Уж больно дело серьёзное. Хоть и оборотень, да ведь наша же братия…       Лука, стараясь не замечать этих переглядок да перешептываний, пододвинулся ближе к столу. Холодало. Густой туман тяжело наползал из леса, скрадывая очертания деревьев. Болото выглядело так, точно его накрыли пуховым одеялом. Небо быстро темнело. Одежда почти не грела. Он пожалел, что пускаясь в путь, не взял с собой дедову епанчу — всё-таки следовало одеться бы потеплее. Да и есть хотелось зверски — Иван, бывалоча, подтрунивал над ним, говоря, что даже оказавшись в домовине, он будет ждать свой заутрок. Сей же час засвербило в носу. Зажмурившись, он сделал несколько глубоких вдохов. Раз! Два! Три! А потом из его горла вырвался глухой звук — не то стон, не то всхлип, подозрительно похожий на рыдание. Хриплый, надорванный, захлебывающийся.       — Хоть самого диавола из ада зовите. Лишь бы помог!       — Эвон что! — с лёгкой усмешкой протянула вештица. — А не забоишься?       — Не забоюсь, — твёрдо сказал Лука. — Обещаю!       — Да не в обещаниях дело, — старуха хотела что-нибудь сказать, но в последний миг передумала, махнула рукой. — Знаешь, неча время зря тянуть, — и громко крикнула, распугав лягушек: — Марио, помочь пришла!