Поделишься ли ты со мной своей душой? (Расстегни молнию на своей коже и дай мне посмотреть)

Ю Джинхъюк всегда отвергал тех, кто терял себя из-за любви и похоти в середине сценариев. Он видел более чем достаточно подобных ситуаций в ходе своей первой и второй регрессии. В апокалипсисе было что-то такое, что заставляло людей отчаянно бросаться друг на друга, как животные во время течки, ища отвлечения в самой древней, самой примитивной и ненужной форме человеческого взаимодействия. Легкий побег от реальности. Еще до того, как получить клеймо регресса, Ю Джинхъюк смотрел на них свысока. По его мнению, если бы у этих людей было достаточно свободного времени, чтобы предаваться бессмысленным романтическим выходкам, они должны были бы использовать его, чтобы стать сильнее, и тогда, возможно, они смогли бы выжить. Конечно, несмотря на его попытки притвориться, что это не так, Ю Джинхъюк тоже был человеком, поэтому в конечном итоге пал жертвой той же участи. Он любил Ли Сольхву, и именно потому, что он любил ее, он поклялся, потеряв ее слишком много раз, не преследовать ее в будущих регрессиях. С его стороны было наивно и легкомысленно искать такие связи в первую очередь в условиях, когда он не мог быть уверен, что сможет защитить их до конца. Когда Ю Джинхъюк сейчас смотрел на свою бывшую возлюбленную, ему казалось, что он видит ее через калейдоскоп, воспоминания накладываются на реальность, формируя фрагментарный образ человека, которого он когда-то любил, много жизней назад. Но она уже не была прежней женщиной, и он тоже уже не был прежним мужчиной. Ю Джинхъюк ненавидел тех, кто отдавался любви и похоти в середине сценариев. Но только после своего окончательного регресса он понял, каким ужасным лицемером был. Потому что, оказывается, он никогда не знал, что такое настоящее желание. Каково это было – быть совершенно очарованным и поглощенным желанием, пока он не встретил Ким Докча. По сей день он все еще не мог объяснить или указать, с каких пор это началось. Хотя, возможно, было бы глупо искать причину в чем-то, что изначально было в корне иррациональным. Ю Джинхъюк не интересовался мужчинами. Это было правдой, но и говорить, что он интересовался женщинами, тоже было неправильно. Естественно, он был более склонен к людям с красивой внешностью, но это было лишь в незначительной степени; больше всего он восхищался компетентностью и, конечно же, ценил доверие. Ю Джинхъюк чувствовал себя более благосклонно к уравновешенным людям, к тем, кого он мог легче всего предсказать и вычислить, к тем, за кем ему не нужно было следить. В Ким Докча не присутствовало ни одной из этих вещей. Нет, на самом деле, не было бы ошибкой сказать, что он был полной противоположностью. Он никогда не мог предсказать Ким Докча, он также никогда не мог планировать вокруг него, не говоря уже о том, чтобы заставить крысиного ублюдка выслушать его. Как бы он ни старался, Ю Джинхъюк никогда не мог догнать неуловимого человека. Ким Докча всегда уходил один, чтобы заняться своими делами, оставляя их всех позади, совершенно беспомощно наблюдая, как он снова и снова исчезал из их поля зрения, а затем возвращался, как будто ничего не случилось, с его бесящей, дерзкой ухмылкой и этим выражением, которое, казалось, скажи, что все это было частью его плана, который заставил кулак Ю Джинхъюка сжаться от желания втоптать ублюдка в землю. Но Ким Докча был Ким Докча, он был загадкой, окутанной тайнами, и то, как люди реагировали на него, всегда было непредсказуемым и бессмысленным, получая ужасных врагов, а также неожиданных союзников направо и налево, его свет не оставлял нетронутым ни уголка, ни щели Звездного Потока. Ким Докча был тем типом существования, которое вызывало либо любовь и восхищение, либо ненависть, а также страх у тех, кому (не)посчастливилось его знать. Во что бы то ни стало, Ю Джинхъюк должен был быть включен во вторую половину этой дихотомии. И все же, по причинам, которые он не мог понять, Ю Джинхъюк любил его. Только после многих лет окружения себя людьми, которые чувствовали то же самое, он смог неохотно признаться в этом самому себе. Компания Ким Докча (он все еще против этого дурацкого названия, если оно еще что-то значило). Все они любили Ким Докча, по-разному, но в одинаковой степени, поэтому они не могли убежать от него. Тень Короля Демонов Спасения нависла над ними, как клеймо, не то, что оставляют спонсоры или созвездия, а нечто гораздо более постоянное, неизгладимый отпечаток. Вот почему, как это ни парадоксально, Ю Джинхъюку стало легче признать, что Ким Докча ему небезразличен, чем смириться с его желанием. Главным образом потому, что он был шокирован его невероятной интенсивностью. Вопрос о его сексуальной ориентации не представлял для него проблемы. Во-первых, его не беспокоили такие мелочи, как ярлыки и мнение других о нем, ни до начала сценариев, ни тем более сейчас, в этом разрушенном мире, в котором устаревшие понятия, такие как общественные ценности, больше не имели никакого значения. Но чего Ю Джинхъюк в то время не мог понять, почему он так сильно переживал. Простого сексуального влечения должно быть недостаточно, чтобы сделать его таким, романтическая влюбленность тоже была не совсем такой. Это не должно было вызвать у него таких чувств, это не должно было причинять такую боль. Или, может быть, это был сам Ю Джинхъюк, который был другим. Многое в этом раунде не было прежним, в основном из-за главной переменной, Ким Докча, так что само собой разумелось, что Ю Джинхъюк, который стоял в центре гравитационного поля звезды, окажется коренным образом изменен. По сути, Ким Докча что-то с ним сделал. Что-то, что, по мнению Ю Джинхъюка, он должен был каким-то образом вернуть, либо силой чистой воли, либо другими способами. Потому что желание заполучить Ким Докча было не тем, что он мог себе позволить. Влюбиться в Ли Сольхву однажды оказалось достаточно плохо, Ким Докча был еще худшей идеей, по многим причинам, но главным образом потому, что этот мужчина не был тем, за кого Ю Джинхъюк мог держаться. Он не мог быть захвачен, одержим и прижат к его сердцу, вечно у него на виду, откуда он не мог убежать, как бы сильно Ю Джинхъюк этого ни желал. Если он позволит своим чувствам обостриться достаточно быстро, он сойдет с ума, пытаясь сковать созвездие, он и так уже сходил с ума. Его желание крепко держать Ким Докча в своих руках в конечном итоге станет обузой для них обоих. Его опасения чуть не стали реальностью во время 46-го сценария. После трех лет ожидания, трех лет бездумной проработки сценария за сценарием, наблюдения за тем, как члены Компании из кожи вон лезут, просто пытаясь не отставать в ожидании своего пропавшего лидера, тратя каждую свободную секунду на тренировки со стиснутыми зубами, когда он цеплялся за память о человеке и как сильно он хотел избить его до бесчувствия, когда увидит в следующий раз; именно тогда решимость Ю Джинхъюка впервые поколебалась. Он знал, что значит схватить звезду, он знал это лучше, чем кто-либо другой, но искушение было слишком велико, чтобы устоять. Иметь право на Жизнь и Смерть Ким Докчи. Даже если он получит историю "Предатель", Ким Докча никогда больше не сбежит от него, он никогда не сможет самостоятельно реализовывать свои безрассудные самоубийственные планы без разрешения и одобрения Ю Джинхъюка. Ким Докча будет принадлежать ему, использовать его, защищать. Но другая его часть сопротивлялась, та часть, которая стремилась быть равной Киму, та часть, которая думала о нем как о компаньоне. Таким образом, Ю Джинхъюк позволил Ким Докча остановить себя, а затем заставил тупого человека выслушать его единственным известным ему способом – через битву. Пока они обменивались ударами, мало-помалу он достучался до толстого черепа противника, или настолько, насколько мог, учитывая, как мало он был готов обнажить себя. Вполне естественно, что они постоянно скучали друг по другу, думал Ю Джинхъюк, когда Ким Докча не позволял любить себя, а Ю Джинхъюк, в свою очередь, не позволял себе любить других. Они оба были одинаково измученными личностями, осколками, наспех собранными вместе, чтобы сформировать хрупкое целое, неправильными, зазубренными концами, указывающими наружу, на мир, друг на друга. Ю Джинхъюк мог видеть отголоски некоторых из его собственных шрамов, отраженных в Ким Докче, одиночестве, похожем на его собственное, но принципиально отличающемся. Ю Джинхъюк в своей третьей регрессии охотно отделил себя от других, он видел своих бывших товарищей, но принимал их лишь поверхностно, держась на расстоянии, чтобы не позволить себе быть вовлеченным. В конце концов, он был тем, кто мог в любой момент отказаться от этой жизни, он не мог позволить себе взвалить на следующую больше бремени, чем мог вынести. Ким Докча, напротив, окружал себя людьми, но, казалось бы, оставался более одиноким, чем кто-либо другой. Как будто он был посторонним, принадлежащим к совершенно иному миру, наблюдающим с другой стороны двухстороннего зеркала, не позволяя увидеть себя целиком. Как будто он мог исчезнуть в любой момент обратно за эту стену, в недостижимое место. Ю Джинхъюку показалось, что он приоткрыл край тайны, известной как Ким Докча. Ким Докча не испытывал любви так, как другие, Ю Джинхъюк пришел к такому выводу после осознания своей вынужденной судьбы в сценарии "Темный замок". Пророчество предсказывало, что он будет убит человеком, которого любил больше всего, и все же сам Ким Докча, среди всех, кого он знал, не мог указать на такого человека. В конце концов, это был Ю Джинхъюк, что пронзил сердце Ким Докча и в конечном итоге исключил его из сценария, и все же этот глупый, ужасный человек смеялся, как будто все встало на свои места. Но Ким Докча не любил Ю Джинхъюка, не так. (Он отказался рассматривать последствия того, чтобы быть предметом такой любви, быть использованным в качестве клинка против этого человека и быть любимым через это.) Любовь Ким Докча была к чему-то большему, огромному и всеобъемлющему, как будто у него было так много лишнего, что он не возражал растянуть себя настолько, насколько это возможно для человека, чтобы она могла простираться дальше, его доброта была такой же жестокой, как и его спасение в том, насколько эгоистично самоотверженной она была. Вот почему Ким Докча не понимал, что его любят, потому что он не считал себя частью мира, частью истории, которой он так дорожил. Но к лучшему это или к худшему, Ким Докча был любим, а Ю Джинхъюк был обречен. Более того. Было слишком поздно притворяться, что это не так. Особенно, когда Ю Джинхъюк почувствовал, что его почти трясет от желания полностью уничтожить Ким Докча, всеми способами, которые имели значение. Если и был какой-то плюс в трехлетнем длительном отсутствии Ким Докча, так это то, что Ю Джинхъюк почти забыл, каково это – постоянно находиться рядом с объектом своей привязанности. За эти годы он перевел всю свою сексуальную неудовлетворенность в гнев по отношению к Ким Докче, который, в свою очередь, направил и на свое обучение, а также на прояснение сценариев. За исключением тех ночей, когда этого было недостаточно, и Ю Джинхъюк был вынужден прибегать к альтернативным выходам для своего накопившегося напряжения. Он никогда не был из тех, кто прибегает к привычке к самоудовлетворению. Во-первых, потому что ему было чуть за тридцать, поэтому он не был гормональным подростком без каких-либо ограничений, но особенно не учитывая, что он почти постоянно находился под бдительностью Звездного Потока. Мало того, что он отказался подвергать себя пристальным взглядам Созвездий, но это также поставило его в уязвимое положение, которым он не хотел рисковать ради чего-то столь тщетного и мимолетного, как сексуальное облегчение. Секс был таким же, если уж на то пошло. Не то чтобы не было никакого способа обойти это. В "медленных ночах" были определенные моменты передышки, которые можно было пересчитать по пальцам одной руки, когда не было никакого постоянного сценария. В то время, когда большинство воплощений спали, созвездиям почти не было скучно настолько, чтобы оставаться и внимательно смотреть канал, поэтому большинство Доккаеби выбирали эти случаи для показа рекламы. Ю Джинхъюк осознал это во время своих первых регрессий и использовал это, хотя никогда не доходил до жестокого обращения. Это была скорее небольшая роскошь, которую он позволял себе в определенные ночи, когда напряжение накалялось и мучительное одиночество заставляло его искать убежища в теплых объятиях своей возлюбленной. К счастью, теперь, с Бию, не было необходимости делать такие обходные пути. Даже без того, чтобы Ким Докча или кто-либо еще просил об этом, Доккаеби все равно охотно отключали канал ночью, когда не было никакого текущего сценария или деятельности, которые могли бы собрать их монеты. Отдыхая в своей комнате в Промышленном комплексе после фиаско 46-го сценария, под покровом ночи, Ю Джинхъюк медленно опустил руку к подолу брюк. Он тихо вздохнул губами, когда взял в руки свою эрекцию, представляя перед своим мысленным взором неуловимый образ некой звезды. Лицо Ким Докчи оказалось трудно вспомнить, когда оно не было прямо перед ним. Он знал, что это как-то связано с одним из его навыков, но если он достаточно сосредоточится, то сможет различить отдельные черты. Такие, как бледно-белые щеки, темные, как звезды, глаза, увенчанные двумя рядами длинных ресниц, и тонкие розовые губы, растянутые в приводящей в бешенство улыбке. И его тело. Какое бы странное умение ни размыло лицо Ким Докчи, очевидно, оно не распространялось на его тело, потому что Ю Джинхъюк мог изобразить его с почти идеальной точностью. Он был подвержен изрядной доле случаев, в которых мог чувствовать это и лично, до такой степени, что это было почти запечатлено в его памяти; невероятно узкий изгиб его талии, бледное пространство его длинных и стройных ног, небольшая, но дерзкая выпуклость его ягодиц подчеркивала отутюженными брюками на заказ... Ю Джинхъюк хмыкнул от мысленного видения, представив гибкое и податливое тело Ким Докча, распростертое на кровати и предстающее перед его глазами как праздник, молочно-белая грудь, усеянная любовными укусами, и упругие соски, набухшие ярко-розовым и покрытые его слюной. Он мог представить, как глаза маленького человека наполняются слезами, и тихие, прерывистые стоны и внятные проклятия срываются с его пухлых губ, как цепочка молитв. Ю Джинхъюк наклонялся, чтобы поймать этот бойкий язык зубами, покусывая и посасывая его, пока он не становился ярко-красным, и это заставляло его продолжать нести еще какую-нибудь чушь. Главный герой трахался в кулак, воображая, что это была тугая девственная дырочка Ким Докча, растянутая вокруг его обхвата, а тонкая талия созвездия была почти полностью окрашена в синий цвет от сильной хватки Ю Джинхъюка, когда он насаживал его на свой член снова и снова и снова. Он пытался сделать это быстро, но это все равно заняло у него неоправданно много времени, пока он, наконец, не достиг кульминации, имя Ким Докча было у него на губах, когда он поймал свое освобождение в руку. Нисколько не измученный своим оргазмом, Ю Джинхъюк натянул обратно штаны, думая, что если бы с ним в постели был настоящий Ким Докча, он бы не остановился после одного раунда. Он трахал бы его часами, пока солнце не стояло высоко в небе, не заботясь о том, что на них таращились сотни или даже тысячи Созвездий. Пусть они смотрят, если захотят, и хорошенько разглядят, кому принадлежал Король Демонов Спасения, ведь он принадлежал Ю Джинхъюку, и только Ю Джинхъюку. *** Ю Джинхъюк просыпался медленно, что было редким достижением для такого человека, как он, который так привык к быстро меняющемуся ритму сценариев. Его обостренные чувства настраивались одно за другим, постепенно привыкая к присутствию тепла, прижатого к нему спереди. Инстинктивно он крепче сжал другого за талию, что-то в его подсознании подсказывало ему, что он не должен позволять обладателю этого тела вырваться из его объятий. Он глубоко уткнулся носом в изгиб шеи Ким Докчи, вдыхая знакомый запах его шампуня, смешанный со слабым привкусом пота. Другой мужчина все еще был в глубоком сне, судя по отсутствию реакции на его действия, а также по ровному дыханию, которое он чувствовал, исходящему от меньшего тела. Осторожно, чтобы не разбудить его, Ю Джинхъюк легонько пососал небольшой синяк на шее мужчины, раздраженный тем, что большинство отметин почти исчезли за ночь (был один недостаток у скорости восстановления созвездия), и медленно (и очень неохотно) выбрался из их безопасного кокона из одеял и спутанных конечностей. Любуясь умиротворенным видом созвездия, Ю Джинхъюк позволил себе немного полюбоваться чертами лица спутника, в кои-то веки не беспокоясь о том, проснется ли он и снова откроет свои звездные глаза. Он изучал его, словно видел в первый раз, замечая все, начиная от слабых теней под глазами, заканчивая мягким изгибом носа с розовой выпуклостью купидона, благоговейный взгляд, не скрытый Четвертой стеной. Ким Докча не был несравненным красавцем, но он все равно был симпатичным, весь в мягких линиях и глубоких, вызывающих оттенках. Он вспомнил, как улыбнулся про себя, когда прочитал о титуле Самого Уродливого Короля в рукописи Хан Суен, хотя он не мог вспомнить, произошло ли это на самом деле или она преувеличивала, не обращая особого внимания на мнения неважных людей; но, во-первых, единственная жалоба самого Ю Джинхъюка о внешности Кима Докча была в том, что он все еще слишком худой и хрупкий на его вкус. С намерением исправить это, Ю Джинхъюк оделся и направился на кухню, чтобы начать готовить завтрак. Или, скорее, обед (поздний завтрак?), учитывая, что уже перевалило за полдень. Он был не первым, кто проснулся, что не стало шоком, учитывая, что они были одними из последних, кто лег спать, и долго не ложились спать после этого. К сожалению, это означало, что и Ли Джие, и Джун Хивон, которые слонялись по гостиной, были свидетелями того, как Ю Джинхъюк выходил из комнаты Ким Докча после того, как отсутствовал все утро, и в придачу был одет в его вчерашнюю одежду. Услышав их шокированные вздохи и коллективные насмешливые замечания, Ю Джинхъюку пришлось настойчиво напомнить себе, что он решил жить здесь ради Ким Докча, и что, надеюсь, в один прекрасный день он сможет убедить своего возлюбленного переехать к нему, подальше от всего этого отвратительного дурачества. Хотя, подумав хорошенько, Ким Докча вполне можно было назвать главным зачинщиком упомянутого дурачества. — Фу, о чем вы все так громко говорите в такую рань в мой выходной! — Хан Суен жаловалась, несмотря на то, что солнце уже достигло зенита, выходя из своей комнаты с растрепанным и все еще похмельным видом. «Хм, может быть, ты уже воспользовался моим даром?» — она искоса посмотрела на него, как только заметила его компрометирующий наряд. — Заткнись и помоги накрыть на стол, — сказал он, игнорируя ее комментарий, и направился прямиком на кухню, мысленно просматривая список возможных блюд, которые он мог бы приготовить из того немногого, что осталось в холодильнике. Скоро ему придется идти за продуктами. Понятно, что не все решили съехаться вместе, некоторые члены компании предпочли продолжить свое независимое проживание. На данный момент в их доме проживало в общей сложности восемь постоянных жителей; в их число входили Хан Суен, Джун Хивон, Ли Хенсон, Шин Ёсунг, Ли Гильюнг, Бию и, конечно же, Ким Докча и он сам. Тем временем Ли Джие жила в общежитии недалеко от своего университета, Ю Миа жила в комнате со школьной подругой, а Ю Санга приходила и уходила из своей квартиры по рабочим вопросам, но все они оставались на выходные и праздники. Естественно, что такому количеству людей, живущих вместе, требовалось одинаково значительное количество еды и продуктов. Ю Джинхъюк отважно взял на себя эту обязанность, уже привыкший готовить для Компании с более поздней стадии сценариев, хотя и не без посторонней помощи. Он и некоторые другие, возможно, и были безработными в данный момент, но они все еще были героями сценариев. Даже спустя двадцать лет у них были связи и они имели право на некоторые финансовые льготы (благодаря работе их нового объединенного правительства, в основном Ю Санга и Анны Крофт), а также гонорары за то, что их истории были опубликованы в нескольких СМИ (Хан Суен была очень непреклонна в этом вопросе обеспечения их соблюдения), не говоря уже о собственности в Промышленном комплексе на их имя, в одном из самых дорогих жилых и коммерческих районов Сеула в настоящее время. — Ты собираешься приготовить еще один шведский стол? Ты же знаешь, что там еще много остатков со вчерашнего вечера, да? — прокомментировала Хан Суен, увидев, как он начал доставать продукты. — Этого недостаточно, — сказал он, — и блюда, которые я приготовил вчера вечером, могут оказаться слишком тяжелыми на пустой желудок, будет лучше, если я приготовлю что-нибудь полегче, на всякий случай. — Что, ты боишься, что твоя спящая красавица упадет в обморок, если съест слишком много пельменей или еще чего-нибудь? Тц, ты слишком его балуешь. — Его привычки в еде и так ужасны, он не нуждается в твоем одобрении. — Ю Джинхъюк пристально посмотрел на нее. — Хуррр, посмотри на себя, — шутливо передразнила она. «Беру свои слова назад, ты самая заботливая домохозяйка из вас двоих». Ю Джинхъюк мудро проигнорировал ее глупости, предпочитая продолжить свои приготовления. Тем временем Джун Хивон решила добавить свои два цента. «Я все еще не могу смириться с тем, что вы двое наконец-то переспали», — сказала она. «Я имею в виду, это было так ожидаемо, что прошло весь путь и стало неожиданным». — Да, я думала, что вы будете продолжать танцевать вокруг друг друга до конца всех временных линий. — Ли Джие язвительно заметила: «О, точно! Уриэль-онни должна услышать об этом.» — сказала она, вытаскивая свой телефон, озорно хихикая над обещанием сплетен. Вскоре к ним присоединились новые голоса, поскольку все больше компаньонов были привлечены в столовую соблазнительным запахом еды, оживление распространилось на кухню, где Ю Джинхъюк спокойно продолжал помешивать овощи на сковороде, невозмутимый, несмотря на то, что был предметом их сплетен. — Аджосси все еще спит? — спросила Шин Ёсунг, заметив отсутствие своего любимого спонсора, на что Хан Суен ответила, что Ким Докча, вероятно, снова потерял подвижность в обеих ногах после того, как Ю Джинхъюк закончил с ним, поэтому не присоединится к ним, что, в свою очередь, вызвало возмущенный крик Ли Гильюнга. — Ты, грязный ублюдок, что ты сделал с моим хеном! — Он лишил его привилегий волшебника, вот что, — сказала Ли Джие с похотливой ухмылкой. — Что, черт возьми, это значит? — Разве ты не знаешь? Говорят, что как только ты достигнешь 30-летнего возраста и не... Ю Джинхъюк не обращал на них внимания, когда закончил сервировать ужин для всех (в итоге он разогрел остатки в качестве дополнительных гарниров, чтобы сэкономить время и ингредиенты) и сложил две полезные порции омуриса и немного куриного супа на отдельный поднос, чтобы изящно отнести в комнату Ким Докча, игнорируя крики женщин по поводу того, что это "поступок мужской жены". Переложив поднос в левую руку, Ю Джинхъюк тихонько постучал в дверь и дал Ким Докча три секунды свободных действий, прежде чем войти (не то чтобы было что-то, чего он не видел). Зрелище, которое встретило его, заставило Ю Джинхъюка застыть в дверях, не сводя глаз с фигуры, сидящей на кровати, завернутой в несколько слоев одеял и скрывающей его все еще обнаженное тело от посторонних глаз. Ким Докча никак не отреагировал на его появление, отвлекшись на пейзаж за окном, устремив взгляд в какую-то точку вдалеке. Ю Джинхъюк почувствовал, как его грудь сжалась от беспокойства, почувствовав внезапное желание крепко обнять мужчину, удержать его в своих объятиях и не дать ему ускользнуть сквозь пальцы, как вода. Поставив поднос на прикроватный столик, Ю Джинхъюк приступил именно к этому. — Ха, что...? — Ким Докча удивленно воскликнул, когда руки внезапно обвились вокруг его талии. «Что ты делаешь, ты собираешься сломать мне кости!» — запротестовал он. «Разве тебе не надоело издеваться надо мной прошлой ночью, скотина?» — Нет, — честно ответил Ю Джинхъюк, — я принес еду. — Тебе физически больно придумать что-то больше, чем односложные ответы, ублюдок? — он жаловался, хотя больше не пытался вырваться из хватки своего товарища. Ю Джинхъюк посчитал это победой. «И действительно, завтрак в постель, ты можешь быть еще более банальным?» — Это обед, — поправил Ю Джинхъюк, — и ты любишь клише. — Это Хан Суен, а не я, — торжественно сказал Ким Докча, демонстративно отказываясь встречаться с ним взглядом. Ю Джинхъюк что-то неопределенно промычал, аккуратно зачерпывая ложкой немного омуриса и поднося ее к губам спутника. «Вот, ешь». — Я могу есть сам! — Запротестовал Ким Докча, смущенный румянец окрасил его бледную кожу в соблазнительный розовый оттенок. Ю Джинхъюк проследил его путь до самой груди, где кокон из простыней скрывал его обзор. «Не обращайся со мной как с инвалидом...» — Это потому, что тебе нельзя доверить заботу о себе. — Чтобы ты знал, у меня все было просто отлично в течение 28 лет, прежде чем мы узнали друг друга. — ... — Ладно, ладно! Может быть, не так "отлично", но я справился. — ... — Заткнись! — Воскликнул Ким Докча в ответ на затянувшееся молчание, сердито забирая поднос из рук Ю Джинхъюка. «И дай мне это!» — Я ничего не говорил. — И не нужно было, твои нахмуренные брови сказали сами за себя. — Проворчал он, поглощая слишком большую ложку омуриса. «И, кроме того, у тебя, солнечной рыбы-самоубийцы, нет никаких оснований судить, я надрывал свою задницу, чтобы уберечь тебя от смерти, понимаешь?» — он пожаловался. Очистив ложку языком, он сердито указал ею на Ю Джинхъюка: «Что бы ты вообще делал без меня?» На самом деле, Ю Джинхъюк точно знал, что бы он делал без Ким Докча. То, что он уже сделал и сделает снова в мгновение ока, столько раз, сколько потребуется. Хотя Ким Докча, вероятно, не оценил бы ответ, который у него был. Как он и думал, Ким Докча, казалось, пожалел о своих словах, как только произнес их, неуместное чувство вины омрачило его лицо. «Не отвечай». — Я и не собирался. — Хорошо, — сказал Ким Докча, фактически положив конец этой теме. Ю Джинхъюк разрешил это, не желая пока вдаваться в подробности. «Но зачем ты принес еду, я ведь могу ходить». — Ты бы предпочел есть, когда все дразнят и сплетничают тебе в лицо? Ким Докча подавился кусочком еды. Ю Джинхъюк осторожно погладил его по спине во время приступа кашля, все время говоря ему есть медленнее. «Ты... ты рассказал им о…!» — Не я, Хан Суен. — Эта ведьма... Ю Джинхъюк ничего не сказал, чтобы обуздать гнев Ким Докча по отношению к автору, считая его вполне заслуженным. Вместо этого он продолжил спокойно есть свой обед, и вскоре между ними воцарилась уютная тишина, когда они оба сосредоточились на том, чтобы доесть. Через некоторое время Ю Джинхъюк не смог подавить тревогу в своем сердце и, наконец, спросил, что беспокоило его с тех пор, как он ранее увидел отстраненное выражение лица созвездия. «О чем ты думал?» — Ха? — Спросил Ким Докча, поднимая глаза, как будто вспоминая последнее, о чем он думал: «Что в следующий раз, когда я увижу Хан Суен, я...» — Не это, — поправил Ю Джинхъюк, — я имел в виду раньше, когда я вошел. Ты выглядел погруженным в свои мысли. — Ах, это? Мне просто было интересно, что мне делать дальше. Ю Джинхъюк был удивлен этим ответом, в нем начало зарождаться любопытство. «И что?» — Я подумывал принять предложение Суен стать ее редактором, — сказал Ким Докча. «Я не собираюсь брать у нее деньги, но я вроде как хочу что-то сделать для нее, хотя бы немного». Ю Джинхъюк нахмурился при втором проявлении неуместной вины своего любовника. «Тебе нечем ей отплатить, она сделала то, что сделала, потому что так хотела. Мы все так сделали». — Я знаю… — Сказал Ким Докча, узнав это после того, как много раз разговаривал об этом почти со всеми членами компании, хотя ему все еще было трудно принять это. «Но я все равно хочу это сделать». Ю Джинхъюк хмыкнул, размышляя. «Тебе идет чтение как работа», — сказал он, не желая называть это "Чтением для заработка", на его вкус, это было слишком прямолинейно. Это другое дело, сказал он себе, Ким Докча был здесь, с ними, ему больше не нужно выживать за счет историй. — Хех, это иронично, когда ты так говоришь. — Ким Докча криво улыбнулся. «А как насчет тебя, что ты теперь будешь делать?» Это напомнило ему, не был ли это тот самый вопрос, который Ю Джинхъюк унес с собой в бескрайнюю бесконечность космоса и во время своего путешествия по бесчисленным мировым линиям? Он давно нашел ответ, хотя неудивительно, что это не имело никакого отношения к профессии. — Я не знаю, — честно признался Ю Джинхъюк. «Я думаю, это не имеет значения». — Что значит "это не имеет значения"? — Ким Докча повторил, широко раскрыв глаза от недоверия: «Ты планируешь жить за счет государственных чеков до конца своей жизни?» Ю Джинхъюк пожал плечами. — Хах, поговорим о социальной пиявке. — Ким Докча сказал, поддразнивая: «У тебя что, совсем нет стыда?» — Я внес достаточно вклада в общество, чтобы хватило на несколько жизней, мне все равно. — Разве недавно ты не был классифицирован как террорист? — Одно не отнимает другого. — Хорошо, я думаю, ты прав, — признал Ким Докча, не будучи ярым защитником преимуществ труда. «Но разве тебе не будет скучно? Ты мог бы сделать буквально все, что угодно, вернуть свою игровую карьеру, стать учителем, отправиться на охоту на монстров», — сказал он, делая паузу, чтобы доесть остатки куриного супа, на что издал одобрительный звук. «Открыть ресторан...» — У меня достаточно еды для всех в этом доме, — сказал Ю Джинхъюк, немедленно наложив вето на эту идею. «Это практически работа на полный рабочий день». — Подожди, ты хочешь сказать, что будешь домохозяином?! — Ким Докча недоверчиво затормозил. Ю Джинхъюк любезно не поправил его насчет "мужа", хотя он не был замужем. Пока. «Вау, такого поворота я никогда не ожидал...» — Это потому, что твое воображение ограничено жанрами экшен и фэнтези, — мудро предположил Ю Джинхъюк. — Прекрати критиковать мой вкус, ты начинаешь говорить как Хан Суен. — У тебя ужасный вкус. — Прекрати! — Взволнованно запротестовал Ким Докча. «Кроме того, ты мне нравишься, ведь так? Ты фактически унижаешь себя». Ю Джинхъюк резко остановился, уставившись на собеседника все более расширяющимися зрачками. Ким Докча, казалось, осознал свою ошибку при виде выражения лица Ю Джинхъюка, быстро попытавшись отступить: «Подожди! Что я имел в виду, так это...!» Ю Джинхъюку было все равно, он убрал поднос с остатками еды и толкнул Ким Докча обратно на кровать. «Слишком поздно для этого», — сказал он, вцепившись в шею мужчины, осыпая поцелуями всю разгоряченную кожу, руки потянулись прямо к маленьким розовым бугоркам, выглядывающим из-под тонкого покрова простыней. «Возьми на себя ответственность за свои слова, Ким Докча». — Мнн, п-прошу прощения?! — Ким Докча пожаловался сквозь плохо замаскированный стон: «Это ты должен взять на себя ответственность за то, что прошлой ночью чуть не вдавил меня в матрас!» — Я хорошо тебя вымыл, — сказал Ю Джинхъюк, вспоминая о своем внимании к возлюбленному после их прошлой ночи. «И принес тебе обед». — Это как минимум, — невозмутимо ответил Ким Докча. Ю Джинхъюк убрал себя с места на шее мужчины, серьезно наблюдая за любым отвращением к его прикосновению. «Ты хочешь, чтобы я остановился?» — Н-нет, просто, — отрицал Ким Докча, после чего отвернулся и понизил голос, прежде чем заявить: «Я хочу сделать это в своем собственном темпе». — О? — Заткнись и сядь вон там, — приказал Ким Докча, отталкивая его, — и тебе не разрешается прикасаться ко мне, пока я не скажу! Ю Джинхъюк приподнял бровь, услышав приказ, но мудро не отказал ему, сев и прислонившись к раме кровати, опираясь спиной на подушку, где указал Ким Докча. Он мог догадаться, что имел в виду его компаньон, тепло скручивалось в его животе от предвкушения. Ким Докча выпрямился, одеяла соскользнули вниз, образовав лужу вокруг его бедер, наконец-то обнажив широкую грудь и узкую талию голодному взгляду Ю Джинхъюка. Другой, казалось, не обратил внимания на хищный взгляд Ю Джинхъюка, блуждающий по его фигуре, казалось бы, погруженный в свои мысли, с лицом, глубоко задумавшимся, как он часто делал, когда пытался придумать способ обойти сценарий. Ю Джинхъюк фыркнул, забавляясь намеком на то, что его компаньон пытался заняться с ним сексом, как вопросом жизни и смерти. Это определенно было то, что сделал бы Ким Докча. Очевидно, достигнув какого-то просветления, Ким Докча двинулся, подползая к нему, как немного неуклюжий, но очень решительный кот, с небольшим хищным блеском в глазах. Ю Джинхъюку пришлось физически сдерживать себя, крепко вцепившись руками в матрас, чтобы не дать своим рукам потянуться к возлюбленному. — Как ты думаешь, сделаю ли я это, когда ты выглядишь так, будто в трех секундах от того, чтобы снести мне голову с плеч? — Сказал Ким Докча, когда наконец добрался до него, вопросительно приподняв бровь. Ю Джинхъюк хотел сказать, что единственное, что он хотел сорвать, это нижнее белье Ким Докча зубами, но он сдержался. «Прекрати нести чушь и поторопись». — Ладно, ладно, боже. — Сказал Ким Докча, возвращая свой темный взгляд к промежности Ю Джинхъюка, где его штаны становились все более тесными вокруг его напряженной эрекции. «Ты всегда был таким нетерпеливым?» Раньше он не был таким, но, как обычно, что-то в Ким Докча заставило его вспылить и взбудоражило все его нервы, как психотропный наркотик, заставив Джинхъюка усомниться во всем, что, как он думал, знал о себе. Слегка неуклюжими руками Ким Докча расстегнул молнию, а затем и нижнее белье Ю Джинхъюка, освободив член от болезненного стеснения и заставив его издать тихий вздох облегчения. Ким Докча уставился на налившийся член широко раскрытыми глазами, головка распухла и уже вытекал предэякулят. Его глаза, казалось, говорили о том, что он пересматривает решения всей своей жизни, которые привели к этому моменту. Ю Джинхъюк рассмеялся над такой преувеличенной реакцией. «Уже жалеешь об этом?» — Это просто ненаучно, — сказал Ким Докча, голосом, опровергающим его недоверие. «Способы выживания определенно не был эротическим романом, так почему?..» Брови Ю Джинхъюка в замешательстве сдвинулись. Что за чушь сейчас несет этот дурак? Прежде чем он успел открыть рот, Ким Докча вдруг стал одержим внезапным приступом мотивации, взяв обхват Ю Джинхъюка обеими руками и лизнув единственную влажную полоску вдоль эрегированного ствола. Ю Джинхъюк зашипел от импровизированной стимуляции, не в силах остановить свою руку, блуждающую по голове Ким Докча, ища опору, потянув его за тонкие темные пряди, прежде чем вспомнить приказ любовника не прикасаться к нему. Ким Докча, похоже, тоже не был склонен применять его, возможно, забыв о своем прежнем решении, поскольку он осмелел от реакции Ю Джинхъюка, и после нескольких экспериментальных лизаний котенка, что заставили Ю Джинхъюка стиснуть зубы, удерживая последние нити своего здравомыслия, быстро взял его в рот. Как и ожидалось, он не смог взять всю длину в рот и подавился, как она коснулась задней части его горла, слегка отшатнувшись. Но что и было в Ким Докча, так это упрямство, поэтому он отказывался сдаваться, беря столько, сколько мог, и компенсируя то, что не мог руками, покачивая головой и облизывая набухшую головку члена. Его действия были неуклюжи, изо рта капала слюна, создавая неряшливый беспорядок, но в данный момент он не мог собраться с силами, чтобы заботиться об этом. Он был в таком состоянии, что мог кончить только от вида губ Ким Докчи, обхвативших его, и то, как он пускал слюни по всему его члену, было противоположностью проблемы. Ю Джинхъюк фантазировал об этой сцене столько раз, что мог практически воспроизвести ее за закрытыми веками. Имея очень настоящего Ким Докча, того самого, которого он так долго думал, что никогда больше не сможет удержать, на самом деле хорошо разыгрывая его. Это не сильно повлияло на ничтожную сдержанность Ю Джинхъюка. — Докча… — прошипел он имя своего спутника, совершенно очарованный открывшимся перед ним зрелищем. Ким Докча был полностью предан своей задаче доставить ему удовольствие, до такой степени, что, казалось, совсем забыл о своем смущении и отдался своему обязательству заставить Ю Джинхъюка извиваться. Его спина была выгнута в красивом поклоне, низ приподнят в воздух, где покрывало из одеял теперь полностью соскользнуло. Услышав свое имя, Ким Докча поднял глаза из-под ресниц, по-видимому, приходя в себя после транса, вызванного членом. Что бы он ни увидел в выражении лица Ю Джинхъюка, должно быть, это сильно взволновало его, потому что все его лицо залилось темно-красным цветом, напоминая помидоры, которые он так презирал. Он сделал движение, чтобы убрать рот с его члена, но Ю Джинхъюк крепко удержал его на месте, вцепившись мертвой хваткой в его волосы. «Не двигайся, я близко». Ким Докча не сопротивлялся, Ю Джинхъюк отпустил бы его без раздумий, если бы он это сделал, но вместо этого стал податливым под его руками, как будто отдаваясь своей судьбе, челюсть отвисла, а горло расслабилось до предела вокруг его пульсирующего обхвата. Восприняв это как разрешение, на которое он надеялся, Ю Джинхъюк, наконец, ослабил хватку, быстро засовывая свой член глубоко в горло Ким Докчи, пока нос его любовника не оказался вплотную к его передней части. Ким Докча застонал, звук эхом отозвался в его горле и заставил Ю Джинхъюка задохнуться вместе с вибрацией, усиливая хватку за волосы. Ким Докча вызывающе напевал вокруг члена, демонстрируя беззаботность, дерзкого маленького распутника. Сердце Ю Джинхъюка наполнилось всепоглощающей нежностью, замаскированной под раздражение, смешиваясь с дымкой похоти, сидящей внизу живота, и создавая коктейль из горячих эмоций, которые систематически истощали его терпение. Сжимая тонкие темные локоны Ким Докча обеими руками, он медленно выскользнул изо рта, прежде чем с силой войти обратно, задушив его своим членом. Ю Джинхъюк позволил себе маленькую победу, увидев, как глаза Ким Докчи распахнулись, а непрошеные слезы потекли по румяным щекам от внезапного вторжения. — Кхе, кхе, т-ты, ублюдок! — Пожаловался Ким Докча между приступами кашля, отталкиваясь от его члена. «Ты хоть понимаешь насколько большой? Я думал, что умру!» Ю Джинхъюк фыркнул от драматического выступления спутника, вытирая слюни вокруг рта извиняющимся жестом: «Ты не должен слишком напрягаться». — Ты что, сукин сын, думаешь, я не смогу справиться с твоим членом? — Ким Докча раздраженно шлепнул его по руке: «Подожди, я еще не закончил!» В то же время он сказал, что побоялся снова наброситься на него. Ю Джинхъюк заблокировал его спуск, потянув его вместо этого сесть к нему на колени. Не то чтобы он был против продолжения с того места, где они остановились, но у него будет достаточно времени для этого при другой возможности. Прямо сейчас он был слишком подавлен, чтобы продолжать тянуть время. «Я знаю, что ты можешь, — заверил он, нежно целуя подбородок возлюбленного, — но я хочу, чтобы ты сначала был здесь.» — сказал он, собственнически кладя руки на нижнюю часть бедер Ким Докчи, медленно спускаясь вниз, сжимая мягкую плоть под нижним бельем. Ким Докча сильно покраснел, но внешне не отказался и не отклонился от его прикосновения. Ю Джинхъюк склонил голову набок, лучше оценивая выражение лица возлюбленного, внимательно наблюдая за любыми признаками отвращения. Дыхание Кима участилось, когда он посмотрел на него сверху вниз, горло подпрыгнуло от слышимого глотка, и он почувствовал, как его все еще скрытая эрекция затвердела там, где она была прижата к его пупку. Ю Джинхъюк не знал, как его внешность повлияет на спутника, но он был не прочь воспользоваться этим. Прищурив глаза, он посмотрел на Ким Докча из-под темных ресниц, уверенный, что хочет этого так же сильно, как и Ю Джинхъюк, но стараясь не давить на него. — А-а-а-а, прекрати это! — Сказал Ким Докча, закрывая глаза Ю Джинхъюка обеими руками: «Я собирался сделать это в любом случае, не нужно выставлять умоляющие глаза!» — Я не умолял, — отрицал Ю Джинхъюк, отбрасывая руки Ким Докчи. По крайней мере, не намеренно, изначально нацелившись больше на "соблазнение", с горечью подумал он. «Но, как я уже сказал, тебе не нужно давить на себя». — Ты говоришь не очень убедительно, когда я буквально чувствую, как твой член вот-вот взорвется. — Невозмутимый Ким Докча терся о вышеупомянутую эрекцию, которая в данный момент прижималась к его ягодицам. Ю Джинхъюк прошипел. — Я могу позаботиться об этом сам, — сказал он сквозь стиснутые зубы. Он даже не лгал, это было бы не в первый раз. — Я знаю, что ты можешь, — сказал он, бросая его предыдущие слова обратно с дерзкой ухмылкой. «Но я тоже могу, я же сказал, что хочу». Прежде чем Ю Джинхъюк смог решить, стоит ли с ним драться, Ким Докча поймал его губы в поцелуй, фактически завершив разговор. Ю Джинхъюк на мгновение удивился, но быстро растворился в нем, жадно впитывая всю ласку, которую он мог получить от своего возлюбленного. Ему часто было трудно затронуть тему близости с Ким Докча, поскольку изначально он не был чрезмерно любящим человеком, а в дополнение к его преданности получатель был таким отстраненным, граничащим с пугливым человеком. Много раз он колебался, должен ли он подтолкнуть Ким Докча к долгожданному решению, на которое он надеялся, показать свою любовь и желание звездным глазам и надеяться, что его проступки будут встречены прощением; но чаще всего он уклонялся от проявления инициативы, боясь, что все, что он сделает, может расстроить его. Хрупкое, с трудом обретенное равновесие и отпугивает его любимую звезду, что даже малейшее прикосновение его слишком грубых и закаленных в боях рук повредит тому, за что он боролся изо всех сил, и это навсегда будет потеряно для него, раз и навсегда. Таким образом, получение слова восторженного согласия Ким Докчи сняло тяжесть с плеч Ю Джинхъюка, о которой он и не подозревал. Спустя непреодолимое количество времени (по его мнению, все еще слишком мало) Ким Докча отстранился от поцелуя. Ю Джинхъюк попытался погнаться за его губами, что вызвало у спутника легкий смешок, яркий и радостный звук, который Ю Джинхъюку захотелось проглотить самому. Нетерпеливый Ю Джинхъюк потянулся за бутылочкой смазки на тумбочке, но Ким Докча опередил его, стащив маленькую полупустую бутылочку с характерным порывом ветра и выдавив большую порцию на его пальцы, прежде чем Ю Джинхъюк успел среагировать. — Я сказал, что хочу этого, — сказал он, грея смазку между пальцами в зеркальном отражении действий Ю Джинхъюка прошлой ночью. В его голосе звучала команда, темные и манящие глаза были сосредоточены на мужчине под ним, в них таилось завораживающее обещание. «Так позволь мне». Пульс Ю Джинхъюка участился под тяжестью пристального взгляда. Хотя он пропустил бы ощущения от того, как Ким Докча извивался под его пальцами, мысль о том, чтобы самому наблюдать за другим удовольствием, лаская и растягивая свою дырочку для Ю Джинхъюка, разожгла огонь в его животе, что мешал сосредоточиться на чем-либо другом. Конечно же, посчитав свои пальцы достаточно скользкими, Ким Докча медленно (и чувственно) выскользнул из нижнего белья, проведя рукой вниз к своей заднице, вне поля зрения Ю Джинхъюка. Ю Джинхъюк боролся с желанием напрячь зрение, чтобы увидеть, где пальцы Ким Докчи исчезли внутри его тела, вместо этого сосредоточившись на меняющемся выражении лица спутника. Он мог видеть опасение от постороннего вторжения, которое медленно переросло в боль, за которой последовало удовольствие, и Ю Джинхъюк задался вопросом, мастурбировал ли Ким Докча когда-нибудь так раньше. Из того, что он мог сказать, его компаньон в течение своей жизни подвергался сильному сексуальному подавлению, поэтому маловероятно, что он раньше экспериментировал со своим собственным удовольствием. Ну, кто бы мог сказать, что сейчас уже слишком поздно начинать. По легким изменениям в выражении лица Ким Докчи, по тому, как он зажмурил глаза и прикусил губы, пока они не покраснели и не распухли, чтобы не издать ни звука, Ю Джинхъюк мог догадаться, как глубоко он вошел и сколько пальцев опустил. Прямо сейчас он изо всех сил пытался засунуть третий. Ю Джинхъюк терпеливо наблюдал, почти забыв о своей собственной запущенной и пульсирующей эрекции, когда он жадными глазами смотрел на открывшееся перед ним зрелище. Ким Докча был неземным, он был божественным, он был земным и звездным, он был чувственным и завораживающим, и он был ущербным и человечным. Он был всем, что Ю Джинхъюк хотел видеть до конца своей жизни. Как только Ким Докча добрался до четвертого пальца, он с дрожащим вздохом удалил придатки, после чего раздался влажный хлюпающий звук, который заставил Ким Докча покраснеть, а Ю Джинхъюка ухмыльнуться. — Ни слова. Мне не нужно было бы так много делать, если бы это не было из-за твоего тупого большого члена. — Сказал он, сузив глаза. — Я не собирался ничего говорить. — И не надо. — Решительно заявил Ким Докча, как раз в тот момент, когда взял член Ю Джинхъюка в свою руку, с опаской ощупывая его по всей длине, прежде чем выровнять со своим входом, и, наконец, начал медленно опускаться . Ю Джинхъюк зашипел, крепко вцепившись в простыни под руками, чтобы не дать себе упереться в талию спутника и не насадить его на себя, пока он полностью не насадился на его член. Темп Ким Докча был мучительным, но это было ожидаемо, когда его стенки были настолько широкими, чтобы вместить его обхват. При виде сосредоточенного и страдальческого выражения лица возлюбленного Ю Джинхъюк решил продолжать терпеть, откинувшись назад, давая другому больше места, чтобы забраться к нему на колени. Как только Ким Докча полностью уселся, они оба испустили двойной вздох облегчения. Ю Джинхъюк открыто восхищался гибкой и раскрасневшейся фигурой, оседлавшей его бедра, блестящими капельками пота, покрывающими его лоб и грудь, и заметной выпуклостью, выступающей в животе, где член Ю Джинхъюка проник внутрь его. Не в силах больше сдерживаться, руки Ю Джинхъюка нашли талию любовника в то же время, когда он опустился на его грудь и с предельной точностью поймал зубами все еще набухший сосок, несколько раз любовно лизнув его, прежде чем засосать в рот. Ким Докча простонал целую череду проклятий, крепко сжимая волосы Ю Джинхъюка в отместку. Главный герой не обратил на него внимания, кроме небольшого движения бедрами, что вызвало вздох и еще одно проклятие у его партнера. Крепче вцепившись в волосы Ю Джинхъюка, Ким Докча оттащил его от истерзанной груди. «О-остановись, я собираюсь двигаться». Ю Джинхъюк наблюдал за ним из-под полуприкрытых век и кивнул в знак согласия. Ким Докча сказал, что хочет сделать это в своем темпе, поэтому, несмотря на свое беспокойство, он не собирался вмешиваться. С этими словами Ким Докча медленно приподнял бедра, пока почти полностью не выскользнул член Ю Джинхъюка, прежде чем опуститься обратно, слишком быстро. Они оба удивленно ахнули, хватка Ю Джинхъюка превратилась в синяк на талии его возлюбленного. — Нг, ха… это немного сложнее, чем я думал… — Проворчал Ким Докча, восстанавливая дыхание. Ю Джинхъюк хотел спросить, все ли с ним в порядке, но прежде чем он успел произнести еще хоть слово, Ким Докча снова приподнял бедра. Вторая попытка прошла лучше, чем первая, так же как и третья, и довольно скоро Ким Докча установил постоянный темп, всерьез подпрыгивая на члене Ю Джинхъюка. — Ммм, ах, Джинхъюк-а! — Ким Докча застонал после того, как Ю Джинхъюк начал толкаться в него, встречая его на полпути. Очарованный, Ю Джинхъюк снова опустился на грудь возлюбленного, покусывая и посасывая розовые бугорки, когда он с силой обхватил талию Ким Докчи обеими руками, помогая их совокуплению в почти беспорядочном темпе. Ким Докча закричал, руки, которые бесполезно хватались за волосы Ю Джинхъюка, полетели к его заброшенному члену, что в настоящее время дико подпрыгивал в пространстве между их животами. Ю Джинхъюк не остановил его, жадный до зрелища, как спутник ублажает себя, используя его для освобождения. Громкие шлепающие звуки эхом разносились по комнате, отражаясь от непристойного шума их пылких занятий любовью. Вскоре, Ким Докча застонал в последний раз, тело выгнулось и замерло на коленях Ю Джинхъюка, сперма беспорядочно вытекала из его все еще прыгающей эрекции, Ю Джинхъюк отказывался замедлять свои толчки. Вскоре он последовал за ним, имя Ким Докчи было у него на губах, когда его бедра остановились, и он изливался в тело созвездия, не останавливаясь, пока его внутренности не наполнились семенем Ю Джинхъюка. Потный и измученный, Ким Докча прижался к груди Ю Джинхъюка: «Хах, я чувствую себя так отвратительно, мне нужен душ». Ю Джинхъюк улыбнулся и нежно поцеловал возлюбленного в висок. «После». Сбитый с толку, Ким Докча поднял на него глаза: «После чего?..» — После того, как мы закончим. Ким Докча вытаращил на него глаза: «Разве ты только что не кончил?» — сказал он и резко остановился, глаза расширились, когда он осознал, что член внутри него все ещё твердый. «Подожди, уже?!» Ю Джинхъюк без особых усилий поменял их позиции. Теперь, нависнув над Ким Докча, обе ноги были подняты на его предплечья, он медленно вытащил свой член, наблюдая, как сперма хлещет из зияющей дырочки Ким Докчи, прежде чем быстро засунуть ее обратно. Ким Докча сдавленно застонал, его лицо исказилось от удовольствия: «По-подожди минутку, чертов ублюдок, я все еще не могу отдышаться!» — Как я уже сказал, тебе нужно поработать над своей выносливостью, Ким Докча, — любезно предложил Ю Джинхъюк, сделав еще один толчок прямо в простату Ким Докча, вызвав еще один бесстыдный стон у своего спутника. На мгновение Ю Джинхъюк задумался, выдержит ли звукоизоляция в их комнате такую громкость, но в конце концов отбросил эту мысль как неважную. Независимо от того, слышали все остальные или нет, что касается Ю Джинхъюка, крики экстаза Ким Докчи предназначались ему и только ему. *** Ю Джинхъюк вышел из душа, чувствуя себя свежим и обновленным, хотя раньше он почти не чувствовал усталости. Зрелище, которое встретило его, было спящим Ким Докча, полностью заправленного в кровать, с одеялом, натянутым до самого носа. Ю Джинхъюк весело фыркнул, к счастью, он пригласил другого пойти раньше него, иначе было бы трудно разбудить спутника, чтобы он сейчас воспользовался душем. Наблюдая за мирно дремлющей фигурой Ким Докчи, он думал о том, что это был человек, который так долго держал судьбу Ю Джинхъюка в своих руках, сам того не подозревая, а теперь завладел его сердцем. Внезапно что-то вспомнив, Ю Джинхъюк мысленно прокрутил свои системные уведомления, которых теперь стало немного, и они были далеко друг от друга. Когда он нашел то, что искал, он открыл цифровой дисплей и еще раз прочитал безобидный на вид текст. [Вы достигли своего ⬜⬜] [Воплощение Ю Джинхъюк ⬜⬜ – "Пролог"] Вспомнив свою собственную реакцию, когда он впервые получил это сообщение, Ю Джинхъюк улыбнулся. Он был в больнице, спорил с непослушным Ким Докча о своих пропущенных сеансах терапии, и ситуация накалилась до такой степени, что ему пришлось физически уйти, чтобы не придушить идиота. Итак, он пошел прогуляться, отдышаться и обрести свой внутренний голос, и как только он почувствовал, что готов решить проблему как спокойный, зрелый взрослый человек, он направился обратно в комнату Ким Докчи, и как раз в тот момент, когда он собирался открыть дверь, это произошло. Ю Джинхъюк был сбит с толку, огорчен. Лавина противоречивых эмоций обрушилась на него одновременно, превратив его всего лишь в камешек под приливами собственного беспокойного разума. Но среди всех других эмоций была одна, которая выделялась среди всех них. Это было ошеломляющее, глубоко укоренившееся облегчение. Он бы расхохотался. Он ничего не мог с собой поделать, это была ирония судьбы. Его ⬜⬜ был не "Эпилог", а "Пролог". Так долго, так долго он боролся и отчаивался дойти до конца, думая, что все, что он там найдет, станет завершением его истории, последней остановкой, его мирным и последним пристанищем, даже его собственной гибелью. Но вместо этого то, что он обнаружил, было– Новый старт. Начало. Запустив пальцы в растрепанную челку Ким Докча и заправив непослушную прядь за ухо, Ю Джинхъюк вздохнул, нежность поднялась в его груди. Теперь он мог видеть это, где все началось, теперь все начнется заново. Его история. На этот раз без конца, уже написанного для него.