Луна не съест месяц

      Плутон просыпается одна. Кровать пуста, ничто не выдаёт недавнее присутствие Сатурна. Куда он ушёл и почему оставил её одну?       Отталкиваясь от мягких простынь, Плутон садится в постели. Комната всё же светлая, несмотря на то, что янтарного света, который насылает Омикрон, тут в принципе не может быть. Приятный желтоватый блеск отражают отполированные поверхности различных сортов дерева и металла. Даже ткани блестят от горения ярких ламп, так блестят, что их буйство режет глаза.       Плутон встаёт и, немного пошатываясь, двигается к большому зеркалу. Очень хочется посмотреть на своё исхудавшее, побледневшее лицо со впавшими глазами, синими мешками и воспалёнными веками. Хочется оценить масштаб трагедии на шее — как глубоко вонзились клыки Сатурна? Крови выпито немного, но рана до сих пор саднит и говорит якобы: «Я болею, я серьёзная, обрати на меня своё внимание!»       И Плутон обращает. В зеркале пристально рассматривает свою белую шею, плавно утыкается глазами в красную, почти чёрную, точку — укус. Один укус.       Почему один?       Ловит в отражении своё лицо. Раздвигает губы, показывая зубы — совсем тупенькие, такими даже мясо жареное разорвать будет трудно. Трогает ноготком те зубы, где у лун предположительно находятся клыки. Всегда их два. Клыка должно быть два. Следовательно, ранок на укушенной шее тоже должно быть две. Отчего же тогда ранка одна? Не мог же Сатурн пить её кровь лишь одной стороной своего рта? Может ли быть такое, что у Сатурна всего один клык? Что со вторым? Обломился, стало быть? Или его вовсе не было?       Плутон бросает взгляд на листы бумаги, где аккуратным почерком было выведено несколько строк:       «Лунные Созвездия.       Я никогда не понимал, почему я обязан прятать это созвездия от посторонних глаз. Так уж вышло, что с рождения награждён я был созвездием Волопаса прямо на левой щеке — ужаснее этого позора даже тяжело было себе представить. Моё созвездие всегда было центром насмешек моих братьев и сестёр: они знали, что перед ними я безоружен, что их сила во сто крат превышает мою только потому, что моё клеймо было видно каждому, а их — скрыто от глаз.       . . . . . . . . . .       Так как венчанием в нашей семье руководят девушки (потому что они в меньшинстве), или, попросту говоря, меченые, они могут выбирать себе любого мужа, а я, как выяснилось, — идеальная для того кандидатура. Чтобы венчание прошло успешно, обеим лунам нужно просто признать своё согласие. Если одна луна, например, я, тот, кто в большинстве, буду не согласен с тем, что Венера выберет в мужья меня — то я имею право расторгнуть венчание только в том случае, если назову местоположение и значение созвездия, которым одарена Венера. Если в ответ она не сможет назвать моё созвездие тем же образом, то будет испепелена, а венчание обнулится. Но Венера вправе привязать меня к себе навсегда, ибо моё созвездие слишком заметно. Оно прямо здесь, на щеке. Я лёгкая мишень для каждой меченой в нашей семье».       На полях листочков нарисованы две небольшие змейки — одна коричневая, вторая зелёная. Что бы это могло значить? Подобных змей Плутон уже видела, когда читала книгу с легендами происхождения богов и мира. Может, пси Сатурн знает намного больше, чем говорит бумаге… или избранной?       «Это не ты должна была стать избранной», — шепчет мягкий голос в ушко Плутон.       Та, испугавшись резкого голоса, отскакивает от стола с записями, оборачивается в поисках источника голоса, но кроме пустоты не находит ничего. Ничего нет — одно лишь тягостное опустошение.       — А кто? — одними губами произносит, боясь услышать ответ.       Всё тихо. Простыни на кровати всклокочены, перекручены до такой степени, что из тканей можно свернуть жгут. Безмолвно горят свечи в подсвечниках на стенах — на чёрный потолок налипает копоть. Пространство замерло: даже полы лёгкого и почти неосязаемого балдахина не шевелятся.       Показалось. Тебе, Плутон, точно показалось. Возьми себя в руки, сделай вид, будто эти галлюцинации тебя не касаются — ты сильнее этого. Игры воображения. Странные побочные эффекты после связи с луной. Что там ещё может вызывать такие странные видения?..       «Любой другой», — говорит голос в другое ухо.       Плутон взвизгивает, оборачивается, отпрыгивая назад, к кровати. Никого. Никого!       «Любой другой человек, достойный смерти в честь венчания», — бормочет первый голос.       Пола у голосов как будто нет — они звучат так, словно образуются внутри головы, но подозрительно щекочут уши своим терпким дыханием, отчего Плутон взвывает, опрокидывается на кровать, запутавшись в ногах. Простыни пытаются схватить её за лодыжки, а голоса попеременно шепчут:       «Ты недосто-о-ойна, ты не с-с-справиш-шься…»       Кое-как выпутавшись из-под одеяла, Плутон летит к первой попавшейся двери, чтобы вырваться из плена душной комнаты на свободу. Сначала ручка не поддаётся, отчего-то заедает, но после очередной порции шёпота Плутон дёргает дверь так сильно, что она едва не слетает с петель.       В тёплые руки взбешенную и испуганную служанку ловит Сатурн. Не понимая толком, что сейчас произошло, он отчаянно и сильно прижимает тело к себе, что-то говорит, но Плутон не слушает, ей не до этого, она по-прежнему в шоке от собственных галлюцинаций.       Что это было?

***

      После долгого и кропотливого пошива венчального платья Венера выходит в коридор из ателье, чтобы перевести дух. Это платье отнимает много ценной энергии: для того, чтобы оно стало священным, подобающим невесте, ткани нужно трижды вымыть в пыльном море, чтобы они приобрели цвет перламутра. Затем серебряными нитями прошить все выкройки, но так, чтобы серебро никоим образом не коснулось кожи луны, иначе ожога не миновать. Всё это нужно делать без спешки, с чёткой мыслью о тех лунах, которым предстоит венчаться. Венера думала только о себе — себя в качестве невесты она представляла наиболее уверенно, а жениха разум признавать отказывался. После смерти Юпитера место мужа меченой пустовало.       Сатурна можно отсечь сразу. Этот мерзкий месяц, потухшая, почти что мёртвая, луна ничего собой не представляет. Сатурн не способен завести потомство, он не способен взять в руки управление Ямой просто потому, что у него врождённый дефект, существование которого в их лунном обществе было недопустимо: на щеке у месяца красовалось созвездие Волопаса. Таким образом, его может привязать к себе любая меченая — если такая, конечно, найдётся. Венера презирала своего младшего брата, ведь его должны были умертвить ещё при рождении, но отец вдруг воспротивился, сказал, что от меньшего в роду будет зависеть жизнь остальных лун. Коли так — претензии пришлось съесть.       Венеру до слёз обжигало понимание преступности Сатурна. Он перешёл черту в неположенном месте — убил брата, за что теперь обязан поплатиться, но не сейчас, а после венчания. Ничто не может прервать или отодвинуть венчание — все суды вершатся после него.       Оставались только Марс и Меркурий. Меркурий был старшим, холодным и ограждённым от любого внешнего воздействия. Как ни пыталась Венера заговорить с ним об их будущем, Меркурий настолько плотно закрывался в своём коконе, что достать его оттуда не было никакой возможности. Да и вообще он создавал впечатление странной, замкнутой луны, которую не колыхала ни одна проблема.       Марс был другим — его Венера боялась. Он агрессивный, ненасытный и жестокий. Мало того, что он пьёт кровь служанок, хотя до венчания это запрещено (да и после — тоже), мало того, что он издевается над людьми ради собственного удовольствия — он ещё и её, Венеру, задевает, своим наглым пальцем ворошит её раны, ковыряется там так беспощадно, что впору погибнуть от самой страшной кары, чем жить вечно и терпеть это.       И ведь Юпитер был лучшим вариантом, но где теперь Юпитер? Ушёл, исчез в Андромеде или Орионе (но лучше в Орионе, конечно в Орионе…), погиб от руки Сатурна… самого слабого месяца, которого теперь ждёт строжайшее наказание. Венера так просто это не оставит.       — Куда идёшь? — доносится до Венеры сдавленный голос.       Она резко оборачивается, а сердце будто остаётся на месте — пару раз ударяется о невидимые стенки нутра, замирает на втором и растворяется в волнении. Хочется присесть, но Венера стоит, напряжённо рассматривая Марса.       Тот медленно подходит — глаза сверкают красноватым блеском, влажно горят ресницы. Плакал ли? Умывался?       — К себе иду, — отвечает Венера, не совсем понимая, что он от неё хочет.       И дрожит. Почему-то Марс вызывает в ней внутренний страх — настолько яркий, что всё внутри неё скукоживается, стягивается в мягкий комочек, который не может быть потревожен. Чёрствая корка не даст.       — Что ты забыла у себя? — вопрошает Марс, улыбаясь уголком губ. — Тебе разве не пора идти к Меркурию?       — Не твоё дело, Марс, — говорит Венера хмуро, — я иду туда, куда захочу. Ты не можешь…       — Правда? А если я стану твоим мужем, как мне потом придётся поступать с такой непослушной женой? — Марс прижимает Венеру к стене.       Она не кричит, но уже на грани — нижняя губа дрожит, сужаются зрачки. Вот-вот покажет клыки, но ни в коем случае не укусит — ей дорого собственное положение в обществе.       — А вдруг не станешь? Что делать будешь? — в тон говорит Венера, морщась от его грубости.       — Не стану я в двух случаях: если ты меня не выберешь (а это вряд ли — я слишком хорош), либо если я тебя испепелю. Какой вариант тебе больше нравится?       Одной рукой он удерживает плечо Венеры, прижимает её к стене, а вторая путешествует по её бедру, скрытому под невесомыми тканями платья.       — Не испепелишь, Марс. Ты не знаешь, где моё созвездие, — отвечает Венера, а сама замирает в переживаниях — не увидел ли он случайно когда-то её оголённую грудь?       Ведь там, прямо под сердцем, расположилась звёздная лестница, которую старательно приходилось прятать под многочисленными тканями.       Рука, навязчиво поглаживающая бедро, вдруг резко обхватывает талию, стремится вверх по шероховатой одежде к левой груди, отчего Венера глубоко внутри себя метается в панике — как же так, как он мог найти, обнаружить, догадаться?       — Уверена, сладкая моя? — Марс прижимается к её уху. Ладонью он чувствует, как бешено бьётся её сердце. Сама себя выдала, глупая.       Венера пытается оттолкнуть его, вскрикивает, чтобы проваливал, оставил её в покое, но Марс намеренно не отлипает — ему так нравится её мучить, что на удары её довольно сильных рук и на крики он не обращает никакого внимания.       — К Меркурию больше ходить не смей, поняла? — рычит Марс, слегка прикусывая кожу на плече Венеры. — Иначе я расскажу ему, как тебя отвадить.       — Зачем? Неужели ты хочешь, чтобы я… выбрала тебя? — голосит Венера.       Почувствовав его острые клыки на своей коже, Венера лишается разума. Она готова ползать в коленях, слушаться всякого слова Марса, лишь бы тот не попытался её погубить.       — Нет, сестрица. Ты мне интересна только как сестра. Если меня выберешь — погибнешь. Я бы хотел, чтобы ты прекратила наведываться к Меркурию — до венчания ты теперь спишь только в своей комнате. Я буду следить. Если узнаю, что ты ослушалась моего предостережения…       — Я поняла. Я всё поняла, Марс. Пусти меня немедленно.       Поцеловав луну напоследок в ямочку на шее, Марс отстраняется и, не оборачиваясь, уходит прочь.