Ледовая история

Они давно работали плечом к плечу и понимали без слов, о чем каждый из них думает. Правда, Этери сегодня появилась на катке явно не в духе, и мужчины пока опасались считывать информацию с ее лица. Следили за детьми, которые носились на льду, пытаясь показать, что умеют. Каждый из будущих чемпионов проходил через такое и помнил, как это было волнительно. Больше всего пугала спортсменов-новичков молчаливая Тутберидзе. Она просто наблюдала и ничего не говорила. — Этери, ты ж не должна была приезжать… Мы бы сами посмотрели, — подступил к напарнице Дудаков. — У меня еще вообще-то вечерняя тренировка, — отвлеклась женщина, которая вышла к ним, не переодевшись в теплый костюм, и осталась со скрещенными руками на груди. — Ну, прям явно никого нет, — отметил Глейхенгауз, выглянув из-за Дудакова. — А кто у нас явный сразу был? — одарила их непроницаемым взглядом, и мужчины, занервничав, отвернулись. — Вы что ждете сразу аксель или тулуп? — усмехнулась натянуто она и нашла глазами девочку, с которой успела познакомиться при встрече со Стрельцовыми. Грузом к ребенку тащились и воспоминания о ее родителях — друзьях Марка. Тут же всплыла и тоска по мужчине, который пропал на работе и успевал лишь односложно с ней переписываться. Может оно и к лучшему — Этери хотела паузы, во время которой смогла обдумать свои наблюдения и прикинуть, правильные ли умозаключения она сделала. Видеться сейчас со Стрельцовой меньше всего хотелось, и радовало, что родителей фигуристов просили остаться в коридоре, чтобы они не влияли на детей. Надо было смотреть на спортсменов без дополнительных обстоятельств: насколько они самостоятельны и готовы к сотрудничеству с тренером. — Почему мне нельзя еще хотя бы одну, как Алина или Аня? Но нет же… — бурчал рядом Глейхенгауз. — Почему они все такие? — Всех теперь гребут… — согласился Дудаков. Разбирающаяся в себе Этери предпочла сохранять нейтралитет. К этому набору она меньше всего хотела прикладывать руку. Кто знает, что будет впереди, пока у нее не было времени вкладываться в малышей, самой бы разобраться в трудностях и спокойно передохнуть. Получив кипу документов по делу Валиевой сегодня с утра, Этери снова по уши погрязла в этой трясине и чувствовала, как продолжает тонуть. Швейцарские адвокаты требовали созвона, а у нее попросту не было сил на то, чтобы обсуждать детали и вырабатывать тактику защиты. — Все равно не сбежишь, — пробормотала сама себе и внутренне вздохнула — перспектива вернуться в мрачные и долгие переживания Олимпиады ее не радовала. И все-таки перед Саранском надо было перечитать бумаги. В любом случае, Этери не собиралась сдаваться на откуп этим чинушам. Отвлекаясь на телефон, который вибрировал в кармане пальто, женщина попробовала предположить, кто мог звонить, но цифры были незнакомыми. Услышав на том конце звонкий голос ушлого журналиста, который просил ее прокомментировать очередную мега-сенсацию, Этери чертыхнулась и оборвала связь. Напарники с вопросом уставились на нее. — Вон тех близнецов, — не скрывать же свое раздражение перед теми, кто ее так хорошо знал. — В оздоровительную… Посмотрите, что у них с ногами и руками, — указала кивком в сторону, а после покинула компанию. Ей хватало немного времени, чтобы продрогнуть на катке, а согреваться быстро она за столько лет так и не научилась. По пути в кабинет продолжала дрожать и потирать замерзшие пальцы. Зато порадовала мысль, что есть еще время для того, чтобы подогреть чайник и выпить чего-то горячего. Это позволило бы настроиться на морозную тренировку. — Этери. Тебя не поймать! — при виде Горшкова осознала, что вряд ли удастся побыть пять минут в одиночестве. Поздоровавшись, позволила отвести себя к окну — видимо дело требовало безотлагательного решения, раз пожилой мужчина решил начать обсуждать его прямо в коридоре. — Тебе документы по Валиевой прислали? — Да. Адвокаты начали изучать, — скрестила руки, сжав себя в этих тисках, чтобы хотя бы так прогнать из тела мелкую дрожь. — Да-да, хорошо, что они и дальше с нами остались… Валиев, да? — ухватился за ее взгляд, и Этери прочувствовала, как чужие пальцы лезут ей в душу. Не дождавшись ответа, Горшков продолжил. — Это хорошо, что он помогает… В целом, ситуация не такая плохая… Хотя о чем я? — внезапно выругался, и Этери огляделась по сторонам — к счастью, свидетелей не было. — Но надо верить в лучшее. — Да, надо. — Правильно. И Камилу на это настраивай. Ей еще бороться и бороться. Как она там, вообще? Готова к Кубку? — В Казани у бабушки, завтра должна прилететь. — В Казани? А что она там забыла? Каникулы что ли? — Отдых. Есть проблемы со здоровьем, надо было восстановиться… — Ну, это правильно, — задумчиво протянул Горшков, сверля ее взглядом. — Но ты ее на прокаты-то настраивай. У тебя-то сейчас больше возможностей. Слушай, я еще кое-что хотел обсудить, — а Этери до этого удивлялась, почему начальник не обрушился на нее с гневом после материалов о романе с Валиевым. Видимо, не до нее было, и она успокоилась. Сейчас снова ощутила тревожное гудение струн в душе. Не хватало еще не сдержаться и нагрубить в ответ на непрошенный совет. — Слушаю, — при всем уважении к этому человеку женщина боялась, что терпение у нее закончится. Слишком много людей в последние недели одолевали ее с расспросами и совали нос в личные дела. — Надо бы Камилу уже в свет выводить. Есть заявки на нее, все хотят интервью. Уже ж месяц почти прошел, пора бы выбираться… Ты ж ее официальный представитель тоже? Разрешение у тебя есть на представление ее интересов. — У нее отец есть. Он ее законный представитель, — удивленно произнесла она. — Да-да. Но в пиаре — это ты. Марк Витальевич же никогда не лез. А тут… мы ему звонили. Ему и с Первого канала звонили. Но… Ты вообще знаешь, как общается Валиев? Он всех… может быть очень грубым. Ты читала эти материалы? — Горшков понял ответ по ее непроницаемому лицу. — А ты почитай. Почитай. Там же в каждом из них твое имя. Вы же пара теперь… Вот… — Александр Георгиевич, я чего-то не понимаю. Вам Камила на Первом канале нужна? Или интервью папы Камилы? — вкрадчиво уточнила Этери. — Ты бы приструнила Марка Витальевича, а? Он же подставляет всех нас. Журналисты такое строчат… Он их посылает, они пишут. Он снова посылает, они снова пишут. Замкнутый круг. Надо просто, чтобы Камила пришла на телевидение… — вздохнул пожилой мужчина. — Нет. — Что? — растерянно заморгал. — Нет, — невозмутимо повела плечом. — Камила еще не готова. Я против. И я уверена, что Марк… Витальевич тоже будет против. Никаких интервью перед камерами Камила не будет давать, — выразила позицию, не сводя с него взгляда. Могла бы рассказать, как неделю назад была раздавлена девочка, которая надеялась быстро прийти в форму и показать первоклассное катание после Олимпиады, и, как травмы и растущий организм, спутал ее планы и вогнал в депрессию. Рассказала бы и про то, как Камила озирается, оставшись в толпе фанатов, как начала задерживаться у стеклянной двери, прежде чем выйти из «Хрустального». Все лишь бы убедиться, что никто ее не караулит. Как пришлось взять с нее обещание перестать читать сообщения в соцсетях от ненормальных людей, которые написывали и про физическую форму и про победы, купленные отцом. 15-летняя девочка просто не заслужила травли на Играх, и не должна была сталкиваться с таким же прессингом и в родной стране. — А вот это ты зря, Этери. Зря, — покачал он головой. — Ты подумай, как на руку будет ее интервью. Тебе на руку. Всем это нужно. Надо сейчас думать о репутации. — Не за счет 15-летнего ребенка, — разговор начал напрягать. Еще немного и Этери могла наговорить лишнего, но спартанская выдержка пока позволяла ей оставаться спокойной. — Ты сейчас рассуждаешь, не как тренер… А как женщина, как ее… мать… Что у вас там за отношения, я не знаю… — Вы переходите границы, Александр Георгиевич, — тихо начала она, — Мои… отношения с Валиевой… любые отношения с ней… касаются только меня и ее. И да, пока я ее законный представитель в спорте, никакого интервью Первому каналу в ближайшее время она давать не будет. Извините. Она попрощалась и решительно направилась в свой кабинет, чувствуя внутри коктейль из досады и обеспокоенности. Один плюс — она явно согрелась. Столкнувшись в вестибюле с Валиевым, Этери впервые поняла, каким образом мужчина беспрепятственно проходит в «Хрустальный». И это при учете охраны на входе и турникета, через который можно просочиться лишь с пропуском. Глядя на то, как Марк очаровывает пожилую женщину, что вечерами дежурила на вахте, Этери не сразу вспомнила про претензии, которые появились в отношении него. Тут же закрылась и ни одним жестом не отреагировала на его улыбку — он, наконец, заметил ее. — Здравствуйте, Этери Георгиевна. Припозднились? — радостного блеска в глазах Марк и не планировал скрывать. Хотя бы не стал ее обнимать или целовать при виде любопытной свидетельницы, которой Этери отдала ключ от катка. — Работы много было, Марк Витальевич… Здравствуйте, — отвлеклась, чтобы попрощаться с женщиной, и направилась к турникету, зная, что он проследует за ней. Валиев дружелюбно попрощался со своей преданной поклонницей. — Как дела? — успел открыть дверь и выпустить ее вперед на остужающий воздух. — Нормально. У тебя? — смотрела под ноги, чтобы не соскользнуть со ступенек, которые плохо освещались. — Без тебя не так хорошо. Постой, — придержал ее за локоть и развернул к себе, оказавшись на тротуаре. — Я скучал… — наклонился, чтобы получше разглядеть лицо, и замер от отсутствия отклика. — Ты устала? — Устала. — Извини, что бросил в субботу. Еще и вчера не смогли увидеться. Да и сегодня времени у меня не так много, — поморщился, и стало видно, как тяжело приходится и ему, — морщины еще глубже залегли на переносице, а воспаленные от бессонницы глаза не прятало даже ночное освещение. — Можем заехать куда-нибудь… — Марк, поздно уже. Надо… Они одновременно повернули головы, сталкиваясь с абсурдной реальностью, в которой, как черт из табакерки, выскочил уже знакомый для Этери тип. Журналист выдал пулеметную очередь из слов, и она, уставшая от тренировки, не сразу поняла, чего он хочет. В оглушенном состоянии смотрела на то, как парень наставляет на них смартфон и тараторит. — Ты еще кто такой? — позабыла про то, каким опасным может быть Марк, и в беспокойстве глянула на мужчину, мрачнеющего на глазах. — Камеру убери… — Марк Витальевич, скажите, это, правда, что вы эмигрируете? Вместе с Этери Георгиевной? — Ты вообще кто? Чудо в перьях? — изумленно усмехнулся Марк. — Пойдем-ка… — снова взял ее за локоть, намереваясь отвести к воротам. — Журналист… Этери Георгиевна, все заметили, что вы удалили фотографии с Путиным и триколором. Скажите, это потому что вы не поддерживаете спецоперацию? Вы решили уехать… — Пошел я, сказал тебе, прочь, — Марк проговорил громко и отчетливо, и попутно подался к нему всем корпусом. — Марк. Марк, — позвала его, вцепляясь в руку, и Валиев бросил на нее острый взгляд. — Пойдем. Пое-хали, — мысленно призвала его к благоразумию, надеясь, что его умение читать ее без слов сейчас включится. К счастью, так и произошло, он снова сделал шаг. — А Камила? Камила сменит гражданство? Это, правда, что она будет выступать за американскую сборную? — суетился рядом болтающий, словно сам с собой, журналист. — Да-да… Эмигрирует она… — проворчал с издевкой. — Лишь бы такого идиота не видеть… — Марк шел с Этери к выходу, прикрывая ее. — Значит, вы подтверждаете? — триумфально выкрикнул тот. — Марк, молчи! — сжала крепче ледяные пальцы на его руке. — Он напишет ересь, — заставила мужчину посмотреть на себя. — Да пусть пишет что хочет. Идиот. Кто ему поверит? — с негодованием отозвался Валиев. — Это, правда, что Камила сейчас не в лучшей форме? Что на Кубке Первого канала она может снова проиграть… И тогда… — Так, ты мне надоел, — имя дочери стало красной тряпкой. — Пошел отсюда! — уже за оградой Валиев встал, как вкопанный, и перегородил дорогу журналисту. Двинулся к нему, и мальчишка попятился назад, в ту же секунду споткнулся и, не удержавшись, повалился на тротуар, вереща на всю округу. — Не трогайте меня! — Ты… — Марк опешил от происходящего, как и Этери, которая оказалась за его спиной. — Не трогайте! Это нарушение прав журналиста! — Ты… придурок. Поднимайся, давай… — раздосадованный Валиев протянул руку к нему, но парень пополз прочь, завывая, как сирена и, не выпуская из рук, смартфон. — Марк, поехали! Оставь его! — что-то в ее ледяном яростном тоне подействовало на мужчину, и он отступил от истерика, катающегося на тротуаре. Садясь вслед за Этери в ее джип, Валиев успел сделать знак Егору, который выскочил из другого внедорожника. Это указание женщина не заметила. — Вот мудак-то, — распирало от невозможности встряхнуть парня за шкирку или пересчитать ему кости. Пока Этери отъезжала, Марк впивался глазами в распластанное на земле тело и пытался понять, как рождаются такие персонажи. — Надо было ему шею свернуть, — неосознанно хрустел пальцами, будто разминаясь. — Чтобы завтра это все было в интернете? — сорвалось у взвинченной Этери с языка. — Да это и так будет, — осознав, что женский голос полон раздражения, Марк посмотрел на нее. — Лучше выдохни… — попробовал и сам улыбнуться, чтобы помочь ей отпустить ситуацию. — Не надо было ему отвечать! — не сводила она глаз с дороги. — А что я ответил? Да… я и двух процентов не ответил из того, что хотел бы. Просто это все… нецензурно, — нахмурился и усмехнулся. — А что тебя остановило? До этого ты прекрасно всех посылал, — быстро взглянула в его сторону, и Валиев перестал улыбаться, окаменев. — Я читала сегодня весь вечер, как ты общаешься с журналистами. Узнала, что ты вообще с ними общаешься. — И что там? — он отвернулся к окну, борясь с гадким предчувствием, тлеющим в груди. Еще немного и его разорвет от скопившейся энергии. — А ты не знаешь? А почитал бы. Было очень увлекательно. «Папа Камилы Валиевой послал журналистов». А еще… «Миллионер Валиев нагрубил после вопроса о романе с Тутберидзе» Это еще, кстати, самые приличные заголовки… — Ты… что злишься? Я же не давал интервью, как ты и просила, — не сводил с нее глаз и видел, как белеют пальцы на руле — с такой силой Этери их сжимала. Хладнокровие помогало ей сейчас, но он представлял, сколько сил женщина тратила, чтобы не выйти из себя. Кровь бурлила не только у него, но он хотя бы мог позволить себе выплеснуть эмоции. — Ты уверен? Судя по количеству материалов, ты… порадовал всех журналистов в этой стране, — чеканила каждое слово Этери, и оно звучало, как взмахи кнута. — Этери, — нечасто Валиеву приходилось оправдываться. Вот и сейчас положение, в котором он оказался, ему не нравилось. Не хотелось ссориться, он вообще о другом думал, когда заезжал за ней в «Хрустальный». А теперь разворачивалась эта катастрофа. — Плевать, что они пишут. Попишут и перестанут. — Марк, мы уже это обсуждали. — Что мы обсуждали? Что нам нельзя появляться на публике? Что… мне нельзя появляться с тобой рядом? Ну, послушай, уже бессмысленно скрываться. — И что ты предлагаешь? Пойти на Первый канал и дать интервью? — Я предлагаю вести себя так, как нам комфортно. Наши отношения касаются только нас. А эти идиоты рано или поздно отстанут… И вообще, я не виноват, что… я — отец Камилы. Что у меня есть деньги, и я — миллионер. Но… почему-то в последнее время я чувствую только вину за это. — Лучше бы ты чувствовал ответственность. — И пробирался к тебе домой по ночам? По четным или нечетным дням? Давай сразу договоримся? — Марк, ты утрируешь. — Думаешь? — распаляясь от ее затаенного раздражения, Марк хотел и Этери вывести из себя. — А мне кажется, это ты делаешь из мухи слона. — Интересный вывод, — усмехнулась натянуто Этери. — Только это не я общаюсь с журналистами. А ты. Подставляя всех нас. Это как-то по-детски…. Ты не находишь? — Стой. Мы что и вправду ругаемся из-за этого недоразумения? — Валиев замер, взглянув на них словно со стороны, и не мог понять, как они оказались на этой территории конфликта — Этери… — Нет. Мы не ругаемся. Мы пытаемся договориться. Я хочу, чтобы ты понял, что в нашей ситуации сейчас надо молчать. — Да я и молчу. Я даже этого идиота не тронул — хотя не будь вот тебя рядом, — кинул в сторону от нее, но, конечно, она расслышала. — То есть мне надо быть постоянно рядом, чтобы ты ничего не сделал лишнего? Не сказал? — покусывала она губы все яростнее и яростнее. — Я могу и сам решить, что мне делать. И я могу самостоятельно решать, что отвечать журналистам. Всем этим людям, которые лезут в нашу жизнь. Караулят тебя, Камилу, достают меня на совещаниях, кормятся на нас и пытаются разнюхать еще больше. И, прости, Этери, здесь я сам решаю, как защищать свою семью. Ответить на этот монолог Этери не успела. Остановившись как раз на светофоре, она выслушала рассвирепевшего мужчину, и собралась было парировать, но Валиев внезапно открыл дверцу и вышел на проезжую часть. — Марк… — холодный воздух ворвался в салон, как пощечина. Она бы и дальше всматривалась в окно, но позади автомобиль загудел, и потрясенная Этери нажала на газ. Гнев, душивший ее с первой минуты этой безобразной сцены, испарился. В груди осталась горечь, которая разносилась кровью по организму. Вскоре горькими стали и губы, которые она терзала все это время. Ей определенно необходимо было выпить, чтоб этот отвратительной день не остался непроходящей горечью на истерзанных губах.