Весна 2014
31 июля 2022 г. в 01:58
Я вдохновляла его. Он выступил с нашей песней на конкурсе «MTV», прошёл отбор, затем выиграл этот конкурс и призом стало запись сольного альбома. Гарри хотел, чтобы я была его вдохновением, и я хотела быть вдохновением, но увы, мои идеи кончились, я ничего больше не могла придумать. Кажется, та песня родилась абсолютно случайно, и сейчас я думаю, что даже не я это придумала, потому что я просто запомнила то, что сыграл Гарри, но просто на просто не заметил. Да, я была той, кто замечает мелочи, кто насмотревшись на что-то делает своё. Это как собирать ракушки на пляже. Ты собираешь множество разных камешков, панцирей, а затем выбрасываешь то, что тебе не нравится и склеиваешь фигурку.
Когда он понял, что я не смогу больше ему помочь, то не растерялся и нашёл продюсера, менеджера, и они начали его раскручивать. Новый альбом поднял творчество на новый уровень. До этого Гарри был обычным дворовым мальчиком, он не был из богатой семьи, не был очень умным, лишь чудом его не отчислили из института и он всё-таки получил диплом. Правда, Стайлс всегда горел желанием стать знаменитым, и всегда мне об этом говорил, а я его поддерживала, потому что очень любила. Когда у него вышел первый альбом, настало время сольного концерта, количество подписчиков в Инстаграме было уже несколько миллионов, но пока не десятков. Он начал зарабатывать, делал мне дорогие подарки, покупал мне одежду, и в конце концов мы построили дом на озере, и тогда я подумала, что мы будем жить там счастливо, но это оказалось совсем не так. «О чём можно ещё желать?» — спросите вы. А я расскажу.
Ровно год спустя начались конфликты. Он чаще бывал на интервью, чаще давал концерты, его знали, его сталкерили поклонники, фотографировали, он впервые уехал от меня на две недели в небольшой тур по стране. И всё началось, когда его продюсер стал двигать им как угодно, а Гарри спокойно ему повиновался. Он начал одеваться в яркие, как я всегда говорю и буду говорить, петушиные наряды, писать более попсовую музыку, и самое главное, он уже тогда жил медийной жизнью. Но что меня пугало больше всего — он скрывал меня. Пожалуй, это и стало камнем преткновения. Это был не он. Гарри, которого я знала был очень забавным, с интересной мимикой и добрыми приятными шутками, которые появлялись всегда кстати и веселили всех в компании, носил свободные пацанские вещи и тогда ещё думал обо мне.
Как-то мы сидели на мостике перед озером нашего небольшого домика, Гарри обнимал меня за плечо, ногами я касалась ещё непрогретой воды. Мостик был скрипучим, шатким, но вполне мог выдержать несколько человек. Мокрые доски неприятно покалывали кожу на обнажённых бёдрах и под коленями. Вокруг озера был лес, росли ёлки и ели. Чёрная гладь воды была ровной, практически не рябила и походила на зеркало. В тот день небо было звёздным, а мы были вдвоём, но я уже не чувствовала его любовь ко мне. Смеркалось, небо было уже тёмно-синего цвета, а ближе к концу небосвода становилось ярко-розово-оранжевым.
Мы молчали, во мне не оставалось практически никаких чувств, кроме неприятной обиды, зависти и ощущения одиночества, которые плавно нарастало на протяжении последних несколько месяцев. Я склоняла голову на его плечо, когда он начал:
— Бэн сказал мне, что летом у меня будет мировой тур.
Уголки моих губ опустились, брови нахмурились, а я поняла, к чему он ведёт.
— Да? — удивилась я, — И что ещё тебе сказал Бэн?
Он промолчал. Я не успевала за его славой. Гарри пытался тащить меня за собой против моей воли. Он настаивал, чтобы я писала музыку, настаивал, чтобы я начала по-другому одеваться, пытался переделать меня под себя, мне даже казалось, что он меня не афишировал только потому, что стесняется меня. Гарри стал меняться, и мне это не нравилось, это уже был не тот милый и романтичный мальчик, который клялся мне в любви, катал на машине и посвящал мне песни, я не видела его чувств ко мне, хотя сама всё ещё сильно любила.
Он опустил голову и слегка отстранился от меня, что мне пришлось убрать голову с его плеча.
— Лорен, мы не сможем поехать вместе.
Я повернулась к нему. Внутри меня всё рухнуло. Я знаю, что такое туры, это значит, что его не будет со мной год, а может, больше. Когда человек находится в туре, это огромный стресс, а Гарри уж слишком ценит своё свободное время. Пока он ездил по городам США, мы практически не общались, то он был в дороге, то репетировал, то просто устал, это человек, который может найти любую отговорку, лишь бы остаться при своих решениях. На улице совсем потемнело, только луна и фонарь освещали территорию около домика, а озеро практически всё оставалось в тени.
— Что значит… — прошептала я, когда лунный свет освещал его лицо, новую прическу, новую одежду, новое все.
— Понимаешь, нас могут видеть вместе, я не должен встречаться с девушкой, это может повлиять на фанатов. Если ты поедешь со мной и нас вдруг заметят, всё, конец карьере, конец нашим деньгам…
— Какой карьере, Гарри! — я поднялась с корточек, а он остался сидеть на краю.
Я до сих пор помню его силуэт. Это был последний раз, когда я видела его. Он сидел ко мне спиной, на краю деревянного полумостика, уходящего вдоль чёрной глади озера. Фонари подле моста были выключены, на небе уже рассыпались звёзды и белая луна ярко светила. Гарри сидел и смотрел на воду, он горбился и был похож на рыбака ловящего рыбу. Это хорошо бы подошло для картины, и иногда мне даже хотелось изобразить это, как память о том дне, но, к сожалению, рисовать я не умела.
— Гарри, а как же я! Ты обещал мне, что мы будем вместе! — мой голос переходил на крик отчаяния.
— Лорен, если бы ты развивалась и слушала…
— Гарри, мне не нужна популярность, сколько можно говорить, и тебе не нужна была популярность! Я устала быть в тени! Зачем, зачем мы скрываем наши отношения? Неужели тебе дороже твоя слава, чем наша любовь?
— Моя слава кормит нас, не забывай, — он повернулся ко мне через плечо, но я не видела его глаз, потому что было темно, — у нас есть дом, у тебя есть машина, у тебя есть брендовая одежда, что ещё тебе нужно?
— Да не нужна мне эта одежда! — расплакалась тогда я, — Это не стоит того! Мне нужен ты, а сейчас ты уезжаешь, оставляя меня здесь!
Он качал головой и сидел на краю. Мне стало обидно, я поняла, что мы слишком разные, и мы всегда были разными.
Он горел песнями, а я горела им, он горел игрой на фортепиано, а я горела тем, как он играет на фортепиано, он катался на лошадях, и я каталась на лошадях, потому что он так хочет. Все наши отношения стали тем, что хочет он. Я хотела любви, а он славы, вот и вся разница. Я стояла тогда на сыром мосту и меня осенило, это я тяну его вниз. Да, я жалуюсь, что он меня не слышал, да, я говорю, что была его музой, но при этом чувствовала, что отвлекаю его. Часть Гарри хотела тогда быть со мной, но я не хотела расти до его высот, а ему это было необходимо. И я спросила в ту ночь:
— Ты всё ещё любишь меня, Гарри?
И он промолчал. Его молчание тогда стало ответом на все мои вопросы. Я не стала подходить к нему, не стала устраивать скандал, как я могла делать это раньше. По моему лицу тихо потекла слеза, губы затряслись, а глаза неприятно защипало, но он не видел этого и не слышал, и я молча ушла.
Да, я молча ушла в тот день, и больше мы не общались. Он улетел в тур и даже ничего мне не сказал, я узнала об этом из социальных сетей. Потом спустя несколько месяцев я захотела прийти в наш дом, но он был выставлен на продажу. Напротив входа была табличка «продаётся». У меня не осталось ничего. Мы не были мужем и женой, мы просто встречались, а следовательно, я не имела ничего после его ухода. У меня не было дома, не было одежды, не было его, только пустота на душе, и тогда, чтобы не сойти с ума, я начала писать. Возможно, из-за этого я и не покончила с собой, тогда творчество спасло меня и я поняла всех творческих людей, композиторов, певцов, танцоров. Творчество — хороший и единственный друг. Оно не обижается, когда ты ему не звонишь, когда ты его не зовёшь, когда временами ты выгораешь и не обращаешь на него внимания. Творчество просто сидит и ждёт своего часа. И мой час настал, но только через несколько лет. Мне больше не больно это вспоминать, потому что я делаю это, когда лежу вместе с Гарри в обнимку, в его особняке, и всё налаживается.