Ты не мог жить в мире ни с кем, потому что никогда не жил в мире с собой.
— Мистер Лестрейд? — женский голос на том конце провода, судя по официально поставленной интонации, определённо принадлежал госслужащей. — Меня зовут Карен Данст, я звоню вам из финансового отдела по контролю переводов. — Вам удобно говорить? — Да, — я прочистил горло и поставил кружку с кофе на стол. — Ваш партнёр, Майкрофт Артур Холмс, подал заявку на перевод пяти миллионов фунтов со своего счёта. Скажите, пожалуйста, подтверждаете ли вы данный перевод? — Ск… Хм… Да, подтверждаю, — кивнул я, словно собеседница видела меня. — Хорошо, — продолжила девушка. — В таком случае будем ждать вас в нашем офисе, чтобы подписать необходимые бумаги. Адрес пришлю вам по электронной почте. Хорошего дня! — и отключилась. Опустившись за свой стол, я автоматически глотнул остывшего кофе, погрузившись в невесёлые мысли. После получения метки всё имущество и счета Майкрофта автоматически перешли мне. Ознакомившись с полученными бумагами, я даже присвистнул. В его владении числилось два дома, квартира в центре Лондона, два автомобиля, а также несколько акций и счетов на общую сумму более девяти миллионов фунтов. Когда я нашёл свою пару, то даже представить не мог, что Майкрофт настолько обеспечен. Поначалу я всерьёз опасался, что Майкрофт может предположить, что именно его финансовое состояние сыграло основную роль в наших отношениях. Но его, как оказалось, финансовый вопрос беспокоил меньше всего. Тем не менее за прошедший месяц я ни разу не воспользовался средствами своего партнёра, хоть и имел на это полное право. И вот Майкрофт переводит куда-то баснословно большую сумму, не сообщив мне об этом. Старательно отгоняя тревожные мысли о возможном шантаже, или планируемом побеге, я вспомнил, как в самом начале отношений ясно дал понять Майкрофту, что не претендую на его состояние. В ответ на это Холмс заявил, что с моей стороны глупо не использовать полученные возможности. Тем не менее, я старательно избегал трат, что выходили за рамки моего жалования. Звонок о переводе немного выбил меня из колеи, и я больше всего хотел поговорить с Майкрофтом, чтобы по возможности развеять свои опасения. Шанс поговорить представился лишь поздно вечером, когда Холмс, наконец, вернулся домой. — Как прошёл день? — спросил я, дождавшись того, что он разденется и устало опустится на диван гостиной. Последний месяц был нелёгким для него. К сожалению, это также сказалось на его организме — ещё сильнее похудел, черты лица несколько заострились, он стал немного нервным и замкнутым. Единственное, о чём я знал, на правах главы нашей новой семьи — это грандиозный скандал, который постарались замять в министерстве из-за действий Боунса. Я сам стал одним из главных участников данного разбирательства, как пострадавшая сторона. Конечно, пострадавшим оказался, прежде всего, Майкрофт, но именно я представлял его интересы. Боунсу было предписано в недельный срок покинуть свой пост, и он, опасаясь общественного гнева, оставил свои полномочия и перебрался куда-то на материк, чему я несказанно обрадовался. К моему глубокому сожалению, возникший скандал не позволил сохранить и тайну Майкрофта, вследствие чего его, вслед за Боунсом, попросили оставить должность. Я всерьёз опасался, что Холмс, лишённый своего предназначения, попросту зачахнет, либо, подобно брату, направит свои, куда более обширные возможности, на собственное разрушение. К счастью, этого не произошло. Он двое суток просидел, запершись в своём кабинете, оставляя за мной право на дежурство у закрытой двери, а на третье утро уехал куда-то, как он выразился «по делам». Своими делами он занимался ежедневно, уезжая из дома раньше меня и возвращаясь ближе к вечеру. Я считал себя не вправе допрашивать его об ежедневных отъездах, а потому лишь уповал на его здравый смысл, который прежде никогда не подводил старшего Холмса. — Нормально, — буркнул в ответ Майкрофт, прикрывая глаза. — Эй… — тихо позвал я, подходя к спинке дивана и аккуратно опуская ладони на напряжённые мышцы. — Если тебя что-то волнует, ты можешь поделиться со мной… В конце концов, это же не государственные тайны… — произнёс я и осёкся, сам не веря, что именно сказал. Фраза получилась подлой, словно я напоминал слепому о том, как прекрасно было видеть. Но Майкрофт не отреагировал, лишь глубоко вдохнул. Я чувствовал его тревогу. Она передавалась мне по каким-то нейронным связям, прямо к альфе, откуда уже переходила к сознанию человека. Это ощущение, словно я чувствую за двоих, появилось сразу после полного установления связи, и со временем лишь разрасталось. Я раньше слышал о том, что истинные могли «чувствовать» друг друга на интуитивном уровне, но поначалу отбрасывал этот вариант, как невозможный. Лишь спустя месяц я понял, что иррациональные эмоции, возникающие без каких бы то ни было причин — вовсе не мои, а моего партнёра. Это, в какой-то степени пугало меня, пока я не научился разбираться во втором потоке чувств, и лишь недавно сполна ощутил все плюсы данного состояния. В непосредственной близости ощущения были несколько острее, чем на отдалении, но всё равно не настолько сильными, чтобы полностью охватить меня, лишая самообладания. Аккуратно спросив об этом Холмса, я убедился, что ему второй поток эмоций пока не доступен, видимо, связь с омегой ещё не восстановилась полностью. И вот сейчас, разминая напряжённые плечи через ткань тонкой рубашки, я прислушался к эмоциям партнёра — устал, измотан и достаточно сильно переживает о чём-то. Возможно именно о том, о чём я хотел с ним поговорить. — Ты можешь уделить мне сейчас пару минут? — Осторожно спросил я, оглаживая плечи, и устраиваясь рядом на диване. — Да, конечно, — кивнул тот, открывая глаза и старательно сдерживая усилившееся волнение. — Сегодня мне звонили из банка, — сразу начал я с главного, не давая его тревоге разрастись. — По поводу перевода. В уставших глазах на миг блеснула паника, но тут же была старательно упрятана под напускной уверенностью. Майкрофт лишь дёрнул подбородком, как делал всегда, готовясь к плохим новостям и демонстрируя собственную непоколебимость. — Я съездил в банк и подписал все бумаги, — продолжил я, не отводя глаз от напряжённого Холмса. — Но я не спросил, для чего тебе нужна такая большая сумма. Знаешь, я за полдня успел подумать о всяком. Я не буду спрашивать у тебя о назначении такого перевода и задам вопрос, который ты сможешь с лёгкостью обойти, если захочешь. Я буду благодарен тебе за любой ответ… Майкрофт… всё ли у тебя в порядке? Видимо, Холмс ожидал допроса, обвинений или споров, потому я смог увидеть секундную растерянность в его глазах. — Всё… всё хорошо, Грегори, — ответил он мгновение спустя. И я почувствовал, как тугой узел чужого напряжения начал распускаться.***
А спустя ещё месяц мне по почте пришёл конверт с печатью медицинского центра. Там Майкрофт проходил обследование, на котором так настаивал наш семейный врач. Он хотел убедиться, что блокаторы не нанесли серьёзный урон здоровью Холмса. И мне, как главе семьи, пришли результаты. Колебался я около часа. Майкрофт не сказал мне, что прошёл исследование, не сообщил о результатах, и вообще никак не обмолвился о том, что ему предстоит. И, по сути, я не имею никакого отношения к его медицинской тайне. По крайней мере, как человек. Но с точки зрения альфы я обязан решать любые вопросы, проблемы и нужды моего омеги. И уж тем более, быть в курсе его физического состояния. Поэтому я, скрепя сердце, всё же вскрыл конверт, аккуратно доставая несколько проштампованных листов с записями. Основные показатели были в норме, это я понял, сравнивая данные с крайней колонкой, которая была помечена, как «Норма». Что-то было ниже или выше средних показателей, в этих графах были указаны рекомендации врача. Пролистав все страницы, я остановился на последней, где сухим медицинским языком было напечатано заключение. И в этом заключении мой взгляд уцепился за последнюю строчку. В графе «Репродуктивная функция» стояло сухое — «Необратимое нарушение».***
«Центр социальной защиты «Истинный»
Именно такая табличка встретила меня на въезде в уже знакомый район в Энфилде. Само здание и территория вокруг преобразились до неузнаваемости, и вместо строительной площадки и серых стен моему взору предстал благоустроенный двор и завершённое здание со стеклянными панелями и чистовой бледно-коричневой отделкой. Паркинг был забит многочисленными автомобилями, среди которых преобладали машины с телеканалов и популярных печатных изданий. Помост для выступлений, по какой-то невероятно дикой случайности, разместили на втором уровне, где я когда-то нашёл бессознательного Майкрофта. И именно на этом месте ему предстояло выступать и отвечать на вопросы журналистов. Мысленно помолившись тому, чтобы особенности данного места не просочились в прессу, я, пристроившись в дальнем углу зала, молча наблюдал за последними приготовлениями. Майкрофта не было видно, вероятно, он готовился к выступлению на открытии. О самом открытии, как и том, кто именно стал неофициальным директором центра, я узнал, наверное, как и многие здесь — по электронной почте. Антея, которая, к моему удивлению, ушла с должности в Министерстве вместе с Майкрофтом, продолжила выполнять его поручения. И именно от неё мне пришло приглашение на открытие центра, в списке учредителей которого, в числе прочих, значилась и моя фамилия. Сложить дважды два было несложно, я прекрасно понял, чем занимался Майкрофт последние месяцы, и куда ушёл тот баснословный перевод. Меня затопила гордость за Майкрофта, хоть её и несколько разбавила горечь от того, что таким грандиозным событием он не поделился со мной лично. Отчасти я понимал его мотивы — ему казалось, что весь мир отвернулся от него. Я каждый вечер считывал его боль, и не только по эмоциям, но и по осунувшемуся виду. Стараясь быть рядом, я не настаивал на том, чтобы он делился чем-то со мной, опасаясь сделать хуже. И вот сейчас, глядя на Майкрофта, вышедшего под свет софитов, заливших постамент, я мог сполна насладиться видом победившего человека, что не утратил свою искру и жажду деятельности, воплотившихся в первый в истории центр по защите своего вида от дискриминирующих условий социума. Именно так значилось в памятке, что прилагалась к письму. Антея сидела с краю сцены, перебирая стопку бумаг, одновременно поглядывая в зал. Как я понял, именно она отвечала за организацию мероприятия. — Добрый день, — поприветствовал всех Майкрофт, обводя взглядом полный зал. — Я благодарен каждому из вас, что вы нашли время, чтобы посетить наше открытие. Без лишней скромности могу вас заверить, что это открытие в буквальном смысле изменит судьбы очень многих людей. Наш центр оснащён передовым оборудованием и имеет весьма обширный штат специалистов. В нашем распоряжении, прежде всего, многопрофильный медицинский центр, фонд помощи нуждающимся, ряд психологических и психиатрических кабинетов, а также отдел юридической помощи. Хотел бы обратить внимание на то, что центр является некоммерческой правозащитной организацией, мы существуем только на добровольные частные взносы и взносы частных благотворительных фондов, и не принимаем денег от государственных структур, коммерческих компаний и политических партий. В связи с этим, мы не зависим от рекомендательных практик и указов, распространяющихся на подобные организации. Девяносто процентов средств запланированы под правоохранительные проекты и помощь для обратившихся, оставшиеся средства пойдут на административные расходы. Финансовые планы на первый квартал уже сформированы и находятся в свободном доступе на сайте нашей компании. Из официальной части, пожалуй, это всё. И прежде, чем мы перейдём к пресс-конференции… — Майкрофт поднял ладонь, останавливая уже взметнувшиеся в воздух таблички с названиями СМИ, — я хотел бы кое-что прояснить. Возможно, многих смутило или удивило весьма неоднозначное место для официального открытия. Я замер, не веря своим ушам. — Дело в том, — продолжил Майкрофт, — что это место по-своему ценно для меня. Как вы уже все, несомненно, знаете, моя сущность принадлежит к виду омег. И свою метку я принял непосредственно на том месте, где сейчас стою перед вами. Это произошло по вине тех, кто неоднократно, многие года, попирал права омег и считал их людьми второго сорта, людьми без прав, без принципов и без возможности защитить себя. Мне, как человеку, принадлежащему к людям второго сорта, без преувеличения сказать, повезло — мне выпал один шанс на миллион — шанс встретить своего истинного… — в зале поднялся негромкий шёпот. — И именно по этой причине я решил основать центр, который будет бороться за права, прежде всего, моего вида. Мы не откажем в помощи и альфам, попавшим в трудную жизненную ситуацию, чтобы доказать, что принадлежность к тому или иному виду не определяет человека, и не наделяет его приоритетными правами и обязанностями. А потому я с гордостью хотел бы представить вам основного учредителя центра и моего истинного партнёра — Грегори Лестрейда. Рядом со мной зажёгся ещё один софит, не давая ни единого шанса остаться в тени. И за миг перед тем, как зал взорвался оглушительными аплодисментами, я смог поймать робкую улыбку Майкрофта, которая сказала мне намного больше всех слов.***
Майкрофт отвечал на вопросы журналистов честно и уверенно. Казалось, что все присутствующие в зале люди в одночасье влюбились в него. Он не юлил как большинство политиков, не уходил от неприятных тем. Он открыто рассказал, как боялся метки, как был вынужден годами скрывать свою сущность, с чем ему пришлось столкнуться. И каждый раз отмечал, что намерен помочь другим избавиться от того же груза, что когда-то нёс сам. Софиты, направленные в мою сторону, наконец, погасли, и я смог просто наблюдать за тем, как обаятельно Майкрофт умеет улыбаться. Пресс-конференция подошла к концу, все стали собираться на обзорную экскурсию по центру, готовому распахнуть свои двери, а Майкрофт, освобождённый, наконец, от пристального внимания прессы, смог подойти ко мне. — Привет, — тихо сказал я, едва, он приблизился ко мне. — Ты был сегодня просто ослепительным. — Да, я… — он замялся. — Я хотел попросить прощения за то, что не сказал раньше… Я… — Всё нормально. Ты имеешь право на свои тайны. Я не виню тебя, я, правда, понимаю. Майкрофт выдохнул, но я чувствовал, что-то по-прежнему тревожило его. И догадывался — что именно. — Я готов рассказать всё тебе, но… Боюсь, у меня плохие новости, — он снова вздохнул, чуть глубже, чем требовалось. Казалось, он готовился к сокрушительному признанию. — Майкрофт, если ты про обследование, то я знаю, — я положил руку на его галстук, неосознанно разглаживая идеальную ткань. — Знаешь?! — он взметнул на меня испуганный взгляд. — Да, мне пришло письмо с результатами. Я искал удобного момента поговорить, но… — Прости, если я не оправдал твои… Я… Если честно, я не предполагал, как далеко меня могут завести блокаторы… Хотя, даже если и предполагал… Раньше… До тебя меня бы это не остановило… — Всё в порядке, Майкрофт, — повторил я. — Главное, что ты здоров. А дети… Не знаю, мне кажется я пока не готов делить тебя с кем-то ещё… Даже с нашими детьми. — Нашими… — повторил он, словно уходя в себя. — Лучше скажи, как к этому относится Мира? Господи, даже не верится, что ты дал имя своей омеге… — Я видел её, — категорично повторил он мне, наверное, в десятый раз. — И я не могу называть её просто омега. Она — что-то большее, что я пока не могу постичь… — И как она восприняла эту новость? — Пока не понимаю, — снова вздохнул Майкрофт. — Мне кажется, что ей больно, но я ничем не могу ей помочь… — Не переживай, — успокаивающе ответил я. — Я уверен, что со временем мы во всём разберёмся. Облегчение и благодарность, затопившие меня в этот момент, явно были чужими. Но та сила, с которой эмоции ворвались в мою душу, не могли оставить меня равнодушным. Я смог лишь притянуть к себе за галстук растерянного Холмса и впиться в его приоткрытые губы. Поцелуй вышел мягким, Майкрофт с готовностью встретил меня, пропуская глубже, встречая и благодаря за всё. От нахлынувшей на меня нежности, я прикрыл глаза, уверенный в том, что он сделал также. Поэтому многократные вспышки фотокамер, осветившие нас со всех сторон, нам не помешали. Это был наш момент, наша жизнь, и только мы решали — что ждёт нас дальше.S S S