***
Чимин плачет на крыше школы. Вообще-то туда нельзя подниматься и по правилам дверь должна быть закрыта, но кто-то сломал замок еще в начале учебного года и по-случайности знающий об этом Чимин не спешил сообщать руководству школы. Октябрьский ветер бьет его по щекам не так сильно, как одноклассник в начале перемены, и потому находиться здесь ему хочется гораздо больше. В последнее время он поднимается на крышу все чаще: травля становится все невыносимее. Нет, сигать с нее он не собирается — много чести для школьных хулиганов, мало смысла для себя. Чимин любит свою жизнь, любит своего отца и гордится им, кто бы и что ни говорил. Намджун — пример лучшего и идеального альфы, омега даже всерьез завидует папе, которому так повезло с истинным. У него вряд ли будет также. Альфы никогда даже не обращали на него внимания, в то время как у большинства одноклассников уже имеется хоть какой-то опыт отношений. В свои восемнадцать Чимин еще ни разу не чувствовал бабочек в животе, у него не перехватывало дыхание и не хотелось бросить весь мир к ногам одного единственного человека. Наверное, это даже лучше. «Если чувствуешь живность в животе, обратись к врачу», — так он посмеялся над Ёнджуном месяц назад, когда друг в миллионный раз рассказывал об очередном краше. Чимин, возможно, и хочет влюбиться, но пока что альфы, что омеги только издевались над ним, не вызывая и доли симпатии, и поэтому Чимин пришел к выводу, что для него будет лучше читать про любовь и видеть ее в фильмах, но уж точно не чувствовать. Возможно, это было ошибкой. Им задали проект, в котором нужно было подготовить презентацию о человеке, которым восхищаешься. Чимин рассказал об отце. Он любит отца всем сердцем за его неравнодушие, заботу, внимательность и просто потому что тот есть. И он еще в детстве нашел газетные статьи, которые когда-то собирал его папа и которые стали отличным дополнением его проекта. Из того, что отец сидел в тюрьме, в их семье никто не делал тайну или табу, а Чимин не склонен к предрассудкам, и совершенно не учел, что другие могут считать иначе. Они с Хосоком действительно очень любят отца, хоть для самого Хосока Намджун не является биологическим. Зато самым родным. После рождения Чимина, чье слишком раннее и тяжелое появление чуть не стоило ему и Сокджину жизни, не могло идти и речи о повторной беременности. Но у Тэхена с Чонгуком родился Уён, а следом за ним Кай… Джин немного завидовал и Намджун, как оказалось, тоже. Поэтому предложил взять ребенка из приюта. Сначала они хотели взять младенца, у них с трехлетним Чимином была бы небольшая разница и впоследствии детям было бы проще вместе играть и уживаться. Но потом Джин увидел во дворе группу подростков. Одиноких, дерзких, слишком крикливых и деланно равнодушных. Никому не нужны были подростки из приюта, ведь они уже повзрослели и их нельзя вылепить под себя. Дети в этом возрасте проблемные, у них из всех щелей хлещет их собственное мнение и юношеский максимализм, а эти заботы никому не хочется брать на себя. Они стояли в стороне своей компанией, никого не ожидая и ни на что не надеясь. Им не было дела до пар, которые приходили выбирать себе чадо, как и приходящим не было дела до них. Но Сокджин остановился и не смог сдвинуться с места, видя большее, чем эти дети хотели показывать. — Ты уверен? — спросил его немного задержавшийся у машины Намджун. По взгляду мужа он прекрасно понял, о чем тот подумал, но они не обсуждали это ранее. Джин ведь хотел возиться с малюткой. Не то, чтобы Чимин был совсем взрослым, но трехлетний омега стремился показывать всем, что может сам надевать колготочки и кушать кашу по утрам. Он все хотел делать сам, но на руки к отцу просился все с той же регулярностью, как и раньше. «Даже у сильных и волевых омег есть свои слабости», — комментировал поведение сына Намджун, пока кроха Чимин обнимал его за шею. И Джин в самом деле хотел именно нуждающегося в заботе и зависимого от родителя малыша с маленькими розовыми пяточками, но… Компания их быстро заметила и была весьма не приветливой. Один из нее даже вышел вперед и крикнул: «Малышня играет с другой стороны, вас проводить?». Сокджин тогда попросил проводить их к кабинету заведующего детдомом и, улыбаясь, кивнул Намджуну. Мальчика звали Хосок и ему тогда было уже целых 13 лет. Он-то уж точно совсем не был похож на младенца, и больше походил на уличного щенка, который ничего не может сделать с опасным врагом, но будет огрызаться и скалиться до последнего. Сокджин и Намджун не были опасными и тем более врагами, но разве это докажешь эмоционально неустойчивому подростку, которого уже не раз предавали взрослые? Ему-то забота и любовь как раз-таки были нужны не меньше, чем беспомощному малышу. По первости Хосок не очень верил Кимам и не хотел открываться. Его уже забирали опекуны, но возвращали обратно. Новые же родители решительно хотели его усыновить, постоянно возились с бумажками и чертыхались от бюрократии, но юный альфа все равно был настроен весьма скептически. Он почти не разговаривал с ними и игнорировал новоиспеченного братца, который, будучи невероятным прилипалой, постоянно показывал ему свои рисунки, рассказывал обо всем на свете и хотел утянуть в какую-то игру. «Понятно, — с разочарованием и даже немного злясь, подумал Хосок при первой встрече с братом, — Им нужна нянька». Чимин был очень тактильный и активный, а еще у него был омежий батальон карапузов, которых приводили друзья его новых родителей и за которыми действительно приходилось приглядывать в силу того, что он был немного старше и понимал, что некоторые вещи делать не стоит, в отличие от того же Ёнджуна, который стащил у отца зажигалку и едва не спалил ковер и брови Каю. Только вот никто не заставлял его быть нянькой. Джин просил об этом ненавязчиво, а Хосоку к собственному удивлению это не стало в тягость. Внутри себя он все-таки радовался, что теперь является частью этой семьи и на уровне инстинктов считал важным оберегать и защищать четверых омег от опасностей, пусть те и были всего лишь углами, об которые расшибал лоб Кай, и шоколадом, на который у Уёна была страшная аллергия. И все же поначалу Хосок был болезненно колючий, доводя новоиспеченного папу до слез. Но со временем Джин и Намджун смогли пробить панцирь мальчишки. В своей скорлупе альфа прятал улыбчивого и энергичного ребенка, который любил танцевать, плести цветастые фенечки и помогать готовить острые закуски. Хосок оказался замечательным сыном и самым лучшим старшим братом, но теперь он живет в другом городе и не сможет защитить Чимина, а отцу он ни за что ничего не скажет. Так вот, Чимин написал про отца: о том, как восхищается им, о том, как хочет быть таким же как он честным и добрым. И ему сейчас стыдно. На долю секунды — после череды оскорблений и насмешек — ему действительно стало неловко от того, что он сын своего отца, и ему совестно за эти мысли. Стыдно говорить отцу, который ничего для него не пожалел и всегда был опорой, что он, Чимин, его застеснялся. Чимин сын уголовника. Так его теперь называют в школе. Учитель поставил ему высшую оценку, потому что доклад Чимина был действительно выполнен безукоризненно, но дети — очень жестоки. Сначала он думал, что они поклюют его пару дней и забудут, но почему-то злополучный интерес не утихал. Все не упускали возможности напомнить ему, кто его отец, даже если это было не к месту. Сначала Чимин пытался обороняться и защитить отца, ведь тот не был преступником. Чимин искренне считает отца героем и не перестанет так думать, даже если весь мир будет расценивать его иначе. Но как бы силен не был омега, он не железный. Поэтому Чимин плачет на крыше школы. — Ученикам запрещено сюда подниматься. «Вот черт», — тихо ругается он и вытирает слезы. Только этого ему не хватало, его поймали, да еще и учитель. — Простите, Мин-сонсеним, я просто хотел подышать свежим воздухом, — Чимин вытирает раскрасневшиеся щеки и пытается оправдаться. Двор школы более подходящее место, чтобы подышать, и омега прекрасно понимает, что отмазка никуда не годится. — Сохраню твою тайну, если ты промолчишь про мою, — отвечает ему учитель и достает пачку сигарет из кармана пуховика. Значит, не только Чимин приходит сюда привести мысли в порядок. Стоит ли ему уйти или можно остаться? — Надеюсь, ты тут не курил? — спрашивает Мин, чиркая зажигалкой и поглядывая на него из-под лезущей в глаза челки. — И не пытался спрыгнуть? — Чимин отрицательно качает головой на оба вопроса, наблюдая за тем, как учитель втягивает щеки, затягиваясь и тут же выпуская дым. Чимин же после потери интереса к нему со стороны преподавателя облегченно выдыхает облако пара – ему не сделают выговор. Мин Юнги пришел в их школу только в начале этого года. Он ведет историю, но не у класса Чимина, так что они вообще не пересекались. Зато Чимин наслышан, что многие из их параллели влюблены в молодого преподавателя. Это не мудрено, ведь он довольно симпатичный, а большего юным омегам и не нужно. Юнги подходит ближе к ограде крыши, вглядываясь в даль. Чимин стоит там же. На самом деле ему не хочется делить крышу с кем-то и от вторжения почти-незнакомца возникает неприятное чувство. Хочется сохранить это место только для себя как нечто тайное и сокровенное, но оказывается что оно не такое уж и «его место». Возможно даже, что это именно он залил слезами «чье-то место». Возможно, это место Мин Юнги, а не его. — Извините, я пойду, — Чимин кланяется историку и крепко перехватывает лямку на рюкзаке. Отец тоже раньше курил, но к сигаретному дыму Чимин так и не привык, да и неловко ему в компании учителя. — Извините, — еще раз повторяет он, прежде чем уйти.***
Когда их историк уходит на больничный, заменяет его именно учитель Мин. Чимин не выучил домашку и очень надеется, что его не спросят. Родители предложили поехать к Хосоку на выходные, поэтому вместо зубрежки дат он полночи строил планы о том, как они с братом проведут время, составил в голове целый список того, что нужно рассказать и что обсудить. Хосок для него — первый альфа после отца и вот опять Чимину не повезло. Второй лучший мужчина в мире оказался его братом — он действительно неудачник. Поэтому, в отличие от Ёнджуна и Уёна, Чимин никогда не подтрунивал над влюбленным в Хосока Каем. Мелкий знает толк в альфах и Чимин его прекрасно понимает. На уроке учитель Мин настолько спокоен и невозмутим, будто всю жизнь находится под легкой седацией. Он приносит свою кружку, отпускает желающих выйти взмахом руки, говорит тихо и вкрадчиво, опершись поясницей на стол, и время от времени переключает слайды с картинками и картами на интерактивной доске. Если быть честным, Чимин не знает, какую тему они проходят сегодня, он прослушал. Зато он прекрасно слышит, как нового учителя обсуждают омеги, которые сидят впереди. Отбросив все формальности, они называют его «Юнги», и Чимина каждый раз коробит от этого, но абстрагироваться не получается. Он то и дело улавливает кусочки «я не могу найти его инсту» или «говорят, он ни с кем не встречается». Чимин не собирается искать учителя в соцсетях и разнюхивать о его личной жизни, но он знает маленькую тайну Мин-сонсенима и чувствует себя гораздо ближе к нему, чем все омеги в их классе, хоть и не имеет никакого желания пользоваться этим. Юнги для него слишком взрослый, слишком умный, слишком скучный, слишком… — Ким Чимин, проснитесь. Вокруг раздаются смешки и, подняв взгляд от парты, Чимин к своему стыду обнаруживает, что на него обернулись одноклассники, а учитель смотрит выжидающе. — Извините, — становится как-то совсем неловко от того, что мысли Чимина были заняты оценкой учителя как альфы. Чимин никогда не заглядывался на молодых преподавателей, а сейчас вдруг уподобился сплетникам с соседней парты. — Учтите, что история также входит в итоговый экзамен, а для поступления в университет важен каждый балл. — Его отец знает, как раздобыть денег на платное! — вклинивается кто-то из одноклассников, и под смех остальных у Чимина сжимаются кулаки. Ему хочется ответить что-то едкое и гадкое, чтобы заткнуть их раз и навсегда, но язык будто прилипает к нёбу, и Чимин не может вымолвить ни звука. Он уже готов снова разрыдаться от обиды за себя и отца, когда устроенный балаган прерывает учитель Мин, расстреляв «шутника» очередью из вопросов по пройденному материалу, на которые у того не находится ответов. — Не вынуждайте и вашего отца искать денег для поступления. Чимин действительно благодарен за то, что учитель за него вступился.***
В субботу Чимина ждет ранний подъем. Он очень хочет встретиться с Хосоком, но продолжает переводить настойчивые будильники до тех пор, пока папа не срывает с него одеяло. — Будешь и дальше валяться, мы поедем без тебя. — Да, капитан. В детстве Чимин услышал такое обращение к Джину от дяди Чонгука и подумал, что папа капитан корабля. И почему-то обязательно пиратского. Своими догадками он естественно поделился с тремя омегами Чон и был безумно горд тем фактом, что его папа такой классный и крутой. Он находу сочинял легенды, в которых Сокджин искал сокровища и плавал по разным морям, сражался с другими пиратами (непременно всегда одерживая победу) и видел русалок. Чимин верил, что русалки существуют, а когда их на день рождения Уёна отвели в огромный аквариум, где плавали аниматоры-русалки (для Чимина это были настоящие русалки), он лишь убедился в своей теории. Сокджин однажды услышал, как сидящие в шалаше из пледов дети обсуждают его «подвиги» и, будучи замеченным за подслушиванием, подвергся атаке вопросов о своих приключениях на корабле. Уже вечером, укладывая Чимина спать, он признался, что больше не выходит в море, потому что нашел самые ценные сокровища. — Они спрятаны в сундуках в твоем огороде? — наивно поинтересовался уже засыпающий Чимин. — Нет, они в доме, — улыбнулся ему Сокджин и погладил сына по голове, — Спи сладко. Всю дорогу к Хосоку Чимин проводит в полудрёме. Родители о чем-то переговариваются и хихикают, выкрутив радио до минимума. Они всегда могут найти, о чем поболтать даже спустя почти 20 лет. Благодаря ним у юного омеги сложился пример идеальных отношений. Родители завысили планку Чимина настолько, что он почти не страдает из-за того, что никто из сверстников им не интересуется. Впрочем, это взаимно. Он никогда не влюблялся и никто ему особо не нравился в отличие о того же Ёнджуна, у которого любови всей жизни меняются каждый месяц. И почему-то именно в момент этих размышлений Чимин вспоминает о преподавателе Мин. Если бы он не был учителем, то заинтересовал бы омегу? Что в нем такого, кроме внешности, раз половина старшеклассников сходит по нему с ума? Должен ли он нравиться Чимину тоже, чтобы быть таким как все? И хочет ли Чимин вообще быть как все? Не найдя ответов, он и засыпает, пролежав в неудобной позе вплоть до приезда к дому, квартиру в котором снимает брат. Несмотря на то, что Хосок устроился в Сеульскую фирму, ему предложили перевестись в филиал аж в Пусане, и он согласился. Хосок очень хотел помочь родителям наконец-то выплатить все долги за дом, в котором его окружили любовью и заботой. Однако Намджун был крайне категоричен в этом вопросе и не позволял сыну помогать. Еще бы, он же был свято уверен в том, что это только их с Джином забота, которую они никогда не станут перекладывать на плечи своих детей. Но Хосок был упертый и добился своего, ведь получал неплохую зарплату и мог себе позволить не сильно ограничиваться, даже отдавая часть денег родителям. На самом деле он просто приехал домой, подсмотрел номер счета в документах и стал отправлять деньги напрямую в банк. Не будучи родным по крови, Хосок все равно пошел несгибаемым упрямством именно в Джина и переводил обратно все деньги, которые родители хотели вернуть ему за взносы. Со временем пришлось сдаться именно старшим. Этим Намджун был все еще недоволен, но почти смирился. Благодаря Хосоку ему не пришлось больше брать дополнительные переработки, из-за которых его здоровье ухудшилось. Он был недоволен, но благодарен. — Хосоки-хён, — альфа чуть ли не летит на пол после встречи с ураганом-Чимином. Они не виделись всего лишь три недели, но уже оба соскучились. Чимин никогда не скрывал своей привязанности к брату и прилип к нему намертво будучи еще трехлеткой. — Эй, Чим-Чим, ты раздавишь брата, — Джин появляется с кучей пакетов, за ним с такой же кучей показывается Намджун, у которого от входа в теплое помещение тут же запотевают стекла очков. Ничего не меняется: папа наготавливает кучу еды, которую Хосоку за всю жизнь не съесть, и никакие просьбы ничего не привозить не срабатывают. Однажды Хосок сказал, что ничего не возьмет с собой, когда собирался уезжать после недельного отпуска обратно в Пусан, но увидел такую обиду в глазах папы, что пришлось взять в два раза больше, чем тот предлагал изначально. Джин вовсе не относится к той категории пап, которые ведут себя как курицы-наседки, но ему крайне важно, чтобы его семья не была голодной и зачастую он действительно перебарщивает. Со временем все к этому просто привыкли. — Пап, ты опять за свое, — Хосок ворчит, забирая у родителя сумки с кимчи и целуя в щеку. На самом деле это здорово экономило ему время на готовке и деньги на доставке еды, и, что важно, у папы было вкуснее. Но ему не нравилось, что Сокджин убил столько времени и сил, чтобы все это приготовить и привезти, хотя мог потратить его на себя. Чимин хвостом увязывается за ним следом на кухню, предлагая уже сейчас выйти погулять к морю. Сон после встречи с братом как рукой сняло. Хоть они постоянно и говорят по телефону, многое Чимину хочется рассказать лично. Брат, несмотря на большую разницу в возрасте, всегда был для него лучшим советчиком и авторитетом. Из-за него Чимин занялся танцами, в его комнате прятался после ссоры с родителями и чаще всего именно Хосок первым узнавал тайны Чимина, на что Ёнджун, будучи лучшим и любимым другом, страшно обижался, за Ёнджуна обижался еще и его брат-неразлучник Уён, а разрывающийся на два фронта Кай пытался всех помирить. — Если тебе никто не нравится, Чимин-и, это не значит, что с тобой что-то не так. Совсем не обязательно встречаться с кем-то, тем более если это отношения ради отношений. — братья сидят на лавочке в парке, купив по рожку мороженого. Папа надает им по головам, если узнает, что они едят его в такую холодину. — Тебе ведь никто не нравится? — Ну… вроде. — Вроде? — Хосок улыбается, пытаясь заглянуть в лицо младшего. — Как-то неуверенно. — Я просто… это не совсем симпатия, но в последнее время я много думал об одном человеке… — И этот человек альфа? — Да, но… это не симпатия. — Тогда что? Чимин задумывается. После той встречи на крыше он теперь часто обращает внимание на учителя в коридорах школы, думает о нем на уроках и даже после них. Интерес? Увлечение? Симпатия? Омега не знает, какое из чувств движет им, но ощущение того, что это все не просто так, не отпускает его с первого дня на крыше. — Спроси у папы про истинных, ладно? — не дождавшись ответа, продолжает альфа. — Возможно, прояснится. — А ты хочешь встретить истинного? — Чимин поднимает взгляд на брата, который уже успел доесть свой рожок и откинулся на спинку скамьи, немного щурясь от ярких лучей. Солнце стоит уже в зените, но не греет слишком сильно, чтобы вызывать дискомфорт. Чимин не стремится становиться свахой и никогда не подталкивал брата к Каю, но смотреть на мелкого порой невыносимо. Хосок для него, казалось, не просто альфа, а идол и божество, которому юный омега хотел поклоняться и приносить жертвы. Пока что жертвой был именно сам Кай. — Конечно. И Чимин от досады поджимает губы. Он точно знает, что брат и Кай не истинные. Безусловно, это совсем не обязательно, но улыбка на губах Хосока в момент ответа и нотки надежды в голосе не оставляют младшему Чону никакого шанса.***
— Что ты здесь делаешь снова? — на этот раз Мин Юнги появляется на крыше хмурый, с кружкой наверняка чего-то горячего в руках. Кофе — как после заметит Чимин. — Я… вам вообще-то сюда тоже нельзя, — он жалеет о сказанном сразу же. Перед ним учитель, а не его одногодка, и Чимину здесь правда нельзя находиться, но и Юнги тоже. — Справедливо, — он ставит чашку на бетонный выступ и подкуривает сигарету. Им не о чем разговаривать, но никто не спешит уходить. До конца обеденной перемены еще много времени, и Чимину не хочется возвращаться в класс даже после звонка. Он уже съел обед, который папа собрал ему в школу, и сидит с боксом на коленях, наблюдая за историком. Тот стоит поодаль, что-то печатая в телефоне с зажатой между пальцами никотиновой палочкой. На нем теплая водолазка, очки съезжают немного на нос и эффектно уложенные ветром волосы. «Красивый», — думает вдруг Чимин и от столь внезапной мысли действительно пугается. Неужели он такой же, как его одноклассники? Он толком ничего не знает об учителе, но заглядывается на него вот уже не в первый раз. Его привлекает внешность? Что еще он может узнать о нем, кроме тайны о перекурах на крыше и привычке чесать затылок, если что-то идет не так. Юнги, кстати, побеспокоил прическу уже дважды. Чимин не находит ответа и следующие двадцать минут они проводят вместе, будучи порознь и занимаясь каждый своим делом. Уже в классе Чимин неожиданно осознает простую для себя истину: он будет продолжать ходить на крышу, но больше не для того, чтобы быть там в одиночестве.***
Уён приезжает к нему вечером пятницы, чтобы вместе посмотреть сериал. Они не виделись аж с дня рождения старшего, а уже ноябрь. С самого детства Чимин не разлей вода со всеми братьями Чон, но почему-то больше всего тянулся именно к Ёнджуну, хотя по возрасту был ближе к Уёну. Но после того, как Ёнджун поступил в университет аж в Китае и уехал, Чимин стал проводить больше времени со средним из братьев. Ему немного совестно от этого, будто бы Уён стал заменой. Он даже рассказал об этом самому Чону, на что тот отмахнулся. «Не дели нас на больше и меньше, ладно? Давай просто дружить и продолжать всех дурить тем, что все мы братья». Да, этим они занимались постоянно, пока ходили вместе на кружки и мероприятия. Конечно же есть еще Кай, которого Чимин любит не меньше остальных. Их младшенький не получил избыточную тактильность как все его братья и почти братья (нельзя исключать и любящего обниматься Хосока тоже) и вообще не был таким же активным и безбашенным (по меркам их семьи) как остальные, но с детства и до сих пор подвергается атакам из тисканий, обнимашек, поцелуев и прочих проявлений любви не только от хёнов, но и родителей с обеих сторон. Однако в этот раз у него началась течка и Уён поспешил скорее сбежать из дома к другу. — Хей, Ёни-бэйби, — Чимин называет так Уёна по двум причинам. Во-первых, он всегда называет Ёнджуна «Ёни», когда тот не ведет себя как стервозная задница (а тот ведет себя так почти всегда, с тех пор, как ему исполнилось тринадцать). Он не использует вторую часть его имени, потому что папа так называет отца и Чимину хочется сохранить это обращение исключительно за ним. А Уён младше и Ёнджуна, и Чимина, поэтому его частенько дразнят малышом. Разница в год и сорок четыре дня позволяет Чимину вздергивать подбородок и требовать к себе обращения как к хёну. Во-вторых, после того, как родители решили ежемесячно оплачивать подписку на Нетфликс и выделили Чимину собственный профиль, он смотрит американские сериалы исключительно в оригинале, понабрав оттуда кучу фразочек в свой лексикон (Намджун очень им гордится за умение схватывать все налету). Приставка «бэйби», которую герои используют в основном к детям, намертво прицепилась и к Уёну. — Как думаешь, у нас нет парней, потому что Ёнджун истратил лимиты на всю семью? — Уён с этого смеется словно дикая гиена, и даже кола уродливыми пузырями льётся из его носа. Это было действительно так: Ёнджун слишком часто менял парней и начал ходить на свидания еще когда учился в средней школе. Остальные Чоны и их brother from another father Чимин таким опытом до сих пор не располагают. Чимину до недавних пор было все равно, Уён с головой в балете и это действительно чудо, что сегодня он согласился выпить немного колы, хоть и исключительно диетической, а Кай просто безнадежно влюблен в Хосока, для которого он все еще ребенок и «как брат». — Я чуть не умер, господи, — отсмеявшись и утерев лицо, средний Чон лишь пожимает плечами. — Я не думал об этом, честно. Пока что я не могу представить себя в отношениях и не думаю, что мне это нужно. Отец разрешил мне поступать на факультет хореографии, кстати, — тут Чимин расплывается в широченной искренней улыбке и аж подпрыгивает на кровати, ведь эта тема была всегда предметом спора между Уёном и Чонгуком, который хотел, чтобы сын выбрал что-то более стабильное, нежели балет. Не забывает он и треснуть Уёна в плечо, потому что новость действительно важная, а делится ею младший только сейчас. — Ау, больно! — шипит он, потирая руку, и продолжает лишь спустя пару минут сетования на то, что у него останется синяк. — Мне теперь нужно заниматься еще усерднее, чтобы поступить и доказать отцу, что он не зря в меня поверил. — Чимин снова не может сдержать рук, которые теперь уже тянутся для объятий с другом. Очень давно, когда родители отвели Хосока на танцы и он репетировал дома, Чимин, который все повторял за братом, тоже начал танцевать. Сначала просто возле телевизора, по-своему копируя движения за айдолами, а потом выпросил Сокджина отдать его в ту же школу, где занимался Хосок. Вместе с Чимином возле телевизора танцевал и маленький Уён. Но если братьев Ким больше привлекали современные танцы и учились они преимущественно хип-хопу, то Уён пробовал и хип-хоп, и брейк, и даже бальные танцы, но сердце свое отдал балету с тех самых пор, как папа отвел туда шестилетнего мальчика, который до этого категорично браковал четыре студии танцев подряд. Уён так сильно благодарен Тэхёну, что тот терпеливо искал вместе с сыном то, что будет ему по душе, и не бросил попытки после первой неудачи. Повезло, еще, что взяли. Отбор был жесткий, но с тех пор Уён стаптывает пальцы на ногах в кровь, мнительно следит за весом и мечтает попасть в труппу Национального балета Кореи. Какие тут могут быть отношения, когда после школы и дополнительных он бежит в балетную студию, чтобы, не щадя сил, заниматься четыре часа напролет? — Только не говори, что какой-то придурок-альфа украл твое сердечко, Чим-Чим, — немного отстранившись, Уён заглядывает в глаза старшего, ища в них ответ и пропуская мимо ушей вечное чиминово «я твой хён». — Нет, ты же знаешь, они и правда придурки, — практически все альфы в классе участвуют в его травле, остальные же предпочитают не вмешиваться, что для Чимина значит то же самое. — Я просто думал об этом. И мне захотелось быть нужным кому-то. — Эй, у тебя определенно есть восемь человек, которым ты нужен, — Уён смотрит на друга недовольно, нахмурив брови. Этим он очень походит на Тэхена, о чем ему говорят все вокруг, особенно отец, для которого это выражение лица большая слабость. — Никакой альфа не заберет у нас булочку Чим-Чима! — Да я же тебе, блин, хён! Как у них обычно и случается, серьезный разговор тут же перерастает в бой подушками и попытками защекотать друг друга после. Уён не любит такие обсуждения и не любит говорить об альфах, постоянно отфыркиваясь. Но Чимин знает: любимые постановки друга — о вечной и всепоглощающей любви. И у него наверняка снесет голову от безумства, когда он встретит истинного, потому что Уён невыносим, а влюбленный Уён станет настоящим апокалипсисом. Чимин такие истории тоже любит и видит именно такую любовь ежедневно: папа с отцом как подростки вечно держатся за руки и трепетно целуются в коридоре, думая, что их никто не видит.***
Найти инстаграм учителя Мин действительно не получается. Чимин не против иметь парочку сохраненных фото, но даже в профиле на школьном сайте историк остался без персонального портрета. В голову даже приходит абсурдная идея тайно щелкнуть его в коридоре, но Чимин тут же от нее отказывается. С его удачей сделать этой незаметно не выйдет да и… нет он не станет сходить с ума от любви, когда это даже не она. Признаться себе в том, что учитель Мин его интересует как альфа Чимину пока сложно. Он склоняется к тому, что придумал себе эти чувства, потому что толком ничего не знает о Юнги. Но… — Отец, — Чимин подсаживается на диван к читающему Намджуну и обнимает его руку своими, кладя голову на плечо. Он всегда так делал раньше: заглядывал в книгу, даже когда еще не умел складывать буквы в слова, и они сидели так несколько минут, делясь теплом и тишиной друг с другом. — Когда ты понял, что любишь папу? Намджун закрывает книгу, используя палец как закладку. Отец у Чимина очень начитанный, всегда говорит мудрые вещи и мог бы заслуженно получить нобелевку по литературе, если бы хоть что-нибудь написал. — Думаю, что как только вошел в его кабинет ранним сентябрьским утром. Джини тогда был жутко уставшим и постоянно хмурился, а я не мог перестань улыбаться как идиот, смотря на него, — Намджун тянет губы до ушей и сейчас, вспоминая тот день. Стоило ему увидеть омегу, как образ будто отпечатался на сетчатке и проецировался каждый раз, когда Ким закрывал глаза. Он думал о Сокджине в камере, на суде и в тюрьме. О Сокджине Намджун не перестает думать ни на секунду до сих пор. — А папа мне другое рассказывал. — Ну, до папы доходило дольше, — Намджун прыскает и переходит на шепот, — Только не говорим ему, что я так сказал, ладно? От папы Чимин не любит ничего скрывать, но эту тайну, пожалуй, все же разделит только с отцом. Если и существует любовь с первого взгляда, а ведь именно она связала воедино его родителей, то насколько велика вероятность, что это она в самом деле уже пронзила сердце юного омеги?***
Юнги протягивает ему термокружку. — Я не знаю, какой ты любишь, но взял с молоком. Аллергии на лактозу нет? — Чимин шокировано качает головой в ответ, — Отлично. Я был уверен, что ты наверняка окажешься тут, поэтому захватил. Юнги опускается рядом, Чимин едва слышно благодарит — его не хватает на большее. Он все еще не понимает, ведь учитель не обязан поить его кофе, даже если они периодически проводят перемены на крыше. Не то, чтобы вместе, ведь за все время так ничего и не сказали друг другу и по-хорошему Юнги должен был уже давно отвести правонарушителя к директору, а не приносить ему согревающие напитки. — Очень вкусно, — Юнги отрывает взгляд от телефона, когда Чимин вдруг произносит это спустя десять минут их молчаливых посиделок. — Можешь взять кружку с собой, — когда уголки губ Юнги приподнимаются, сердце Чимина пропускает удара три, прежде чем приходит в норму. Эта подстава становится неожиданностью даже для него самого. Из-за внезапного всплеска эндорфинов он вдруг смелеет, о чем, конечно же, пожалеет почти сразу же. — Но тогда вам не в чем будет принести мне кофе в следующий раз. Альфа на это только смеется, запрокидывая голову назад, и Чимин тоже улыбается. Оказывается, так хорошо просто находиться в компании этого человека, видеть его улыбку и вдыхать едва ощутимый запах. Просто вот так и просто вдвоем. Как и обещал, Юнги не требует стакан обратно, когда поднимается на ноги спустя еще четверть часа их уютной тишины. До начала урока остается буквально пару минут. — Не вздумай прогуливать занятия, — предупреждает он напоследок и быстро уходит с крыши, оставляя Чимина с кружкой недопитого кофе в руках, дурацкой улыбкой на губах и цветочными бутонами в сердце.***
Посиделки на крыше с тех пор становятся чем-то вроде их негласной свято соблюдаемой традицией и со стороны может показаться, что они вообще не имеют смысла. Юнги просто отдает Чимину стаканчик кофе — теперь он знает, что тот пьет мятно-шоколадный раф – и они сидят так в совершенной тишине до конца большой перемены. А потом расходятся, без обещаний встретиться вновь, потому что для обоих очевидно, что они снова будут тут на следующий день. Чимин точно не знает, как называются их отношения. Это не дружба. И они не встречаются. Но они уже и не как учитель и ученик. Субботним днем в самом конце ноября Уён трясет его за плечи, скача вокруг Чимина, словно тот рождественская ёлка, а Ёнджун верещит из динамиков ноутбука о том, что свидетелем на свадьбе будет именно он и никакие Уёны не посмеют всунуть в это дело свой длинный нос. Кай, тихо лежа на кровати Чимина с томиком нового выпуска их любимой манхвы, считывает в глазах Кима просьбу о помощи, но оба знают, что пока Ён-1 и Ён-2 не наорутся вдоволь и не выпустят все свои на первый взгляд нескончаемые эмоции, то успокоить их будет невозможно. А Чимин всего лишь наконец признался им, что влюблен в Юнги. Учитывая, что все, кроме самого Чимина, догадались об этом намного раньше и даже успели обсудить между собой, новость не такая уж и грандиозная, но все же! Сосед по комнате в общежитии Ёнджуна демонстративно выходит в коридор, хлопнув дверью. Оно и понятно: терпеть Ёнджуна, тем более в таком состоянии, очень сложно, а у Чимина с годами просто выработался иммунитет. — Ну все, отцепись от меня, Уён, меня уже ноги не держат. — Ноги не держат от любви, — в унисон пропевают братья и Чимин, он клянется, слышит голос Кая тоже. В младшего тут же летит молния из глаз Кима, но Кай успевает спрятаться в развороте манхвы. Это стремительно превращается в какой-то сумасшедший дом, Кай вдруг становится предателем и даже папы нет, чтобы разогнать крикунов по углам. Чимин молится всем богам о спасении и обещает целую неделю не есть сладкие булочки с сахаром, которые «на скорую руку» делает Сокджин, когда дверь в его комнату неожиданно открывается. — Вы чего орете, сумасшедшие, я уже пять минут не могу достучаться, — внезапный Хосок в свободной толстовке и узких джинсах на пороге его комнаты выглядит как галлюцинация. Причем массовая, ведь ЁнЁны тут же затыкаются, что позволяет Чимину выпутаться из загребущих рук Уёна и стремглав ринуться к брату, а Кай пытается срастись с изголовьем кровати, бледнея в считанные секунды. — Хосоки-хён, — Чимин нападает на брата с объятиями и припечатывает к противоположной стене коридора — настолько силен его напор. — Ты почему не сказал, что приедешь сегодня? — Сюрприз? — Ох, папа с ума сойдет, когда тебя увидит, он же еще не наготовил миллион килограммов твоего любимого кимчи. — На то и расчет. Если папу предупредить, он начнет наводить суету, а так я обезврежу его обнимашками и мы отделаемся легким ужином, — зная Джина, это был бы самый идеальный вариант вечера, — Кстати, когда они вернутся? — Ближе к семи, думаю. Отец может задержаться, — боковым зрением Чимин улавливает любопытную мордашку Уёна в дверном проеме. — А нас не хочешь обнять? — весьма убедительно он изображает обиду, в театре им бы гордились, — Мы вообще-то тоже давно не виделись! — и без какого-либо согласия Уён лезет обниматься сам. Хосок и не против, ведь все Чоны для него как братья. — Так не честно! — кричит Ёнджун и дуется от досады, судя по шуму, даже что-то скидывает со своего стола. Они с Хосоком не увиделись, когда омега приезжал на каникулы, и не встретятся еще аж до Рождества, а ведь шестилетний Ёнджун все время просил родителей обменять любимого Хосока на Уёна, из-за чего приходилось долго вымаливать прощение у брата, ведь его он тоже очень сильно любил, просто не понимал, почему ему родители сказали, что старшего братика завести уже не получится, а у родителей Чимина очень даже получилось. Все трое заходят в комнату, где Хосок не сразу замечает Кая, который притих и будто бы уменьшился в размерах. — Привет, хён. — Хей, привет, — он треплет его волнистые волосы, отчего младший вжимает голову в шею и мысленно отговаривает себя от трусливого побега. Может, это по-детски и может глупо, но вот такой он, Чон Кай: наивный, немного импульсивный и до кончиков пальцев влюбленный в названного брата. Чимин и Уён переглядываются и Уён спешно начинает тарахтеть обо всякой ерунде, чтобы спасти младшего и переключить внимание на себя. Они болтают в комнате больше часа, успевают перетащить чипсы с кухни и морковные дольки для Уёна. Под уговорами остальных Чимин все-таки рассказывает немного больше о Юнги и о чувствах, которые к нему испытывает. На его губах в этот момент трогательная мечтательная улыбка, а на сердце легкость. Теперь, когда мысли о влюбленности не томятся в его голове, становится действительно ощутимо проще. Конечно, это не то же самое, что признаться самому альфе, но сейчас Чимину важно быть честным перед самим собой и перед близкими ему людьми. Это у него получается.***
Как оказалось, Хосок взял пару отгулов и проведет дома еще несколько дней после дня рождения Сокджина. Приезд Хосока всех несомненно радует, но то, что он скоропостижно (Джин верил, что сын возьмет отпуск) уедет, немного расстраивает домочадцев. Зато теперь Чимин еще больше рад окончанию уроков, потому что брат забирает его и они едут куда-нибудь перекусить или помочь папе на работе. Они также приглашают братьев Чон, но Уён не может пропускать свои ежедневные репетиции и обессиленный освобождается довольно поздно, а Кай все время наотрез отказывается, придумывая совершенно неправдоподобные отговорки. Чимин понимает и не настаивает, Хосок не комментирует. Вместе они это не обсуждают. На следующий день после отъезда брата и его клятвенного обещания приехать на Рождество, Чимин чувствует на себе тяжелый взгляд в школьном коридоре и, только повернувшись, понимает, что тот принадлежит Юнги. Учитель ничего ему не говорит ни словом, ни жестом, но от этого взгляда омеге становится не по себе. И когда Юнги не приходит на крышу на большой перемене, то ждавший его до самого звонка Чимин едва ли не пулей вламывается в учительскую в начале урока, из-за чего получает выговор от преподавательницы литературы. Юнги там уже нет, а Чимина как маленького до класса отводит учитель.***
— Пап, мне кое-кто нравится, — Чимин не находит момента более подходящего, чем сейчас: он как раз держит Сокджина за ноги, пока тот вытирает пыль с верхней полки книжного стеллажа. Будь это какой-нибудь слишком эмоциональный папа, то тут же схватился бы за сердце и грохнулся вниз, Джин же, может, немного и впечатлительный, но в целом весьма рассудительный омега. Он спокойно дотирает поверхность и спрашивает: — Надеюсь, не в одноклассника? Ты же знаешь, альфы в твоем возрасте некудышные, — еще и смешно фыркает в придачу, чем веселит Чимина, который мнение папы полностью разделяет. Он подает родителю руку, помогая слезть. — Нет, па, — ему нужна еще всего секунда, чтобы окончательно решиться. Он не имеет и не хочет иметь секреты от Джина (если, конечно, это не касается всяких отцовских глупостей и того случая, когда Хосок прогулял уроки из-за того, что ходил на прослушивание), — В учителя. Явно не ожидавший такого Сокджин смотрит на него огромными глазами, безмолвно требуя объяснения и больших подробностей. — Пап, спокойно, он не дед. — Зато я дед! — Да какой из тебя дед, нас до сих пор принимают за братьев, — эта легкая перепалка помогает разрядить обстановку. Сокджин обнимает сына, а тот прижимается теснее. Они всегда так приходят к компромиссу в спорах или мирятся после небольшой ссоры. Сокджин считает, что это потому, что так их сердца подстраиваются под ритм друг друга и это происходит быстрее, чем упорядочиваются мысли. — Прости, реакция была так себе. — Ты даже не стал кричать, что я тебе больше не сын, — он хихикает, — Так не интересно. — Эй, — Чимину прилетает легкий подзатыльник. Конечно же Джин знает, что дурацкие шутки — это намджуновы гены, но Чимину не стоит злоупотреблять. — Я надеюсь, ты осознаешь, насколько в твоем возрасте важна контрацепция… — Папа! — Я не договорил! — А я и так знаю, что ты скажешь, и у меня есть голова, — Джин на это согласно кивает, — И мы с ним не встречаемся, пап, это только мои чувства. Уголки его губ упускаются вниз, а брови Джина хмурятся. Это впервые, когда младший сын признается в том, что ему нравится кто-то, но первая любовь не всегда счастливая и чаще всего действительно безответная. — Эй, — Джин мягко касается отросших волос сына, заправляя выбившиеся пряди за ухо, — Не расстраивайся раньше времени. Даже если ничего не выйдет, будет еще много таких. — Я не хочу много, хочу этого, — Чимин дуется как ребенок. Он был немного капризным в детстве и обижался, если не получал желаемого. Стоило отцу забыть привезти ему шоколадку или Хосоку отказаться поиграть, как губа мелко дрожала, щеки надувались, а в глазах мерцала вселенская печаль. Маленький манипулятор был таким лет до семи, став после более сдержанным на желания. Но привычку дуть губы сохраняет до сих пор. Джин на это только улыбается и предлагает Чимину посекретничать за вкусняшками на кухне. Ему не терпится узнать о том, кто украл сердце его сына и кому в случае чего он будет прописывать знатных люлей. А уборка может и подождать.***
Оказавшись на крыше, Чимин сразу же замечает Юнги. Тот стоит к нему спиной, сигаретный дым быстро растворяется в воздухе из-за ветра, а кружек на парапете две. Чимин тут же притягивает себе одну, когда подходит ближе. — Даже не спросил, можно ли. — хмыкает Юнги. — Она все равно для меня, — на это старший лишь кивает, туша сигарету. Чимин всегда морщится от дыма, а Юнги не хочет его травить. В тишине проходит еще минут семь, прежде чем Мин вдруг говорит: — Я прочитал твой проект. Про отца, — и он даже видит, как Чимин напрягается. Омега не хочет осуждения, и надеется, что Юнги не такой поверхностный как ребята из его класса. Он пока не так хорошо знает его, но тянется к этому альфе всем своим существом. Чимин почти уверен, что они могут быть истинные, и ему не хочется обжечься. — Прости. Я… в какой-то мере виноват. Чимин ничего не понимает. — В чем виноват? — Юнги на него не смотрит, его губы поджаты и Чимин, который обычно накручивает себя по пустякам, даже не знает, что и думать. — Учитель? От этого обращения Юнги дергается, будто от чего-то колючего. За все это время Чимин его так ни разу не называл, он вообще никак к нему не обращался, но омега подумал, что «хён» было бы весьма смело, а назвать альфу «Юнги» прямо вслух, как одноклассники с соседней парты, чересчур фамильярно. — Это ведь тоже про него? — Юнги протягивает ему телефон, где в галерее сохранены фотографии газетных статей о человеке, чье имя журналисты скрывали под буквой «R». Перед глазами Чимина тут же возникает образ улыбающегося отца с ямочками на щеках (Чимин с детства и до сих пор называет их дырочками) и в глазах начинают щипать слезы. Зачем Юнги показывает ему их? — Это самый достойный человек, которого я знаю, — Чимин хочет продолжить выстраивать защитную крепость вокруг отца, но его дыхание спирает от эмоций, что дает Юнги мгновение, чтобы развеять опасения омеги. — Я знаю, — он улыбается, забрав телефон из рук Чимина, быстро находит что-то другое и снова разворачивает экраном к омеге, — А это вот я. На Чимина с экрана смартфона смотрит мальчик лет семи. Он сидит в больничной постели, в больничной пижаме, худой и бледный, как больничные белые стены. Чимин поднимает взгляд: кожа на щеках Юнги сейчас розовая от мороза, но и без него оттенок никогда не был таким болезненным, как на фото. От рук мальчика отходит трубка к капельнице, еще одна – в носу. Но несмотря на все это маленький Юнги тянет губы в широченной улыбке, обнажая десны. Чимин еще не видел, чтобы взрослый Юнги так улыбался. — Это спустя четыре дня после пересадки почки. А за неделю до этого я написал прощальное письмо для папы, потому что услышал, как врачи говорили родителям, что мне осталось не долго. И я сам тоже это чувствовал. Мне тут, кстати, восемь, — Чимин судорожно вздыхает. Они ведь никогда даже не рассказывали друг другу как прошел их день, а сейчас Юнги вываливает на него больше, чем за все вместе взятое время. И мысли Чимина не успевают за тем, как быстро говорит Юнги в этот момент, — Я должен был умереть, Чимин, потому что органов в Корее меньше, чем людей, которым они нужны. Но тут из неоткуда появляется твой отец и мое первое путешествие в Японию хоть и весьма сумбурное, но в разы лучше, чем на тот свет, куда я готовился. Осознание до Чимина доходит медленно. Мальчик на фото и альфа перед ним — это все Юнги. И он жив и стоит сейчас перед Чимином, потому что его отец украл кучу денег, передал их на спасение детей, а потом отсидел год в тюрьме за это. Юнги был одним из спасенных детей, Юнги этот спасенный ребенок. Он за то, что выжил, чувствует вину? Чимин снова плачет на крыше школы. Он едва ли понимает, что они могли не проводить все те молчаливые обеденные перемены вместе, если бы Юнги умер тогда. Юнги могло не стать еще двадцать лет назад, его бы просто не было и Чимин никогда бы даже не узнал о том, что Мин Юнги вообще существовал — он не может осознать этого в полной мере прямо сейчас. Его отец спас Юнги. Намджун спас еще много детей от мучительной смерти, Намджун, его отец Намджун. А Юнги – вполне здоровый и розовощекий стоит перед ним, бегая испуганным взглядом по лицу рыдающего омеги. Ох, да ведь Юнги определенно предназначен Чимину свыше! Он резко садится на корточки из-за того, что голова идет кругом. Альфа также резко опускается рядом, не решаясь даже прикоснуться к старшекласснику, хотя ему в самом деле хочется его обнять. — Чимин, тебе плохо? Прости, — Чимин качает головой, уткнувшись лбом в колени. Вдох и выдох, Ким Чимин, приходи скорее в норму. И омега действительно берет себя в руки спустя еще пару минут, а затем и Юнги, порывисто обнимая того за плечи и утыкаясь сопливым носом в грубую ткань пальто на плече, наплевав на все те границы, которые альфа так тщательно выстраивал. — Я рад, — говорит он тихо. «Что это был ты» — добавляет мысленно. Юнги держит его аккуратно, едва касаясь руками. Чимин все еще его ученик и все еще несовершеннолетний. И пусть никто не видит их сейчас, Юнги не смеет пересекать черту, которую в первую очередь провел себе сам. — Отец тоже будет рад. — Что? Омега немного отстраняется, растирает остатки слез по лицу и улыбается так же широко и счастливо, как маленький Юнги на фото. — Хотите к нам на ужин, учитель Мин?***
Они не идут на уроки. У Юнги их вообще больше нет сегодня, а Чимин не в состоянии. Юнги обещает прикрыть его, если потребуется. Но находиться на крыше в самом деле холодно и продолжительные посиделки здесь будут чреваты больничной койкой в перспективе. Оставшееся время до конца дня они сидят сначала на ведущей на крышу лестнице, а затем за чаем и конфетами в учительской. И вот теперь в машине Юнги едут к дому Чимина, отчего альфа немного волнуется. — Ты же не благословения на свадьбу едешь просить, хён. Чимин смеется, видя, как сжались пальцы Юнги на руле. Он так шутит — старший это понимает и решает промолчать, но улыбается сам себе от того, что это действительно могло бы быть так, если бы Чимин сейчас был на пару лет старше. Они вот уже даже перешли на «ты» и почти не замолкали (преимущественно Чимин, конечно же) весь день. Дом семьи Ким располагается за городом, в Кояне, а школа Чимина в Сеуле, поэтому добираться нужно почти час, если дороги загружены, как сейчас. Обычно утром Чимина отвозит отец, а после занятий он возвращается сам на общественном транспорте, но сегодня он едет в одной машине с Юнги и каждые десять минут ловит себя на мысли, что улыбается как идиот. В окнах первого этажа уже горит свет, когда они подъезжают, значит, родители вернулись с работы. Юнги заметно нервничает и Чимин тоже, но больше из-за того, что рассказал папе о своих чувствах к Юнги, а Сокджин хоть и мило улыбался за чаем, но запросто может подвергнуть альфу допросу с пристрастиями. Это же Сокджин. Следовательские замашки у него до сих пор никуда не делись. Так, вообще-то, уже было, когда Хосок заехал домой со своим парнем, что-то забыв. Он буквально на пару минут оставил его в гостиной, но Сокджину хватило и этого. Больше Хосок домой никого не приводил. — Идем? — спрашивает Чимин, отстегивая ремень безопасности. Он не предупредил родителей, что у них ожидается гость. Юнги кивает ему в ответ и первым выбирается из машины. Перед небольшим двухэтажным домом аккуратно разбиты несколько клумб с многолетними цветами и стремятся вверх фруктовые деревья и кусты гибискуса. Сейчас, они, конечно же, без листьев и соцветий, но весной сад наверняка очень красив. В прихожей Чимин выдает Юнги гостевые тапки и проходит немного вперед, вешая дутую куртку в шкаф. Вокруг подозрительно тихо и никто его не встречает. — Отец, ты дома? — кричит омега и краем глаза поглядывает на Юнги, чтобы не сбежал. Тот и не собирается, но не может избавиться от беспокойства перед предстоящей встречей. — Пап? — Он взял меня в заложники! — кричит в ответ Сокджин и Чимин по голосу понимает, что они в гостиной. Наверняка еще не ужинали и ждут его, как всегда дурачась, будто им по двадцать, а не пятьдесят. Чимин вместе с Юнги проходят в комнату, где действительно обнаруживаются родители омеги. Намджун сидит на диване, а Джин лежит головой на его ногах. Они взялись за руки и сплели пальцы в замок — да, именно так Намджун берет в заложники Сокджина. — У нас гость, — подает голос Чимин и на них тут же устремляются взгляды родителей. В глазах резко поднявшегося Сокджина сначала удивление, затем узнавание. Сын очень хорошо описал альфу, который наглым образом украл его сердце, но он никак не ожидал, что Чимин приведет того в дом так скоро. — Это учитель из нашей школы, Мин Юнги, — названный тут же кланяется в приветствии, — И, отец, — Чимин смотрит на старшего альфу, — Он хочет тебе кое-что сказать. У Джина в этот момент едва не останавливается сердце. Неужели они с Чимином… Да быть такого не может! — Господин Ким, — Юнги выходит немного вперед, прочищая горло. Намджун не знает, чего ждать: муж рядом с ним внезапно нервный и испуганный, Чимин как-то странно улыбается, школьный учитель по непонятной причине в их доме, и, кажется, они знают гораздо больше, чем он. Неожиданно для всех Юнги упускается на колени для большого поклона, из-за чего Джин едва не испускает дух. Он не отдаст свою кровиночку этому засранцу так быстро! Иначе бы зачем Юнги вести себя так, если он не собирается просить руки их сына? На мгновение Намджун тоже теряется, дергаясь в сторону склонившегося перед ним альфы. — Эй, ты чего, поднимайся с колен, — Юнги выпрямляется, но остается в сидячем положении. — Я хотел выразить вам благодарность за то, что спасли меня, — Намджун все еще непонимающе смотрит то на Юнги, то на сына, а затем и на мужа, эмоции на лице которого меняются слишком быстро. Кажется, Сокджин теперь тоже ничего не понимает. — Простите, что в том числе из-за меня вы попали в тюрьму. — О Господи! — Джин вскрикивает, прижимая пальцы к губам. — Неужели ты…? Намджун не может поверить своим глазам, но сейчас перед ним мальчик, которому он когда-то помог. Нет, теперь это взрослый мужчина. Он никогда не видел детей, которым оказали поддержку украденными деньгами, и не ставил перед собой цели найти их. Главным для Намджуна было дать ту помощь, в которой дети и их родители нуждались, и он совершенно не жалеет, что сделал это, даже несмотря на то, что многим в итоге пришлось пожертвовать. Когда Чимину исполнилось двенадцать, а Хосок уже переходил на третий курс, Намджун и Джин открыли свой благотворительный фонд. Они набрали туда сотрудников и волонтеров, провозились кучу времени с разными бумажками, вложились в рекламу. Это было весьма опрометчиво, учитывая, что это не бизнес, который приносит прибыль, а у них все еще мертвым грузом висели ежемесячные платежи в уплату заёма на дом. Но Хосок стабильно получал стипендию и даже иногда подрабатывал на выходных, что не нравилось родителям: они хотели, чтобы сын больше времени посвящал себе и своей юности, еще успеет наработаться. Тем не менее Хосок хотел быть самостоятельным и теперь редко просил у родителей деньги, которые с тех пор просто копились на семейном счету. Их и решено было направить в дело. Все это время Кимы регулярно переводили деньги в благотворительные фонды, но, с учетом их бюджета, двоих детей и займа, суммы были небольшие и нерегулярные. Намджуна это расстраивало, хотелось помочь чем-то большим, но идти в тюрьму еще раз он не мог — теперь он был не один. Поэтому обсудив все в кругу семьи, они решились на это. Хосок и Чимин активно помогали родителям в качестве волонтеров, подключалась и Чоны, а также некоторые друзья их семей. И все вроде бы закрутилось. Сокджин активно занимался делами в фонде, а Намджун совмещал с основной работой, чтобы их семья тоже ни в чем не нуждалась. И сейчас, когда перед ним на коленях сидит Юнги, который благодарит его за спасение, Намджун не может сдержать слез. Все это было и есть не зря. Сокджин резонно решает не устраивать экзекуцию Юнги. Чимин не признается в том, что они начали встречаться и не представляет Юнги как «а еще он мой альфа», поэтому и Джин молчит. Но присматривается за ужином к молодому человеку, который на вид ровесник его старшего сына. «Ну хоть не мой», — думает он, впрочем Сокджин уверен, что будь даже Юнги вдвое старше Чимина, он не был бы категоричен. Наверное. В любом случае, Сокджин цепляется взглядом за каждую деталь, мысленно составляя подробное досье на Юнги, основанное на привычках, физиогномике и собственном чутье. Он потом еще попросит Чонгука пробить его по базам, и даже тайно наведается в школу, но это все потом. А ужин проходит в довольно приятной обстановке. Все, конечно, плачут вначале (Чимин еще и настаивает, чтобы Юнги показал родителям фотографию себя маленького), но уже вскоре с красными носами смеются над неуклюжестью Намджуна, который чуть не свалил на пол все пиалы с закусками. Джин весь вечер не прекращает сокрушаться в сторону сына за то, что тот не предупредил о приходе гостя и у них нечего предложить Юнги. Альфа вообще сначала подумал, что это шутка, потому что стол ломится от всевозможной еды и та не уменьшается, сколько бы они не ели. Он вообще-то и сам прилично готовит, но делать это совершенно не любит. К тому же у него не хватает ни времени, ни сил после работы, чтобы еще стоять за плитой, поэтому Юнги обычно либо берет что-то на вынос, либо заказывает пиццу. — Спасибо за ужин, — наверное, с сотый раз говорит он перед уходом. — Я очень рад с вами познакомиться, — кланяется родителям омеги и они с Чимином выходят во двор — младший вызвался проводить. На улице заметно похолодало, пока они ужинали. Невзявший шапку Чимин тут же накидывает капюшон на вмиг покрасневшие уши и пихает руки в карманы. Ему не хочется, чтобы Юнги уезжал. За сегодняшний день они стали так близки, что теперь омега не имеет желания расставаться с ним ни на минуту. — Так получается, это твой старший брат, — внезапно говорит Юнги, выпуская облачко пара. Чимин удивляется. — Откуда ты знаешь? — Увидел на фотографиях, у вас их много в доме. — Нет, ты будто видел его раньше, — не понимает омега. — Откуда ты знаешь Хосоки-хёна? — Ты был очень радостным, когда бежал к нему в машину после школы, — внезапно признается Юнги, почесывая затылок. — Ты что же думал, что он и я… — наконец понимает младший. Вот почему тогда он буравил его взглядом в коридоре. Юнги просто увидел Чимина с незнакомым альфой и сделал свои выводы. — Это что же, хён, ты меня ревнуешь что ли? И хоть Чимин в этот момент хитро улыбается, уши его красные не только от мороза, но и от стеснения. Ему так хочется верить, что он не безразличен Юнги. Не только как сын спасшего его Намджуна, не из-за благодарности, а просто потому что Чимин это Чимин. — Не делай вид, то не догадался, что мы истинные, Чимин. Как же, оказывается, приятно это слышать, будто что-то теплое разливается по венам, согревая и воодушевляя. Будто мир теперь видится ярче, птицы поют громче и тайны мироздания теперь открыты. Чимину так нравилось, как это описывают в любовных романах, но он уверен, что в этот момент ощутил гораздо больше, чем вообще способен человек. — Мне на это потребовалось немало времени. Омеги в нашей семье немного недогадливые по этой части. Чимин от неловкости морщит нос, а Юнги хмыкает и становится прямо напротив младшего, заглядывая ему в глаза. Омега от признания с трудом сдерживает писк, в его глазах едва не взрываются фейерверки и уже зажигаются звезды. Руки сводит от судороги — как же сильно хочется в этот момент обнять Юнги, но что-то его останавливает, как минимум, следующие слова альфы: — Но ты еще несовершеннолетний. И хоть я и не веду уроки непосредственно у твоего класса, тем не менее, — он поджимает губы, — Ты мой ученик. — Но я ведь буду им не всегда, хён. И даже если мне все еще восемнадцать, я уже не ребенок. Тем более мы истинные и это все ведь не просто так! — еще минуту назад готовый взорваться от счастья Чимин сейчас взрывается от досады и возмущения. Это несправедливо, если им с Юнги нельзя быть вместе только из-за порицания общества и каких-то стремных занудных правил. Он бы понял, будь ему пятнадцать, да и не собирается же он сразу прыгать в постель к альфе, им некуда спешить, любовь и отношения ведь сводятся не только к плотским чувствам. — Ты прав, — но Юнги, в отличие от Чимина весьма спокоен. Он вообще всегда спокоен, только сегодня излишне перенервничал, впрочем, быстрее всех справился с ситуацией и взял себя в руки. — Когда я дал тебе стаканчик с кофе, ты принял его, не раздумывая, — уголки его губ приподнимаются в улыбке. — Но я хочу, чтобы до окончания учебного года ты все же хорошенько поразмышлял, Чимин. И когда на выпускном я предложу тебе быть со мной, хочу, чтобы ты был действительно уверен в своем ответе, договорились? Чимин кивает болванчиком и аж притопывает на месте от радости. Осталось всего три месяца до окончания старшей школы, но уже сейчас ответ вертится на кончике языка, щекоча и заставляя губы тянуться в широченной улыбке. Теперь Чимин еще больше хочет поскорее выпуститься. Он определенно, совершенно точно и уверенно ответит Юнги согласием. Не потому, что они истинные, а потому, что Юнги — это Юнги.