чонын вот уже несколько дней не может попасть на свою любимую лавочку, что ее, безусловно, с каждым днём выводит из себя все сильнее. джинсоль вот уже несколько дней сидит после работы на полюбившейся ей лавочке и лениво похрустывает сухариками, смотря куда-то вдаль.
чонын мысленно называет человека, сидящего на
её лавочке, самой последней тварью, поправляя рюкзак на плече, которое ужасно болит из-за того, что вторая лямка порвалась и теперь вся тяжесть посылок с почты и трёх банок энергетиков давит на несчастную конечность.
джинсоль же не помнит, как нашла эту лавочку, но это место и правда полюбилось ей. здесь тихо, хорошо и спокойно, от людей (и пролетающих самолётов) ее скрывают ветви сосны, козырьком растущие прямо над лавочкой. спереди — овраг, слева —детская площадка, справа — многоэтажка и сзади тоже (а ещё гневная чонын, прожигающая ее блондинистый затылок всякий раз, возвращаясь по вечерам домой). чонын ведь тоже очень нравилось сидеть на этой лавочке и наслаждаться вечерней тишиной их небольшого городка, вслушиваясь в шум электричек где-то вдалеке за горизонтом, скрытом за многоэтажками и небольшой рощей, выполнявшей роль своеобразной живой изгороди, защищая это человеческое поселение от дикой природы.
поправляя свой рюкзак, чонын мысленно обещает купить себе новый с последней в ее жизни стипендии (если, конечно, выживет после защиты диплома), а также прогнать наконец с лавочки этого назойливого оккупанта, хотя было бы правильнее сказать оккупантку, ведь парни в их городе редко носят длинные волосы, такой уж у них контингент местных жителей. но каждый вечер ким лишь злобно смотрела в чужую спину и проходила мимо, подыскивая для себя другую лавочку, чтобы посидеть и отдохнуть от своей ноши.
сегодня ей особенно не повезло — та лавочка, которая служила для чонын запасным вариантом оказалась тоже занята. на ней сидели две девушки, одна весьма хмурая, а другая повеселее, но от атмосферы между ними чонын все равно стало не по себе. хмурая девушка сжимала в руке бутылку из-под «манго фреш», напомнив ким, что у нее в рюкзаке валяется банка энергетика, который она в спокойной обстановке хотела распить вприкуску с маршмеллоу. этот своеобразный ужин стал уже традицией для чонын и в таких вечерних посиделках с самой собой ей виделось что-то особенное.
решив не отвлекать этих двух, по всей видимости увлечённых серьезным разговором и не напрягать их, чонын решительно направилась к своей любимой лавочке, которая так долго была оккупирована непонятно кем, намереваясь высказать все то, что за это время накопилось у нее в мыслях и прогнать конкурента.
также решительно (и с громким стуком) она опустила рюкзак на лавочку, устраиваясь рядом, однако эта решительность быстро куда-то улетучилась, стоило тому самому оккупанту чужих скамеек обернуться в сторону новоприбывшей.
почему-то чонын сразу же расхотелось убивать эту девушку на месте, но расслабить сжатые губы и нахмуренные брови она не спешила.
джинсоль тоже не спешила что-либо говорить, решив, что приветственной лёгкой улыбки достаточно, она отвернулась обратно, вслушиваясь в шум проезжавшей где-то вдалеке очередной электрички.
чонын собиралась тем временем было открыть свою несчастную банку энергетика, ждавшей своего часа так долго, но тут ей не посчастливилось обратить внимание на пачку сухариков, сжимаемых довольно-таки красивыми пальцами соседки по лавочке. её любимые «три корочки», которые она хотела купить и сегодня, но опять же не повезло — все раскупили.
кошмарная эта блондинка по соседству однако, лавочки чужие занимает и последние пачки сухариков скупает, оставляя чонын ни с чем.
раздражённо хмыкнув, чонын принялась за свою вечернюю трапезу, желая закончить как можно быстрее, потому что атмосфера между двумя девушками на лавочке была не самой комфортной.
будто прочитав ее мысли соседка по лавочке внезапно встала, а чонын также внезапно схватила ее за руку, осознав то, что сделала намного, намного позже.
— уже уходишь? прекрасно. это моя лавочка, если что, и больше сюда не приходи.
джинсоль ужасно захотелось рассмеяться, потому что эта нахмуренная незнакомка с пепельными волосами выглядела весьма забавно, однако от той силы, с какой она сжала рукав ее джинсовой куртки смеяться хотелось уже не так сильно.
— твоя? а где это написано? — воспринимать угрозы всерьез было вовсе не в стиле джинсоль, она и так еле сдерживала себя от того, чтобы не улыбнуться во все щеки до боли.
чонын ткнула куда-то пальцем, отчего джинсоль пришлось нагнуться, чтобы увидеть, что же ей пытались показать.
ЛИППУ + ЧЮ
05.06.2005
вырезанная надпись уже почти стёрлась, поэтому с трудом удавалось разобрать что же там написано. от прочитанного джинсоль захотелось смеяться ещё сильнее.
— липпу? твое имя что ли? — джинсоль искренне старалась оставаться серьезной, но получалось это не очень. — а я джинсоль, очень приятно. а
чю тогда кто? твоя подруга? девушка?
чонын же, ничего не отвечая, почему-то окончательно переменилась в лице. это было так внезапно, что джинсоль даже присела обратно, обратив внимание, что рукав ее так и не отпустили.
— о, извини, наверное, я спросила что-то лишнее?
до чонын наконец-то дошло, что она сделала за эти несколько минут. ее навязчивые мысли все это время преследовавшие ее, видимо иногда перенимали на себя управление ее мозгом целиком и полностью, и этот раз не стал исключением. от осознания даже уши покраснели
(а джинсоль показалось это милым).
— все нормально. мы дружили в детстве, а потом она уехала учиться в другой город. с тех пор я даже не знаю, как связаться с ней и в итоге безумно скучаю.
чонын и правда очень сильно скучала по своей лучшей подруге джиу, которую в розовом детстве звала просто чу. без нее все годы учебы в университете было весьма и весьма тяжело. даже отъезд подруги оказался слишком внезапным событием, ужасно испортившим окончание школы и последовавшее за ним лето.
и все эти трапезы и просто вечерние посиделки, что она устраивала на своей (а точнее
их любимой лавочке) были данью их совместной с джиу традиции. они тоже приходили сюда каждый день, чтобы пообедать перед учебой или просто поговорить. сосна над ними до сих пор хранит все их секреты вплоть до имён всех их симпатий и влюбленностей.
иногда чонын кажется, что воображаемая джиу сидит где-то рядом и внимательно слушает все ее мысли и вместе с ней смотрит на заходящее солнце.
со стороны чонын выглядела совсем уже никакой и казалось, что она вот-вот заплачет, отчего джинсоль хотелось утешить ее и быть может даже обнять, хотя они были знакомы несколько минут, если не полчаса, но вспоминая ее взгляд в начале, чон поняла, что за такие приколы ей попросту откусят голову и даже не подавятся.
— и ты совсем никак не можешь связаться с ней? она же должна быть в каких-нибудь соцсетях...
— у нее строгая семья, наверняка ей попросту не разрешили. я пыталась, не нашла.
у джинсоль в голове появились определенные мысли, которые она решила обработать дома. атмосфера тем временем стала совсем безрадостная и чон поняла, что ничем не поможет лучше, чем просто уйдет.
так она и ушла, а чонын ее с тех пор больше не видела. с одной стороны хорошо — лавочка теперь свободна, а с другой...
тот вечер определенно отличался чем-то от всех остальных.
good deal of sunshine to begin with, clouding over somewhat later on.
джинсоль снова появилась на той самой лавочке когда чонын получила долгожданный диплом, купила себе новый рюкзак и потратила последние деньги на бесполезные безделушки, весьма об этом сожалея. погода с того времени значительно испортилась, став ужасно нестабильной, то полдня солнце, то три приступа холодного ливня с промежутками в час, между которыми вновь сияло солнце. таким был главный минус их городка — географическое положение было невыгодным и погода отыгрывалась как могла.
с их последней встречи немногое изменилось — куртка у джинсоль была все та же, да и сама она все также безмятежно сидела на лавочке, смотря на горизонт. разве что в черный перекрасилась.
чонын все также заочно уступала ей свою лавочку, не подходя к ней (сказывалось смущение из-за внезапного приступа откровений в их первую и последнюю встречу), однако в спину смотрела уже безо всякой злобы. ким больше удивляло, что эта девушка сидела там в любую погоду — будь то солнце или дождь. чонын даже под зонтом было весьма неуютно от сырого и промозглого ветра, а джинсоль этой все нипочём. как она только не заболела однако.
джинсоль же совершенно не знала как вести себя с той пепельноволосой девушкой после этого странного диалога, поэтому предпочла просто послушаться и уступить лавочку. но все же скоро заскучала по этому тихому месту, поэтому вернулась. под дождем здесь тоже было хорошо и джинсоль виделась в этом какая-то особенная атмосфера. в какой-то мере сосна над лавочкой защищала ее от большинства капель дождя, но самые холодные и противные из них все равно проникали за шиворот. сложно сказать, зачем джинсоль продолжала сидеть здесь в любую погоду. закалялась? или просто ненормальная? даже сама чон не смогла бы ответить на этот вопрос, ход ее мыслей иногда удивлял её саму, а уж обычным людям тем более не было дано его понять.
как и ход мыслей чонын, чей зонт всё-таки однажды оказался над головой чон.
— ты так упорно пытаешься заболеть, что мне тебя даже жалко стало.
чонын бурчит точно также как и в их самую первую встречу и, быть может, джинсоль теперь может сказать, почему ей так нужно было сидеть здесь даже под проливным дождём.
