Позволь сойти с ума

      Девятилетний мальчик шёл по улице, возвращаясь со школы домой. Его мама сегодня не сумела забрать его, но ребенок вовсе не расстроился. Гулять он очень любил, а мама была занятая женщина, поэтому обижаться на неё было бы глупо с его стороны. Чаще всего, если этому мальчишке приходилось преодолевать путь домой в одиночестве, мама всегда вечером давала ему чего-то вкусного, как бы извиняясь. Поэтому он просто шел, в томном ожидании гадая, что сегодня он получит в подарок от мамы.       Вдруг на белоснежную макушку юноши упала капелька воды, и тот остановился, приподнимая голову. Кажется, снова намечался дождь. Повезло, что он взял с собой зонтик. Сегодня он посмотрел прогноз погоды, поэтому был готов к такому повороту событий.       Как только зонт раскрылся, парниша продолжил свой путь, напевая песенку, пока его ноги, бывало, по неосторожности хлюпали в лужицу. Дождь же не желал прекращаться, с каждой секундой начиная лить все сильнее и сильнее. Мальчик вовсе не боялся дождя, скорее, он даже нравился ему, но где-то в груди зародилось неприятное чувство. Он надеялся, что мама не будет волноваться за него.       Думая об этих всех вещах, маленькая светловолосая макушка вдруг остановилась. Зрачки расширились, а рот приоткрылся в удивлении.       Сейчас он находился возле детской площадки. Тут давно никто не игрался, ведь горка была поломанная, в песочнице давно не было и намёка на песок, карусель была и в вовсе плохом состоянии. Только лишь одна качель стояла нетронутой. И к слову, сейчас эта качель была занята.       Изредка доставая ногами к земле, школьник, кажется, одногодка блондина, раскачивался, не обращая внимания на дождь. Зонтика у него не было, но и прятаться он не пытался. Вся его одежда была мокрая. Свою темноволосую голову он опустил, не замечая, что за ним внимательно следят чужие красные глаза, обдумывая, что стоит сделать сейчас. Мальчик, качающийся на качели, казался ему очень одиноким. Школа закончилась, а на улице дождь, так почему он не идёт к себе домой? Почему он сидит тут на площадке?       Мама с самого детства учила его быть добрым и помогать людям, поэтому, проследив ещё чуть-чуть за парнем и убедившись, что он не собирается возвращаться домой, он направился к нему, далее остановившись на безопасном расстоянии от качающегося парня. Не очень хочется, чтобы качель его задела.       — Почему ты здесь сидишь? — поинтересовался блондин, убирая одной рукой красную прядь, которая так не вовремя начала лезть ему в лицо.       — Не твое дело, — коротко ответил брюнет, все также не поднимая голову. На самом деле, ему очень хотелось рассмотреть того, кто подошёл к нему, но он решил все же воздержаться от этой идеи.       — Грубо, — констатировал блондин, неудобно переступая с ноги на ногу, не зная что сделать. Кажется, ему всё же стоит уйти?       — Меня зовут Каэдэхара Казуха, а тебя? —светловолосый попытался сделать ещё одну попытку, но в ответ его только проигнорировали.       Мама учила его не навязываться к людям, поэтому мысленно он решил, что все-таки лучше оставить парня в покое. Может, он не хочет с ним дружить.       — Эм, тогда… Прости, что помешал. На улице холодно, возвращайся лучше домой. Ладно? Ты можешь заболеть.       И снова в ответ он услышал ничего, слушая лишь стуки капель об зонт. Вздохнув, он повернулся, чтобы уйти, как вдруг сзади послышался чужой голос:       — Скарамучча.       Каэдэхара улыбнулся, поворачиваясь обратно к своему новому другу.       — И я не хочу домой, — добавил новоявленный друг, все также не поднимая голову.       — А если у тебя поднимется потом температура? Тебе нельзя болеть.       — Почему мне нельзя болеть?       — Ну… Мама говорит, что болеть нельзя. Всем нельзя.       Скарамучча на это только фыркнул, ногами останавливая качель. А голову все также не поднимал.       — А… А почему ты не хочешь смотреть на меня? — спросил Казуха.       — Просто не хочу.       — У тебя что-то с лицом? — предположил блондин, замечая, что его друг вздрогнул, услышав это.       Тонкие брови Каэдэхары нахмурились.       — Посмотри на меня, пожалуйста. У тебя что-то случилось?       — Да нормально все со мной, отстань…       — Покажи тогда, — попросил светловолосый.       Несколько секунд Скарамучча сидел с все также опущенной головой. Казалось, он не особо хотел показывать своё лицо. Но все же, спустя некоторое время, он решился, после чего неуверенно поднял голову, сразу же начиная рассматривать лицо мальчика, что захотел подойти к нему.       Красивый. Очень.       Сам же Казуха также жадно разглядывал лицо брюнета. Все его лицо было в синяках. Причем не маленькие, а большие синяки. На скуле, под глазом, на лбу — кажется, кто-то избил его.       — Кто… кто сделал с тобой такое? — спросил Каэдэхара. Казалось, сказал он это шепотом, но тем не менее, даже через шум дождя, вопрос был слышен каждому.       Скарамучча только пожал плечами, носком обуви копаясь в мокрой земле.       — Родители.       Огненные глаза блондина расширились от удивления.       — Родители?.. Тебя бьют родители?       — Да, — легко ответил темноволосый. На своих родителей ему было все равно, сейчас его больше интересовал Казуха.       Он был хорошим.       — Почему? — не понял блондин, — Почему они тебя бьют?       — Я откуда знаю? — фыркнул Скарамучча, закатывая свои голубые глаза, — Настроения не было, наверное.       Каэдэхара молчал. Кажется, он был очень удивлен, что чьи-то родители бьют своих детей. Да ещё и за то, что у них не было настроения?       — У тебя плохие родители, — поджал губу светловолосый, — Прости.       Вопреки ожиданиям, брюнет, почему-то, улыбнулся.       — Я знаю. Я их ненавижу.       Тишина. Оба парня молчали, думая каждый о своем, как вдруг в кармане штанов Казухи зазвонил телефон. Тот завозился, поднося предмет к уху, тут же начиная:       — Мама? Прости, я немножко задержался. Скоро буду дома. Я недалеко.       Губы голубоглазого сжались в тонкую линию. Конечно, Казуха должен идти домой. Ему незачем сидеть тут.       Когда разговор блондина и его мамы прекратился, он грустно посмотрел на нового друга. Тот вновь опустил голову.       — Мне… Кажется, мне надо идти домой.       — Ладно. Иди.       Почему-то Каэдэхара почувствовал себя виноватым.       — Если хочешь… Мы можем завтра встретиться? Но после школы, — предложил светловолосый, дабы загладить свою вину.       — Встретиться? — завороженно повторил Скарамучча, будто смакуя слово на вкус. — Ну… Я не против, кажется…       Красноглазый широко улыбнулся, пока брюнет смотрел на эту улыбку с приоткрытым ртом. Его новый… друг, был чрезвычайно красив. Особенно, когда улыбался.       — В таком случае, у меня есть одно условие, — решил блондин.       «Условие? Какое ещё условие? Я думал, он просто так предложил погулять, а не…» — успел было разочароваться Скарамучча, но светловолосый не дал ему закончить мысль, продолжив:       — Сейчас ты пойдешь домой. Если ты заболеешь и не придёшь на прогулку, мне будет грустно.       — А. Ты это имел ввиду… — шепотом сказал темноволосый, чувствуя, как щёки покрываются лёгким румянцем.       За него волнуются.       — Тогда, — продолжил Казуха, не услышав брюнета, — Когда встретимся?

***

      Скарамучча ухмыльнулся, глядя на то, как его друг безуспешно пытается погладить кота. Животное зашипело, убегая в неизвестном направлении.       — Что с ней не так? — спросил Каэдэхара, вздыхая, — Я думал, животные меня любят.       — Видимо, её напугало твое лицо, — весело фыркнул брюнет, что все это время стоял рядом.       — Обижаешь, — сказал Казуха, против воли начиная улыбаться, вставая с колен.       Сейчас им четырнадцать. Они дружат уже почти пять лет. Незабываемые годы для обоих.       — Куда теперь пойдём? — спросил блондин, вставая рядом с другом.       — М-м, не знаю. Куда хочешь.       — Что ж, мы можем…       — Казуха! — счастливо закричал кто-то.       Оба подростка повернулись, встречая Горо. Друг Каэдэхары. К несчастью, дружат они больше, чем Скарамучча с Казухой. С первого класса, по рассказам светловолосого.       Голубые глаза темноволосого потемнели, в то время как блондин, удивлённый, но все же радостный, отозвался:       — Горо? Ох, я не думал, что встречу тебя здесь…       — Я и сам в шоке, — отвечает запыхавшийся подросток, вставая рядом с парнями, — А вы тут как оказались?       — Да мы так, идём куда глаза глядят…       Скарамучча молчит, наблюдая, как Горо обнимает друга, радостно переговариваясь. Казуха, кажется, не против, так как отвечает на все его расспросы с той самой улыбкой.       Он улыбается ещё кому-то. Его прекрасная улыбка сияет ещё для кого-то. Никто не должен видеть её. Он должен улыбаться только мне. Казуха, почему ты не обращаешь на меня внимание? Я ведь стою прямо здесь, почему ты разговариваешь с ним?..       — Скарамучча?       Темноволосый вздрагивает, натягивая на свое лицо хищную улыбку:       — Да?       — Все в порядке? Мне показалось, что с тобой что-то случилось.       Ты волнуешься за меня? Казуха, ты хочешь, что бы я был в порядке?       Горо и Каэдэхара смотрят на него. Первый неудовлетворительно, будто его бесит тот факт, что кто-то прервал их разговор. А блондин волнуется. Волнуется за него, он ему важен…       Нижняя губа Скарамуччи дрожит. Ему хочется улыбаться. Ему, чёрт возьми, так хочется растянуть губы в ухмылке.       — Все в порядке, — отвечает темноволосый, — Не обращай внимания.       Нет. Обращай. Обращай на меня внимание, как можно дольше. Обращай до конца жизни.       — Хорошо, — кивнул светловолосый, — Ладно, Горо, ты, кажется, куда-то шёл?       — А, — недовольно отозвался парень, — Да-да.       — В таком случае, удачи! А мы пойдем дальше.       — Ага. До завтра!       — Пока!       — До встречи, — кинул напоследок Скарамучча, а зрачки его опасно сузились.       К счастью, этого никто не увидел.

***

      Дверь со скрипом закрылась. Брюнет беззвучным шагом направился в свою комнату, как вдруг его остановил женский голос:       — Где ты был?       Скарамучча остановился, нехотя поворачиваясь лицом к матери.       — Какая тебе разница? Вам не мешал, так в чем проблема?       Женское, пухлое лицо скривилось, будто она смотрела не на своего сына, а, как минимум, на дерьмо.       — Я твоя мать, я обязана знать, где ты шляешься. Уже почти двенадцать ночи, ты в своем уме? Темноволосый молчал. Он был с ним. С Казухой. Они лежали вместе на чужой кровати и разговаривали. Это было чертовски прекрасно, ему было слишком хорошо. То, как родные, бледные руки обнимали его, когда он уходил. Брюнету казалось, его сейчас разорвёт на куски. Боже, он обожает Казуху, он так сильно любит своего Казуху.       — Опять?! — вскрикнула женщина, по своему расшифровывая молчание сына, — Знаешь, ты меня пугаешь. Почему ты вечно ходишь с Каэдэхарой? Ты понимаешь, что это ненормально? Тебе семнадцать, а я ни разу не видела тебя с девушкой. Все время ты ходишь с этим…       — Он не «этот», — возразил Скарамучча, а в его взгляде промелькнуло что-то… опасное?       Но из-за темноты, увы, его мать не сумела увидеть смену настроения сына. А даже если бы увидела, то что? Её сын не посмеет что-то сказать матери. В конце концов, она — мать, а этот дрянной мальчишка ему почти что никто. Просто путающийся под ногами тип.       — Сейчас ты сидишь почти до двенадцати с ним, а потом что? Что с тобой не так? Скарамучча… Скарамучча, ты что-то скрываешь от нас с отцом? Ты проводишь время только с этим парнем. Почему у тебя нет девушки? Ты ведь у нас нормальный мальчик, верно?       Кулаки брюнета сжались. Нормальный… Был ли он нормальный? Нет, нет, конечно нет, он не был нормален. Он сходил с ума. Сходил с ума по Казухе, сходил с ума от обожания, которое испытывал. Сходил с ума, потому что он ненавидел этот дом. Ненавидел мать, ненавидел отца… Они все — кучка дерьма. Он помнит каждое сказанное ими слово, каждый синяк, каждый вздох, который они сделали после его рождения. Каэдэхара — именно он спас его, он вытянул его с этого, он придал его жизни значение. Скарамучча всегда останется с ним и никто не посмеет ему помешать. Ни мать, ни отец. Они для него вообще никто.       Голос женщины стал все ближе и ближе. Она подошла к нему. Её рука опустилась на плечо сына, сжимая его.       Тошнота подкатила к горлу. Она трогает его своими ладонями. Её пальцы растекаются по его плечу, сжимая. Эти руки, которые избивали его в детстве за то, что он не сделал уроки правильно, со словами «Ты скажешь мне спасибо, когда вырастешь». То, как его мать смотрела, как её муж душит ребенка и она даже не пыталась его остановить. «Папа лучше знает, ты сам виноват».       «— Зачем я родила тебя?».       «— Неблагодарная ты свинья!».       «— Лучше бы умер при рождении».       «— Почему у всех хорошие сыновья, а ты у меня такой?».       «— Надо было сделать аборт».       «— Ненавижу тебя, как же я ненавижу тебя…».       Скарамучча тоже ненавидел её. Ненавидел отца. Он ненавидел всех. Почему он обязан терпеть это? За что? Почему у его одноклассников хорошие родители, а у него они?       — Не трогай меня, — прошептал темноволосый.       Ему хотелось оторвать эти руки. Он с удовольствием оторвал бы их, а затем смотрел, как она кричит. Он бы спросил, больно ли это, совершенно не ожидая ответа. А потом убил бы её. Он так хочет, чтобы эти двое подохли. Он просто хочет прожить всю жизнь с Казухой. Чтобы в этом мире не было никого, кроме них. Ему не нужен никто, кроме него.       — Почему я не должна трогать тебя? Ты не любишь свою маму?       Ненавижу, я ненавижу тебя за то, что ты существуешь, за то, что ты родила меня.       — Скарамучча, я хорошо подумала, и тебе лучше прекратить говорить с этим мальчиком.       Голубоглазый поморгал. Вся агрессия испарилась, будто её и не было, а смену ей пришло удивление.       — Что?..       — Тебе нужно уже думать о будущем, — нахмурилась мать. — Ты с этим Каэдэхарой совсем о личной жизни забыл. Мы с папой ждём потомства.       Будто не понимая, о чем речь, Скарамучча вопросительным тоном произнес:       — Ты хочешь, чтобы я не дружил с...       — Да, — утвердительно кивнула женщина, — Видишь, какой ты умный у меня. Такого хорошего сына воспитали.       Воспитали? Вы воспитали хорошего сына? Они…до чего же..       Зрачки подростка расширились, а на губах появилась дрожащая улыбка.       — Но я не буду бросать.       — Как не будешь? Будешь! Это была не просьба, это был приказ. Ты же понимаешь, что я тебе плохого не желаю. Это ради тебя. Вырастешь — поймёшь.       Плечи брюнета начали содрогаться в бесшумном смехе. Было невероятно смешно. Они приказывают своему хорошему сыну перестать быть рядом с его Казухой.       — Нет, я не буду.       — Не будешь?! Мне стоит, наверное, отца позвать, да? — разозлилась женщина, после чего она набрала по больше воздуха в рот, собираясь позвать мужа, но тот уже сам появился в коридоре.       «Вспомнишь говно — вот и оно» — подумал Скарамучча, улыбаясь.       — Ненормальная, чего орешь?! — накинулся на жену хозяин дома.       — А чего это ты на меня кричишь?! Посмотри на своего сына! Мать сказала, чтобы он больше не общался с тем мальчишкой, а он рот на меня открывает, говорит, что не будет!       — Это ещё что значит? — зло выдохнул мужчина, ставя бутылку пива на пол, а затем поворачиваясь к сыну.       — Ты не слышал, что мать сказала? Или давно кто-то по морде получал, наглец?       Вопреки улыбке, что растянулась по лицу Скарамуччи, по телу прошлась дрожь. Что-что, а бить отец умел хорошо. Очень хорошо. В последний раз брюнету пришлось убирать свою же кровь с кухни, пока мать следила за ним и говорила, что отец все правильно сделал.       Темноволосый ненавидел их. Но и боялся тоже. Ему было страшно, что сейчас его отец подойдет и поднимет бутылку, которую всего минуту назад поставил на пол, и затем ударит ею. Боялся, что когда-то отец не проконтролирует силу и убьет его. Что он больше не увидит красивое, улыбающееся лицо Казухи, что он оставит своего друга навсегда одного, что он будет жить счастливо без него. Ненависть и страх перед родителями сплелись воедино, и глядя на то, как мужчина походит к нему все ближе, а лицо его приобретает злобный оттенок, он со всей силой боролся с желанием бежать. Но он стоял. Стоял и улыбался, пока руки, сжатые в кулак тряслись, а ноги с каждой секундой становились все более ватными, чуть ли не подгибаясь.       — Слушай маму. Она ради твоего будущего всем пожертвовала, а ты тут ещё недовольный чем-то?! Хочешь, не хочешь — делай, что сказано. Тебя всю жизнь терпели не для этого! - громким, глубоким голосом чуть ли не прокричал отец Скарамуччи.       — Я буду делать то, что хочу, вы не… — не сдержался Скарамучча, но его прервали.       Громкий хлопок разнесся по квартире, а затем пришла глубокая тишина. Щёку обожгло. Брюнет не сдвинулся с места, продолжая все также стоять с повернутым лицом, пока в его глазах темнело. К слову, он думал, что сейчас упадет. Ноги не держали от слова совсем, но он продолжал стоять, кусая губы до крови, а кулаки сжимая до такой степени, что ногти впивались в кожу, оставляя за собой след.       — Ты меня слышал? — недовольно спросил отец, — Я тебе не мамка, чтоб нянчиться с тобой. Увижу рядом с Каэдэхарой — и тебе, и ему достанется.       Зрачки расширились.       Что?.. Ты хочешь… ты хочешь причинить боль моему Казухе? Ты хочешь тронуть его своими дерьмовыми руками? Моего Казуху? Ты?       — Нет, — прошептал Скарамучча, — Ты его и пальцем не тронешь.       Мужчина ухмыльнулся.       — А кто мне помешает? Ты что-ли?       Подростка трясло. Но если раньше это было из-за страха, то сейчас он просто был неимоверно зол. Губы сжались в тонкую линию. Палитра эмоций — злость, отвращение, ненависть, страх — смешались, охватывая парня.       Одно из самых заветных желаний Скарамуччи была смерть родителей. Каждый день он, сбегая с дома, надеялся, что по возращению он застанет только трупы матери и отца. Они испортили ему все. И он хотел, чтобы они ответили за это сполна.       Темноволосый дёрнулся, когда увидел, что рука отца поднялась, направляясь к горлу Скарамуччи. Кажется, он снова не проконтролировал свой язык и сказал что-то. Сейчас мужчина собирался душить его, пока из глаз не начнут выкатываться слезы, а рот панически начнет ловить воздух. Именно такие наказания любил отец, когда его сын позволял себе говорить слишком много. Но у голубоглазого уже выработался рефлекс и, к счастью, он успел убежать с того, места, куда тянулась чужая грубая рука. Если ранее парень еле стоял на ногах, то сейчас адреналин полностью компенсировал это, и ноги привели его на кухню.       К сожалению, входная дверь была закрыта на ключ, поэтому выбежать на улицу он бы не смог. Оставалось надеяться, что он сможет как-то выбраться через окно.       Мать с отцом прибежали спустя несколько секунд. Первая была удивлена и недовольна, в то время как второй был похож на быка, перед которым размахивают красной тряпкой.       — Сука, ты в край обнаглел, гаденыш ебучий! — прокричал мужчина, подходя ближе. Мать же даже не попыталась его остановить.       «Мне пиздец, пиздец, пиздец, пиздец… блять, я сдохну сейчас, он меня нахуй убьет…» — панически закричал про себя голубоглазый, отходя к стене.       Тупик.       Его сейчас размажут по стене как надоедливую муху. Возле него стоит только стол с…       — Мелкая тварь, сейчас ты у меня допрыгаешься! — заорал мужчина, поднимая руку.       Все произошло быстро. Его рука схватила что-то на столе, защищаясь. Он знал, что сейчас его отпиздят вдвойне за то, что попытался оттянуть свое наказание. Но удара не было. Только мама, стоя сзади, закричала, падая на пол, а ещё ему показалось, будто что-то капнуло на него.       Что случилось? Почему его не избивают сейчас? Разве…       Его ранее бледные руки держали нож. А нож был внутри груди отца, что неверяще смотрел на своего сына.       Сына, который только что убил его.       Скарамучча проморгался, но видение не исчезло. На полу кровь, на его руках кровь, на лице кровь, на футболке кровь. Мама задыхается, отползая от него все дальше. А спустя несколько секунд отец безжизненно падает на него, но шокированный брюнет только отходит, из-за чего мужчина ударяется головой об стену, а затем отлетает на пол.       Темноволосого трясло. Он осел на пол, глядя на то, что он только что сделал.       Он… он только что убил отца?.. он…       Его вырвало прямо на пол.       — Чудовище… ты чудовище… — тихо сказала мама, глядя на своего сына. По её щекам текли слезы, а сама она зачем-то закрывала себе рот.       «Я убийца… я убийца… я убил его, я…»       А что, если Казуха узнает? Если его Казуха узнает, что он убил человека и будет бояться его? Если он убежит от него? Если…       — Нет… Нет, нет, нет, Казуха, ты только мой, ты не уйдешь от меня. Ты ничего не узнаешь. Ты останешься со мной навсегда… — безумно прошептал Скарамучча, вытирая рот. Кровь размазалась по лицу.       На дрожащих ногах брюнет поднялся, хватая нож, что бездейственно лежал в луже крови. Взгляд потемневших голубых глаз опустился на плачущую женщину.       Она может рассказать кому-то. Она… свидетель.       — Нет, нет, С-скарамучча, — слезы покатились по её лицу в два раза быстрее, а она продолжила пытаться отползти куда-то назад, чтобы спрятаться, — Я-я никому не скажу. Не н-надо, я ведь твоя м-мама…       Если Казуха узнает, он оставит его. Она может все рассказать… Казуха не должен узнать…       Руки подростка поднялись, целясь в тоже место, куда ранее попал Скарамучча своему отцу. Холодный пот катился по спине, а руки, что ранее бездушно убили мужчину, теперь дрожали.       Ему нужно избавиться от неё…       — Нет! Нет, пожалуйста! Прости, прости, не надо! Я сделаю все что захочешь, но… Нет!       Сцепив зубы, темноволосый сделал это. Уже спустя пять минут он сидел возле двух трупов, плача. Соленые капли текли по щекам не останавливаясь. Все было в крови. Много крови, она была везде. Ему было страшно. Чертовски отвратная ошибка. Что будет, если кто-то услышал их? Что будет, если сюда придёт полиция? Что будет… если Казуха узнает?       Нет.       Он не узнает.       Ему просто нужно избавиться от трупов.       Казуха останется с ним навсегда.