Ледовая история

Этери не нравилось решение Федерации, но спорить с руководством она не стала. Единственное, что смогла сделать — после нервной тренировки с двойным падением с акселя Камилы, остаться в стороне и проследить за тем, как та дает интервью. Обессиленная девочка, которую сразило известие о том, что из-за нее могут лишить фигуристок церемонии награждения, едва стояла на ногах и, все равно, пыталась быть дружелюбной и старательно отвечала на каждый вопрос российского журналиста. — Эти дни для меня были очень сложными, и… — сглатывая ком в горле, Камила глянула в сторону. — Как бы уже не хватает эмоций… — у нее дрогнул голос. Непрошенные слезы от обиды застилали глаза. Хотелось скорее скрыться от этой камеры, хотя она дала обещание Горшкову справиться с задачей — показать, в какой она форме. Но, расклеившись из-за неважного катания и печальной новости, видимо, покажет лишь, что сдулась. — Я радуюсь, но я уже эмоционально устала, — признала она и усмехнулась, к счастью, это скрыла маска. — Поэтому слезы счастья, наверное, и небольшого огорчения. Но при этом я, безусловно, счастлива, — Камила всмотрелась в потолок, чтобы хоть так себя удержать от провала — еще немного и кадры с рыдающей фигуристкой разлетелись бы по всему миру.- Ну, находиться на Олимпийских играх и стараться представлять нашу страну. Буду надеяться, что я максимально настроюсь, — Камила услышала свое имя, и повернула голову к Тутберидзе — женщина с сосредоточенным лицом исподлобья наблюдала за ней и явно переживала за ее состояние, хоть и не подавала виду. Она одобрительно качнула головой, — И покажу свой результат… Девочка прижала локти к телу и встряхнулась, чтобы чуть-чуть раскрепоститься и не опозорить Этери Георгиевну. — Камила, как прошло заседание? — Это было сложно… Но, наверное, это один из этапов, который я должна пройти, — улыбнулась вежливо на надрыве Камила. — А ты видела поддержку? В соцсетях ты самая популярная спортсменка Олимпиады… — Да… Я, когда открываю «Инстаграм», я вижу столько добрых пожеланий. Столько веры… Я видела даже в Москве билборды с «Ками, мы с тобой» или «Камила, мы с тобой», — воспоминание об этой любви незнакомых людей заставило Камилу забыть о плохих эмоциях, слезы отступили. — Это очень приятно. И в такое сложное для меня время, эта поддержка очень важна для меня, — кивнула она. — А кто тебя поддерживает? Тренеры? — Тренеры меня поддерживают. Все окружение меня поддерживают. Марк тоже поддерживает, — засмеялась она от глупостей, которые пришли на ум, друг и вправду заваливал ее смешными картинками и отвлекал аудио, в которых пародировал известных людей. — Он тоже остался… Мой папа — он тоже рядом. Он меня поддерживает. Я думала, что я останусь одна, но самые близкие мне люди никогда меня не бросят. — Спасибо. Спасибо, удачи тебе. — Спасибо, — Камила дождалась, пока с нее снимут микрофон и с опущенной головой подошла к тренеру. — Ну, чего нос повесила? — погладила ее по спине Этери Георгиевна. — Все хорошо ответила. — Опозорилась? — кривила губы под маской Камила и стыдилась смотреть на женщину. Но она приподняла ее голову, взяв за подбородок. Оказалось, Этери Георгиевна совсем не сердится — видно было, что и она сама утомлена. — Всем бы так позориться на расстреле у журналистов. Другой бы на твоем месте бился в истерике. А ты вон, как хорошо, держалась. Ну, правда же, держалась. Я тебе хоть раз лгала? — ласково улыбнулась женщина. — Нет, никогда, — теплые чувства заполнили сердце, и вправду то спокойствие и уверенность в хорошем исходе, что дарила ей тренер, были бесценными. Удручало то, что Камила не знала, как отблагодарить ее. — Спасибо вам… За все. — Что? — женщина, видимо, растерялась, когда Камила решила обнять ее. На мгновение, а после собралась и сама обвила руками худую фигурку. — Другого и не дано, Камил, — объяснила она шепотом ей на ухо и заботливо убрала выбившиеся из-под заколки волосы. *** Марк от нетерпения не знал, куда себя деть. Он, наверное, прошел уже несколько километров, нарезая круги по коридору. Еще утром мужчина не ожидал, что раздастся звонок, он услышит знакомый сдержанный голос. А спустя полчаса он уже примчался сюда без вопросов. А теперь мучился, сомневаясь, что правильно ее понял. Этери застала мужчину суетливым и нервным. Завидев ее, Марк задержался, наблюдая, как она что-то говорит охранникам. Секьюрити кивнули ей и удалились, после чего он смог подойти ближе. — Здравствуй, — сосредоточенная Этери окинула его взглядом. — Держи, — отдала ему чехол из-под одежды. — У вас есть два часа. Через два часа она должна быть готова… Понял? — Да, да… А что ты сказала охране? А остальным? — Марк, послушай, — неожиданно для него Этери вцепилась цепко в его запястье и вынудила замереть, потонув в черной лаве горящих глаз. — Убеди ее выложиться на все сто. Никакая церемония награждения не должна помешать ей добраться до пьедестала. Да просто выступить. Пойти и выступить назло всем. — Понял, — вымолвил он, заряжаясь от нее сосредоточенностью и тихим, но от того мощнейшим запалом. — Они, правда, лишат всех церемонии из-за Камилы? — Правда. Но это неважно. Дай ей это понять, — очнувшись, Этери отпустила руку и свела пальцы в замке. — Надо выложиться по полной. — Хорошо. Я отвлеку ее… А ты? У тебя не будет проблем? — нахмурился Валиев. Злость на спортивных чиновников он приберег на другой случай. — Этери… — протянул, чтобы она глянула в его глаза. — Я беспокоюсь о тебе. — Скажу, что ты ее выкрал, — без намека на иронию сообщила Тутберидзе. — Можно еще связать тебя и засунуть в раздевалку, — подыграл он серьезным тоном. — Это лишнее, — отступила она и отгородилась от него скрещенными руками. — Ты не можешь поехать с нами? — помрачнел Марк. Ему было невыносимо от осознания, что спасать приходилось одну, а вторая продолжала вариться в этом чане из проблем. Непонятно, как она вообще все это терпела. Из каких глубин и после каких сделок с дьяволом черпала силы? — Не могу. У меня еще две спортсменки. Я поеду с ними. А когда вернемся на каток — вы тут уже должны быть. Марк, это не шутки. — Я понял, — отрезал он, и они замолчали. Пауза позволила им сойтись в напряженных взглядах, — Как же все это сложно… — пробормотал он. — Постараюсь ничего не испортить. — Уже сложно что-то портить. — Думаешь, уже все, что могло быть, испортилось? — Не думаю, — медленно покачала она головой, встряхивая волосами. — Черт. Когда все это только закончится?.. — Папа? — выскользнувшая в коридор Камила, растерялась и уронила ручку от чемодана, который с грохотом упал на пол. — Привет, Щекастик… — взрослые проследили, как она поспешно поднимает чемодан с коньками. — Как дела? — Так себе, — изогнула она уголок рта. — Это я уже понял. Будем поднимать настроение. Да? — улыбнулся он ей. — Как? Этери Георгиевна… — Камила боязливо глянула на молчаливого тренера. Она терялась в догадках — что могло произойти между ними, что теперь женщина держалась особняком и, кажется, вообще перестала контактировать с отцом. А теперь не прогоняет его. — А где охрана? — обнаружила это пораженная девочка. — Сбежала. Испугалась меня и сбежала. Поехали, Камил… — протянул к ней руку отец, но радоваться этому Камила не спешила. — Езжай, Камил. У вас два часа. Побудешь пока с папой, соберешься у него. А через два часа жду на катке. Собранной и готовой к борьбе. Да? — разрешение от Этери Георгиевны было получено. — Да? — повторила в легкой апатии Камила. Пора, видимо, уже мириться с тем, что мир каждый раз удивлял ее — то подлостью, то благородством. — Бежим, пока Этери Георгиевна не передумала, — отец сам подступил и забрал у нее ручку от чемодана. Камила напоследок бросила взгляд на Тутберидзе, намереваясь поблагодарить ее, но, кажется, проницательная женщина прочитала все по ее глазам. Слов, все равно, было бы недостаточно. *** Вы теряли близких? Кто из вас готов сейчас подумать о них? Представить их далеко — в райском саду, в котором случайно оказались и вы. И стремитесь добраться до них, чтобы в последний раз прикоснуться, признаться в любви, и снова вернуться на грешную Землю. Говоря безмолвно с толпой, заполнившей трибуны, Камила медленно катилась к стартовому месту. Водила глазами по незнакомым лицам, направленным к ней, вспоминала, о чем ее номер. Ей надо было проникнуться и рвануть вперед. Музыка композитора должна была настроить всех на умиротворение, грусть по умершим родственникам, друзьям. Вызвать щемящие чувства в груди — вот ее задача на эти три с половиной минуты. И они начались с первой пронзительной ноты. После короткого мелодичного проигрыша Камила вскинула голову и подумала об ушедшей матери, которая могла бы оказаться среди зрителей. Могла бы гордиться своей малышкой — как и папа, заполнивший эти два часа самыми теплыми и нежными словами, что позволили ей выйти уверенной на этот остывающий лед. Заваливаясь с акселя, Камила зацепилась зубами и за щеку, оставляя в сухом рту металлический привкус. Отвлекаясь от степ-аута, девочка мгновенно собралась и взмахнула руками в разные стороны. Набирая скорость у бортика, Камила успела подумать, что мама ее любит в любом случае — где бы она не находилась, с какой бы высоты не наблюдала за ней. Она, все равно, для нее чемпионка. Как и для всех близких в ее жизни. С этой верой Камила сделала идеальный прыжок. Погружаясь в волшебство мелодии, и кружась на одной ноге, Камила удивлялась, что дыхание не сбилось. Словно открылся ларец с новыми ресурсами, которые позволят ей дойти до конца. Но не о победе нужно было думать, не на аплодисменты чуткой публики реагировать, а следить за ногами, посылать зрительный посыл обезличенным судьям, оставаться на грани и будоражить грацией и пластикой собравшихся свидетелей. Она это делала, полностью сосредоточенная на программе. Каскад дался тяжелее, но вряд ли был с помарками. Этери Георгиевна могла бы поставить высокий балл. Хотя за степ-аут не погладит по головке. Улыбнувшись, Камила помчалась творить дальше. Мышцу в голени свело не вовремя. Болезненно сжимая челюсти, Камила ехала на последнем издыхании. Отсчитывала мысленно секунды и сквозь плотную вату в ушах слышала мелодию, которая завершалась под осознание — короткая программа ее Олимпиады больше не повторится. Замирая в заключительной позе, Камила снова глянула в потолок, но никаких материнских глаз, к сожалению, не увидела. Задохнувшись, девочка обессилела и не справилась с брызнувшими горькими слезами. Спрятала лицо и смахнула влагу, а уже в следующую секунду замахала отзывчивым болельщикам — эта популярность поражала и пугала. Ради них и надо быть сильной и счастливой. Тренер не зря их учила оценивать техническую часть программы — чтобы знать, на что можно рассчитываться. В разгоряченной голове Камилы остались только ошибки, стыд сжирал изнутри, но делать было нечего — надо было ехать к бортику. К тренерам она подъезжала с виноватым лицом — она могла бы выдать лучше и больше, но дрожащее от потрясений тело не смогло быть легким и беспечным, как на других соревнованиях. Не хватило ей полета и свободы. — Я также прошла, как на тренировке… — сразу призналась Камила, заступив на пол и начиная надевать чехлы. Лихорадочно не сдержала глупого смешка, и не смогла посмотреть в глаза тренеру. — А? — Этери Георгиевна приобняла за талию и наклонилась, — Ну, чуть-чуть не дожала, — а вот женщина и не собиралась ругать. — Ногу не так поставила и чуть-чуть не хватило… Какая-то такая задумчивая была… Да? — от взгляда Тутберидзе сложно было скрыться. — Да, — широко улыбалась Камила, осознавая, что ее транслируют по экранам во всем мире. А за улыбкой скрывался паралич, вызванный нервным потрясением. Девочка не поняла, что все завершилось, и пришла в себя только, когда оказалась между Этери Георгиевной и Даниилом Марковичем в кисс энд крае. Когда на мониторе начался повтор проката, Камила подметила места, о которых ей еще на утренней тренировке завтра скажут тренеры. Все это она прекрасно понимала и сама. Дрожь в груди унялась, и можно было глубоко вздохнуть, но пока расслабиться не удавалось. — За восемьдесят, как я и говорил, — кажется, больше всех доволен был Глейхенгауз. — Молодец, Камил. Все хорошо. Все хорошо… Вот после этих слов Этери Георгиевны Камила и рассмеялась. Но до конца в свой выигрыш на первом этапе так и не поверила. Как и не почувствовала облегчения. *** В таком состоянии можно было голыми руками валить лес или сворачивать шеи опасным хищникам. Горячая кровь разъедала вены, заполняя их чистым адреналином, и Марк разрывался от желания начать пробиваться к раздевалке и пытаться встретиться с дочкой. Ему надо было увидеть своего ребенка, который сейчас потряс своей собранностью и железным характером, позволившим ей показать свой максимум на льду. — Ну, же… — злило, что чертова аккредитация не давала теперь права приблизиться к Камиле, целый кордон из охраны не позволил ему проникнуть в коридор. — Марк? — он не ожидал, что услышит так близко настороженный голос. Окаменел, глядя на так же застывшую Этери. — Где она? Я могу увидеть Камилу? — сделал к ней шаг Марк и заглянул через плечо за спину, естественно, рядом не было дочери. — Ее повезли в деревню. Сегодня я бессильна — Горшков запретил ей даже на пресс-конференции появляться. Скажут, что ей плохо. — А ей плохо? — Нет, она держится. Из последних сил, но держится… — Когда это все только закончится? — шумно выдохнул Марк. Этот вопрос съедал его в последние дни. — Послезавтра. Послезавтра будет произвольная программа. Тебе тоже надо будет успокоиться, — Этери разглядела на его руке ссадину и сдвинула брови. — Не могу. — Постарайся. Что ты как маленький? Мне еще и тебя успокаивать? — недовольно уточнила женщина. — Слушай, у меня на это просто нет сил… — Знаю. Знаю… — наплевав на предыдущие просьбы и наказы, Марк не справился с собой и притянул женщину к себе, страшно желая хотя бы почувствовать ее рядом. Утешить, поддержать и успокоится самому. — Марк, — выдохнула Этери, даже не предприняв попытки вырваться из крепкой хватки сильных, теплых рук. Замерев, она позволила Валиеву зарыться лицом в ее шею и волосы, провести ладонью по напряженной спине. В ответ на ласку по коже побежали мурашки. Она скучала по нему… А ведь ей в какой-то момент уже стало казаться, что она превратилась в свое собственное каменное изваяние, не способное чувствовать ничего кроме предельной концентрации и готовности отразить атаку. — Марк, — шепнула еще мягче. — Нас увидят, — на мгновение прикрыла глаза и понадеялась, что мир не будет настолько жестоким, чтобы растоптать ее сейчас, выставив на суд очевидцев этой сцены. — Ты нужна мне, — прошептал мужчина в светлые кудри, которые перебирал одной рукой. — Слышишь? — Слышу. Я знаю… Знаю, — сердце защемило. Господи, за эту Олимпиаду она точно поседеет или заработает кучу хронических болячек. — Мне пора ехать, Ма-арк, — пробежала пальцами по его плечам. — Ну, пожалуйста… — Не убегай от меня, — прикладывая усилия, Марк отстранился и прижался лбом к ее лбу, — Я же найду, Этери. — Я уже поняла. Какой же ты… танк, — откинула голову и сокрушенно мотнула острым подбородком. — Если нас увидят… — Придется жениться… Чтобы все отстали, — проворчал покоренный мужчина с легким сарказмом. — Тогда ведь от нас отстанут? — он дотронулся губами до ее виска и не заметил, как у женщины изменился взгляд — совсем не поняла его шутки. — Мне пора. Пора… — придя в себя, Этери отступила, оказавшись на виду у проходящих мимо людей, — Пока. Марк смотрел вслед удаляющейся хрупкой фигуре и не мог унять нарастающее беспокойство.