🌿🌿🌿
Все мысли вылетели из головы, как только двое влюблённых очутились в спальне продюсера, в которую они буквально влетели, не желая, чтобы свидетелями их любви стали посторонние глаза. Видели бы вы Юнги, уподобившегося всем сумасшедшим мира, с упоением разглядывающего Чимина, сидящего в центре его кровати в одной лишь широкой футболке тёмно-синего цвета. Ткань оттеняла белоснежную кожу младшего, делая его облик ещё более нереальным и ели-ели прикрывала изящные бёдра своего носителя. Отголоски судьбоносного заката мягко освещали некоторые участки кожи Чимина и отпечатывались на стене спальни, у которой сейчас стоит Юнги и, не шевелясь, разглядывает своего ангела через призму клубничного света. В воздухе витает что-то сладкое и восхитительно свежее. Юнги делает один глубокий вдох, наслаждаясь чувством, и подходит к постели, опираясь, неприкрытыми тканью шорт коленями о матрас. Рукой тянется к щеке младшего, чтобы стереть одинокую капельку, что бликует красно-розовым и стремиться к точёному подбородку, до коего не успевает дойти из-за чужих длинных пальцев. Кажется, что время, решив сменить своё направление на протяжное мгновение, остановилось в этом моменте, навсегда отпечатывая его в памяти двух красивых душ. Юнги на физическом уровне может ощутить, как секунды становятся всё более неторопливыми, как всё замерло вокруг них: таких разных и бесконечно влюблённых. Он мысленно усмехается. Надо же, любви само время подвластно, и Юнги свидетель этому явлению. Любовь – прокручивает он слово в своей голове по сотому кругу. Любовь. Такая простая и вместе с тем сложная штука. Люди любят так одинаково и одновременно по-разному. Это чувство, которое сложнее всего объяснить, но вы поразитесь, с какой точностью о ней смогут рассказать искренне любящие сердца. А любить ведь можно за всё. Даже за то за всё, за что бы кто-нибудь другой никогда бы в жизни не полюбил. Юнги любит. Любит текучее золото в глазах от которых больше не желает отрываться. Оно подобно тягучему мёду, в коем музыкант которое мгновение добровольно утопает и выплывать ни в какую не собирается. Любит этот шёлк волос цвета крема с самыми сочными персиками и абрикосового румянца к выцветающим концам. Любит зарываться в эти пастельные пряди и наслаждаться мягкостью под пальцами. Юнги не вампир, но ему так крышу сносит от металлического привкуса крови во рту, которую он слизывает с пухлых гренадиновых губ, от которой упивается. Юнги не девочка пяти лет, но его так ведёт от фарфоровой кожи своей собственной маленькой куколки, которую он до старости хранить клянётся. Юнги никакой не тактильный человек. Их повадки ему чужды, но он умирает от желания ежесекундно прикасаться, трогать, оглаживать, кусать и с каждым движением всё ближе, теснее. Сильнее слияние двух тел, чья кожа отметки в шестьдесят восемь градусов достигает и по белоснежным простыням растекается, наровясь оставить след. Шестьдесят восемь градусов по Цельсию – температура плавления воска. Юнги ощущает себя сейчас именно так. Распавшемся до сложных эфиров и минеральных компонентов. Он уверен, что Чимин понимает его как никто другой. Он так крепко и вместе с тем со всей нежностью, на которую только способен, держится за юнгиевы плечи и так аккуратно прячет лицо в его восхитительной шее. Так правильно к ней прижимается и, ещё боязно поскуливает, не разжимая губ. Юнги растягивает его медленно и аккуратно. Со всей осторожностью и заботой. Он проталкивает в него второй палец, предварительно смазанный съедобной смазкой, которую купил недавно. Сначала он и не заметил такой её особенности, но, Христом Богом клянётся, что ни о чём таком и не думал, но, дважды Иисуса поминая, обещает себе, что раз уж такое дело, надо бы воспользоваться столь заманчивой функцией, но несколько позже, дабы не смущать и без того красного, как рак, мальчишку. Протолкнувшись до костяшек, Юнги слышит высокий стон и понимает, что нашёл простату. Он раздвигает пальцы и ощущает, что хватка на его плече усилилась, а чужое дыхание участилось. Он довольно ухмыляется, а в голове проносится мысль, что он, в самом деле, не думал о Чимине в таком ключе. Не думал о том, был ли у младшего секс, будь то с девушкой или с другим парнем. В противовес к величайшим подъёбам Хосока, он никогда и не рассчитывал на то, что их случайная встреча на крыше обернётся тем, что этот восхитительный парень будет так доверчиво лежать под ним и цепляться своими пальчиками за его бледные плечи. Никогда. До поры-до времени, мы знаем.) — Юнгии~, — тихо выдыхает Чимин, а продюсер понимает, что слишком увлёкся растягиванием младшего, что чуть не заблудился в своих мыслях. Он с характерным звуком вытаскивает из него пальцы и Чимин ощущает непривычную пустоту. Вскрикивает, когда неожиданно его кусают за мочку и после проводят языком по ушной раковине. Юнги отмечает про себя, что уши – очень сильная эрогенная зона младшего и опаляет одно из них своим горячим дыханием. Он чувствует, как грудь под ним вздымается, касаясь его собственной и кривится тому, что та скрыта под тканью футболки. Чимин на каком-то молекулярном уровне ощущает недовольство этим и просовывает руки вниз, цепляясь за подол своей вещицы и тянет вверх. Юнги помогает ему высвободиться из одежды и следом снимает свою, откидывая в сторону. Прохладный воздух из приоткрытого окна приятно холодит голую грудь. Чимин рассматривает точёный пресс старшего и поднимается взглядом к затвердевшим тёмным соскам. Скользит к одному рукой вверх и обводит, слегка надавливая. Юнги облизывает вдруг пересохшие губы, рвано выдыхает и перехватывает прыткую кисть, покрывая её поцелуями-бабочками, которыми поднимается вверх по предплечью. Прокладывает дорожку к плечу и целует в острую ключицу. Пока он покрывает поцелуями не менее чувствительную шею, рукой же просачивается меж их животов и обхватывает ладонью аккуратный член младшего, чуть резко для него сжимая и, проводит от основания к налившейся головке. Чимин мычит и неконтролируемо толкается в кулак, обхватывая плечо Юнги. Он слышит нечленораздельную речь, растворяющуюся в воздухе и так не долетевшую до его слуха. — Да, котёнок? — Юнги щас с ума сойдёт. — Прекрати, пожалуйста, — просит, собирая слова по слогам и мило постанывает. — Иначе я... Аах! Юнги сходит с ума и издевается, Чимин же под ним извивается как змейка и вопреки своим же словам жалобно скулит, когда с пульсирующего члена пропадает чужая рука. Юнги оставляет на его лбу мягкий поцелуй и приподнимается, чтобы стянуть с себя шорты с бельём и раскатать латекс по возбуждённой плоти. — Будет немного больно, — предупреждает, наклонившись к румяному лицу младшего и целует в висок. — Только не бойся. Говори мне, если почувствуешь, что что-то не так, я остановлюсь, хорошо? Чимин утвердительно мычит, вызывая на лице Юнги улыбку, от которой медленно умирает. Он засматривается на неё, а в душе бутоны цветов распускаются. Он так чертовски сильно любит своего хёна. Так невозможно в нём потерян. Так бесконечно любит его улыбку, мило открывающую ряд ровных зубов с верхней десной. Ему так сложно поверить в то, что эту, без сомнений, самую красивую улыбку в мире вызывает именно он – безнадёжный парень девятнадцати лет с розовыми волосами и душой, обмотанной цветными лентами. — Я здесь, Чимин. Я прямо здесь, — по-доброму усмехается Юнги, увидев, как долго и погружёно его рассматривает Чимин, увлекшийся собственными мыслями— Я твой, — выдыхает в пухлые губы и нежно целует. Чимин обхватывает его шею и одной рукой зарывается в мягкие смоляные пряди, параллельно сминая губы, к которым до дрожи хотел прикоснуться своими. Юнги подставляет головку ко входу и аккуратно толкается, собирая с губ рваные выдохи. У Чимина это впервые и он так близок к тому, чтобы утонуть в этом моменте, захлебнувшись новыми ощущениями. Обхватив ногами его спину, он прижимается ближе к чужому сердцу, что бьётся с бешеной скоростью. Прячет красное личико в тёплой шее и жмурится от непривычного чувства наполненности. Юнги медленно выходит и в следующее мгновение входит на всю длину, задыхаясь от звуков, которые вызывает своими действиями, которые так красиво слетают с мягких губ. Он ждёт некоторое время, не шевелясь, давая привыкнуть к нему. Шепчет в его чувствительное ушко успокаивающие слова и нежно поглаживает напряжённое бедро. Чимин плавится от жара их бешено бьющихся сердец и горячим воском застывает на изящных запястьях продюсера. По мере того, как Юнги толкается глубже в узкое нутро, на его плече расцветают новые следы от зубов. Чимин жалобно скулит, терроризируя его шею и крепче давит своими ножками на поясницу Мина. — Тшш, малыш. Ещё чуть-чуть, — просит Юнги, оставляя поцелуи-бабочки на теле младшего, где придётся. Легко сказать. Ещё чуть-чуть и Чимин отбудет на тот свет, потому что невозможно это. Невозможно чувствовать такое наслаждение будучи живым. Невозможно так плавно двигаться и доставлять такое удовольствие. Невозможно хотеть человека так сильно. Так сильно, что сожрать готов. По его щеке стекает хрустальная капля, вызванная переизбытком эмоций и которую Юнги чувствует шеей. Он чуть отстраняется, а для Чимина эти жалкие пару сантиметров километрами кажутся. Он заглядывает в взволнованные очи напротив и дышать боится. — Я сделал что-то не так? — Хриплый голос его крохотное сердце разбивает. Мелкими осколками в ладошках осыпается, потому что всё так. Он делает всё идеально, просто Чимин вынести такое скопление эмоций не в состоянии. Такая концентрация чувств на один квадратный сантиметр в цветочную пыль превращает и по ветру развеивает. Ветер... Был бы он сейчас. Без него дышать тяжело. Но не так тяжело, как без Юнги, который непонимание в своём взгляде в чужих глазах считывает и останавливается. Ждёт ответ на свой вопрос, а взамен поцелуй получает. Мягкий такой, но вместе с тем отчаянный. Старший осторожно сминает сладкие губы, кислородом делится, которым чуть ли не давится, когда слышит тихое: — Д-двигайся, хён. П-пожалуйста. Мир весь смысл теряет. Сосредоточен он теперь в руках одного единственного Юнги. Лишь в нём он видит свет. Одному ему лишь доверяет. Он придерживает Чимина за ровную спинку и двигается резче. Удовольствие доставляет, космос пред глазами показывает и баллады в ушко томно шепчет, а сам как дышать опять забывает. Юнги всего-лишь навсего продюсер, который в миг осознал, что никогда больше не услышит песни прекраснее той, что доносится до его слуха сейчас. Стоны младшего как лучшее его творение. Он как любимую музыку на повторе их в голове сотни раз прокрутит и в памяти навсегда отпечатает. По его шее скатываются капельки пота, которые Чимин самозабвенно ловит своим юрким язычком. Пульсирующую венку вылизывает и глаза от удовольствия закатывает. Юнги попадает прямо по простате и увеличивает темп, со вкусом вбиваясь в младшего. — Даа... Ещё... Мммм... Его член трётся меж их животов – так близко они друг к другу. Чимин умирает от такой сильной стимуляции и гортанно стонет. Чувствует скорую разрядку, дышит загнанно. Спину любви своей не щадит, ногтями сильнее впивается. Юнги мочку уха его покусывает, сильнее изводя хрупкое тело. — Ммм... Аах... Хё–Хёён, — он чувствует Юнги так сильно, что не может различить грань между им и собой. Она стёрта. Нет её больше. Они одно целое. Одна душа и единое сердце. Они кислород на двоих делят, крупицы энергии общей составляют. Их чувства ярче звёзд на небе сияют и их маленький мир светом озаряют. Юнги низко стонет, сладость с любимых губ испивает и напиться не может. Младший мычит в поцелуй. Наслаждается удовольствием старшего, на чьей светлой спине полумесяцы оставляет. Тот чуть отстраняется. Разглядывает созвездия на красивом лице и табун мурашек по всему телу чувствует, когда мальчик его сильнее сжимается и глазки зажмуривает. Чимин кончает старшему на живот, в немом стоне уста приоткрывает и блики под закрытыми веками ловит. Дышать пытается и, кажется, вдох делает только тогда, когда его истерзанные губы вновь своими накрывают. Юнги изливается следом за ним. Телом своим придавливая целует, глаза закатывает и оторваться не может. Они делятся кислородом ещё несколько томных минут, после чего Юнги опускается рядом с ним, на спину переваливаясь. Глубоко дышит и губы свои облизывает, чувствуя на них чужой вкус. В их руках бесконечность, которую они вдоль всей их общей жизни красной нитью пронесут. Продюсер чувствует, как на него сверху забирается его мальчик и ложиться на его мерно вздымающуюся грудь. Юнги утыкается носом в его розовую макушку и руками обвивает тонкую спину. — Я люблю тебя. Люблю, Юнги, — жмётся к нему всем телом и отпускать не собирается. — Люблю слишком сильно, но всё равно недостаточно, — шепчет в шею, губами своими по ней водя. И Юнги прекрасно его понимает. Любовь так сложно передать в полной мере, что никакие звёзды с неба не помогут. Оно просто есть. Это чувство в бесконечном эквиваленте. Он шепчет ответные признания, которые каждую ночь, каждый день, каждый час клянётся дарить и в ответ не меньше получать. Он закрывает глаза, крепко свой маленький мир обнимая и понимая, что только сегодня он начал жить по-настоящему. Так, как живут все влюблённые люди. Так, как ему никто никогда не рассказывал. Они проваливаются в сон и видят самые красивые вещи, дарящие душе тёплый покой и сладкое умиротворение.🌿🌿🌿
Юнги просыпается в пять утра от щекочущего ощущения на своей груди. Чимин легонько покусывает его, следом зализывая маленькие укусы язычком. Юнги разлепляет глаза и сонно рассматривает это чудо, усмехаясь. — Что ты делаешь? Чимин застыл, будто его застали за чем-то непристойным и виновато посмотрел в глаза напротив. — Я разбудил тебя... Прости. Юнги приподнимается и Чимин сползает с него, усаживаясь рядом. Неожиданно для него, его притягивают за затылок и вкусно целуют, пробираясь языком в рот. Юнги, к своему удивлению, ощущает вкус ментола на кончике языка и чувствует, как юркий язык Чимина перекатывает маленький леденец ему в рот. Продюсер тихо посмеивается и отстраняется от губ, напоследок проведя по ним языком. Он поворачивает голову в сторону и замечает на прикроватной тумбочке распечатанную пачку мятных леденцов. Чимин любит их. — Давно проснулся? — спрашивает Юнги и ему отрицательно кивают. — Пойдём гулять? Время пять утра. Никого из присутствующих в комнате это не смущает, поэтому они, на удивление выспавшиеся, спешно принимают душ. Пока ещё раздельно, но... Всё до поры-до времени, мы знаем. Накидывают первую попавшуюся одежду и выходят из квартиры. Чимин делиться тем, что у него болит поясница и Юнги намеревается его всю дорогу до круглосуточного кафе-супермаркета донести на руках, на что Чимин убегает от него, но безуспешно, ведь в следующую секунду оказывается подхваченным на руки и немного побаиваясь, цепляется всеми конечностями за старшего, как коала. Так и проходят их последующие дни. Чимин, наслаждаясь каникулами, любит проводить время в студии Юнги, тихо наблюдая за созданием великого. Они вместе возвращаются домой и долго занимаются любовью под аккомпанемент пылающих закатов. Они привыкли к тому, чтобы вставать с рассветом и вместе с дворовыми котами прогуливаться по району в поисках места, где можно поесть вкусной лапши. Чимин привык к запаху сигарет, которые ментоловой дымкой так прозаично выплывают с губ, кои он так любит целовать. Он привык к тому, чтобы расслабленно лежать на диванчике, находящемся на незастеклённом балконе и смотреть на ночное небо, считывая созвездия. Привык наслаждаться музыкой, доносящейся из их спальни. В ней Юнги сидит, играет своими красивыми пальцами, отстукивая от чёрно-белых клавиш филигранные мелодии. Чимин привыкает быть счастливым и Юнги делает всё возможное, чтобы счастье стало единственным спектром эмоций, которые он будет дарить своему маленькому мальчику. Мальчику с розовыми волосами и восхитительным голосом. Такому ангельски красивому и бесконечно в него влюблённому.