Лента

11 число Середины года 4э 196 года, Морндас

      Девушка несмело разлепила веки. Легкая пелена все ещё висела перед глазами после пролитых слез. Тело уже не болело, и кровь из носа не текла, но кожу неприятно стягивала темная сухая корочка. Аккуш потерла глаза, пытаясь избавиться от белесой пелены. В комнате было темно, но привыкшая к мраку эльфийка смогла рассмотреть скромное убранство. Округлый потолок, старый круглый ковер с изображением темной звезды по центру, маленький столик и металлический шкафчик. Ну и кровать, на которой девушка сидела. Дверь в комнату была приоткрыта, позволяя дрожащему свету факела проникать внутрь ярким пятном. Она спустила босые ноги (и когда успела разуться), тут же едва не вскрикивая. Голой ступни коснулась холодная вода, расплескиваясь на ковер… Ах, это всего лишь плошка с водой и тряпкой. Подняв тряпку, девушка осторожно стерла присохшую кровь. Грубо обрезанные волосы непривычно защекотали уши и скулы, напомнив о вчерашнем дне. Она зажмурилась, прогоняя прочь мертвые тела и отрубленную голову Алдоса. Если бы в желудке была еда, то её точно бы стошнило, а так в горле лишь встал тягучий комок, мешая дышать. Страх не должен править мной… Словно мантру произносила девушка себе самой, постепенно успокаиваясь. Скоморох ведь ей друг… но почему он поступил так жестоко?! Убивать людей… со смехом. Точно и холоднокровно, словно это было высшей степенью удовольствия. И он же казался ей самым адекватным в городе? Рядом с таким человеком она провела время, рассказывая свои секреты и слушая юморные песни. Да кто же он, черт возьми, такой?! Аккуш нашла свои туфли у кровати, прижимая их к груди. Босиком она будет меньше шуметь, чем в обуви. Дверь послушно открылась, не издав скрипа к счастью для травницы. Она бегло осмотрела коридор, замечая пару развилок. То тут, то там стояли высокие подсвечники и жаровни, излучая довольно скудный свет. Воск под ними давно уже намертво приклеил старые ножки подсвечников к полу, пузырясь страшной кляксой. Стены украшали несколько старых потрепанных знамен бело-красного цвета с темнеющей черной дланью на них. Что же, это не подвал стражи, значит, ей повезет и никого тут не будет. В коридорах было тихо. Эльфийка мелкой тенью скользила вдоль стен, прислушиваясь к малейшему шороху, но коридоры словно смыкались кругом, от чего пару раз она оказывалась у той же комнаты. Значит, надо попробовать другой коридор! Аккуш нырнула в сторону. После коридора был широкий зал с манекенами и мишенями. Стойки для оружия были пусты, словно весь арсенал давно продали. Но в целом зал выглядел чистым, многие манекены заботливо заштопаны после пореза, и пыли тут было явно меньше, чем в других частях катакомб. Девушка продолжила свой путь, пересекая, по всей видимости, общий зал со столами и лавками. Ничего интересного, лишь огромное пустое пространство. Обойдя ещё пару комнат, Аккуш добралась до странной железной двери, запертой на несколько ключей. Из-за двери веяло чем-то потусторонним… словно за ней было то, что с радостью полакомится душой любопытной девчонки. Нет, это явно не выход. Она свернула в небольшой проем и застыла, не сделав и шага внутрь. За круглым столиком сидел человек, опустив голову на сложенные руки. На столешнице лежала шапка с бубенцами и знакомая резная маска. Аккуш зажала рот рукой, не позволяя даже громкому вздоху сорваться с губ. Назад! Срочно назад, пока он не проснулся! Эльфийка сделала пару шагов назад, почти отскакивая от проема. С грохотом на пол полетел подсвечник, расплескивая по полу воск. Она замерла, словно испуганный зверек, смотря, как потухшая свеча предательски катится по полу. — Так-так, посмотрите, кто у нас встал, — шут за спиной сонно засмеялся, подходя все ближе к замершей травнице. — Не… не приближайся, — выдохнула девушка, прижимая к груди туфли. Пальцы больно жег горячий воск, но лучше уж потерпеть… — Гордость так и лезет, — паяц надрывно хохотнул, поднимая Аккуш на руки словно маленькую. Она вскрикнула, болтая ногами на весу, а мужчине было словно все равно, пока он возвращался к столу. Опустив голосистую ношу на стол, он отстранился, легко встряхивая травницу за плечо. — Посмотри на меня, — Аккуш упорно сверлила ворот красной рубахи, подмечая, что шут остался без яркого воротника. На глаза попались яркие рыжие пряди, спускающиеся по широким плечам, и знакомая ухмылка маячила перед лицом. Но босмерка упорно не поднимала взгляда. — Ты обиделась, что я опоздал? — шут склонил голову, босмерка синхронно опустила голову, пересчитывая взглядом завязки. — Или ты меня боишься? Скоморох рассмеялся, наблюдая за вытянувшимся в испуге личиком остроухой. Та гневно вскинула голову, раскрывая рот, чтобы бросить колкость… да так и застыла. Насмешливые янтарные глаза неотрывно наблюдали за реакцией девушки, почти сверкая юношеским задором. Острый нос, тонкие губы в полуулыбке, острые мужественные черты, но без лишних деталей. Ни щетины, ни шрама на лице мужчины, лишь темные круги от короткой дремы и морщинки от вечной улыбки. — Что, я настолько страшен? — шут улыбнулся, обнажая светлые зубы, и девушка наконец моргнула, отводя взгляд. — Нет, — сухо пробормотала Аккуш, ероша непривычно короткие волосы. Не могла же она открыть рот и сказать, что мужчина красив подобно безудержному пламени, от которого можно мигом сгореть. Некстати вспомнилась вчерашняя ночь, заставляя сердце зайтись в болезненном стуке от ужаса. Грудь будто сжало тисками. Вчерашняя картина всплывала перед глазами, не вызывая ничего кроме тошноты и страха. Крепкие руки обхватили за плечи, прижимая к груди и легко поглаживая волосы. Тонкие пряди на висках намокли, прилипая к острым скулам и ушам. Кажется, я был неосторожен, паяц усмехнулся, наслаждаясь сбившимся дыханием девушки. Та цеплялась пальцами за спину, пытаясь найти успокоение от нахлынувшего страха в объятьях шута. А тот лишь улыбался от двоякого чувства гордости: ему нравился очаровательный страх остроухой, но и долго такое длиться не могло… не стоило увлекаться. Девчонка была до странного очаровательной, вызывая давно забытое чувство полноценности. Хотелось всего и сразу — сжимать ту в объятьях до синяков и запереть в клетке, чтобы никто не мог добраться до маленькой травницы. Причинять боль и быть успокоением, обладать до исступления. Нет-нет, птичка быстро сломается… нельзя… Он зарычал, утыкаясь носом в светлую макушку. От девушки ещё пахло кровью. — Тебя больше никто не обидит, — она подняла голову, утирая застывшие в уголках золотистых глаз слезы.

25 число Середины года 4э 196 года, Миддас

      Цицерон оказался вполне сносным собеседником, по крайней мере другого у неё не было под рукой. После случившегося стража словно с цепи сорвалась, патрулируя город с особым остервенением. Хоть убийца и успокоил девушку тем, что тела убрал с лужайки и отвел подозрения от места расправы. Правда, про тот вечер шут упорно рассказывал лишь общими терминами, избегая подробностей, а на любые наводящие вопросы умело переводил тему. Но по поводу аптеки они сошлись на мнении, что пропажа травницы вызовет много подозрений, и шут честно позволил девушке покидать их убежище. Правда, происходило это странно: повязка на глазах и крепкие руки, которые несут тебя через неизвестность на улицу. Шут очень пекся о секретности своего дома, и Аккуш отнеслась с пониманием… хотя руки каждый раз чесались снять повязку и осмотреться. Одно она знала: после выхода также идет здание, пыльное и затхлое. Повязку она снимала, лишь когда оказывалась в лесу. И эти странности продолжались постоянно, как каждодневный ритуал. Хоть алхимик и возражала, пыталась приводить аргументы, но они вечно разбивались об улыбчивую маску Цицерона, что сперва втолковывал как маленькой простые истины, а после и вовсе игнорируя её подростковую блажь. И это могло продолжаться неделями! Шут часто встречал её вечерами в лесу или являлся в лавку сам, забирая свою — как он сказал — подопечную в более безопасное место. И даже были причины такой опеки — стражники знали о прошлогоднем конфликте девушки с Мерилом. Удивительная злопамятность и пустословие ныне погибшего имперца теперь выливались проблемами. То нагрянут в лавку среди дня, принимаясь обыскивать, то сбивают цену до минимума. Джослин с каждым их приходом бледнела и хваталась за сердце, отчего её ученице приходилось отпаивать женщину лавандово-ромашковым чаем. К концу месяца нападки стражников становились все жестче, Джослин даже пыталась договориться на выплату и травы для гарнизона, но Аккуш знала, что это не поможет. Они жаждали спровоцировать её на преступление, или её вездесущую тень, дабы отыграться за смерть товарища. — Надо было… уехать, — слабо бормотала девушка, обнимая себя руками. Вода в ванной уже давно остыла, но босмерка не спешила вылезать. Думать становилось куда легче… — Птичка что-то бормочет, — Цицерон появился за ширмой неожиданно, протягивая чистое нижнее платье девушке. — Черт бы тебя побрал, — фыркнула травница, забирая свою одежду. — Мог оставить на столике. — Да-да-да, — мужчина рассмеялся, грохоча своим колпаком на голове. Опять паясничает. — Оставить на столике и позволить замерзнуть тебе по дороге. Аккуш хмыкнула, поднимаясь из воды. Кажется, она уже изрядно засиделась, но ванная была единственным местом, где ей можно было быть одной и не беспокоиться. Тонкая деревянная ширма хоть и не являлась весомой преградой, но шут не переступал эту зыбкую границу. Удивительная вещь. Или убийца хоть немного благовоспитан, или… он не воспринимает травницу как женщину. Беловолосая опустила взгляд вниз, рассматривая свои торчащие ребра и небольшую грудь. Ничего поразительного. Мелкие веснушки, ещё угловатая фигурка, узкая талия и какие-никакие мускулы. Хотя эльфы в принципе слажены очень… тонко. Действительно… тебе ведь только шестнадцатый год. Кто вообще в здравом уме будет считать тебя… привлекательной. Девушка фыркнула, утираясь полотенцем до красноты. Накинув нижнее платье, она уложила полотенце на плечи, чтобы влага с волос не капала на одежду. — Ты чего-то хотел? — эльфийка вздохнула, одаривая своего «соседа» напускным равнодушием. — Нет-нет, — хихикнул шут, поклонившись девушке привычным театральным жестом. — Просто ты забыла платье в комнате. Аккуш удивленно вскинула брови. Было всего два вопроса: почему он был в её комнате и в кого он такой заботливый. Хотя второй вопрос отпадал, стоило окинуть взглядом пустое подземелье. Гербы на стенах, конечно, были опознаны благодаря книгам в городской библиотеке — Черная рука, знак Темного братства. Но судя по тому, что убежище было пустым и за все дни девушка не заметила лишних глаз, то арлекин явно пробрался сюда самостоятельно… или был последним членом Братства. Это было волнительно. Словно ходишь по лезвию бритвы, играя в наивную дурочку. Или просто Цицерону так было удобнее, ничего после не рассказывая о себе и этом доме. — Моя дорогая пташка опять о чем-то задумалась? — паяц шагнул ближе, заглядывая в лицо эльфийки. Они почти сравнялись по росту, если посмотреть на прошлый год, теперь босмерка не походила на маленькую девочку. — Если совсем немного, — травница дернулась, увеличивая расстояние между ними и вновь хмурясь. В последнее время она стала очень задумчивой. Даже скрытной. Держала дистанцию и хмурилась, утопая в своих мыслях. Девчонка стала немного опасаться бедного шута, но страха, что та сбежит, у него не было. Она слишком чистая для лжи, слишком простая для скрытых мотивов. Возможно, лишь пока, остроухая умна, с возрастом если станет хитрее, то сможет играть в подпольные игры как Уведомители. О, или даже как руководители Убежища. Может стоит… м-м-м… посвятить маленькую босмерку в ремесло? Мужчина улыбнулся, выскальзывая из купальни и оставляя девчонку со своими мыслями. Бедному Цицерону было столько же… когда он поклялся своим клинком. Да, девочка вполне может стать искусной… Шут усмехнулся, прикладывая сложенные ладони к губам. Ох, он настолько соскучился по старым временам, что готов даже хрупкую пташку очернить. Вот бы Матушка проявила свой голос и сказала, что им делать дальше.

3 число Высокого солнца 4э 196 года, Турдас

      Дождь мелкой дробью тарабанил по старому навесу, просачиваясь через щели рассохшихся досок. Аккуш прижимала к себе полную корзину трав, смотря, как тропка обратилась в грязь, медленно сползая по склону. Что же, это лучше, чем оказаться среди поля под летним ливнем. Девушка опустилась на влажный стог сена, смотря, как весело журчат мимо грязные ручейки. Идти с гор в Чейдинхол было бы… идиотской затеей. Грохотал гром, сотрясая раскатами землю. Иногда мимо прокатывались камни, смытые непогодой. Не повезет тому, кто сейчас шарится по лесу, ибо оползень здесь как вечная напасть из-за мягкой земли. Под стук дождя эльфийка даже умудрилась задремать, слушая отдаленный грохот и раскаты грома. Свежий запах озона и мокрой земли… убаюкивал. — Аккуш! — звук собственного имени выдернул девушку из объятий дремоты. Она зевнула, с урчанием расправляя затекшие плечи и чувствуя, как шерстяной платок намок, но все так же сохранял тепло тела. Травница подняла голову, осоловело смотря в укрытый сумерками лес. Дождь давно закончился, оставляя после себя грязь и сырость, а ещё противно пищащих насекомых, что лезли к теплу. Из темноты к ней двинулась тень, комично размахивая руками и пытаясь перепрыгивать с более сухих участков. Знакомый звон колокольчиков раздавался в тишине. — А ты что здесь забыл? — травница нахмурилась, прижимая к себе корзинку и сверля взглядом вездесущего арлекина. — Ты… уф… видела, который час? — шут говорил сбивчиво, эмоционально, от чего его привычный тенор ломался и впивался в мозг истеричными нотами. — А я куда-то спешила? — девушка усмехнулась, делая шаг в сторону, шут зеркально повторил за ней. — Хэй, ты пришел мне перекрывать дорогу? — Цицерон слишком устал искать мелкую пичужку в этом огроменном лесу! — ассасин сделал шаг вперед, тесня девушку к покосившейся стене навеса. — Я очень и очень зол… Девушка вздрогнула, вжимаясь спиной в стенку, смотря, как лицо мужчины искажается оскалом. Он же… не серьезно? Она сжала губы, сдерживая свой острый язык. Ох, сейчас бы она с радостью высказала все что думает, но есть вариант остаться здесь же, вместе с цветами. — Маленькая пташка такая неаккуратная порой, — он обманчиво ласково коснулся вьющихся от влаги волос, заправляя короткие прядки за ухо, а Аккуш застыла изваянием. — С собой ли не аккуратна, или с чужими сердцами… Горячие шероховатые губы грубо смяли податливый рот девушки, одаривая странным поцелуем-наказанием. Травница вскрикнула, заглушенная чужими губами. Руки до хруста сжали ручку корзинки, и она замахнулась. Взметнулись травы, осыпая их с головы до ног. Ассасин застыл, удивленно смотря на плачущую девушку, зажимающую рот свободной рукой. Слезы тонкими ручейками стекали по побледневшим щекам, путаясь меж пальцев. Шут быстро отмер, отступая от девушки и поднимая руки. Что же, кажется, он перестарался. Гадкий голосок в голове надрывно хохотал, червем въедаясь в мозг. Испугалась! Боится! Какая молодец… Цицерон опустил голову, сжимая ладонями ноющие виски. Паяц внутри хохотал! Аккуш выскочила из укрытия, бегом скрываясь среди деревьев. Она неслась не разбирая дороги, ноги упорно скользили на мокрой траве и грязи, подол юбки путался, хлеща грязным краем по тонким щиколоткам. Девушка выбежала на мост через реку, чуть замедляясь. Дыхание сбилось тугим комом в груди, не позволяя больше реветь со страху. Почему она поступила так? Чего испугалась? Не она ли решила остаться рядом и даже не боялась безумства своего друга, не боялась и его силы, его умелых уловок с острым клинком? Эльфийка замерла на самой вершине моста, смотря, как остатки цветов уже давно затерялись в лесу. Черт возьми, она же обещала Джослин свежие травы! Наставница точно обидится, ей и так было тяжело с каждым днем. Нервное истощение сильно сказалось на старой бретонке, того и гляди отдаст душу Богам. — Подожди! — знакомый надрывный голос за спиной заставил её вздрогнуть, отрывая от хмурого наблюдения мшистых камней моста. Шут быстро её нагнал, стоило отдать ему должное. Он обошел девушку, не смея касаться ту руками — не хватало, чтобы она вновь испугалась. Но вот травница сама подняла голову, смотря взглядом ясных глаз на мужчину. — Ты что-то хотел? — девушка усмехнулась, стирая с лица остатки пережитого страха. — Расскажи… кто тебя так обидел? — ассасин осторожно коснулся чужой руки, поглаживая сжатый кулак. — Тебя это волнует? — Раньше ты рассказывала Цицерону все! — паяц дернулся, натыкаясь на непроницаемый взгляд эльфийки. — Раньше я рассказывала все своему другу Скомороху, — травница склонила голову, прикрывая золотистые глаза. — Но ведь Цицерон и тот Скоморох, — шут неотрывно следил за девушкой, замечая как на ее лице проступили тени от… отвращения? — Мы ведь один человек. Луны мягко серебрили буйные вихри волос, играясь на светлых прядях и путаясь в тонких волосках с каждым движением. Девушка дрогнула, открывая потемневшие от тяжелых мыслей глаза, и лунный свет утонул в радужке словно в бездне. Пустота мерцала на дне задушенным гневом. — Раньше мне делали достаточно много плохого. Особенно мужчины, — она расправила плечи, чуть улыбаясь. — Бесконечно много мрака творится за пределами стен волшебных башен. Ученики и учителя медленно стирают границы морали, а для кого-то их, впрочем, и не было. — Цицерон смиренно просит прощения, — шут склонил голову, болезненно заламывая руки. Птичка не улетала. Птичке просто часто дергали перья, и теперь он сделал так же. — Я не собирался поступать как они. Нет-нет, лишь… Мужчина поднял голову, осторожно касаясь напряженных плеч девушки. Та не вздрогнула, позволяя подойти ближе, пока руки не сомкнулись на острых лопатках. Ассасин осторожно обнял ее, поглаживая затянутыми в перчатки пальцами по острому позвоночнику. — Цицерон клянется, что не тронет Пташку без её желания, — шут усмехнулся, смазано касаясь губами светлого виска, словно подкрепляя договор. — Веришь? — Да.

2 число Середины года 4э 197 года, Тирдас

      Скандал. Самый настоящий скандал сотряс привыкшие к тишине стены Убежища! Летали кружки, чашки! Катались по полу скинутые свечи! Хоть девушка и догадалась ещё прошлой осенью, где оказалась, даже слегка поскандалила по поводу вечного нахождения рядом с ней… с самого первого дня эта чертова дверь была в подвале старого дома! Хоть сам факт подобного Аккуш и впрямь приняла легко. Легче, чем когда тебя заводят в Святилище и показывают старый ссохшийся труп! И впитавшиеся в камни следы крови, масла и ещё чего-то, что не успела определить алхимик. — Матушка?! Ты… чертов псих! — девушка с треском захлопнула дверь в комнату, отрезая себя от вертящего руками шута. — Да постой! Ты ведь… — мужчина врезался в дверь, взвыв от ушибленного лба. — Цицерон не понимает! Птичка ведь знала, где была… — Я слышала, что Темное братство вырезали! — вопила эльфийка, закидывая в сумку вещи. — А теперь ты… уф! Предлагаешь что?! — Впустить в себя волю Ситиса! — шут дернул ручку двери. Заперто. — Ну чего ты вспылила?! — А то! Ты бы ещё меня в Некрополь повел! — Аккуш зло затрясла головой, чувствуя нарастающий шум в ушах. Правильно она не хотела заходить в Святилище… это же… ужасно! — Аргх! Женщины… Хранитель не понимает тебя! — Цицерон сполз по стенке на пол, перегораживая путь вытянутыми ногами. — Ты ведь хотела, чтобы я тебя учил! — Я не стремилась присягать на верность этому! — рявкнула девушка, пиная тумбочку. Со скулежом она подогнула ногу, прыгая по комнате как идиотка. — Может, откроешь дверь и мы нормально поговорим, м? — Нет! Я возвращаюсь в лавку! Цицерон ойкнул, когда Аккуш распахнула дверь, и свалился на пол. Эльфийка зло фырчала, наматывая на голову платок и стараясь игнорировать всячески мелькавшего вокруг ассасина. — Почему? — шут наконец вскочил, не давая девушке прохода. — Я не ассасин, — Аккуш ткнула острым ноготком в грудь мужчины. — Я просила обучиться лишь ради защиты… ты видел, как я луком пользуюсь, м? Мне проще было его взять и за зайцем с улюлюканьем нестись! Шут прыснул со смеху, но быстро взял себя в руки натыкаясь на хмурый взгляд. — Так Цицерон и не отказывает, — ассасин положил руки на плечи алхимика, чуть сжимая. — Почему ты так против… ну… стать одной из нас? — Вас? Тебя и… Матушки? — Цицерон ожидаемо мотнул головой, кусая губы. — Я недавно нашел записи… старые, правда, — шут улыбнулся. — В Скайриме осталось последнее действующее Убежище! — Мне-то что с этого? Я не убийца! — девушка стряхнула руки мужчины с плеч, выскальзывая в коридор. — Так ты можешь быть… ну… не столь рядовым убийцей. Цицерон вот —Хранитель, — шут жестом очертил помещение, чуть хмурясь. Скверное, конечно, повышение, но кто, если не он? — Да, вот только какой толк от верности без… как там его, — Аккуш сжала пальцами переносицу, голова от гула уже сильно болела. — Слышащего. — Но глава не Слышащий! Матушка самая что ни на есть глава. Слышащий — лишь её глас, — мужчина растопырил пальцы, сгибая большой к ладони. — Большой палец! А есть ещё Уведомители! И Душители! Да-да, у руки есть пальчик, а у пальчика ноготок! — Ты кое-что забыл, — девушка силой разогнула его пальцы, тряся ладонь за один из пальцев. — Без Слышащего ты не соберешь остальных. Да и как восстановить то, что вырезали пару лет назад? Она вздохнула, натыкаясь на потемневший от скорби взгляд ассасина. Кажется, сегодня она была резковата. — Прости, — алхимик вздохнула, сплетая пальцы и слегка сжимая чужую руку. — Просто я не хочу сейчас присягать на верность. Не могу так просто взять и решить… — Цицерон думал, — мужчина подошел ближе, укладывая голову на хрупкое плечо Аккуш. — Это ведь был бы отличный подарок. Птичка давно вдали от семьи… — И ты хотел… — Что бы ты стала сестрой бедного Хранителя, — Цицерон улыбнулся, оттесняя девушку к стене. — Это конечно лишь звание… но. Паяц рассмеялся заметив покрасневшие щечки эльфийки. — Очень недальновидно с твоей стороны, — девушка сдавленно забормотала, упираясь ладошками в широкую грудь. Тепло чужого тела обжигало даже сквозь плотную ткань, вызывая странную сладкую дрожь где-то в груди. Мужчина усмехнулся, прикусывая перчатку на свободной руке и стаскивая ту плавным движением. Крепкие пальцы обманчиво мягко скользнули по розоватой скуле, ныряя под покрывший светлые локоны платок. Девушка чуть вздрогнула прикрывая глаза. Невольно прильнув к теплой руке щекой, она качнулась вперед, касаясь губами шероховатой перчатки. Шут чуть хихикнул, разжимая зубы. Преграда с шелестом шлепнулась на пол, позволяя теперь касаться чужих губ без всяких помех.

11 число Середины года 4э 197 года, Тирдас

— Хватит! — зарычала девушка, хлопнув ладонью по столу. — Не веди себя со мной как с ребенком! — О, моя дорогая, ты ведь ещё и впрямь маленькая, — Цицерон рассмеялся, наблюдая, как кончики острых ушей покраснели. Аккуш фыркнула, сжимая кулаки. Да за кого он её принимает? Играется как кот с мышкой и радуется. Все это изначально не было хорошей затеей… но тот поцелуй. Она тряхнула головой, сбрасывая наваждение. Убийца все так же неизменно улыбался, наблюдая за вереницей эмоций на лице девушки. Каждый день после её именин она словно старалась очаровать ассасина. То нарядится в платье, то соберет прическу, даже прикупила себе косметику у каджитов и стала подкрашивать светлые ресницы. И все это походило на бесконечный спектакль для изголодавшегося шута. Но он готов ждать ещё хоть год, хоть полтора, пока девчонка не скажет прямо, чего желает. — Значит, так… — беловолосая усмехнулась, поднимаясь из-за стола и нависая над мужчиной. — Не знаю, что ты там себе придумал за игру в ограничения, но я не собираюсь в отличие от тебя ходить вокруг да около. Запустив руку за воротник своей блузы, Аккуш вытащила на свет увенчанный лиловым камнем цветок на искусно собранной цепочке. Амулет Дибеллы мерцал в слабом свете, привлекая к себе внимание не меньше, чем хитрая усмешка на полных губах. — И? — Цицерон склонил голову, усмехаясь в ответ. — Красивая побрякушка, ничего не могу больше сказать. — А то, — Аккуш наклонилась опасно низко. — Что жрицы Дибеллы мне кое с чем помогли. Ассасин рассмеялся, сжимая в руке магическую безделушку. Девчонка зашла так далеко, что даже попросила совета у «жриц любви». Насколько же ей хотелось тепла, что она поступилась своими страхами и отвращением… а может, все гораздо прозрачнее. — Хорошо, — мужчина мягко коснулся губ девушки своими, дразня и после отстраняясь. — Только недавно ты боялась подобного. Аккуш хмыкнула, облизывая подкрашенные губы кончиком языка. Что же, кажется, это прогресс, ей и впрямь было приятно. Но Цицерон все ещё держался на расстоянии, лишь играясь кончиками пальцев с золотой цепочкой. — И… что дальше? — девушка смущенно улыбнулась, склоняясь ниже, к губам мужчины. — Нет-нет-нет, не так быстро, — шут рассмеялся, положив руки на тонкую талию травницы. Он чуть оттолкнул ту к столу поднимаясь. — Ты должна попросить. Как делают все хорошие девочки. Что?! Аккуш вспыхнула как маков цвет, опуская взгляд на вечно изогнутые в улыбке губы. Интересно, когда-нибудь его лицо меняется? Не обращаясь улыбкой или волчьим оскалом в бою… — Я… хочу, — травница чуть прикусила губу, проглатывая слова словно приторно-сладкое вино. Ах как сложно… — Я хочу тебя. Шут склонился ниже, влажно целуя податливые губы. Его язык ловко оглаживал их, вечно искусанные, раздвигая, проникая все глубже под гортанное урчание эльфийки. Она осторожно отвечала подчиняясь, пробуя, позволяя вести себя все дальше. Перчатки сброшены на пол. Горячие пальцы касаются шеи, ключиц, края челюсти. Царапают ногтями кожу. Она сжимала трясущимися пальцами пуговицы, расстегивая ненужную сейчас рубашку, ныряя узкими ладошками внутрь. Кожа горячая. До безумия странная, словно прикосновение к огню. Мужские руки скользили по телу, распахивая рубашку, проникая под дурацкий жилет, сминая грудь сквозь одежду. Короткий укус. Ласки-извинения влажным языком. Стол чуть скрипнул, разбавляя их тяжелое дыхание и шелест одежды. Послушно разведенные ноги. Крепкие руки, что плавно скользят по золотистой коже. Выше и выше под каскад юбок, пока пальцы не сжались на мягких бедрах. — Как же… много одежды, — зло прорычал мужчина, целуя обнаженные плечи и прикрытую нижнем платьем грудь, пока девушка плавилась под его ласками. Тихий девичий смех. Легкий стон под аккомпанемент треска ткани. Сбивчивое бормотание в поцелуй и пальцы внутри влажного лона. Аккуш стонет и задыхается от движений рук, а Цицерон лишь ловит эти звуки, наслаждаясь и впитывая с каждым поцелуем. Шут отстранился, окидывая взглядом своё творение. Распахнутые губы, красные пятна румянца, следы от пальцев на лебединой шее, разорванный в нетерпении воротник и задранная юбка, больше не скрывающая изящных бедер. Пташка рвано дышала, раскинувшись на столе как загнанная в угол добыча. Протянутые руки, жаждущие горячих объятий. Он усмехнулся, скидывая плавным движением с мускулистых плеч расстёгнутую рубаху, а зрачки девушки расширяются, обращаясь темными омутами. Приспущенные штаны, крепкие бедра, которые хотелось и дальше сжимать, пока она не заскулит от легкой боли. Податливая, раскрытая перед ним как самая развратная дева, но смущенно бормочущая что-то между толчками. Имена. Тяжелые вздохи. Но ни одного слова о любви, словно оно было самым опасным ядом, что убьет их от одного сладкого глотка. Плавные движения. Нежные поцелуи, что осыпались словно горячие звезды на расчерченные картой неба плечи, и легкая дрожь девичьего тела. Мужчина вздрогнул, отпуская нежную кожу, на которой уже расцвели алые следы его ногтей. Мало. Как же ему было мало одного раза, но за вид прелестницы, что очернил он сам… можно было и заплатить. У них ещё будет много подобных ночей.