Сказка о пастухе и виле

      Лука, вполголоса матюгаясь, изо всех сил поспешал за вештицей и волколаком. Их шаги гулко отдавались в ночном лесу. Сквозь ветви мелькала луна, и ничто не мешало видеть тропинку, тянувшуюся среди замшелых валунов и стволов мертвых деревьев. Лунный свет был так ярок, что Лука видел отпечатки больших волчьих лап на холодной земле. Деревья скрипели, точно рассказывали друг другу древние тайны, но их голоса тонули в шуме ветра и далёком уханье сов.       Наконец волколак притормозил на опушке леса. Луна поднялась выше, осветив поляну, которая разросшимся за лето бурьяном напоминала поле битвы — высохшие стебли травяного царства казались отлитыми из серебра копьями, что угрожающе щетинились во все стороны. В центре поляны торчал пень, обросший по бокам косматыми кустами.       — Стой! — распорядилась старуха. — Туточки это случилось.       Лука послушно остановился и с вполне понятным любопытством уставился на пень. Старуха поддернула подол, опустилась на корточки и внимательно осмотрелась, ища какие-то следы — взгляд на миг стал крайне сосредоточенным — затем вытащила из складок юбки полотняный мешочек и вытряхнула на землю несколько ножей.       — Одион, другиан, тройчан, черичан, подон, лодон, сукман, — приговаривала она, втыкая их в дёрн лезвием вверх.       Когда последний нож оказался в земле, вештица устало выпрямилась, взглянула на волколака и молча кивнула. Луна залила серебристым светом её морщинистое лицо, на губах заиграла улыбка. Лунный блеск высветил полированную сталь — семь лезвий тускло поблёскивали в сухой траве. Зверь вильнул хвостом, подошёл к ножам, зачем-то их обнюхал. Лука затаил дыхание, боясь пропустить хоть одно его движение, и всё же пропустил. Взмах гибкого тела, глухой удар оземь — и перед ними стоял человек, высокий и жилистый, с глубоко посаженными хмурыми глазами и ёжиком похожих на волчью шерсть волос.       — Ну, здравствуй, ясный сокол! — вештица всхлипнула, отерла лицо ладонью. — И не чаяла, что свидимся.       — Буде, буде, бабонька, — крупная дрожь сотрясла нагое, с ног до головы покрытое шрамами, тело оборотившегося волколака. Он издал короткий лающий звук и шагнул навстречу старухе.       Получасом позже они — Лука, вештица и уже одетый в простую домотканую одежду Марио — сидели под разлапистой кривой сосной на маленькой лужайке, защищенной со всех сторон зарослями чертополоха. Весело потрескивал костерок, за спиной, время от времени насмешливо ухая, переругивались совы, сладко пахло дымом и мхом, изредка ветерок бросал в лицо далекий запах болота. С детства Луке было вбито в голову, что там, где поселился чертополох, — место нехорошее, и вернее бы держаться от него подальше. Но теперича, находясь в окружении корявых твёрдых стеблей, увенчанных побуревшими сухими головками, он чувствовал себя в полной безопасности.       Вообще, с ним происходило нечто странное. Словно в душе вдруг распахнулся какой-то тайный люк, в который широким потоком — ровно воздух, такой свежий и чистый, как из распахнутого окна — хлынула лавина странных и незнакомых прежде чувств. Страх сгинул, в душе шевельнулось, казалось бы, забытое чувство надежды, и впервые за эту безумную ночь Лука снова ощутил уверенность. Он больше не одинок! У него появился сотоварищ. И украдкой поглядывая на Марио, Лука невольно отмечал и умный взгляд, и крепкие ноги, которые, мнилось, могли безостановочно бежать вперед, не чувствуя усталости, и сильные руки, способные свернуть шею любому, кто встанет на пути. С помощью этого нового приятеля он сможет найти средство вернуть Ивана. И всё будет как раньше. Всё будет хорошо. И даже лучше.       Старуха тем временем выудила из того же мешочка, откель ранее появились ножи и одежда для волколака, холстину и расстелила её на земле со словами:       — Давайте-ка заморим червячка да о грядущем поговорим. На сытый желудок и думается веселей.       В этот раз трапеза была ещё богаче: в выскобленных до блеска деревянных мисках дымились тушёные овощи и свинина, печёная на углях и щедро политая густым соусом. Пшеничный хлеб, нарезанный крупными ломтями и густо посыпанный солью, окружали сочные куски рыбы, небольшие, на один укус, пирожки и яблоки в медовой глазури. Но пряный аромат розмарина и шалфея перебивал все запахи, — твёрдый овечий сыр пах морем и летом, а капельки желтого оливкового масла покрывали все неровности, как утренняя роса листву, так сильно, что Лука чуть не подавился слюной и закашлялся.       Живот сей же час забурчал, требуя пищи, и он принялся за еду. Рядом хрустел и шумно жевал Марио, наворачивал всё подряд, жадно глотая кусок за куском, а старуха мусолила сухую корочку хлеба, изредка косилась на него с какой-то материнской лаской в глазах. Время от времени она коротко и одобрительно кивала, будто хваля за хороший аппетит.       Наконец, сытые и довольные, они допили остатки вина и разлеглись на траве.       — Благодарствую, бабуся, — Марио широко зевнул, показав белоснежные зубы, и вытер жирные пальцы о край холстины.       Лука тоже благодарно кивнул, измученно поморгал. Очень хотелось спать, веки слипались, будто в них плеснули сладкого макового молока. Но вместо того, чтобы закрыть глаза, он сказал:       — Чегой-то совы расшумелись.       Марио посмотрел на него с кривой ухмылкой:       — То не совы, то штриги. Жрать хотят. Чем больше жратвы, тем громче орут. А нас здесь, к слову сказать, трое…       Казалось бы, события последних дней начисто отбили способность удивляться. А вот, поди ж ты, опять! Лука вздрогнул и перевёл взгляд на вештицу. Старуха кивком подтвердила — да, мол, верно.       — Ишь, разлетались! — пробормотала она под нос, затем добавила. — Но ты не боись. Зазря что ли мы в чертополохе сидим. Лучшая защита от них, окромя свиной кости, — и швырнула ему обглоданный позвонок. — На вот, повесь вместо креста на шею.       Луку передёрнуло.       Старуха заметила это и нахмурилась, произнесла с нажимом:       — Будь осторожен, не любит нечисть-то своеволия. Ради лада свово надень.       Чувство гадливости сей же час пропало. Ради Иванко он будет осторожен. Ради       Иванко готов на всё.       Вештица улыбнулась, когда жутковатое украшение оказалось на месте, убрала холстину в мешочек, и, поблёскивая глазами, начала:       — Ну, милок, а теперича слухай да запоминай. Про катакана речь поведу…       Говорила она долго, то повышая голос, то переходя почти на шёпот. Лука слушал, затаив дыхание. По её словам выходило, что победить катакана было сложно, однако не так уж невозможно — справиться с ним мог каждый. Главное, знать, как это сделать. Так, например, нежить можно было отпугнуть выстрелами (и тут Лука пожалел, что не выпросил у Дарио ружья), или обезвредить, загнав в ловушку, заполненную солёной водой. Однако чтобы убить окончательно, катакана следовало обезглавить, голову выварить в уксусе, а ногти — сжечь.       Услышав последнее, Лука почувствовал, как к горлу вновь подобралась удушливая дурнота. Чтобы от омерзения не вывернуло наизнанку, он запрокинул голову. Начинался новый день. Рассветные сумерки разогнали мрак, просветы между деревьями стали шире, и токмо лохматые верхушки сосен прятались в тумане.       Слабость как-то разом отступила. Коли надо будет, Лука убьёт, обезглавит, сварит, на кусочки раскромсает, но Иванко поганой нечисти не отдаст. И никому не отдаст. Иначе какой же он мужик, а?       — Ну и где его искать?       — Вестимо где. В Чёртовом саду, — без промедления откликнулась старуха.       Марио, вроде бы дремавший, присвистнул, и по телу Луки пробежали мурашки. Знал он, что стоит за этим названием. Дед строго-настрого заповедовал туда не ходить, ибо ходили про это место истории, одна жутче другой. Но какое это теперь имело значение?!       Огонь почти погас, лишь тонкая струйка дыма поднималась от тлеющей головни. Он подбросил хвороста в костер, присел на корточки и погрузился в размышления. Сумеет ли он отыскать Ивана? А ежели нет? Мысль об сём леденила кровь.       Словно угадав его думки, вештица сказала:       — Девка твоя недобрая, дерзкая и вредная, и сам ты такой же. Не так ведёшь дела, по-другому думаешь… И посему опасаться надобно не вам, а тому, кто рискнёт встать поперёк вашей дороги.