Полтора года назад.
Гули! Цзян Чэн отшатывается обратно в коридор, выброшенной на берег рыбой хватая ртом воздух. Вэй Усянь!.. Теперь из-из него до завтрашнего вечера в комнату не сунуться! Бесстыдник! Аж через дверь стоны слышно! Да сюда же с минуты на минуту примчатся дежурные — и он, и девица окажутся под дисциплинарным кнутом! Мальчишка обводит коридор затравленным взглядом — пустынно будто вымерли все. Или не примчатся… Может, эти нечленораздельные вопли похоти на самом деле отдаются в его ушах, а больше никто их не слышит? Плевать! Вэй Ина хватать пока никто не собирается, а вот самого Ваньиня ещё как схватят, если продолжит торчать у двери комнаты, белея в сгущающихся сумерках. Заклинатель вновь оглядывается, ёжась от просачивающегося через щели зимнего ветра, и начинает красться вдаль по, кажется, нескончаемому коридору мимо неотличимых друг от друга дверей. Он держится поближе к стенам, чтобы ученические одежды сливались с ними, и до боли в глазах всматривается в каждую шевельнувшуюся тень, честно стараясь не обращать внимания на так и застящую взгляд картину: два ритмично подпрыгивающих на кровати СОВЕРШЕННО, ДЕМОНЫ ИХ РАДЕРИ, НАГИХ тела одно верхом на бёдрах другого. Кровь штормовыми волнами приливает к лицу, даже уши полыхают. Нет, Инь точно завтра убьёт Вэй Усяня! Главное успеть развидеть этот кошмар и не позволить ему вспыхнуть на веках при первом же взгляде на этого распутника. Чэн невесело дёргает уголком рта: вероятность, что получится, лихо стремится к нулю. А убить стоило бы! Хотя бы за то что из-за его выходки придётся теперь, рискуя нарваться на***
Месяц спустя.
Когда Ваньинь просыпается, вокруг тихо точно в могиле. Только-только наступил час тигра. Вэй Усянь дрыхнет на соседней кровати, даже сапоги стащить не удосужившись. От него несёт вином так, что нос режет. Цзян Чэн подбирается к окну и чуть приоткрывает его — холод собачий, но хоть дышать стало легче. Острый взгляд заклинателя пристально скользит по словно вымершим окрестностям, как вдруг замечает: черноту одного прохода между почти вплотную стоящими домиками на мгновение разбавила розовая тень. Это что ещё такое? Одевшись со скоростью молнии, Инь короткими перебежками выскальзывает наружу и, прикинув, какие маршруты могла выбрать тень при её направлении, прокрадывается напрямик к тому месту, где большая их часть пересекается, чтобы засесть в засаду в нише. Таинственная тень не заставляет себя ждать. Присмотревшись, он различает под капюшоном размалёванное девичье личико. Личико, которое он точно ни разу не видел на занятиях и на котором нет следа от лобной ленты. Какого демона она здесь забыла?! Заклинатель выскакивает из своего убежища аккурат перед этой подозрительной тенью и выкручивает ей руку, грубо прижимая спиной к своей груди. Метнувшийся из ножен меч в следующий миг оказывается у её горла, в ту же секунду свободная рука зажимает пискнувший рот. — Закричишь — прибежит патруль и схватит тебя. — веско произносит Ваньинь прямо ей в ухо, прежде чем убрать ладонь от губ и начать обыскивать. Нащупать хоть что-то похожее на оружие или склянку с ядом не удаётся. Тогда Цзян в лёгком недоумении прижимает нежданную гостью к стене, касаясь острием клинка её шеи. Под распахнувшимся плащом обнаруживается непристойного вида вырвиглазно розовое платье — скрыть смертельный сюрприз, можно сказать, негде. На посиневших от холода руках ни следа мозолей от оружия. Хотя приправленных горами пудры шрамов хватает. И всё же оставлены они в крайнем случае дрянными ножами — настоящим оружием даже не пахнет. Шлюха что ли? Неужели этот распутник Вэй Усянь ещё одну приволок?! — Кто ты и что тебе здесь нужно? — приглушённо задаёт вопрос Чэн, чеканя каждое слово. Девчонка вся трясётся не то от мороза, не то от ужаса и смотрит на допрашивающего её с какой-то обречённостью. Тонкие руки безвольно висят вдоль тела, не пытаясь даже запахнуть разметавшийся от пробирающих до костей порывов ветра по белому камню стены плащ, реки слёз превращают вульгарный макияж в жуткую маску. — Г-гос… подин. — задушенно всхлипывает она. Мальчишка раздражённо кривится: — Отвечай быстро и по делу, а то сам патрульных позову! — здесь он, конечно, блефует: всё же нет абсолютно никакого желания переписывать уйму правил лишь за то что встал до подъёма, однако если она продолжит отмалчиваться… Свалившаяся на его голову проблема дёргается вниз, но мгновенно прижавшееся вплотную к коже лезвие заставляет её, сдавленно ойкнув, буквально вдавить себя в стену и застыть. — П-прошу, н-не над-до п-патрул-ли… — сипит пойманная сквозь с удвоенной силой хлынувшие слёзы — Я п-правд-да н-ничего п-плохого н-не хот-тела… М-мне п-просто н-нужно н-найти од-дн-ного чел-ловка… — Какого и зачем? — требует заклинатель. — Он-н зд-десь н-на об-бучен-нии, ег-го з-зов-вут, к-кажется, Г-господ-дин В-в… Вэй. На острие меча показывается капелька крови. Девица издаёт тихий вой. — Для. Чего. Он. Тебе. Нужен? Получить ответ юньмэнец не успевает: замечает мелькнувшие у поворота белые одежды и немедленно затаскивает болтающуюся безвольной куклой незнакомку в нишу, где впечатывает в самый тёмный угол, покрывая собой миниатюрную фигурку. Чёрный плащ и наспех перехваченные шнуром волосы сливаются с мраком. Девица принимается трястись пуще прежнего, пытается что-то произнести, но Ваньинь тотчас зажимает ей рот и шипит на ухо: — Заткнись, дурёха! Или обнаруженной быть хочешь?! Та начинает судорожно трясти головой. Мальчишка замирает, боясь даже дышать, пока едва слышные шаги не стихают вдалеке. Затем он, решив больше не покидать укрытия, открывает странной особе рот и хмурится: — Ну так что? — но тут голубые глаза распахиваются — Постой, так это с тобой Вэй Усянь забавлялся около месяца назад?! Девчонка всхлипывает. В том как вздрогнула её голова угадывается кивок. — Й-я ег-го д-дитя теперь-рь н-ношу. — пищит она совсем несчастно — Р-рассказать хот-тела. А-Инь на несколько секунд замирает с выпученными глазами: вот так новости! Нет, минуту: — Откуда ты знаешь, что ребёнок именно его? — с подозрением сощуривается он. — П-посетители об-бычно не уводят н-нас из публичного д-дома, за д-два послед-дних месяца он б-был единственным. А хозяйка всег-гда строг-го следит, чтоб-бы мы не д-дающее понести сн-надобье пили. Ну… Это может быть правдой. Вот только: — А зачем рассказывать-то, у вас разве не разврат на одну ночь был? — неужто в весенней беседке избавиться от плода не помогут? Девушка издаёт протяжный стон. — М-меня хозяйка… — Цзян Чэн еле успевает зажать этой идиотке рот, чтобы приглушить крик. — Цыц! Жить надоело?! Та виновато шмыгает носом и продолжает уже тише: — Меня х-хозяка скинуть застав-вит… — она с новой силой принимается реветь в три ручья — А я не могу! Это моя кровь, подарок судьбы! Я надеюсь, что, может быть, Господин Вэй меня выкупит, чтобы я смогла родить, и даст нам немного денег, чтобы ребёнок не рос в нищете — большего мне не нужно… Вот ведь… подарок! Заклинатель задумывается на минуту, в течение которой девица не отводит от него молящих глаз. Нет, нельзя этому безответственному придурку маленькую жизнь доверить. И он решается: — Я сам с тобой разберусь. Безо всякого Вэй Усяня, ясно? — девица робко кивает с неверящей улыбкой — И чтоб в Гусу больше ни ногой. Ещё один кивок. Чэн скидывает тёплый плащ — она вскрикивает, пошатнувшись назад, но возвращается в прежнее положение и зажмуривается. Он резким движением набрасывает чёрный плащ поверх розового. — А теперь идём отсюда. У меня не так много времени. Девчонка распахивает глаза: — И в-вы не в-возьмёте моё тело в качестве платы? Мальчишка закатывает глаза: — Тупица! Даром ты мне не сдалась! Пошли быстрее! Ваньинь небольшими перебежками пробирается по тайным путям учеников, то и дело поторапливая плохо поспевающую за ним спутницу. Один раз они проскакивают в опасной близости от патруля. Заметив за спиной белое шевеление заклинатель хватает девчонку за руку и пускается во весь опор, постоянно уворачиваясь от замедляющих талисманов, — она чудом на ногах удерживается. Через несколько минут такой погони удаётся оторваться от преследователей, и тогда Инь ныряет под мост, сжимаясь в комок за спиной закутанной в сливающееся с тьмой девицы. Проклятье! Нужно срочно купить себе полностью чёрные одежды. И ещё один тёплый плащ: техника из свитка Хуайсана даётся тяжело, и пока что позволяет разве только не окочуриться. Вскоре над головой раздаются торопливые шаги, которые, поплутав немного совсем рядом, всё-таки удаляются. Осторожно выглянувший Цзян не обнаруживает признаков засады, так что, выдернув из убежища свой балласт, продолжает путь. У самого выхода к стене мальчишка оборачивается к девице: — Ты сюда как попала? — и, хмыкнув, прибавляет — Только не говори, что сейчас где-то на видном месте торчит лестница. — Нет-нет, — заверяет та — я заплатила адептам, чтоб они меня провели и, спрятавшись, дождалась ночи. Юньмэнец хмурится: — Чтоб больше такого не было: ещё нарвёшься на старейшиновых ищеек. Девушка кивает, невнятно пролепетав извинение-согласие. — Обратно тебя ждут? — если да, это может быть ловушкой. Мотание головой. Хвала Небесам. Заклинатель, быстро осмотревшись, обнажает меч. — Встань сзади и придерживайся за меня. — шёпотом велит он. Пискляво мыкнув, девчонка ступает почти на самую рукоять и неловко вцепляется в белое ханьфу на плечах, а стоит духовному оружию дёрнуться на фэнь от земли, приходится зажимать ей рот. Ругнувшись себе под нос, А-Чэн подхватывает трусиху на руки. Та от неожиданности взвизгивает, но быстро затихает, повиснув как куль. Ваньинь резко взмывает за облака, зарываясь в меховую ткань онемевшими пальцами. Крепко зажмурившаяся девица скулит на одной режуще слух высокой ноте ему в плечо, пока костяшки чуть не до дыр схвативших ворот пальцев случайно не касаются обнажившейся кожи. В этот момент успевший довести до головной боли звук затихает, и она принимается неловко шевелить локтями, насколько возможно укрывая своего провожатого его плащом. После того как позади остаётся достаточное расстояние от Облачных Глубин, Цзян Чэн немного снижается, чтобы лучше видеть ориентиры. Ветер мгновенно направляет в лицо рой мелких снежинок, что едва не выкалывает глаза. Рыкнув себе под нос, юньмэнец зубами натягивает слетевший с головы девушки капюшон обратно. Вот ведь хорошо устроилась! А кто-то, между прочим, уже ушей не чувствует! За такими мыслями мальчишку и застают возникшие внизу угольные силуэты окраин Цайи. — Куда тебе? Показывай. — тыкает А-Инь девчонку. Вскоре они уже стоят в закоулке рядом с изрытым щелями строением, над входом в которое болтается вывеска публичного дома. Решив, что после того как попались на глаза патрульным, каждая минута на счету, Цзян бросает: — Завтра, — хотя с его-то везением, ищейки наверняка обнаружат, кого нет в комнате прежде чем отсутствующий успеет вернуться, и карцер на несколько дней обеспечен — если не приду, то через неделю, здесь же всё обсудим. Отмахнувшись от слёзных благодарностей, мальчишка встаёт на клинок, однако оборачивается: — Тебя как звать-то? — Джиэйи. — Ваньинь. — рефлекторно отвечает заклинатель, тут же жалея, что назвался настоящим именем, да что вообще назвался — Но чтобы никому, ты слышишь, ни-ко-му моё имя не стало известно. Затрясшись бабочкиными крыльями под прожигающим взглядом, девица мелко кивает. А заклинатель отправляется в обратный путь, закутавшись наконец в свой плащ. Который, правда, всё равно ни черта не греет, ведь хозяин давно успел отморозить всё что можно. Да и усиленный бешеной скоростью ветер развевает чёрные полы словно крылья летучей мыши, пропуская под них холод. Зубы стучат. В довершение всего тучи так сгущаются над Облачными Глубинами, что в безопасной близости от окружающей их стены не отыскивается просвета — приходится нырять сквозь морозную влагу. Приземляясь в щель между стеной и одной из ближайших построек, Цзян Чэн окончательно перестаёт чувствовать руки и ноги. А вокруг всё время шныряют неупокоившимися привидениями патрульные. Мальчишка еле успевает перекатываться по мёрзлой земле и шарахаться по углам, чтобы не оказаться пойманным. Бешеный бег, лёгкие уже онемели от жадных глотков ледяного воздуха, подошвы раз за разом опасно скользят по наледи, заставляя на пуще прежнего нарастающей скорости проезжать по несколько чи и лавировать почти что наугад, балансируя болтающимися как тряпицы руками. На очередном таком повороте заносит особенно сильно, и мальчишка врезается в стену. Миг — и он уже несётся, задыхаясь, от белой своры под градом замедляющих талисманов. Упасть, перекатиться, вскочить, увернуться, сделать обманный бросок, пригнувшись, метнуться за поворот, удержаться на ногах на обледенелом участке, проскользить мимо угла, шатнуться в сторону от метко пущенного талисмана, качнуться влево и сию же секунду сменить направление, удержать теряющееся равновесие, обогнуть выступающее крыльцо, уклониться, и так по кругу. Пока кто-то внезапно не утаскивает в даже не замеченный проулок. Одеревенелые пальцы не осязают хвата, не могут сжать спасительную руку — Инь лишь чувствует, как влечёт за собой по-кошачьи бесшумный быстрый силуэт и следует за ним — а что остаётся? Потратишь хоть фэнь на борьбу, и белёсая стая как пить дать настигнет. Пусть лучше этот незнамо кто к себе уволочёт: с ним хоть бороться будет можно, а если повезёт, и как прикрытие своего исчезновения использовать выйдет. Таинственный похититель явно знает секретные тропы как свои пять пальцев и с завидной юркостью пролетает по льду — с ним бежать становится намного легче. Ещё бы воздух так не жалился и зрение не плыло. Стоп, почему сделалось ещё темнее? Проморгавшись, А-Чэн различает очертания коридоров, невозможно сказать, знакомых или нет: в Гусу убранство везде одинаковое. Взбежать по лестнице, спрятаться за ступенями, пока не стихнут чеканные шаги, прокрасться по галерее, держась в тени стены, проползти на четвереньках под окном, отсидеться в углу, дожидаясь, когда скроются из поля зрения похожие на движущийся мрамор фигуры, несколько раз свернуть… Хм, а спутник кажется смутно знакомым. Цзян сощуривается, пытаясь собрать в линии расползающиеся контуры: летящие шаги, грациозные движения, невысокий рост, кое-как уловимые очертания хрупкой фигуры под кучей ткани… Ваньинь делает быстрый длинный шаг, чтобы взглянуть сбоку — грудь не выступает. Ой, да быть не может! Слишком много ума и ловкости проявил этот человек. Размышление прерывает остановка у одной из многочисленных близняшек-дверей. Всего на мгновение: она тут же приоткрывается, и изящный силуэт вместе с Чэном заныривает в комнату. Которую не узнать невозможно. Таки Хуайсан. Мысль, что этот соученик не такой уж и дурак, зарождается в мозгу, однако обдумывать её сейчас нет сил — мальчишка просто падает у огня, не чувствуя температуры в помещении. В глазах темнеет. Сквозь мрак он ощущает, как касаются обнажённой кожи будто через плотную ткань тонкие пальцы, кажется, трогая какие-то сосуды или меридианы, как опустошённый попытками согреться при помощи ци резерв восстанавливает хлынувшая к ядру ласковая энергия, как в рот понемногу вливается тёплая жидкость с привкусом трав, как узкие ладони с нажимом скользят туда-сюда вдоль рук, груди, спины, щёк, и после них застывшая кровь оживает, прогоняя онемение, как тёплое дыхание цунь за цунем согревает, надолго задержавшись на кистях, как возвращающие чувствительность от его прикосновения места слегка щекочут мягкие пряди, как осторожными движениями втирают мазь в руки, лицо и уши — ощущение словно туда подносят факел, близко, но не настолько чтобы обжечь, — как с волос соскальзывает шнур, как аккуратно гребень разбирает колтуны, пока не проходит свободно по всей гриве, как гладящими движениями её собирают в нетугую косу… — Цзян-сюн… — встревоженно зовёт мелодичный голос. Ваньинь поднимает тяжёлые веки. Хуайсан сидит напротив, спрятавшись за дрожащим веером. Прикрытые густыми ресницами глаза не отрываются от гостя. — Как ты себя чувствуешь? Позвать целителя? — Ну уж нет. — юньмэнец встряхивает головой и, пошатнувшись, поднимается на ноги — Я пойду на занятия. — Тогда нам стоит поторопиться: уже миновала четверть часа кролика. Не протягивает ему тёплый плащ. Белый. И смущённо поясняет при виде округлившихся глаз: — Я к Вэй-сюну заходил, вот и решил прихватить. — Оу… — только и может выдавить уже в который раз удивляющийся соученику Инь. Стоит Цзян Чэну появиться на пороге классной комнаты, Лань Цижэнь с суровым видом шагает к нему. Юньмэнец уже мысленно готовится к унижению и экзекуции, как вдруг из ниоткуда выныривает Не Хуайсан и дёргает за рукав: — Цзян-сюн, вы с Вэй-сюном помирились или сегодня тоже ко мне ночевать пойдёшь? — Не пойдёт: это против правил. — отвечает вместо него учитель — И почему дежурные не видели тебя, Цзян Ваньинь? Мужчина говорит строго, однако резкие черты заметно расслабляются. — Я спрятался в шкаф, так как не хотел, чтобы заставили идти назад к Вэй Усяню. — на ходу придумывает отговорку мальчишка. Да, глупо получилось, вот только что поделать: Инь, в отличии от некоторых, умом далеко не блещет. — Так нельзя. В наказание останешься после уроков переписывать правила. А теперь займи своё место. — Слушаюсь. — А-Чэн склоняет голову. Можно сказать, легко отделался. Правда, даже такое пустяковое для Клана Лань наказание даётся тяжело: голова раскалывается, Горло словно гули когтями разрывают, во рту пустыня, но отрываться от нескончаемого сборника, чтобы сходить за водой нельзя: заставят ещё час проторчать за этим бессмысленным, не побоится Чэн этого слова, действом, иероглифы так и норовят подпрыгнуть и смазанно улететь из поля зрения, приходится постоянно напрягать руку, иначе трясущаяся кисточка ни мазка не может выписать чётко. Как же холодно — зуб на зуб не попадает. На втором часу перед глазами появляются летающие тёмные точки. Сперва на них получается не обращать внимания, однако они всё растут, множатся, пока не превращаются в бурлящую муть, что полностью застилает взгляд. «И как теперь переписывать?!» — успевает подумать Цзян Ваньинь прежде чем, на миг ощутив падение, выпасть в черноту. Он смутно помнит, как чьи-то грубые руки затрясли будто тряпичную куклу, как закинули на острое плечо, не вызвав приступ рвоты только оттого что в желудке пусто, как мотало, усиливая головную боль, пока тащили куда-то. Потом сознание окончательно потеряло контакт с телом. Первая мысль: «Ужас как холодно». Слабо зашарив руками в поисках чего-нибудь тёплого, мальчишка понимает, что лежит на твёрдой кровати, и рядом есть лишь ни хрена не греющее одеяло, которое даже не закутаться нормально: короткое. Остаётся только свернуться клубком и дрожать, стуча зубами в перерывах между приступами удушающего кашля. Вдруг кто-то бережно приподнимает, обняв за плечи, и, оперев спиной о свою грудь даёт выпить тёплый горьковатый отвар. С ложечки. А глотать дико больно. За каждой проползшей сквозь горло каплей следует выворачивающий наизнанку кашель, но загадочный пришелец терпеливо пережидает каждый раз. И пока это длится, придерживает ладонью под затылок, невесомо поглаживая большим пальцем. Уложив обратно поудобнее и промокнув растрескавшиеся до крови губы, ледяная рука нежно убирает с лица выбившиеся из причёски волосы, а после липкого от испарины лба касается влажный платок. Бррр. Стоит А-Чэну зябко дёрнуться, ткань отнимают от кожи, и вскоре возвращают уже терпимой температуры. Мокрая, а затем и сухая часть платка обтирает лицо, внешнюю сторону ушей, затем ненадолго пропадает, чтобы перебраться на шею, не остыв, то же повторяется с грудью и руками — от почувствовавшейся свежести делается малость легче, вот только мороз пробирает ещё сильнее. Уха касается подрагивающее дыхание: — Потерпи немного, милый. Вот отступит жар — можно станет тебя согреть как следует. Так приятно слушать этот ласковый шёпот — аж долбящая в черепе колотушка мягче становится. Ему хочется верить. Расслабившись под робкими поглаживаниями кончиками пальцев, Инь проваливается в глубокий сон. А Хуайсан прислушивается к выровнявшемуся дыханию, зачарованно вглядываясь в сглаженные усталостью черты. Ненадолго поставив миску с водой к очагу, он касается переносицы спящего заклинателя, замирая на гулкий удар сердца, а после, осмелевший от отсутствия реакции, проводит пальцем между бровей — наконец-то угрюмая складка разгладилась. Торопливый перестук сапог за окном возвращает в реальность. Эх, придётся уступить место Вэй Усяню. Наскоро смочив согревшейся водой посеревшие губы, А-Сан выскальзывает за дверь. Бросая прощальный взгляд на зашедшегося в очередном приступе кашля Иня, он не удерживается от вздоха: заботиться об этой очаровательной колючке одно удовольствие. Как жаль, что нельзя делать это открыто: не примет ведь да вдобавок в неловкую ситуацию перед сплетниками попадёт. Посему приходится ждать моментов, когда его ёжик вымотан, болен или ранен, вместо того чтобы предотвращать их. Это хуже всего. Улица встречает кусающей за щёки стужей: оскудевший после передачи энергии резерв не позволяет применить согревающую технику. Прежде чем поплотнее закутаться в подбитый мехом плащ, Не встряхивает спрятанную под полой флягу — нужно завтра достать ещё бодрящего настоя: чтобы и делиться ци, и не замерзать, и заменять сон инедией его уровня однозначно не достаточно. А сна в ближайшие дни не предвидится, ведь помимо тайных визитов в лекарские покои хорошо бы выяснить, кому это и при каких обстоятельствах А-Инь свой плащ давал.