Луна не съест месяц

      Всё покрыто пеплом. Весь мир сжимается в едва различимый комок, отливающий стальным ртутным цветом. Весь мир постепенно застилает тьма. Границ она не ведает, как не ведает и сил, ей противостоящих.       Плутон где-то заплутала. Сквозь бурю она пробирается к морю, которое видела несколько часов назад где-то на западе. Где среди этой серости запад, определить практически невозможно, но Плутон плевать — лишь бы до куда-нибудь добраться, укрыться под крышей или спрятаться за стенами. Если потребуется, она нырнёт под воду.       Лёгкий плащ не спасает от мягкого пепла, что, агрессивно кружась, врезается в открытые части тела и пломбирует открытые раны. Пепел — опасен. Пепел — зло, что вызывает гноение раны, её стремительное гниение, а после — что? Каппа, ради всего святого, избавь от болезни и не передай великому Сигме в чёрные руки…       Почему Плутон попала в такую ужасную бурю именно сейчас? Дышать получается с трудом, воздух приходится принимать небольшими порциями, старательно удерживая больной рукой короткую молочно-грязную тряпочку у рта и носа. Кажется, это последнее, что осталось от шарфа.       Ноги вязко утопают во влажноватой земле, перемешанной с опавшим пеплом. На Плутон сапоги, сшитые из шкуры водного оленя, что паслись некогда здесь. Их пора бы, наконец, поменять, так как свою водоотталкивающую функцию они давно уже перестали выполнять.       Ни о чём, кроме болящих ран, думать не получается. Пока Плутон пробирается к освежающей полоске воды, её разум успевает пару раз отключиться, чтобы напомнить своей хозяйке о явном недостатке сна. Море безмолвствует, что, впрочем, свойственно водной глади, припорошённой пылью. Ни одной волны не накатывает на пепельную землю, ни одного всплеска не слышится под свистом безумного ветра. Плутон путается в ногах: шагает правой, но вместо неё двигается левая. Рука уже крепко пристала к лицу, всё сжимает тряпочку возле дыхательных путей, чтобы, не дай Омикрону, что-нибудь попало внутрь. Пепел опасен не только для крови, но и для лёгких — тоже. Резкий порыв ветра грубо толкает в спину, отчего Плутон коротко вскрикивает, падает наземь, ударяясь лицом о пепельный настил. Ноздри обжигает огнём, а во рту клокочет грязный комок, который Плутон отчаянно пытается выплюнуть — низвергнуть из себя. Аккуратно и медленно приподнимается на локтях, совсем забывая, что там вовсю течёт кровь. Там — распорота кожа, там — священно-неприкосновенно.       И всё равно её уже не спасти, так почему бы не остаться посреди серого безумия, раз уж тут так тепло и мягко укрыто пеплом?       Плутон, гася в себе усталость и бессилие, привстаёт и теперь ползёт на коленях. Непонятно, на какие объекты нужно ориентироваться, чтобы выбраться к морю — сейчас вокруг непроглядная серость, словно плотный туман, обступающий со всех сторон. Упав, Плутон наверняка сбилась с курса. Где запад теперь?       С каждым движением она будто сильнее деревенеет, приходит в упадок и постепенно застывает до своего первоначального состояния. Надо же, великий Сигма её не пощадит. Возьмёт в руки бренное тело, пройдётся по коже пальцами, а после, как бы ради забавы, сожмёт в ладонях покрепче, проломит хребет — так, чтобы Плутон сложилась пополам. А потом — в коробку, к остальным поломанным игрушкам.       Внезапно одна рука проваливается в яму. Плутон не успевает ничего осознать, потому что вторая рука падает сразу же за первой, а вместе с руками — последними источниками силы в её теле — вниз летит и вся Плутон целиком.       Внизу холодно и тесно, как в заячьей норе — того и гляди, как все звёзды этого существа будут складываться во тьме в проницаемый чернотой дух. На голову всё ещё сыплется пепел, а потому Плутон отползает вглубь норы, под низкую арку и узенький туннель. Когда пространство вокруг уже не так сдавливает, Плутон решает осмотреться. Над головой — звёздная карта неба, где тихонечко мигают яркие и приглушённые звёзды. Небесный свод кажется неохватным, хотя Плутон уверена, что это лишь обман зрения. Искажение пространства больным воображением. Больным… Спасибо, святой Каппа, что подсобил…       Плутон откашливается, сморкается, затем исступлённо бьёт себя по животу, плечам и предплечьям, чтобы стряхнуть въевшийся в ткани и кожу пепел. Здесь влажно, но хотя бы не так пепельно, как снаружи. Вот и получила, что хотела: крышу над головой, чистый воздух и прочные стены, за которыми можно укрыться. О том, чья это нора, она может подумать и позже. А пока даст уставшему телу заслуженный отдых. Воспалённым векам — влагу. А дорогой себе — сон.

***

      — Это наша сбежавшая служанка? — Сквозь мутную завесу тьмы прорезается чей-то голос.       — Похоже, что наша. Тут больше некому ошиваться, — вторит ему второй голос, явно женский.       — Почему она вся в крови? — доносится голос третий.       Пелена спадает, но Плутон не открывает глаза. В тёмной комнате хаотичным порядком разбросаны трое: хи Марс стоит у стены и пытается сохранять хладнокровие; ню Меркурий сидит у дверей, как будто охраняя вход в комнату; мю Земля занимает краешек кровати подле больной и длинной пипеткой закапывает зеленоватый отвар ей в нос.       — Пепла наглоталась, — констатирует Марс. — Точно наша служанка.       — В такую бурю и ты бы наглотался, — тактично и холодно отвечает Земля. — И я бы наглоталась. Все мы.       Комната погружается в молчание, слышен лишь тонкий и едва различимый скрип пипетки. Интересно начался этот вечер. Ни с того, ни с сего в холле раздался треск, говорящий о том, что кого-то увидели звёзды — кого-то живого.       И вот, на полу лежит человек, одетый в лохмотья и присыпанный огромным количеством пепла. Все ждали другого — но его до сих пор нет. А будет ли?       — Хорошо, что ты не наглоталась, — говорит Марс. — Тебя бы лечить было некому.       — А отца ты со счетов уже сбрасываешь? — подаёт голос Меркурий.       — Отец немощен, — огрызается Марс. — Он почти врос в свой трон. Ещё несколько металет, и он полностью окаменеет. Думаешь, сейчас от него всё ещё есть какой-то прок?       — Кроме того, что он держит крышу над головой и пребывает в ментальных поисках своего сына? — спрашивает как бы себя Земля. — Нет, не думаю.       — Вы верите в то, что он там что-то ищет? — со смехом восклицает Марс. — Как по мне, он просто спит.       — Венера так в него верит… — бормочет Земля себе под нос, но никто её не слышит.       Ро Венера чуть с ума не сошла, узнав, что вернулась какая-то там служанка вместо её дорогого брата кси Юпитера. Закрылась в своей комнате, забилась под одеяло и тихо лежит теперь, ненавидя весь мир. Пси Сатурн хотя бы дело делает — активно молится великому Сигме, чтобы брата пощадили, чтобы добрался он целым и невредимым до дома.       Земля достаёт небольшую керамическую ложечку, капает в неё отвар из пипетки и, зажав нос Плутон, проталкивает отвар в глотку.       — Так что мы будем делать со служанкой? — спрашивает нетерпеливо Марс.       — Мы её изберём, — отвечает Земля твёрдо.       Меркурий от удивления что-то произносит, но никто его не слушает. Земля полностью погружена в созерцание лица той, что лежит перед ней без сознания. Странное у неё лицо. Человечное, но как будто неземное — брови и волосы цвета грязи, сухие невыразительные губы, странный нос. Да и платье на ней с трудом опознаётся, как одежда слуги: красные всполохи грубой ткани, перетянутой на талии и струящейся по ногам к щиколоткам, может, чуть выше. Откуда-то на ней возник плащ, хотя плащи слугам не полагаются, да и в доме у них из всех плащей — ни одного такого.       — Изберём? — спрашивает Марс, вытаращив глаза. — Вместо Цереры?       — Церера неделю назад потеряла много крови, — холодно отвечает Земля, бросая на Марса осуждающий взгляд. — Она до сих пор не в порядке — и вряд ли теперь будет.       Марс фыркает, отводит взгляд в сторону и натыкается на своё отражение в зеркале. Конечно, он мерцает в серебряном стекле, но это погрешность материала, а не его.       — А если эта… — Марс делает характерную паузу, — служанка сбежит ещё раз, то что мы будем делать?       Земля достаёт крохотный платочек и, смочив его всё тем же отваром из пипетки, аккуратно промокает грязное лицо Плутон. Та морщится, но глаз по-прежнему не раскрывает.              — Не сбежит, — уверенно говорит Меркурий. — Мы запрём Яму, чтобы сюда никто не проник. Разумеется, после возвращения Юпитера.       Едва Земля склоняется над беззащитной Плутон, как в дверь резко стучат. Меркурий вскакивает, осведомляется о тех, кто пожаловал, и только после этого потихоньку поворачивает ручку. В проходе стоит служанка в красном платье и с бледным лицом.              — Что тебе, Макемаке?       Услышав своё имя, служанка склоняет голову как можно ниже, но слова льются из неё как можно громче:       — Ню Меркурий, я только что была в комнате вашего брата, кси Юпитера — его питомец рычит и не пускает меня внутрь.       — Каллисто? Это ангельское животное? — спрашивает Земля тихо. Марс прожигает её шею взглядом, не смеет оторваться от того, как Земля искусно делает свою работу. Её прерогатива — травы. Земля собирает их в лесу неподалёку от Ямы, на болоте или возле моря, прямо в пепле. Делает в своей мастерской отвары, настойки и мази, некоторые засушивает в чай или создаёт специи — а дальше они переходят в руки Марсу.       Меркурий оборачивается на брата с сестрой, что-то бормочет, но тут же расправляется, говорит с натяжкой — и словно бы повелительно:       — Вы справитесь вдвоём? Марс кивает, а Земля упорно молчит, склоняясь над лицом сбежавшей служанки. Меркурий уходит вслед за Макемаке, расспрашивать её не рискует. В комнате, помимо Плутон, остаются ещё двое.       Они молчат. Земля приводит в порядок ранки на руках пострадавшей, стягивает с неё плащ, платье, колготки. Сапоги сброшены уже давно — другая служанка отнесла их в стирку. Марс перекочёвывает к двери, садится в ту же позу, в которой пару минут назад пребывал его брат. Не мигая, смотрит Земле в спину.       Она же методично накладывает повязки на раны, раскрывает Плутон веки, чтобы с помощью воды вымыть пепел из слизистой.       — Я не виноват, — нарушает гнетущее молчание Марс.       Земля молчит — как будто спит.       — Я не виноват, Земля, ты слышишь меня? Она первая полезла. Нарушила регламент.       — Я так и поняла, — отвечает Земля бесцветно.       Марс не может поверить в то, что ей всё равно. Нет-нет, наверняка она пытается сконцентрироваться на том, чтобы помочь Плутон выжить. Просто немыслимо то, что Земля может его ненавидеть или осуждать.       — Нет, ты не поняла. — Глаза Марса метают молнии. — Ничерта! Она пришла ко мне в комнату, зашла без стука, села на мою кровать и только после этого выдала свою просьбу. Я зверею, когда так поступают.       В этот раз Земля оборачивается, чтобы как следует разглядеть Марса. Пока разглядывает, в голове проносятся сотни мыслей, — и одна другую навязчиво перебивает. Волосы у Марса рыжие, топорщатся во все стороны, потому что он никогда не укладывает их — просто позволяет расти и лезть в глаза, в уши, в нос. Глаза во тьме пылают, пронзают одним своим взглядом каждого, кто рискнёт встать поперёк пути. Земля знала это — и никогда не становилась.       В чём она могла его обвинить? В том, что он распорол служанке руку, укусил в шею, и чуть не выпил всю её кровь, оставив остальную бурно вытекать из её тела? Он один из хозяев Ямы, а кто Церера? Она лишь человек, никчёмная плоть, которую, к тому же, они собирались избрать для венчания Венеры.       Марс испортил будущее венчальное блюдо.