Такие опасные цветы...

Я устал. На моë счастье, утром всë это закончится, может быть, тогда я наконец-то высплюсь. Треспийские тюрьмы отличаются особо «приятным» содержанием, а уж со смертниками не церемонятся и подавно, к чему кормить нас и переводить ресурсы, когда мы и так одной ногой в могиле? Идут четвëртые сутки после того, как нас схватили гвардейцы. В богатых доспехах, сверкающих на солнце, гордые тем, что изловили таких опасных воров и головорезов, но такие слепые, чтобы увидеть, что мы друг от друга не так уж и сильно отличаемся. Одни выживальцы, а другие приспособленцы, ведь многие из них знают обо всех тëмных делах герцога Осмонта, но комфортная жизнь всегда лучше жизни собачьей. Близлежащие к замку деревни обнищали уже давно, настолько, что кусок хлеба чумазым детям за радость. В этих деревнях вы не встретите целых ботинок. Каждая пара башмаков, будь она на женщине или на мужчине, «просит каши», а из открытых башмаковых ртов на вас смотрят грязные мозолистые ноги, уставшие от бесконечной работы, чтобы протянуть ещё хотя бы день. Такое, к сожалению, бывает, когда у королевства ненасытное пузо. Преступность у нас тоже процветает, кто-то ворует у богатых гостей Треспии и заблудших путников, чтобы прокормить детей, кто-то заботится при этом лишь о своих задницах. Некоторые принимают заказы на богатых шишек, от таких же богатых шишек, что сидят с вами в таверне, в капюшоне дорогого плаща, расшитого золотыми нитями, скрывая глаза, и нервно озираясь по сторонам. Ничего нового, когда гиенам становится тесно, они начинают жрать друг друга … И все понимают, что пока есть тому причина, всë это не кончится никогда, а вешают, в основном, для порядка, чтоб другим в назидание, но голодное брюхо петлëй не напугать. Я слышу, как в углу пищит мышь, и думаю лишь о том, как я голоден. Слышу, как где-то капает вода, отражаясь эхом от этих сырых и холодных стен. Она словно отмеряет время, которое, как назло, застыло здесь. У меня затекла задница от влажной и жëсткой земли, да и холод осточертел. Хотел бы я, чтобы это быстрее закончилось. Двадцать человек и я, уже утром украсят собой одну из главных площадей, где соберутся зеваки, чтобы посмотреть на расправу над преступностью. Я знаю, что мои парни ни о чем не жалеют, не жалею и я. Я не из тех, кто ворует у богатых и отдает бедным, Сирила беспокоит только Сирил. Я довольно чёрствый кусок дерьма, но я честен с собой, и это отличает меня от других таких же кусков в дорогих одеждах. В угробленных нищетой деревнях все лелеят надежду на подрастающую принцессу. Ходят байки, что девочка, которой осталось пять лет до коронации, растëт честной и справедливой, что нас ждёт мудрая королева, которая твëрдой рукой поведëт свой народ к процветанию. Многие держаться за своë убогое существование, в надежде на лучшее будущее для своих детей. Когда верить не во что, верят в сказки. А вот я почему-то всегда думал, что будет ещё хуже. Но это уже не моя проблема, а ваша — тех, кто тут остаётся, я же отчаливаю из этой помойки к утру, и какой будет ваша новая королева, к счастью, не узнаю. Тяжело вздыхаю, в лёгких свербит, наверное, началось воспаление. Постоянная влажность и холод, не то, что нужно моему здоровью, которое и так не к чëрту, а впрочем, какая теперь разница? Я слышу равномерный стук каблуков по неровным камням этих мрачных коридоров, он отражается от стен, и словно проникает под кожу. Я не знаю, кого там несёт, но что-то мне подсказывает, что покоя мне отныне не будет.