Ледовая история

Он сразу понял: что-то случилось. В зале было темно, лишь прожекторы подсвечивали лед, когда на него вышла «Красная машина». Спортсмены в красной форме изобразили хоккейную команду, а в конце по-настоящему зажгли — фейерверки вырвались из клюшек, которые держали в руках фигуристы над головами. И почти сразу после завершения номера загорелся свет, вызвавший недовольный вздох в зале. Пока рядом на трибунах переговаривались болельщики, пришедшие на красочное шоу, Марк заметил подозрительное столпотворение у выхода с катка. Телевизионщики, спортсмены, чиновники смешались в общей куче. Суетились все, а разобрать, что кричат в этом дурдоме, было нереально. Не найдя дочь на льду и среди паникующих людей, Валиев напрягся. Предпочитая проверять все сразу, мужчина поднялся и направился к выходу для зрителей. Чтобы добраться до другого выхода, доступного для участников, пришлось потратить еще несколько минут. К его появлению галдящая беспокойная толпа вывалилась в коридор. Нет, ему не показалось. Узнавая в этой какофонии голос дочери, Марк пошел на таран. Ему было все равно, что он сильнее и выше, и может случайно навредить кому-то. Врезаясь в толпу, мужчина решительно рассек ее и увидел незнакомца в белом халате, который закрывал спиной девочку, сидевшую на диване. Тут же были и ее тренеры. — Камила! От громкого голоса доктор встрепенулся и повернулся, позволяя Валиеву увидеть дочь, прижимающую ко лбу окровавленное полотенце. На него глянули широко распахнутые глаза, в которых застыл испуг. — Папа… — Что случилось? Этери… — в запальчивости он забыл про отчество и развернулся к женщине. При всеобщем смятении никто и не заметил этой фамильярности. Тутберидзе не успела и рта открыть. — Папа, все в порядке. Мне не больно. Чуть-чуть, — смущенно заговорила Камила. — В танце ударили клюшкой по голове, — женщина была сдержана, но Марк видел, как полыхают ледяные глаза — она тоже была в бешенстве от того, как беспечно прошло действие, во время которого пострадала ее спортсменка. — Давайте чуть-чуть отойдем. Камиле, надо обработать… — Отойдите в сторону! — рявкнул на весь коридор Дудаков. — Ты сама дойдешь? — спросил врач девочку, которой было неловко из-за того, что все перепугались и носятся с ней. — Куда надо? Иди ко мне, — Марк подхватил дочь на руки, в который раз отмечая, как мало она весит. Пушинка, которую надо беречь, и которая без конца зарабатывает синяки от жизни. Врач показал дорогу, и они с тренерами ушли в другой коридор. Как оказалось, в той стороне находился медицинский пункт. — Покажи мне, — едва Камилу усадили на кушетку, Тутберидзе склонилась над ней. Девочка зажмурилась, когда тренер покрутила ее голову, рассматривая рассечение. — Не глубокое… — А если сотрясение? — предположил за ее плечом Даниил Маркович. — Идиотский турнир! — выразил всеобщее мнение Сергей Викторович. — Камила, тошнит? Давай я проверю твои глаза. Не могли бы вы все выйти? — врач снова попробовал заняться подростком, но взвинченные взрослые и не думали отступать от нее. — Выходим! — поддержала его Этери Георгиевна. Не шелохнулся только Марк, и женщине пришлось показаться у него перед глазами. — Марк Витальевич, мы мешаем. Пойдемте. Расстроенная Камила кивнула отцу, который пообещал быть рядом и проводила их взглядом. Не так она представляла себе короткую программу на турнире. Предвкушение праздника было с ней все дни подготовки и ушло в один момент. Она внутренне отругала себя за неуклюжесть, из-за которой не заметила летящей в голову клюшки. Марк подумал, что из-за этого чертового фигурного катания скоро начнет курить или пить. Еще пара соревнований дочери и придется избавляться от вредных привычек. Зато они могли бы уберечь его психику. Вот не ходил раньше на ее турниры — не надо было и начинать! — Выдохните, — к стене, о которую он опирался, подошла Тутберидзе. — Научить вас, как мои спортсмены успокаиваются? — Мне не поможет, — холодно отозвался он. — Такое может случиться… в любой момент. Она ломала ноги, ломала руку, сотрясение тоже было. Звучит, конечно, цинично, но травмы это довольно частое явление, — скрестила руки на груди Этери. — Вы же не выпустите ее на лед? — Тут она сама будет решать. Если ее тошнит, болит голова, то нет, конечно. Если самочувствие нормальное — я держать за руку не собираюсь, — она исподлобья ответила на его сердитый взгляд. — Я понимаю ваши чувства… — Я с вами несколько месяцев уже и каждый раз что-то с ней случается. То соперница толкнет, то катается с температурой под 40, теперь ей голову разбили. Мне с Олимпиады ее по частям доставят? — Вы на меня злитесь? — не моргая, уточнила она. — Нет, — выдыхая свой пар, Валиев отвел взгляд. — На себя… В такие минуты чувствуешь себя беспомощным, и… становится страшно. Страшно, что я могу ее потерять. Что не могу вот защитить. И какой я тогда отец? — Хороший вы отец. И тут никто не виноват. Камила — крепкая девочка. Голова у нее тоже крепкая. Сомневаюсь, что дело серьезное… Я себя тоже корю, — внезапно призналась Этери и привлекла его внимание. — За то, что согласилась, чтобы они участвовали в этом турнире. Говорила же Первому каналу, надо проводить его после Олимпиады. Перед или после чемпионата мира. Лучше бы девочки сосредоточились на тренировках — времени осталось мало. — Не убедили? — Когда дело касается телевизионных рейтингов, больших денег и важных чиновников, я бессильна, — поджав губы, Этери дала понять, что все это было ей не по душе. Возможно, женщине пришлось протестовать и отстаивать мнение, защищая спортсменов, которых задействовали в пиаре телеканала, и ее жестко поставили на место. — Этери Георгиевна. Здравствуйте, — появившаяся в коридоре девушка с круглым личиком и с глазами как у перепуганной лани тоже была в красной хоккейной форме. — Как Камила? — тревожилась спортсменка. — Ждем, Алин. Вы уже начали? — они слышали, как беснуется толпа на трибунах — турнир стартовал. — Да, катаемся. Камила выступать не будет? Я даже не знаю, как это произошло. Она маленькая же такая, может, ее не заметили… Все так быстро произошло… — Уже неважно. Сейчас выясним… На этих словах все встрепенулись — из кабинета осторожно вышла девочка на коньках, у которой на лбу красовался пластырь. Камила виновато оглядела всех, и вместе с ними выслушала от доктора диагноз — обыкновенное рассечение, зашивать не пришлось, но нужно наблюдать. При первом же признаке сотрясения вызывать скорую помощь. — Ну, значит, жить будешь, — одобрительно кивнул Камиле Сергей Викторович. — Я только форму испачкала… Нам сказали ее вернуть, — девочка посмотрела на грудь — на красной ткани расплылись безобразные пятна. — Да сдадим так, никто ничего не скажет. У тебя теперь боевая рана, — весело отметила Алина, приобняв ее. — Подстреленный партизан, — усмехнулась без улыбки Тутберидзе. — Камил, выступать будем? — Конечно, — удивленно уставилась на нее спортсменка. — Боец! — радостно заключил Глейхенгауз. — Ну что, тогда поехали на лед. — А чехлы-то где? Чтобы не тратить время и не мучить ребенка долгой дорогой, Марк снова поднял Камилу на руки и, к ее радости, донес до катка. В последний раз отец носил ее на руках, кажется, в детстве, и сейчас это напомнило именно об этом счастливом времени. *** Марк не ушел на трибуну — остался в стороне, за спиной тренеров и видел, как они настраивают на прокат дочь. Камила была сосредоточена и не замечала его, внимание было поглощено Этери с ее верными оруженосцами по бокам. После того, как девочка переоделась в голубое платье, поправила макияж, пластырь на лбу стал совсем незаметен. Подпрыгивая на льду и держась за длинные руки Этери, Камила кивала ей. Четкие последние наставления и резкий кивок на центр льда. После этого дочь уехала выполнять программу. Ему было прекрасно видно, как отпустившая его дочь женщина пробежала пальцами по лбу и крепко сжала кофту в руках. Напряженный взгляд, которым можно было разрезать камни, уперся в застывшую на катке девочку. Этери повела головой снизу-вверх в ту же секунду, когда прозвучала музыка. Весь прокат Этери переступала с ноги на ногу, чуть покачиваясь, и напоминая несгибаемое на ветру дерево, выросшее на обрыве. Одобрительно склоняла подбородок, когда девочка прыгала и изящно приземлялась, чуть отклонялась назад в момент ее дорожек, и снова подавалась вперед — отправляя только ей понятное волшебство в спину цветка, который распускался на льду. В момент, когда Камила закружилась и вскинула руки, Тутберидзе выпрямилась и сама чуть заметно изогнулась, глянув вверх на огромный экран в центре катка, на котором шла трансляция. Раздались овации. Очнувшись от завораживающего контакта дочери с тренером, Марк захлопал и усмехнулся сам с себя — только стоя у этой женщины за спиной, он вдруг ощутил какую-то невероятную космическую энергетику, направленную на Камилу. Попробовал бы он войти в этот круг — уверен, Этери снесла бы, не заметив. Настолько она была погружена в свою работу и работу воспитанницы. Подошедший к женщине, которая вновь стала неприступной, Дудаков пожал ей руку. Радовался рядом и Глейхенгауз. Видимо, прокат удался. Довольна была и Камила, подъехавшая к бортику и успевшая по пути попрощаться со льдом — дотронуться до него рукой. Раскрасневшаяся девочка обнялась с Загитовой, надела чехлы на коньки и с помощью Этери нырнула в красную кофту. — Камила, Камила… Ты довольна прокатом? — подступил к ней ведущий с микрофоном. — Я… Да, — с нервным смехом выдавила Камила. — А мы вот еще у важного гостя хотим узнать… Мне сказали, что тут у нас присутствует папа Камилы Валиевой. Да? Марк Витальевич, вы где? Вот этого мужчина не мог предсказать. Он встрепенулся от обращения и удивленно развел руки в стороны, когда оператор с камерой обернулся к нему. Камила выглянула из-за спины тренера и радостно засмеялась. — Да, да, подойдите сюда! — просил ведущий. Видя, что его уже начали показывать на огромном экране над катком, Валиев прошел ближе к ведущему. Насмешливый женский взгляд он тоже заметил — Этери оценивала его растерянность и смущение от внимания телевизионщиков. — Марк Витальевич, здравствуйте! — ведущий пожал ему руку. — Ну, как вам? Как дочь прокатилась? — Мне, как обывателю кажется, что блестяще… Но тут виднее ее тренеру, — Марк видел, как сияет дочь и подозревал, что его мнение совпадет с мнением наставников. — Этери Георгиевна, а вы что думаете? Камила нам показала шторм на льду, а вот в вашей душе, в вашем сердце, что происходит? — Я, как необыватель… скажу, что все было достойно. Мы вместе с ней исполняли все элементы — вместе с ней набирали скорость, поднимались, держались, выезжали… — сдержанно комментировала Тутберидзе. — А еще вопрос к Камиле — чья оценка важнее? Тренера или папы? От вопроса девочка опешила и посмотрела на мужчину и женщину, которые тоже ждали ее ответа. Потерявшись, Камила потупила взгляд и снова взглянула на тренера с отцом, который едва заметно улыбался. Тяжелая дилемма вызвала транс. — Алексей, — вдруг Этери Георгиевна плавно перетянула микрофон к себе. — Перестаньте пытать спортсменку и давайте уже посмотрим на оценки? — Давайте, Этери Георгиевна! Давайте! Марк успел приобнять дочь, которая буквально горела после проката, словно у нее опять была высокая температура. Шепнул ей важные слова и отступил к стене, позволяя уйти за тренером к трибуне, на которой сидела команда. Как и предполагалось, оценка в 90,25 балла стала «фантастикой» для всех, кто собрался на стадионе. *** Откуда берется энергия в этих детях непонятно. Этери попыталась пройти по коридору, не столкнувшись с сумасшедшими спортсменами, которые шныряли взад и вперед. После короткой программы начался какой-то бедлам, и женщина хотела поскорее выбраться из него. — Вы… Вы… Вот чего она меньше всего ожидала так того, что кто-то рискнет схватить ее за руку. По инерции женщина отклонилась назад, выдергивая кисть, и в ступоре уставилась на выросшую из-под земли растрёпанную полноватую брюнетку с короткой стрижкой и безумным злым взглядом. Искривленное от ярости лицо потянулось к ней. — Осторожно… — Этери отступила, мозг, уставший после долгого дня, работал медленно и не воспринимал, что кричит женщина. — Что случилось? — Из-за вас! Из-за вас моя дочь в больнице… Вы сделали из нее инвалида! — Давайте поспокойнее? — Этери не стала осматриваться, ощущала, как десятки глаз уставились на них. Показалось, что рядом повисла мертвая тишина, из-за чего напряглась каждой мышцей своего и без того изможденного организма. — Кто вы? — Какая у вас короткая память… Уже и не помните значит меня?.. — Нет, — поморщилась от внезапно разыгравшейся мигрени. — Уничтожили мою дочь!.. Вышвырнули ее непонятно за что!.. А это государственная школа! Хоть знаете, что ей антидепрессанты прописали? В 15 лет прописали антидепрессанты! Да что вы вообще знаете о детях, вам лишь бы карманы баблом набить!.. — Екатерина Андреевна… Здравствуйте! — Здравствуйте! Сбоку вынырнули Дудаков и Глейхенгауз, которые буквально подхватили под руки истерящую женщину и потащили в сторону, пока она разносила на весь коридор оскорбления и проклятия. Переваривая сцену, Этери все же обвела взглядом притихших свидетелей, и, придержав сумку, отправилась к выходу. Что творилось у нее в душе, знала только сама Тутберидзе.