Наследники терновых миллионеров

***

      Уже несколько минут Уён смотрит на себя в зеркало, не отрываясь. То ли отражение его полнит, то ли он снова растолстел — ему пока не понятно. Внизу слышны голоса и детское хныканье. Вся их огромная семья в сборе и папа позвал его уже дважды, но спускаться не хочется.       Конечно же там собрались только самые близкие и родные люди. Он не их видеть не хочет, а скорее себя среди них. Себя — тридцатидвухлетнего разведенного бездетного омегу, который так и не стал премьером национального театра Кореи. Куда и в какой момент покатилась его счастливая жизнь и сколько раз сам Уён задавался этим вопросом?       — Уён, ты спускаешься? Мне нужна помощь! — в третий раз зовет его Тэхён. Ему очень хотелось бы притвориться больным или соврать о том, что именно в этот вечер у него есть постановка, но он никогда не обманывал родных (за исключением почти всегда лживых «я уже поел») и делать этого не собирается. Правда, есть еще кое-что: новость о своем разводе он все-таки тоже утаил поначалу. Хотел оттянуть момент, когда станет разочарованием семьи, а никто из близких его не осудил и от этого тоже не по себе.       Первое, что видит Уён, ступая на последние ступени лестницы, — это Субин с оленьими рогами и красным носом, стоящий на четвереньках, а на его спине восседают сразу двое сорванцов. Беднягу даже немного жалко, к концу вечера Ёнджун наверняка попросит у Уёна согревающие мази для поясницы мужа, но пока все счастливы и смеются. Остальные племяшки под присмотром Джисона смотрят Гринча по телевизору, сбросив подушки на пол. Отец и дяди Намджун и Минхёк жарят мясо во дворе, из-за чего даже в доме чувствуется запах дыма, который они будут выветривать еще пару дней точно. Из комнаты за лестницей слышатся потуги малютки заплакать — это капризуля Джуён не дает Каю продохнуть. А из кухни доносится спор папы и дяди Джина о том, как резать морковку: кубиками или соломкой. Туда-то Уён и направляется.       — Ну наконец-то, золотце, почему так долго? Тебе не хорошо? — пятеро, — да, там еще оказались Ёнджун и Минхо с маленьким Хёнджуном, который слишком папин сынуля, чтобы слезать с его рук, — тут же обращают на вошедшего внимание. Уёну становится жутко неловко выделяться и он качает головой, тут же хватаясь за тарелки в мойке, чтобы не отлынивать от работы, как это было в последний час. На самом же деле Уёну не хорошо с тех пор, как он зачем-то выскочил замуж за альфу, которого по сути не любил, и внезапно осознал, что его жизнь не имеет ни малейшего смысла. Хотя родители, им совершенно искренне гордятся. В гостиной даже висит огромная картина — фотография со спектакля, он там играл Одиллия и ни разу за двенадцать лет Одетта. Кай всегда говорит ему, что черный лебедь гораздо лучше, но во многих театрах эту роль и вовсе танцует артист кордебалета и это для Уёна вечное напоминание о том, что он ни в своей жизни, ни в балете не состоялся. Хотя фотография действительно классная.       Несмотря на беспокойство ранее, в компании семьи Уён действительно расслабляется. Сейчас они собираются все вместе только на крупные праздники — Рождество или Чусок, или на дни рождения. Учитывая количество членов их семьи — выходит не так уж и редко. Когда все рассаживаются в столовой, начинается еще большая суматоха. Кай постоянно выбегает из-за стола, когда Джуён начинает плакать, а это примерно каждые полчаса. У него режутся зубки и он спешит сообщить об этом всему миру. Вместе с мужем порывается и Хосок, но у Кая обостренное желание сделать все самому, раз уж до этого он ни разу не застал столь важный период у двух своих старших детей. Папа в который раз доказывает Намджуну, что Луи Армстронг самый величайших музыкант всех времен, а Джин и Минхо пытаются уследить за младшими шкодниками, которые так и норовят обкидать всех едой. Детей у их семьи уже целых одиннадцать, с учетом малышни Минхо и Джисона, конечно же, которых не считать частью семейства просто кощунство. Минхо так злился, что несмотря на все его страдания, каждый ребенок чуть ли не копия Джисона, что после рождения четвертого малыша — Хёнджуна — стало совсем очевидно: гены семьи Хан не победить, и он успокоился. Сейчас Хёнджуну уже целый год и в отличие от Джуёна полон рот зубов. У Уёна из детей только завядший суккулент на окне и маленькая креветочка, которой он не успел даже придумать имя, прежде чем потерял на девятой неделе. Впрочем, это было четыре года назад и воспоминания больше не такие болезненные.       — Родители, у нас для вас объявление, — в общем балагане Хосок привлекает внимание всех, пару раз стукнув по бокалу, и разговоры и споры тут же стихают.       — Только не говорите, что опять кто-то беременный, — шутит Тэхён, а сам нервно поглядывает на мужа, который испытал такое же дежавю. Нет, внуков всех и до единого он безумно любит и на самом деле был бы только рад стать дедушкой в очередной раз, но лучше бы взять паузу и дать малышам время подрасти, иначе им всем будет действительность тяжко, учитывая, что из взрослых детей у них только Мунбёль, которая уже подросток и по другим причинам не дает родителям продуху, следующие по возрасту Сычен и Гиук, к счастью, довольно спокойные. За остальными же нужен постоянный присмотр в силу их любопытства, неиссякаемой энергии и совсем крошечного возраста. Так что Тэхён ждет новых внуков хотя бы через год, а лучше два.       — Нет, как раз наоборот. У вас есть шанс отдохнуть от малышни.       Ёнджун достает из-за спины пять конвертов с рисунком пляжа.       — Та-да, каникулы для дедулек!!       — Ты кого дедульками обозвал, мелкий засранец, — шипит на него Тэхён, а руки так и тянутся за манящими конвертами. Посовещавшись, дети единогласно решили сделать подарок своим родителями и отправить Намджуна, Сокджина, Тэхёна, Чонгука и Минхёка отдыхать. Те всю жизнь положили на то, чтобы их дети и внуки ни в чем не отказывали себе, а сами никуда толком не выезжали. Да и в большой семье никогда не бывает спокойно, а поездка далеко-далеко на теплый пляж будет весьма кстати.       Вечером почти все разъезжаются, остаются только Ёнджун с Субином и их малышами Тэёном и Хонджуном, и Уён, который снова живет с родителями. За вечер он почти ничего не съел, к тому же его со всех сторон окружили племянники: сначала заболтал говорушка-Сонун, затем атаковали Хонджун и Тэён с просьбами заплести любимому дядюшке косички, а потом медвежонок Чонхо запросился к нему на ручки, что вообще-то большая редкость, и они провели вместе весь оставшийся вечер. Как итог — Уён выжат и подняться наверх в том числе из-за хронического головокружения оказывается не простой задачей, с котором он, к счастью, справился. Он уже лежит, завернутый в одеяло, когда в комнату после стука входит папа.       — Еще не спишь? — спрашивает он тихо и залезает после подтверждающего угуканья на кровать позади Уёна, обнимая его со спины. Он всегда делал так в детстве, но даже сейчас разменявший четвертый десяток средний из сыновей в его руках маленький и хрупкий. — Что случилось, Ён-и? Ты весь вечер был очень поникший. Не хотел спрашивать при всех. Расскажешь?       — Ничего такого, па, просто… — осечка возникает из-за того, что он не знает, какие слова подобрать лучше, — Просто завидую, — и выдыхает в итоге голую правду, тыкаясь лицом в подушку от ощущения стыда за то, в чем только что признался. Хорошо, что в комнате темно и папа не увидит его глаз.       Казалось, что Уён самый беззаботный и веселый в их семье. Он всегда приходил всем на подмогу, много и громко смеялся, любил обниматься, болтал без умолку и заряжал всех позитивом даже в самые тяжелые времена. И в этом действительно весь Уён, за исключением той части себя, которую он старательно прятал за широченными улыбками. Ранимую, излишне самокритичную, упрямую и... завистливую часть. Зависть и Уён следуют неразлучно вместе с подросткового возраста. Так уж получилось, что все омеги в их семье имеют широкие округлые бедра. Дедушка Бэкхён, папа, Ёнджун и вот Уён тоже, а Кай, стройный и худой, наоборот, пошел в родственников по отцовской линии и европейской внешностью (спасибо прабабушке, которую даже Чонгук живой не видел), и узкими бедрами, и белой кожей. И да, Уёну совершенно точно нравилось, как выглядит его хён, папа и даже дедуля в своем возрасте, но именно свои ноги он всегда считал огромными и жирными, не подходящими для балета, не красивыми. Затем сначала Ёнджун, а потом и Кай вымахали вверх и их прекрасные не толстые ноги стали длиннее небоскребов, в то время как Уён оставался самым низким в семье Чон, что вроде бы и хорошо для балетмейстера, но он не тот, кого можно назвать миниатюрным и хрупким. Он просто низкий и, по собственной оценке, довольно не складный.       В двадцать пять Ёнджун уже счастливо улыбался возле цветочной арки Субину, получая драгоценный ободок на безымянный палец, за два года до этого у подобной арки сопливо рыдал Чимин, и вот так неожиданно Уён вдруг понял, что тоже так хочет. Не прям замужество, конечно, но кого-то, кто будет смотреть на него так же влюбленно и преданно, как Юнги и Субин. Еще несколько лет назад альфы его совсем не привлекали, но Чимин и Ёнджун так счастливы, минсоновские малыши Мунбёль и Гиук такие очаровательные, что Уёну на мгновение стало завидно и в этом.       И все-таки балет по-прежнему упрямо оставался на первом месте, так что детей он продолжил удерживать на заднем плане своей жизни, а вот желание быть с альфой придвинул гораздо ближе. Но на горизонте все еще никого не было, а истинного и в помине. Парни из труппы уже слишком свои «в доску», чтобы на них западать, а больше Уён ни с кем и не пересекался. В метро обычно спал, никуда особо не ходил, тиндер удалил после первого же дикпика и вроде бы даже через время поостыл. Еще в течение нескольких лет он занимался исключительно карьерой, нянчился с племянниками, помогал папе и вдруг снова распереживался, что упускает нечто важное, что хочет также, как у братьев. Именно тогда так вовремя и подвернулся Инсон с цветами, заверениями о том, что Уён самый лучший танцор в театре, что он его любит и… Это подкупило. До этого альфы так о нем не заботились и похвалу он получал в основном от семьи. Хотя у Уёна были свои фанаты, в инстаграме даже образовалась страничка в его честь и двести восемьдесят шесть подписчиков — ценителей его творчества. Но оказалось, что чувствовать себя любимым и желанным омегой — несравненно.       Начиналось все действительно сказочно, особенно для неизбалованного альфьим вниманием Уёна. Инсон красиво ухаживал, часто баловал омегу и приходил на каждую его постановку непременно с огромным букетом цветов. Уён не любит розы, но всегда принимал их с искренней радостью, ценя такое внимание к себе. И Уён захлебнулся. У него не было опыта, но он читал много любовных романов и проецировал их на жизнь. Все сходилось: альфа оказался принцем и то, что Уён не мог с уверенностью сказать, что любит его, казалось, лишь делом времени. Попытки братьев уговорить его отложить помолвку Уён пресекал сразу же. Они даже поругались с Чимином из-за этого, но отказываться от предложения Уён и не думал. Без лишних торжеств они с Инсоном просто наперекор расписались и поставили всех в известность уже постфактум. Дома был скандал, но омега упрямо пытался заверить семью, что Инсон хороший и что он сам может решать, что ему делать и с кем. Он ведь был так счастлив с этим человеком, на тот момент даже не волнуясь об истинности и совершенно не замечая того, как им аккуратно и ловко манипулируют. Плюсы определенно были: Уён порхал и на сцене, и в жизни, ходил с улыбкой на лице, перестал загоняться по поводу веса и наконец почувствовал, что все складывается так, как надо, но сказка закончилась чересчур быстро, а падать оказалось больно. Сначала неудачная беременность, которая стремительно обернулась выкидышем, за ней последовала депрессия и клетка абьюзивных отношений, которая еще некоторое время удерживала омегу. Поспешный брак затрещал по швам, принц оказался лицемером, а Уён больше не получал ни цветов, ни воодушевляющих слов. Только придирки. Из вознесенного сладкими речами до небес весь такой восхитительный Уён внезапно стал не достаточно хорош в сексе, толст и посредственен в балете. По мнению его мужа, разумеется, но слова лишь одного человека повлияли на него сильнее добрых слов от остальных.       «Труппа даже не заметит твоего ухода!»       «Ты растолстел, Уён»       «Ты даже ребенка выносить не можешь, какой из тебя омега»       «Я тебя не хочу»       Оборачиваясь назад, Уён и сам не понимает до конца, почему продолжал терпеть это еще в течение нескольких месяцев. Он видел идеальные браки своих братьев и боялся осуждения общества, которое будто все еще в средневековье талдычит о том, что главное в жизни омеги — муж и дети. Боялся и осуждения родителей, ведь «они говорили», боялся признать, что в свои годы оказался столь наивным и глупым, что повелся буквально на первого встречного, боялся признать, что им попросту попользовались, боялся — всего.       Накрученный потоком бесконечных шпилек в свой адрес, он глубоко зарылся в себя, пытаясь найти корень проблемы, из-за которой его любящий муж превратился в страшного человека. Он поправился не на много и все еще не выходил за стандарты балета даже если бы набрал еще. Учитывая его постоянные голодовки и проблемы с гормонами из-за этого, первая течка пришла к нему только в двадцать два. Это было одно из самых уязвимых мест, он всегда старался уйти из дома, когда у братьев начинался гиперактив, чтобы меньше чувствовать свою неполноценность, и когда его пусть и не запланированная беременность подтвердилась, Уён стал самым счастливым человеком. И в то же время безумно испугался, что его нестабильное здоровье может повлиять на ребенка, поэтому сразу же записался в больницу, купил все выписанные врачом витамины и стал меньше пропадать не тренировках, но и это не спасло малыша.       — Уён, ты не прав. Все еще злишься из-за бедер дедушки Бэка? — Тэхён обнимает его крепче, несильно щекоча под выпирающими ребрами, чувствуя, как сын вздрагивает и пытается отстраниться.       — Мгм, папа, перестань, — он уворачивается так, что оказывается лицом к Тэхёну. Папа вот так же лежал с ним всю ночь, когда Уён пришел с чемоданом всего через полгода после свадьбы. — Просто мы сегодня собрались все, и я один был без альфы.       — Я всегда был уверен, что для тебя счастье не в альфе, Ёни. Разве нет? Да и Инсон твой, — «он не мой», — успевает буркнуть младший, — Как пришел, так и ушел. Ты ведь и сам уже понял, что выскочил за него, потому что вдруг с ничего решил, что так надо, да? — он пытается поймать взгляд Уёна, но в темноте видно только очертания острых скул и ушей, — Не для всех главная цель жизни альфа и дети, я думал, ты это понимаешь. И мы с отцом на тебя никогда с этим не наседали. Хочешь, выходи замуж, но только давай теперь поразборчивее, а не хочешь — ну и не надо.       — Да, но… раньше я думал, что важнее всего для меня балет. У меня была цель, а об альфе мечтал Ёнджун, не я… Но теперь... в итоге я просто в тени.       — Эй, ты же первый соли…       — Но не премьер, — перебивает его Уён с горечью, — И скоро мне на пенсию, следующий сезон последний.       — Не рано? — Тэхён поджимает губы. Это решение сына он слышит впервые. Артисты балета заканчивают карьеру молодыми, но все же ближе к сорока или даже чуть больше за, а Уёну только тридцать два исполнилось несколько месяцев назад.       — Не хочу больше, — он вздыхает, чувствуя, что должен рассказать хотя бы папе о том, что терзает его мысли весь последний год. — Не могу. Лучше буду больше уроков давать в школе, возьму еще группы на другое время.       — Если ты действительно этого хочешь, то ладно. Но подумай еще, хорошо? Не хочу, чтобы ты пожалел потом. — Уён мычит что-то невнятное в ответ и шмыгает, — И не думай, что ты какой-то не такой или чем-то хуже братьев. У них тоже не все гладко, вспомни, но всему свое время. И если теперь хочешь альфу, то один мудак на твоем пути ничего не изменит. Тем более красотой ты пошел в меня…       — …только нос отца.       — Ох, ну теперь ему нос не нравится, — Тэхён шуточно пихает его в бок и тут же чмокает в горбинку, — Восхитительный нос.       В крепких объятиях папы Уёну действительно легче. Он словно снова маленький мальчик, который думает, что жизнь кончена из-за лангеты на ноге, но это всего лишь растяжение сухожилия, которое полностью заживет через несколько недель. Сейчас у Уёна болит сердце. Наверное, это и есть кризис среднего возраста и как с ним бороться омега пока не знает. Но руки папы словно согревающая мазь при разорванных связках — не лечат полностью, но хотя бы на время забирают боль.

***

      Занятие закончилось полчаса назад и после тщательной уборки Уён уже собирается уходить. Перед этим он как всегда намерен вытащить все приборы из розеток, но одна из них внезапно сильно искрит, заставляя его невольно отшатнуться, и спустя пару секунд он даже чувствует запах жженой пластмассы. От этого Уён разочарованно стонет. Эта самая удобная розетка для занятий и она потребуется ему завтра, да и судя по оплавленной коробке проблему стоит решить как можно быстрее, не подвергая опасности ни своих учеников, ни чужих — в этом здании еще несколько кружков и секций с детьми всех возрастов. А ему ведь так хотелось домой!       Раздосадованный Уён садится прямо на пол и ищет объявление электрика, фильтруя выдачу сначала по цене, затем по отзывам. Одна круглосуточная фирма обещает прислать мастера в течение 20 минут и это желающему поскорее оказаться дома Уёну очень подходит. Он жутко устал. С утра было несколько репетиций в театре, потом примерка новых костюмов для постановки, которую он сейчас отрабатывают, а потом три класса с учениками. Он даже не ел толком, лишь закинул в рот кусочек сыра, когда голова начала кружиться в преддверии обморока.       После Рождества он пришел к выводу, что ему все же нужно сбросить несколько килограммов. Благо, родители уехали в путешествие очень вовремя и оставшийся один омега мог морить себя голодом несколько дней без опасения быть накормленным с ложки отцом в свои тридцать два года. Чонгук в этом плане особо не церемонится и ему вообще наплевать, сколько Уёну лет, раз тот до сих пор не понимает, когда и сколько он должен есть, чтобы элементарно хватало сил стоять на ногах весь день. Но когда родители вернулись, ситуации осложнилась, весы упрямо держат цифру на месте, а отец следит за ним грозным ястребом и не выпускает из-за стола за завтраком, пока не убедится, что сын поел достаточно, чтобы не умереть голодной смертью. Но Уён все равно доводит себя почти до изнеможения, и потому даже не в силах подняться, когда электрик входит в его класс. Впрочем, если бы Уён стоял, то непременно свалился бы, прислонив тыльную сторону руки ко лбу — именно так в театральных постановках елейные омежки встречают своих истинных, а такие истории Уён с детства обожает.       — Где розетка? — безэмоционально спрашивает вошедший, лишь слегка склонив голову в качестве приветствия. Запах Уёна совершенно точно не заблокирован таблетками, и потому он в момент теряется и не понимает, почему осознание предназначенности сработало только в одну сторону. Хотя, конечно, не все понимают это с первого взгляда, тот же Чимин почти месяц не мог разобрать, что к чему, но Уён представлял себе встречу с истинным не так: не тогда, когда он сидит потный и измученный на полу в студии. — Ну? — из транса его выводит все тот же электрик, который видимо устал ждать.       — А… — только и может выдавить из себя Уён и отползает подальше, розетка прямо возле него и все, что он может сейчас, — с грацией разварившейся картошки освободить место для работы специалиста. Мастер тут же ставит чемоданчик инструментов рядом со стеной и молча оценивает фронт работы. Уён тем временем оценивает самого альфу и штрихами в своей голове закрепляет его образ. Он красивый, с точенными скулами и по-лисьи вздернутыми глазами, ростом не выше Уёна и вряд ли старше, скорее всего ровесник. У него потертые кроссовки и немного запылившийся рабочий комбинезон. Еще он умело орудует отверткой, а омега не может отвести глаз от тонких длинных пальцев, которыми он ее сжимает. Сердце с момента встречи никак не выравнивает ритм и в ушах из-за прилива кислорода и голода стремительно начинает звенеть, так что он жмурится и не сразу замечает, что его зовут.       — Вы меня слышите? — будто вынырнув из сна, Уён резко открывает глаза. Слух приходит в норму, электрик сидит прямо перед ним, чемоданчик собран и закрыт, розетка на месте, полностью закрученная и стандартная белая вместо серых, которые стояли тут до этого.       — Да… простите. Задумался, — ком в горле добавляет к ответу болезненный хрип. Откашлявшись, он поднимается на ноги, чуть было не завалившись обратно, но альфа подхватывает его за локоть, удерживая. — Простите.       На него смотрят с недоверием и во второй руке Уён замечает платежку. Ах, неужто, он подумал, что омега разыгрывает драму, чтобы не платить по счетам. Но к счастью, Уён ошибается.       — Вызвать врача? — спрашивает его электрик, уже не так сильно сжимая локоть, и кажется, действительно немного сопереживая.       — Нет, все хорошо, просто ноги затекли, — улыбка на его губах вымученная и больше для вежливости. Уён ничего не понимает, как же так. Альфа, который предназначен ему судьбой, мало того, что появился в самый неподходящий момент, да еще и общается короткими фразами, не проявляя к нему ни малейшего интереса. Неужели он действительно не понял или… может, он как Кай и Субин, которые не были заинтересованы друг в друге с самого начала. Но у них это было обоюдно, а Уён очень даже заинтересован.       — Тогда принимайте работу, — мастер опускает его руку и подключает музыкальные колонки в розетку. Искр нет и техника работает. Уён лишь кивает головой, подтверждая, что все в порядке, как ему тут же протягивают планшет с документами на подпись, — Хорошо, подпишите акт принятия работ и согласие с тем, что вам выдан чек на оплату. — однако Уён вместо того, чтобы прочитать содержимое, ищет глазами имя мастера, находя там только его табельный номер. Не узнав нужного, он ставит две подписи возле галочек и оставляет себе копии и чек на оплату, остальное же возвращает.       — Спасибо, — благодарит он, все еще надеясь, что сейчас этот секси-электрик улыбнется ему и скажет что-то типа «А теперь я не на работе и мы можем…». Что именно они могут Уён додумать не успевает, потому что альфа подхватывает свой чемоданчик с инструментами и, попрощавшись коротким кивком головы, уходит быстрее, чем омега успевает это осознать. Уён спохватывается слишком поздно и, выбежав из здания, обнаруживает только отъезжающую машину.

***

      Весь оставшийся вечер Уён корит себя за то, что так жутко протупил там в студии и не спросил у альфы ни имени, ни номера. Он пытается выведать имя, позвонив в саму службу, предоставляющую мастеров, но те отказываются называть персональные данные и обещают прислать ссылку с сатисфакцией на этот номер, чтобы Уён мог оставить отзыв или жалобу, меры по которой они обязательно примут. А жалоба Уёна в том, что у холодного красавчика на груди не было бейджика и он даже не знает, каким образом его можно поискать в соцсетях, а просить дядю Джуна взломать сайт «мужей на час» ради хоть какой-то информации о таинственном истинном от не станет. Был бы у него номер машины, можно было бы подмазаться к отцу, пообещав съесть целую пиалу риса, но и этого Уён не запомнил.       Ему ничего не оставалось, кроме как заявиться по адресу, который фигурировал на сайте. Тащиться туда пришлось после занятий с группой неусидчивых дошколят, что вытянули из него все соки. Он паркуется у обочины напротив здания, очень надеясь не получить штраф за стоянку в неположенном месте. А другого тут и нет, но ради своего будущего можно и нарушить пару правил в ожидании. И ждать в самом деле приходится долго, приезжают разные машины и из них выходят разные мужчины, но нужного хитрого лиса среди них нет. В какой-то момент омега даже думает, что это ему приснилось, но он совершенно точно видел сегодня именно новую розетку, получил злосчастную ссылку для оценки и вроде как все еще не сумасшедший. После пятого звонка папы Уён все же едет домой, обещая себе вернуться на следующий день.       В итоге он выжидает альфу в течение целой недели и решительно настроен начать приветствие ударом в лицо за столь продолжительное динамо, хотя тот наверняка даже не подозревает о том, что Уён караулит вот уже который день вместо того, чтобы отдыхать или заниматься чем-то более интересным.       И вот удача все же соизволила оказаться на стороне омеги. Смутно знакомый автомобиль паркуется рядом с входом и из него выходит тот, чье лицо Уён запомнил до мельчайших деталей и воспроизводит в романтических историях перед сном.       — Эй! — он едва не летит на асфальт, запнувшись за порог дорогой сердцу хёндэ, но годы тренировок баланса избавляют его от участи разбитого лица и позора, — Подожди!       Уён стремительно пересекает улицу, чтобы оказаться прямо напротив удивленного его появлению альфы. Тот явно не ожидал его увидеть, но это все оттого, что даже не догадывается, какой неугомонный истинный ему достался. Еще пару дней таких ожиданий и Уён точно бы заявился к дяде Джуну.       — Не думаешь, что нам нужно поговорить? — выпаливает он, не доходя, и смотрит так рассержено, будто и не на встречу с предназначенным пришел. Хотя ситуация так себе: этот самый истинный его нагло проигнорировал и заставил себя выжидать почти неделю в машине, где из-за неисправности магнитолы играет один и тот же плейлист — Уён исчерпал все заложенное в него терпение, чтобы разозлиться и вот так бесцеремонно начать «тыкать» по сути незнакомому альфе перед собой, его можно понять.       — Не думаю…       — Оно и видно, — тут же фыркает омега, не давая альфе закончить. Сегодня у него есть немного сил на то, чтобы как минимум во всем разобраться, а как максимум... — Я так устал, так что давай без лишний церемоний: мы истинные, ты разве не понял? — он смотрит на него с такой надеждой, что, казалось, воспротивиться просто невозможно.       Однако у альфы это прекрасно получается, ведь он остается также холоден и невозмутим, когда произносит:       — Я понял, но вместе мы не будем, так что зря ты сюда приехал.       Уён опять ничего не понимает. Он замужем? Или истинный для него не достаточно хорош? Не красив? Они же соулы друг друга, почему он не дал им даже малейшего шанса хотя бы на дружбу?       Он определенно должен знать причину.       — Почему?       Но в ответ ему нет ни слова, только поджатые губы и усталый взгляд. Уён делает попытку наладить контакт и касается запястья, но альфа резко вырывает руку, будто ему неприятно, и Уёна буквально отбрасывает назад на пару шагов от неожиданности.       Он настолько противен ему, хотя они даже не знакомы?       Мысли о собственной никчемности, старательно запрятанные омегой в самые глубокие и потаенные щели подсознания, будто бы чувствуют, что настало их время. Уён с самого детства верил, что чувства между истинными — это что-то по определению. История младшего брата, конечно, немного пошатнула его веру, но тот скорее исключение, чем правило. Перед глазами Уёна счастливые родители, Намджун и Сокджин, Юнги и Чимин, Джисон и Минхо — все они истинные, которые друг без друга не могут прожить и пары часов, а истинный Уёна не хочет знать его. Уверенность, которую он копил всю неделю, осыпается песком под ноги. Альфа злится, судя по сжатой челюсти и выступившим желвакам, но разве Уён дал ему повод? Он всего лишь хотел разобраться, ведь это касается его самым прямым образом. И если альфа что-то для себя решил, то просто обязан посвятить в это и Уёна, раз уж они связаны судьбой.       — Если хочешь знать причину, приходи завтра в кафе через две улицы отсюда. Адрес скину смской, номер подсмотрю в заказе. Сейчас я занят, — и он стремительно шагает в сторону здания, где находится их фирма, даже не попрощавшись, так холодно и безучастно, будто делает Уёну одолжение.       И ошарашенный этой несправедливостью Уён стоит на том же месте еще пару минут. Глаза щиплет от обиды, но слез нет, хотя очень хочется разрыдаться. Что не так? Почему судьба над ним так издевается? От разговора остается неприятный осадок, и это явно не то, чего он так ждал. Он пытается успокоиться, все еще не так плохо: завтра они поговорят и, возможно, Уён найдет способ переубедить альфу. Или хотя бы они подружатся, что убережет обоих от лишних страданий, которые непременно свалятся на них, стоит оказаться порознь.

***

      Сообщение приходит с утра, и уже тогда Уён понимает, что не успеет вовремя, но не просит перенести, боясь, что альфа вообще все отменит. У него занятие заканчивается за 15 минут «до», а туда ехать как минимум 20, еще и нужно переодеться, привести себя в порядок. Не поедет же он переубеждать истинного потным в тренировочных лосинах. Но именно в таком виде Уён и сидит в машине, нервно поглядывая на часы на приборной панели. Как назло еще ловит все красные светофоры и больше всего переживает из-за того, что его там уже никто не ждет. Перед выходом он нюхает футболку в районе подмышек, удостоверяясь, что от него не пахнет, и, схватив куртку, направляется к кафе. Припарковаться пришлось на другой стороне улицы, переход которой снова отнимает время, и вот спустя 10 минут от назначенного он наконец-то появляется на пороге заведения, бегая ищущим взглядом по посетителям.       Истинный обнаруживается через пару столов от входа, благо сидит лицом в направлении вошедших, и Уён стремительно направляется к нему.       — Привет, — на выдохе хрипло здоровается он из-за спешки и уже на середине приветствия замечает, что на диванчике напротив альфы сидят дети. Если быть точнее их двое: мальчик и девочка, которых сейчас не так часто встретишь. Рождается одна примерно на двадцать семей. И хоть близнецы не такая редкость, разных по первичному полу двойняшек Уён встречает впервые. И он не настолько глупый, чтобы не догадаться, чьи это дети.       — Ты опоздал, — вместо приветствия выдает альфа, и Уён наконец обращает внимание на него. Сейчас тот сидит в обычной одежде и выглядит довольно уставшим, все еще холодным, но, черт возьми, привлекательным до одури. Кажется, Уён мазохист.       — Извини, — омега мнется, не зная, куда ему лучше сесть: на сторону истинного, тогда они окажутся совсем рядом, что привет к дополнительной неловкости, или на диванчик к детям, хотя по выражению лица девочки, понятно, что его компании там не рады.       — Хей, Дабл-джей, время выбирать мороженое, — неожиданно задорным голосом произносит альфа, а его лицо будто сияет в этом момент, что очаровывает омегу еще сильнее, и названные тут же срываются с места к витрине с холодным лакомством. Видимо все это время они действительно только и ждали Уёна, сердце которого истерит от улыбки, которая предназначалась даже не ему. — Садись, — вся радость из голоса тут же испаряется, когда он указывает Уёну на освободившееся место напротив и это заставляет омегу очнуться.       — Так… у тебя дети, — начать с самого очевидного не казалось Уёну плохой затеей до тех пор, пока он не видит усмешку.       — Нет, я их украл.       «Это могли бы быть твои младшие брат с сестрой или племянники», — раздраженно думает омега, но лишь набирает побольше воздуха в легкие, пытаясь успокоиться. Нужно разобраться во всем, он здесь за этим. Ждут ли они еще кого-то? Как насчет папы или мамы для близнецов? Уён очень надеется, что причина не в том, что альфа уже отдал кому-то свое сердце, иначе это будет слишком жестоко.       — Ты сказал, что расскажешь причину, — все же решается он.       — Причины выбирают мороженое.       И Уён решительно не понимает, что не так. Да, дети, — это неожиданность, но нянечный опыт у омеги с детьми всех возрастов более чем есть, и это не считая работы. К тому же пару лет назад он и сам готовился стать папой, пусть и скоропостижно безуспешно. Если бы его брак так стремительно не развалился, то возможно и Уён сейчас имел бы собственного карапуза. А альфа даже не спросил его, против ли он. Да, он никогда не представлял ситуацию, в которой у его партнера уже будут дети, но он определенно не против, разве что чуточку (возможно очень сильно) испуган. Сейчас его больше отталкивает именно холодность истинного, а не наличие у него детей.       — Это не причина, — он старается произнести это максимально уверенным тоном. Все-таки довольно страшно становиться родителем так внезапно, хотя ему этого пока никто и не предлагает. Это все еще чужие дети, им лет по семь и их двое. К тому же оба альфы, и взгляд девочки говорил о том, что любовь от нее нужно заслужить с большим усердием. Это явно будет не просто, если, конечно, ему все-таки дадут шанс.       — Еще какая причина, — хмыкает альфа, имени которого Уён до сих пор даже не знает, — Для меня мои дети на первом месте, и никакой омега с этим мириться не будет. Но даже если предположим, что мы будем вместе, ты хоть представляешь, сколько это забот и проблем? Они постоянно будут рядом, им нужны внимание и забота, и характер моей дочери далеко не сладкий. И если ты вдруг решишь уйти, то это сильно ударит по ним, а я не хочу подвергать их такому удару снова.       — Снова?       — Да, их папа умер три года назад и они все еще не могут принять это до конца. И я не позволю им пережить уход близкого человека еще раз.       — Почему ты уже уверен, что я куда-то уйду?       — Потому что мы разные, — это звучит как-то… с сожалением, и Уён больше не видит на лице альфы холодной раздраженности, как пару минут назад. — Ты ездишь на дорогой машине, носишь брендовые вещи, у тебя своя студия, а я простой электрик по контракту в мелкой фирме, я получаю практически минималку, влез в кредит и у меня нет никаких перспектив. Мы вертимся в разных кругах.       Уёну требуется всего один глоток воздуха, чтобы возмущенно выпалить все начистоту:       — Моя машина подержанная, раньше на ней ездил папа, поэтому она хорошо сохранилась, но я уже дважды сдавал ее в сервис. Шмотки паленые, студию я лишь арендую, а живу с родителями в доме, за который все еще выплачивается ипотека. Ты правда думаешь, что мы разные? Из-за этого строишь из себя глыбу льда и меня отталкиваешь? — Уён видит тень сомнения, которая скользит по лицу альфы, и ему хочется положить руку поверх его руки, но их прерывают определившиеся со вкусом дети.       — Па, кредитку, — девочка безапелляционно протягивает ладошку, пока ее брат в упор разглядывает Уёна. Это длится всего пару секунд, но на его лице омега замечает легкую улыбку, когда он разворачивается к родителю.       — А можно мы пойдем в игровую? — кажется, мальчишка решил дать шанс Уёну раньше, чем его отец.       — Вы же с мороженым.       — Там есть столик, мы съедим и пойдем играть.       Альфа соглашается и дети убегают с карточкой в сторону ветрины. Наверное, они здесь не впервые, уж слишком хорошо во всем ориентируются.       — Я все еще не знаю твоего имени, — вдруг вспоминает Уён, переводя взгляд от кассы, где нетерпеливые близнецы аж притоптывают в ожидании своего заказа.       — Сан, — альфа прочищает горло, — Чхве Сан.       — А я Чон Уён, — будто объявляет он и, чувствуя прилив сил и решимости от мысли, что альфа совсем не такой ублюдок, каким хотел себя показать, а его сынишка дал Уёну зеленый свет, делает свой ход: — Так вот, послушай, Сан, я не думаю, что между нами есть какая-то разница и меня не интересует, зарабатываешь ты миллионы или будет делать это в будущем, или не будешь вообще. Да, жить в комфорте хорошо, но я долгое время жил с братьями в одной комнате, знаю, что значит экономить, и я далеко не избалованный мальчик. Я тоже не так, чтобы много зарабатываю, но уверен мы справимся. И детей я люблю, если ты вдруг думал, что отпугнешь меня их наличием. У меня очень много племянников, так что… да и ты не знаком с моим старшим братом, вот уж у кого не сладкий характер. Даже не представляю, как его муж справляется. Так что если у тебя были только эти причины, то я согласен на второе место.       Уён выдает все это на одном дыхании и очень надеется, что его попытка удачная. Губы Сана трогает мягкая улыбка и это хороший знак. И очередной сердечный приступ.       — Ты болтливый, — очевидно подмечает он без намека на упрек.       — Это я вкратце, — и кажется в этот момент лед действительно тронулся. Это и впрямь хорошая попытка, Уён, ты справился, несмотря на то, что пальцы на ногах до сих пор сжимаются от страха быть отвергнутым.

***

      Это правда, что любовь окрыляет. Прыжки Уёна получаются гораздо выше и встает он на удивление бодро, в танце спускаясь к завтраку, чем одновременно и радует, и удивляет отца. После той встречи они с Саном почти две недели не видятся, но очень много переписываются, хоть и не постоянно в силу рабочей занятости обоих. На репетициях телефоны оставляются за пределами сцены, так что после прогона Уён развивает такую скорость до раздевалки, что многие легкоатлеты бы позавидовали.       Кажется, Сан поверил намерениям омеги и открыл дверцу в свое сердце. Он оказался совершенно не таким холодным, каким пытался выставить себя в первые встречи, даже наоборот, что несомненно обрадовало омегу. Более того, Сан издавал не меньше шума, чем сам Уён и вот уж кто точно создан друг для друга, так эти двое с батарейками в одном месте и не закрывающимися ртами. Они словно герои из утопичной книжки становится один продолжением другого всего за несколько дней и последующие мимолетные встречи после работы заставляют подушечки пальцев Уёна покалывать от нетерпения и радости от предстоящих поцелуев и звезд в сановых глазах.       За месяц отношений — а это именно отношения с официальным предложением и официальным «да» — у них толком не было настоящих свиданий, потому как выходные Сан проводит с детьми, а вечерами близнецов необходимо забирать из школы уже спустя час после окончания работы. Оказывается, в тот раз Сан вышел не в свою смену и именно поэтому Уён не мог его застать всю неделю. Теперь они знают графики друг друга от и до. И вот сегодня оно — свидание, самое что ни на есть настоящее, отчего Уён почему-то жутко нервничает. Дети отправились к дедушкам по линии папы на все выходные за город, и Сан обещал отпроситься пораньше и заехать в студию к Уёну, что вызвало еще больше беспокойств. После занятий необходимо убрать зал и сходить в душ, дабы привести себя в порядок, и все это нужно успеть как можно быстрее, чтобы встретить альфу уже полностью готовым и при параде.       Но Сан приезжает еще до окончания урока, чем нарушает планы ни о чем не подозревающего омеги. В коридоре несколько родителей ждут своих детей, упершись взглядом в телефоны, а Сан заглядывает внутрь через маленькое окошко стеклянной двери. Там в ряд стоит около десяти детишек и перед ними демонстрирует движение их преподаватель. Волосы Уёна подвязаны в высокий хвост, пряди челки падают на лоб, он как и все дети в тонких легинсах и коротких шортах поверх, отчего Сан немного зависает, не в силах оторвать взгляда от крепких бедер, которые обычно скрывают широкие джинсы. Но когда у него это все же получается, то он цепляется взглядом за широченную улыбку и понимает, что совершил бы самую большую ошибку в своей жизни, если бы оттолкнул этого омегу.       Когда занятие заканчивается и последний родитель выходит из класса, Сан заглядывает внутрь, где скоростной Уён уже выволок из подсобки швабру и спешно натирает паркет.       — Золушка опаздывает на бал?       — О господи, какого...! — от неожиданности он хватается за сердце, едва не ругнувшись, — Сан, черт, ты слишком рано.       Да уж, Уён бы и рад показать свою хозяйственность будущему (он надеется) мужу, но беда в том, что убираться он ненавидит и делает это только из необходимости, что дома, что здесь. И месяц отношений, тем более, когда не было даже нормального свидания, — это слишком рано, чтобы показываться перед своим парнем в столь непрезентабельном виде, и потому Уён покусывает губу от стеснения. Но Сану абсолютно плевать на все, он с улыбкой подростка-дурочка смотрит на краснолицего и растрепанного после тренировки и натирки полов омегу и не знает никого, кто был бы прекраснее. Он стремительно подходит к нему и целует без напора, просто касается губ, чтобы передать любовь и уверенность, которые его переполняют.       — По помытому, — беззлобно бурчит Уён, отстранившись, и клюет Сана теперь уже поцелуем в щеку.       — Давай я домою, а ты пока соберешься, — предлагает ему альфа.       — Но ты тоже после работы, я быстро, можешь подождать вон там, на стуле.       — Это скучно, тем более чем быстрее закончим, тем быстрее поужинаем, а я страшно голодный, — Сан ловко выхватывает у него швабру и едва заметно облизывает верхнюю губу, разгоняя по телу омеги тысячи мурашек. Ничего не остается, как действительно идти собираться, оставив уборку добровольцу, но перед этим Уён, хихикая, дает еще одну команду:       — Надо еще протереть станки, тряпки в кладовке, там подписано, что к чему, удачи! — и убегает в душ.

***

      Уён жутко переживает. Их свидание прошло просто чудесно: они (даже Уён!) сначала поужинали, затем погуляли по улицам со стаканчиками кофе, а когда совсем замерзли оказались в постели Сана, где альфа очень долго расцеловывал его медовые бедра и согревал так сильно, что репетиция на следующее утро далась Уёну очень тяжело.       Но перед этим был завтрак, который они тогда чуть не проспали, если бы не настойчивые будильники омеги. Не впервые, но в то утро особенно сильно хотелось пропустить репетицию, только вот уже в пятницу будет премьера и это все-таки его последний сезон в театре, поэтому все же пришлось подняться.       — Хёнджин очень хочет заниматься танцами, — вдруг говорит ему Сан, пока намазывает джем на тост.       — Не может выбрать направление? — интересуется омега, отхлебывая немного кофе. Молоко в нем огромной жирности, но Уён не выделывается. Отец сидел бы с открытым ртом, ведь в последний раз Уён пил не обезжиренное молоко примерно в семь лет. Сам же Уён понимает, что у него от столь плотного завтра вскоре разболится живот, и еле удерживает себя от того, чтобы привычно не сорваться к унитазу прямо сейчас. Во-первых, это правда вкусно, и он боится обидеть Сана тем, что просто выплюнет старательно приготовленный завтрак. Во-вторых, он не хочет, чтобы Сан увидел эту сторону его жизни. Хотя, конечно, он узнает, Уён обязательно расскажет, но не сейчас. Не хочется получить осуждающий взгляд, когда они встречаются всего месяц. Булимия не то, чем следует гордится и не то, что хочется рассказывать. Уён сбросил достаточно веса после рождественской вечеринки, но ночью вздрагивал каждый раз, стоило Сану коснуться его ног, которые были все еще толстые, но исключительно по мнению Уёна, конечно же, который оставался слеп к тем взглядам, которыми его тело одаривал альфа.       — И это тоже. У меня нет пока денег и времени, чтобы отдать его куда-то, поэтому он занимается сам по видео-урокам в ютюбе.       Губы Уёна трогает улыбка, когда мысли о калорийности съеденного сменяют воспоминания о том, как они с Чимином дрыгались под заводные танцы из музыкального шоу по кабельному.       — Я могу с ним позаниматься, — вдруг предлагает он, — Я перед тем, как прийти в балет, разное пробовал, у меня есть основы. Я бы помог ему с ними и с растяжкой, а потом он определится и будет видно.       — Это здорово, но я не хочу тебя напрягать.       — Да брось. Мне не сложно, я могу сам забирать его из школы и потом привозить домой.       — Хёнджин будет рад, — когда Сан говорит от близнецах, то его взгляд сразу же наполняется нежностью. Будь Уён истеричным ревнивцем, то его бы это жутко задевало, но внутри омеги в такие моменты наоборот все теплеет и он тайно надеется, что дети полюбят и примут его, пусть не как папу (лучше бы именно как папу, конечно), но хотя бы как близкого друга. Только после той самой первой встречи в кафе он их больше пока ни разу не видел, поэтому решает сам сделать первый шаг. На самом деле он планировал предложить еще вчера, но обстоятельно так резко изменились, что шанса не оказалось. Зато сейчас самое время.       — В пятницу у нас в театре премьера, я хочу пригласить вас… троих.       — Ты серьезно? Я уже сто лет не ходил на балет и если честно, не особо понимаю все эти ваши фуэте, — Уён лишь снисходительно улыбается на попытки Сана подобрать слова, чтобы это не звучало обидно, — Но очень хочу посмотреть. И дети тоже, особенно Хёнджин. Мы как-то смотрели Лебединое озеро в записи, после чего он весь вечер трещал о том, как хочет быть Одеттом, — Уён тоже очень хочет, вот только уже не сложилось. Но, возможно, получится у маленького лисенка, который грезит танцами так же сильно, как и Уён когда-то.       И вот сегодня день премьеры. Люди уже собираются в зале, костюмы надеты, прически и макияж готовы. Уён усиленно натирает канифолью пуанты и жутко переживает. Это далеко не первая премьера в его жизни, но сегодня в зале будут не только родители (которые не пропустили ни одной премьеры, даже вечно занятой Чонгук всегда умудрялся попасть хотя бы на первый показ, а Тэхён был вообще завсегдатаем и главным фанатом), но и три новых, однако не менее важных для Уёна зрителя. По признанию Сана он знает, что Еджи не нравится то, что отец нашел себе омегу, поэтому хочет впечатлить девочку и смягчить ее предвзятость, но что-то подсказывает, что шансов не так много.       Премьера к облегченному выдоху труппы срывает овации у зала. Никто не накосячил, никто не травмировался и это действительно успех, впереди их ждет хороший сезон.       Уён заранее предупредил родителей, чтобы те сразу ехали домой. На это Тэхён даже поначалу обиделся и Уёну пришлось признаться, что дело в альфе. Это тотчас сняло все обиды и добавило целую сотню вопросов, ответы на которые любопытный папа хотел узнать сразу же и желательно в мельчайших подробностях. Уходя из дома он даже слышал, как Тэхён уже вовсю обсуждал новость с лучшим другом и не удивится, если Сокджин уже узнал о Сане больше, чем сам Уён. Отца на такое не уговорить (тот максимум пробьет на судимости и штрафы), а вот Сокджин только за, еще и Намджуна подобьет влезть туда, куда запрещено, чтобы добыть нужную информацию. Он так узнал о существовании Минхо и познакомился с ним раньше, чем Юнги вообще заикнулся о наличии брата.       Уён же не хотел столь быстрой встречи родителей и Сана с близнецами, хотя бы потому, что сам еще не успел подружиться с детьми. Отец предусмотрительно прислал ему голосовое с поздравлениями и сообщил, что они поедут к Кимам и вернутся поздно. Был ли это намек на что-то, Уён так и не понял.       После стука в дверь он откладывает телефон и спешит открыть. На пороге Сан с близнецами, а в руках Хёнджина даже небольшой букет цветов. Уён пропускает их внутрь. У прим с премьерами и первых солистов отдельные гримерки, и Уён заранее предупредил персонал, что к нему поднимутся, а Сану вместе с билетами передал еще и пропуска.       — Здравствуйте, — вежливо здоровается Хёнджин и протягивает Уёну букетик. От Еджи, судя по сложенным на груди рукам и хмурому взгляду, не стоит ожидать даже приветствия.       — Привет, — в руках омеги оказывается чудная композиция из коротко обрезанных гербер, и он улыбается Хёнджину и Еджи, затем поднимает взгляд на Сана. — Садитесь, — в гримерной есть диванчик, на который он и указывает, — Как вам? Не сильно утомительно?       — Это было так красиво! — только что севший Хёнджин аж подскакивает, от чего сестра закатывает глаза и дергает его за рукав. — Я тоже хочу двигаться так, как вы.       — Не так уж он и хорош, — скучающим тоном встревает в разговор Еджи, — И роль не главная.       А вот это уже неприятно, и Уён не в силах продолжать улыбаться, хоть ему и не хочется показать, что он задет этой фразой. Он и сам знает, что не лучший и что его роли не центральные, но.       — Еджи, — одергивает ее Сан, а Хёнджин в это же время от возмущения даже топает ногой с сердитым «Ничего ты не понимаешь!», — Прекрати, роль Уёна не второстепенная и он отлично станцевал. Я даже не рассмотрел остальных в твоей тени, — это он уже говорит омеге, отчего уголки губ Уёна вновь приподнимаются. Еджи все еще смотрит на него недовольно. Ей явно не нравится, что отец отчитал ее из-за чужака. Признавать то, что отец любит этого омегу и хочет быть с ним она категорически не собирается, и это продолжает беспокоить как Уёна, так и Сана.       У них уже был вечер откровений, где оба рассказали друг другу о прошлых браках, хотя Уён все-таки сгладил углы и не вдавался в особые детали. Зато Сан рассказал многое, и теперь Уён знает, Еджи очень любила и продолжает любить папу. Хенвон был чудесным омегой, с которым Сан встречался еще со школьной скамьи и которого действительно очень любил. Омега забеременел на последнем курсе, чего они, в силу возраста, конечно, не планировали. Оба хотели детей, безусловно, но немного позже. Сан мечтал открыть свою фирму, копил, но первоначальный взнос в итоге решил потратить на квартиру побольше и двойняшек, которые играли в прятки на УЗИ и до последнего не показывали молодым родителям, что их двое. Сюрприз был неожиданный, но приятным. Только вот Сану пришлось работать больше, а Хенвон все время просил у него прощения, ведь забеременел раньше, чем смог куда-то устроиться. Сложно было, очень, но они правда справлялись, помогали родители, со временем становилось легче и дети, что главное, росли в заботе и любви. А когда им было по четыре в остановку, где их папа и еще несколько человек ждали автобус, влетел нетрезвый водитель и не оставил Хенвону ни единого шанса спастись. Еджи знает, что папа не вернется, но она не хочет, чтобы его место занимал кто-то другой.       Именно поэтому она ведет себя совершенно бессовестным образом, когда Уён приходит к ним в гости и не дай бог остается на ночь. Она отпускает поразительно колкие замечания для своего возраста и демонстративно отказывается есть то, что готовит или приносит с собой Уён. Обиднее всего для омеги было не это, а то, что девочку одергивал больше Хёнджин, чем Сан. Конечно же Уён понимает, причины и цели такого ее поведения, поэтому почти не реагирует и не воспринимает слишком близко, пытается, но раз за разом Еджи переходит границы все сильнее и Сан своим молчанием лишь негласно подстегивает ее продолжать в том же духе, сам того не осознавая.       — Давай съедемся, — как-то предлагает ему альфа, когда они сидят в машине недалеко от дома семьи Чон. Уён, когда был без машины, всегда просил не подъезжать близко к дому, чтобы их не увидели Чонгук или Тэхён. Сначала альфе это казалось странным, все-таки они уже не подростки, чтобы прятаться от родителей, но для Уёна это оставалось важным. Он все еще считал, что для начала должен сам наладить отношения с Саном и детьми, прежде чем знакомить с семьей. Тэхён и так сгорал от любопытства, и у него, в отличие от Уёна, есть способы заставить отца пробить личность альфы, имея на руках всего-то номер машины. Но стараниями Еджи сближение почти не двигалось с мертвой точки, и совместное проживание могло бы все решить. Или усугубить.       — А ты спросил близняшек? Еджи явно против моего присутствия даже за ужином, не говоря уже о большем. Видел, как она смотрела сегодня?       — Брось, — Сан на это лишь привычно качает головой, будто не замечая, как вскипает дочь при виде омеги, — Еджи пытается показывать характер и она безумно твердолобая. Но она не одна живет в этой квартире, ей стоит идти на компромиссы.       Уён на это фыркает.       — Объясни это семилетней девочке.       И все же он соглашается. Они уже не в том возрасте, чтобы бегать на свидания каждый день, хотя это безусловно здорово. Работа, дети, домашние дела — времени друг на друга почти не остается, но живи они вместе, и все поделится на двое. Станет легче. Да и жить с родителям Уёну уже неловко, особенно после развода.       Хёнджин очень доволен тем, что омега теперь живет с ними. Они смотрят вместе фильмы, Уён балует их вкусняшками, которые отцу приготовить не по силам, и они могут танцевать вдвоем перед телевизором, устраивая целые баттлы. Еджи, наоборот, старается как можно меньше времени проводить рядом с Уёном, не садится на одну сторону стола за ужином, обнимается с Саном за просмотром фильма, лишь бы тот не достался омеге, и пакостит по мелочи: то выбросив какую-то уёнову вещь, то отрезав ленты на пуантах, то опрокинув целую плошку соли в готовящийся суп. В общем — девочка всеми силами старается выпроводить нежеланного жильца не только из их дома, но и из жизни отца. Им ведь и так было хорошо, никакие омеги не нужны. На этой почве они с Хёнджинам все больше ругаются, ведь брат — всегда ее продолжение — неожиданно становится на сторону Уёна. Видите ли омега ему нравится. Он не пытается занять место их папы, не убрал ни одну фотографию с Хенвоном и был всегда добр с родителями омеги, встретившись с ними пару раз, когда те забирали близнецов на выходные. Все это видел Хёнджин, но жаль только, что не его сестра. А Сан просто не предавал выходкам дочери большого значения. Отчитывал, конечно, и одергивал, но видел в них только детские шалости да капризы, совершенно не замечая того, что Уён от этого страдает по-настоящему.       Бездействие Сана в конце концов приводит к тому, что однажды выходка всегда остающейся безнаказанной Еджи переполняет чашу терпения Уёна.       Спектакль должен состояться завтра вечером, поэтому Уён начинает готовиться заранее. Сейчас он участвует только в двух постановках в неделю и не чувствует ни обиды, ни несправедливости. Сезон скоро закончится и мысленно он уже отпустил и свою мечту, и театр, готовясь посвятить всего себя преподаванию в балетной школе. Тем не менее он всегда с большой ответственностью подходит к каждому выходу и не дает ни единого повода усомниться в том, что он профессионал своего дела.       Поэтому как только они с Хёнджином возвращаются с репетиции, он решает привести себя в порядок: принять расслабляющую ванну, сделать маску для лица, перешить ленты на пуантах да и просто поваляться ногами вверх, чтобы хоть немного отдохнуть. Еджи к их возвращению уже была дома и не высовывала носа из комнаты, а Хёнджин присоединяется к ней, чтобы сделать домашнюю работу до ужина.       Сначала все идет по плану. Ванна медленно набирается с хорошей шапкой пены, Уён уже принес вещи и стакан холодной воды, но понимает, что что-то не так, когда, нанеся на лицо маску, отмывает руки, а те остаются зелеными и не оттираются. Он с ужасом поднимает взгляд на зеркало, проводит рукой по щеке и едва ли не кричит, когда осознает, что кожа стала насыщенно-изумрудной. Он торопливо выкручивает оба вентиля с водой, умывается пенкой и даже мягким мылом, но цвет кожи едва ли становится на тон светлее. Все его лицо зеленое и краску не берет ни средство для снятия макияжа, ни гидрофильное масло и вообще ничего, что есть в арсенале их ванной.       — Что ты туда добавила?! — это первый раз, когда Уён повышает голос на Еджи. Маска была самодельная, она хорошо успокаивала кожу и идеально подходила омеге, поэтому он всегда готовил ее на несколько раз и оставлял в холодильнике, ведь холодная она еще и помогала от отеков. Не трудно догадаться, что в нее подмешали что-то, и в том, кто это сделал, сомнений тоже не возникает.       Девочка при виде зеленющего Уёна хохочет, радуясь удавшемуся розыгрышу.       — Теперь ты и точно похож на Фиону, правда Джини? — но брату не смешно. Он с ужасом смотрит на омегу, не зная, как помочь. В глазах Уёна скапливаются слезы от обиды и отчаяния, он не знает, что может сделать прямо сейчас, но и продолжить кричать на семилетку перед ним смысла нет. Она еще больше обозлится и выкинет что похуже. Злится Уён не на нее, а скорее на Сана, который не прекратил вовремя ее выходки и все это вылилось вот во что.       Когда Сан приходит домой, то в квартире непривычно тихо. В ванной, куда он заходит вымыть руки, полная ванна остывшей воды с испарившейся пеной. Это еще больше настораживает альфу, но сначала он заглядывает в детскую. Близнецы в тишине сидят каждый на своей кровати: Еджи на верхнем ярусе, Хёнджин снизу, обняв колени руками. Оба поникшие, и мальчик даже выглядит испуганным, стоит Сану войти.       — Ты будешь ругаться, — первое, что говорит он, втянув голову в плечи. Еджи, поджав губы, молчит. По ней видно, что она вроде бы и чувствует вину, но не хочет этого признавать.       — Что случилось?       — Это всего лишь шутка! — выпаливает она, прежде чем брат успевает открыть рот. — А он устроил драму и рыдает в комнате. Подумаешь, и так не был красавцем, ему так даже больше идет.       — Еджи! — осекают ее одновременно Сан и Хёнджин, а близнец даже вскакивает с постели и кидает в нее игрушкой медведя, коих у него целое полчище на покрывале.       Сан смиряет их строгим взглядом.       — Не выходите из комнаты, я с тобой позже поговорю, — произносит он, указывая пальцем на дочь.       Уён находится в их спальне, завернутый в одеяло словно в кокон. Не видно даже волос на его макушке, не понятно, как он дышит в таком состоянии, но судя по всхлипам — не задохнулся.       — Ёни, — Сан кладет руку поверх одеяла, где по его расчетам должна быть голова омеги. — Что случилось?       В ответ ему слышится очередное шмыганье носом.       — А разве Еджи еще не похвасталась тебе своим успехом? — по голосу слышно, что омега говорит это с усмешкой.       — И все же, — не отступает Сан, — Что она сделала? Ёни, раскрой одеяло, тебе же там дышать нечем.       — Нет. Я не хочу, чтобы ты видел меня в таком виде, — это правда странно, но Уён всегда стеснялся показываться перед Саном не накрашенным, в маске на лице или волосах, в поношенной одежде, которую даже не взял с собой при переезде. Поэтому он всегда старался делать все процедуры, пока альфы не было дома или поздно вечером, когда ванная уже никому не нужна и можно засесть там надолго. И хотя Сан не давал ни малейшего повода усомниться в нем, Уён боялся, что и так не будучи красивым от природы, лишь оттолкнет от себя альфу, показавшись перед ним с огурцами на лице, совершенно при этом забыв, что пришел на их первую официальную встречу прямиком после занятия, толком не переодевшись, не говоря уже о душе и макияже. Однако бывший муж здорово постарался в свое время, дав понять Уёну, что он не тот омега, который может быть желанным и любимым в любом виде.       И потому сейчас ему совершенно не хочется показываться перед Саном с таким лицом. Но в то же время он все еще зол на него и одновременно с нежеланием раскрываться хочет откинуть одеяло с криком: «Вот, посмотри, полюбуйся, ты этому поспособствовал своим молчанием!».       — Уён, — на секунду Сан позволяет себе даже улыбнуться, что делает его голос мягче, — Это не изменит моего отношения к тебе. — и добавляет уверенно. — Я же люблю тебя.       Посопев еще с минуту, омега все же сдается. Да и воздуха действительно не хватает, так закутался он только после того, как услышал хлопок входной двери, и под пуховым одеялом ему ужасно жарко.       Лицо все такое же зеленое, теперь с дорожками из слез по щекам. Уён видит, как от открывшегося зрелища играют желваки на лице альфы, и сжимается. «Какой же ты уродливый», — звучит в голове голос бывшего мужа, к концу фразы становящийся голосом Сана.       — Прости, — вместо этого говорит альфа, протягивая руку к лицу, чтобы огладить щеку и вытереть слезы. Он касается также мягко, как и всегда, — Это моя вина. Не смывается?       — Думаешь, я бы лежал в таком виде, если бы смывалось?! — дерзит ему Уён, будучи совершенно растерянным от реакции Сана. Он был полностью уверен, что и в этот раз альфа останется на стороне дочери, ведь свои приоритеты от огласил с самого начала: дети для него на первом месте. А Уён — на втором.       — Ты уже звонил в театр?       — Нет, — Уён прекрасно знает, что должен. Для чрезвычайных ситуаций почти у всей труппы есть дублёры, которые легко заменят их на сцене. Уён прибегал к этому только пару раз, но это всегда были уважительные причины: сломанная нога, смерть дедушки и выкидыш пару лет назад, но никогда из-за такой глупости.       — Не звони пока, попробуем что-то придумать, — Сан наклоняется к нему и целует, лишь слегка сминая нижнюю губу, а затем оставляет по поцелую на обеих щеках. — Я пойду поговорю с Еджи и наберу тебе новую ванну, ладно? — снова целует в губы и выходит из комнаты, прикрыв дверь.       Что происходит в детской, Уён не слышит, но даже рад, что Сан не стал говорить с Еджи на повышенных тонах. С девочкой определенно стоило обсудить все уже давно и прояснить пугающие ее моменты, дать понять, что никто не пытается встать на место ее любимого папы и стереть память о нем из их жизней. Папа есть папа и он всегда таковым будет для них с Хёнджином, и первым любимым мужем для Сана. А Уён — это Уён. И он уж точно не хочет, чтобы Сан ругал и наказывал сорванцов, даже если пакости переходят все границы. Но и сам не знает, имеет ли право воспитывать их.       Когда Сан входит после короткого предупреждающего стука в спальню, близнецы едва успевают отшатнуться от двери. Подслушивали. Еджи уже не выглядит такой самодовольной, более того — даже расстроенной.       — Я не знала, что у него завтра выступление, — выпаливает она сразу же, хватаясь пальцами за низ юбки и опуская голову.       — Ты только из-за этого чувствуешь вину? — Сан выглядел бы более строгим, если бы возвышался над дочерью, но он все же присаживается на корточки, чтобы быть на одном уровне с ее глазами. Он всегда считал, что отношения, в том числе с детьми, должны быть на полном доверии и при взаимном уважении. Сан был в меру строгим и редко пользовался авторитетом отца-альфы, чтобы приструнить детей. Его двойняшек нельзя назвать невоспитанными и уж тем более запущенными, но определенные пробелы все же показали себя хотя бы в истории с Уёном.       Хёнджин молчит. В отличие от Еджи он, хоть и чересчур эмоциональный, но не такой раздражительный и вспыльчивый и всегда старается выйти из ситуации наименее безболезненно, стараясь никого не обидеть. Так, встретив своего соулмейта, который ему не приглянулся (хотя им всего семь и тут судить рано), Хёнджин не стал отталкивать его от себя категорично, а наоборот решил подружиться, мягко отсекая все попытки юного омежки понравиться мальчику. Еджи же не следит ни за языком, ни за своими действиями, намеренно стараясь уколоть сильнее. Вот и сейчас Сан хочет выяснить, в самом ли деле ей жаль о содеянном или ее в этом убедил брат.       — Мне не нравится Уён! — она никогда не зовет омегу уважительно, в отличие от близнеца, которого омега с большим трудом отвадил от совсем уважительного обращения к более привычному «хён», но даже так Хёнджин стал звать его не иначе как «хённим». — Но я хотела только пошутить. Я же не знала, что он так отреагирует.       — Еджи, послушай.       Сан видимо совсем не замечал, как сильно он потворствует пакостям дочери своим молчанием. Он выпустил из внимание то, что его омега просто терпит все мелкие выходки, будучи предупрежденным о том, что у Еджи сложный характер. Но все это изначально не было правильным и Сан будто бы относился к этому как к должному, отчего-то забыв, что именно он должен заниматься ее воспитанием в первую очередь, и не допускать подобного. А характер — не оправдание. Еджи всего семь лет и кто, как не Сан, ее отец, должен объяснять девочке, что такое хорошо и что такое плохо. Наверное, Сан плохой отец. И плохой альфа, раз забылся в своих проблемах и повседневной суете, не замечая, как страдает его дочь от присутствия в доме омеги, и как его возлюбленный терзается от нападок обиженной прежде всего на него — Сана — девочки.       Разговор получается долгим. Не обходится и без нравоучений, но тут уж альфа действительно виноват. Стоило все прояснить еще в самом начале, а он просто… ничего не сделал, свел Еджи и Уёна нос к носу и понадеялся, что они сами наладят отношения.       Но Еджи несмотря на попытки отца остается непреклонной. Она постоянно перебивает Сана и как заведенная повторяет, что не хочет жить вместе с Уёном и чтобы отец вообще с ним встречался. Поначалу Хёнджин пытается ей возразить, но девочка становится в позу и не желает никого слушать, капризно закрывая уши ладонями. К компромиссу так и не получается прийти даже спустя час. Еджи согласна с тем, что виновата, но только лишь в проделке с краской. Во всем остальном она продолжает придерживаться изначальной своей позиции и статус врага по-прежнему остается закреплен за омегой.       После горячей ванны и впрямь выходит отмыться почти полностью, а Хёнджин, узнав, что добавлено в баночку, еще и отыскивает в интернете различные способы, так что избавить лицо от зеленого оттенка получается практически целиком. Хотя даже так вместо того, чтобы казаться свежим и отдохнувшим, Уён выглядит как человек, сраженный морской болезнью. Все надежды он возлагает теперь на гримера, который отчитает его за такую халатность, но обязательно постарается, чтобы выровнять цвет лица.       Атмосфера все еще остается напряженной и Уён засыпает с большим трудом, беспокоясь о том, что теперь их несостоявшаяся семья еще в большем расколе, чем была изначально.       Утром они завтракают молча, но Еджи на кухне не появляется. Она так и не извинилась, хоть перед отцом и братом признала свою вину, но перед Уёном — не позволяет гордость. Омега почти ничего не ест из приготовленного, хотя в последнее время старался завтракать и ужинать как положено, но порции все равно остаются даже меньше, чем детские и на тренировках он прилагает еще больше сил, чтобы согнать лишние калории. В это утро ему и вовсе кусок в горло не лезет и он едва ли проглатывает пару рисовых комочков.       Наверное, они и правда поторопились с переездом. Когда Сан и дети уезжают, Уён, трусливо избегая сложного разговора, вытаскивает из шкафа сумку побольше и складывает в нее некоторые необходимые вещи. А вечером после спектакля сообщает Сану, что поживет у родителей.       Спонтанное решение омеги сильно ударяет по обоим. Сан теперь постоянно хмурится, по привычке ищет омегу взглядом, ставит четыре тарелки с утра. К тому же Уён пару дней вообще не соглашался с ним встретиться, хоть они и продолжают говорить по телефону. А тренировки с Хёнджином продолжаются по тому же расписанию. Омега по-прежнему забирает его из школы и они едут в зал, где занимаются несколько часов напролет, после чего Уён отвозит его домой и ждет до тех пор, пока не получает сообщение о том, что Хёнджин зашел в квартиру.       — Ты не хочешь пойти со мной? — спрашивает мальчик спустя неделю после ухода омеги, — Ты больше не любишь нас, хённим?       — Люблю конечно, — Уён отстегивает ремень и наклоняется к мальчику, чтобы погладить его по волосам. Хёнджин тут же тянется к его руке, словно котенок, и сердце омеги сжимается. — Просто нам сейчас не стоит жить вместе.       Это решение Уёна сильно задевает Хёнджина. Мальчик уже сильно к нему привязался, не просто как к своему тренеру по танцами, и довольно быстро принял его как омегу отца, в семью. И все у них было хорошо, если бы Еджи не думала, что весь мир крутится только вокруг нее и ее желаний.       Отец тоскует. И это видно сразу. Хоть он и плохо помнит, но Хёнджину это напоминает то время, когда папы не стало. Сан тогда чуть не потерял себя, словно призрак продолжал волочить свое существование, находя радость только в них с Еджи. Уён, к счастью, жив и даже не порвал связи, но отец все же воспринял его уход слишком болезненно, будто тот и правда больше не вернется.       — Довольна? — Еджи рисует что-то в альбоме, лежа на полу, когда Хёнджин возвращается после тренировки и кидает сумку на пол у двери. Она вскидывает на брата быстрый взгляд и, наверное, впервые видит его таким разозленным, хотя они часто могли поцапаться из-за ерунды и даже подраться, но всегда быстро мирились. Она ничего не отвечает, а Хёнджин воспринимает это по-своему. — Радуйся сколько влезет, хённим не хочет возвращаться! — он вытаскивает из шкафа чистые вещи и уходит в ванную, хлопнув дверью.       По правде, за неделю взгляды Еджи и впрямь начинают меняться. Она так страстно желала, чтобы Уён ушел и они снова были втроем, как раньше, а когда так и случилось, то не испытала должного удовлетворения и вкус столь долгожданной победы оказался горьким. Как бы сильно она не противилась этому, омега успел стать частью их семьи за те два месяца, что они жили вместе, и где-то внутри себя девочка с этим смирилась, только вот из-за упрямства не хотела признавать того, что Уён на самом деле… не плохой. Вопреки ее словам, ей нравились постановки, на которых она успела побывать, и Уён и впрямь летал на сцене так грациозно и естественно, что у нее перехватывало дыхание от восторга. Он совсем не был посредственностью, которым она его частенько нарекала. И ей безумно нравились рулетики из омлета, которые он готовил по утрам, и только из принципа она не уминала всю тарелку, кидая жадные взгляды на порцию брата. А еще отец и Хёнджин были так рады и воодушевлены приходом в их дом омеги, что после его ухода атмосфера действительна изменилась и вина Еджи в этом была более, чем очевидна даже для нее самой. Вещи Уёна по-прежнему оставались то там, то тут, но запах почти выветрился, давая понять, что теперь они и впрямь снова только втроем.       Оказывается вспышка гнева Хёнджина вылилась в целый бунт и он устроил сестре молчанку, хотя она как никто знает, что для него держать язык за зубами сложнее всего на свете. Они ведь буквально всегда вываливают друг на друга абсолютно все мысли, не утаивая ничего, а теперь Хёнджин даже отсаживается от нее на уроках, и в другой ситуации она бы снова начала винить во всем Уёна за то, что влез в их жизнь, занял чужое место, рассорил с братом, но едкий внутренний голос молчит, зато вопит совесть и девочка осознает свою вину за то, что происходит с ее родными.       Безумный план рождается в ее голове вечером, когда за ужином отец пытается их разговорить, а Хёнджин отвечает односложно, ковыряясь в тарелке с рисом. Уён сегодня отменил их тренировку из-за какой-то проблемы в семье и Хёнджин был скорее расстроен не тем, что не удалось позаниматься, а из-за того, что у омеги есть другая (или единственная настоящая) семья.       Следующим утром они проспали и потому не успевают позавтракать, что оказывается даже очень выгодным для Еджи. По дороге в школу Сан сворачивает в их любимое кафе (где они и встретились с Уёном впервые), чтобы взять еду с собой. Хёнджин увязывается с ним, а девочка остается в машине, сказав, что будет то же, что и брат. Оставшись одна, она резво перелезает на переднее сидение и открывает историю навигатора. Уён никогда не звал их к себе домой, но отец часто его подвозил. Она знает, что это где-то за городом, в Кояне, и только один адрес в навигаторе этому соответствует. Девочка быстро делает фотографию, и еще несколько минут с довольным лицом ждет возвращения отца и Хёнджина с пакетами их завтрака, который предстоит умять по пути.       После уроков Хёнджин остается готовиться в библиотеке, а Еджи, никого не предупредив, строит маршрут до Кояна и смело садится в нужный автобус. Путь займет немногим больше часа, и она очень надеется, что застанет Уёна дома. Как минимум, она проверила, что сегодня нет постановок с его участием, нет репетиции с Хёнджином и она очень надеялась, что нет других занятий в балетной школе. Немного проплутав по улицам района, она находит нужный дом. Он не большой, но двухэтажный, с невысоким забором и воротами, ведущими в гараж.       Дверь ей открывает красивый взрослый омега с вьющимися светлыми волосами и очками в тонкой оправе на носу.       — Здравствуй, — улыбается он при виде неожиданной гостьи.       — Здравствуйте, я ищу Чон Уёна, — произносит она, не успев выпрямиться из поклона. — Он здесь?       — Его сейчас нет дома, он на занятиях. А ты его ученица?       — Нет, я… — и уверенная до этого Еджи вдруг осекается. Она всегда так противилась Уёну, что даже не знает, кто она для него. Заноза в одном месте, надоедливая дочка его истинного… — Я Еджи, мой отец и Уён соулмейты. — это впервые, когда она признает этот факт. Еще и вслух. Наверняка Уён рассказал все, что Еджи сделала и ее в этом доме ненавидят, но на удивление юной альфы, мужчина ей улыбается.       — Наконец-то я могу с тобой познакомиться. А где твой отец? — он пытается заглянуть за спину девочки, — Паркуется?       — Нет, я одна.       — Ох, как же ты добралась, — он тут же отходит от двери, пропуская девочку во двор. — Входи. Отец знает, что ты здесь?       — Да, он разрешил, — лукавит она, скрестив пальцы за спиной. Иначе отец заберет ее сразу же и будет ругаться. Хотя он и так будет, но у Еджи есть определенный план и ей никак нельзя получить наказание до его выполнения. — Я приехала сама. На автобусе.       Они заходят в дом, который едва ли не лучится изнутри. Большие окна наполняют его светом, мягкие цвета — теплом, а рамки с фотографиями, растения и картины — уютом.       — Я Тэхён, папа Уёна, — представляется мужчина и ведет девочку прямо в огромную столовую, где стоит длинный стол и стеклянная дверь ведет на небольшую веранду. — Садись, ты должно быть голодная с дороги. Подождем Ёни за ужином.       Пока Тэхён собирает им поесть, Еджи рассматривает фотографии на низкой полке позади стола. Рамок довольно много, как и людей на них. А еще много детей разных возрастов, в основном, конечно, мальчики, но почти сразу взгляд цепляется за девочку, которая выглядит старше всех, и во взгляде Еджи загораются искорки. У них в классе она единственная девочка, хоть и альфа, а мальчишки порой ничего не понимают в девчачьих делах, даже если они омеги.       — Та еще толпа, правда? — Тэхён появляется за ее спиной неожиданно, и даже немного пугает.       — Это вся ваша семья?       — Да, это дети и названные дети. Это вот их мужья и внуки. Одиннадцать штук, конфет не напасешься, — Тэхён улыбается по-доброму, оглядывая лица своей семьи и Еджи становится завидно. Их семья маленькая: она, Хёнджин и отец. Есть еще, конечно, дедушки, родители папы, но они всегда отдельно. Близнецы либо с отцом, либо с дедушками, но никогда не все вместе.       — Уён не ест конфеты, — замечает она, прикусывая губу.       — Да, у него аллергия, но в детстве он постоянно пытался свистнуть у кого-нибудь шоколадку.       — А девочка тоже ваша внучка?       — Да, это Мунбёль. Она моя первая внучка, хотя ни Минхо, ни Джисон, ее родители, не мои дети по сути.       — А я, — Еджи запинается, не зная, как спросить. Она будто попала в другой мир, где существует большая семья, где все друг с другом ладят и все друг друга любят. Эту девочку, Мунбёль, любят, даже если она не родная, значит, они с Хёнджином тоже могли бы стоять на фото среди остальных и получать конфеты. И их бы тоже, наверное, любили. Уён точно любит отца и Хёнджина, но все равно не пускал их в этот мир, и теперь понятно, почему: Еджи всем своим видом давала понять, кричала, что не хочет быть частью семьи Уёна, вот ее и держали на расстоянии. Только вот отец и Хёнджин очень даже хотели, но из-за нее Уён не подпускал близко и их, — Могла бы быть вашей внучкой?       Конечно было глупо надеяться, что после проделанных выходок и подобного отношения, ее примут с распростертыми объятиями. Уён, наверное, на нее в страшной обиде, и это даже странно, что его папа сейчас так добр к ней и весьма мил. Возможно, Еджи продолжает быть маленькой эгоистичной девочкой, но ей безумно не хочется терять возможность стать частью большой любящей семьи, ведь уже даже их маленькая троица без Уёна в разладе.       — О, ну это ты решай. Ты ведь не хотела, чтобы мой сын жил с вами, а без него ничего не получится, — хоть Тэхён и журит девочку, но делает это с мягкой улыбкой. — Уён ведь не плохой, правда? — он треплет ее по волосам, видя, что девочка от его слов поникла. — Здорово, что ты здесь. Если дашь ему еще один шанс стать частью вашей семьи, то мы будем рады и очень тебе благодарны.       — И вы не злитесь на меня?       — А должен?       — Я раскрасила его лицо зеленым цветом.       — Хмм, в детстве он нарисовал мне усы несмывающимся маркером, пока я спал. Будем считать, что ты отомстила ему за меня, — Тэхён подмигивает девочке, хихикая. Та тоже улыбается, понимая, что ее не будут ругать.       Они садятся за стол, где уже выставлены еда и закуски. Еджи с удовольствием уплетает рис и мясо, и они с Тэхёном успевают разболтаться и обсудить кучу вещей от любимых тв-шоу до несправедливости школьного образования, из-за которого приходится тратить все свободное время на учебу. Они и не замечают, как за окнами сгущаются сумерки, телефон Еджи молчит, темы для разговора не иссякают.       — Еджи? — в дверях столовой оказывается удивленный Уён, прихода которого никто не услышал. — Ты как здесь? Я не видел машину Сана возле дома, — взглядом он пытается отыскать альфу, но в комнате только папа и Еджи.       — Ты только не ругайся, — говорит она подскочив на ноги, как будто Уён вообще хоть раз ее за что-то ругал. — Я приехала сама сюда. За тобой. Я хочу извиниться и чтобы ты вернулся домой. К нам, — она заламывает пальцы, говоря с каждым словом все тише, но не менее уверенно.       — Ох, малышка, ты же могла просто позвонить, если хотела извиниться. Я… — Уёну даже становится неловко, что ребенок ехал за ним через весь город, — Господи, Сан, наверное, с ума сходит.       Он звонит альфе и с первых же слов убеждается в том, что Сан в панике. Телефон Еджи выключен (как оказалось позже, она всю дорогу слушала музыку и потом даже не заметила, что он разрядился), Хёнджин ничего не знает и ни у кого из одноклассников ее нет — да как же тут остаться спокойным. Уён уверяет, что с ней все в порядке и обещает привести ее уже через час.       В груди Уёна все горит от того, как он тронут тем, что гордая и непреклонная Еджи переступила через свои убеждения и приехала сюда. И в то же время, это так совершенно опрометчиво, а если бы что-то случилось, омега бы никогда не простил себя за то, что ушел тогда и затянул с возвращением. Он ведь обещал Сану, что не уйдет, что не ранит детей и Сана тоже, а сам…       Тэхён предлагает подождать с работы Чонгука, чтобы он отвез их в город, но Уён решает сделать это сам. Старший омега заворачивает им с собой гостинцев, берет обещание с Еджи, что она поделится с отцом и братом и что в следующий раз они непременно приедут все вместе, а сама она больше не будет так путешествовать и обманывать. А потом они еще несколько минут обнимаются на пороге дома, что шокирует Уёна. Он, конечно, знает, что папа найдет общий язык с кем угодно, но он несколько месяцев пробивал баррикады девочки и все без толку, а тут всего пару часов прошло и не хватало еще, чтобы Еджи начала звать Тэхёна дедушкой. Нет и нет, Уён первый в очереди на родственные обращения!       Пробки к этому времени уже разошлись и на подъезде к Сеулу Еджи засыпает на заднем сидении. Уён убавляет громкость радио и то и дело поглядывает на спящую девочку. Как бы он хотел, чтобы она не передумала. Пусть он не станет для нее папой, но хотя бы близким другом. Было бы здорово, если бы Еджи не просто смирилась с его присутствием в их жизни, но и впустила его в свою. На это Уён только надеется, тихо радуясь тому, что лед вообще хоть немного тронулся.       Когда они подъезжают к дому, она не просыпается, и омега решает понести ее на руках. Встревоженный Сан открывает дверь почти сразу, а Хёнджин мельтешит где-то за его спиной.       — Все в порядке, она просто утомилась и спит.       Еджи относят в спальню, снимая ботиночки и накрывая одеялом. Уёну будто бы неловко, потому что он видит во взглядах двух альф ожидание и надежду.       — Я… должен вернуться домой, уже поздно.       — Ты не останешься? — Хёнджин подходит и обнимает его за талию, утыкаясь лицом в живот, — Хённим, ты все еще не простил Еджи?       — Я на нее и не обижался, — говорит Уён, поднимая взгляд на Сана, — Приеду завтра, ладно? Нужно будет забрать от родителей кое-какие вещи и предупредить их.       На самом деле Уён мог бы и сейчас остаться, уже не маленький мальчик, но хочет выиграть себе еще немного времени, чтобы привести мысли в порядок. Они с Саном еще долго стоят у машины и альфа целует его каждую минуту, отчего Уён даже сомневается, стоит ли вообще уезжать. Но они все же прощаются до завтра.       Еджи спит беспробудно до самого утра и стремглав выбегает на кухню, услышав звуки готовки.       — Где оппа? — спрашивает она разочарованно и испуганно одновременно, впервые называя Уёна не по имени, — Он тебя бросил?       Сан на это только качает головой, улыбаясь.       — Приедет вечером, ты здорово потрудилась, — но в следующее мгновение улыбка сходит с его лица и голос становится строгим. — Но уехала без разрешения за город с выключенным телефоном. Думаю, неделя без сладкого и карманных денег будут справедливой платой за мои потраченные нервы.

***

      Уён жутко волнуется. Прошло почти две недели с тех пор, как они снова стали жить все вместе и сегодня должны ехать на ужин с семьей омеги. Конечно, хотели поприсутствовать все, но зная напор дяди Джина, длинный язык Ёнджуна и презрительный взгляд Юнги (и Минхо тоже, но благо тот в Тэгу), хотелось не шокировать Сана и детей так сразу. Поэтому в итоге договорились на то, что на ужине будут только родители и семьи Ёнджуна и Кая. Однако в последний момент выяснилось, что Ёнбок принес ветрянку из школы, заразил Сычена и малютку Джуёна, так что они все закрылись на карантин, чтобы не перенести заразу на не болевших близнецов. Это было ужасно! В первую очередь, конечно, сам факт болезни. Во вторую, то, что одного Субина, во всем потакающего мужу, будет не достаточно, чтобы заткнуть Ёнджуна, который не хуже Сокджина справится с допросом и завалит Сана такими комментариями и замечаниями, что будет худо всем.       Что ж, вечер обещает быть занятным, а пока Уён ждет в машине Хёнджина. Сегодня у них тренировка, хоть закончат они немного раньше, чтобы подготовиться к поездке. Это не удивительно, ведь Хёнджин был весьма целеустремленный и скрупулезно оттачивал движения, не ленился во время разминок и тянулся даже через боль. Чему и стоит удивляться, так это садящейся рядом с братом Еджи.       — Можно с вами? — это впервые, когда Еджи захотела поприсутствовать на тренировке и никто даже не подумает ей отказать.       В студии она сидит у зеркала, наблюдая за тренировкой и подавая воду в перерывах. Прогресс Хёнджина поразительный. Он и раньше был весьма пластичным, но сейчас двигается так легко, будто кто-то прицепил невидимые веревочки к его рукам и ногам, руководя его телом. А когда они вместе с Уёном выполняют какую-то связку, это выглядит волшебно. И поразительно то, как Уён и Хёнджин понимают друг друга почти без слов, а если и нужно что-то говорить, то у них столько общих тем и личных словечек, будто они знакомы как минимум сотню лет. Еджи даже немного завидно, но она нисколько не жалеет, что тогда поехала в дом Чонов. Отец и брат вновь расцвели и воспряли — вернуть Уёна было самым правильным решением.       Знакомство с родителями оказывается волнительным для всех. И пусть Еджи уже знает Тэхёна, она не знает остальных, а отец Уёна городской прокурор и девочке он представляется строгим и не терпящем даже малейшего нарушения правил альфой.       Они привозят с собой цветы, торт, пару бутылок вина и конфеты для детей. Их выходит встречать Чонгук приветливо улыбается, пожимая Сану руку и знакомясь с близнецами. Дети стесняются, даже Еджи, а когда видит такого красивого и высокого омегу, который налетает на Уёна, то краснеет от смущения.       — Знакомьтесь, этот ураган, мой старший брат Ёнджун.       — Боже, какие вы милые, — он порывисто обнимает обоих близнецов, затем и Сана, как бы шепотом, но так, чтобы все слышали, говоря Уёну: «Ты прав, он и впрямь горячий». Младший из братьев заливается краской стыда, шепча под нос проклятия, а Сан довольно улыбается. Ему льстит, что омега так описал его братьям, хотя по собственному мнению Сана в нем ничего необычного нет. Альфа как альфа.       — Ну хватит стоять в проеме, пойдемте уже в зал, там Тэхён забыл, что нас всего десять и наготовил как обычно на двадцать пять.       — А папа-Джин привез с утра два килограмма кимчи, — хихикает Ёнджун подталкивая детей в комнату. Там и правда уже во всю накрыт знакомый Еджи стол, будто в ожидании пира. Близнецы никогда не присутствовали на столь широких ужинах, даже когда ходили на день рождения своего одноклассника, где гостей было даже больше.       У Еджи не отошел румянец с тех пор, как она увидела Ёнджуна, но тут с тарелочками из кухни выходит невероятной красоты мальчик и первая влюбленность ударяет по голове юную альфу.       — Не завидую тебе, — хлопает Ёнджуна по плечу Уён, завидев сердечки в глазах девочки. А у Хёнджина появляется прекрасный повод дразнить сестру в отместку за ее шуточки по поводу его истинного — Сынмина.       Происходит еще много чего интересного. Во-первых Тэхён выносит огромную тарелку с самгепсалем, которую, как оказалось, Чонгук готовил на заднем дворе до их прихода. Во-вторых красивым мальчиком оказывается старший сын Ёнджуна и Субина — семилетний омега Тэён. В-третьих, Чонгуку с первого взгляда нравится Сан, что поражает и троих взрослых омег, и даже Субина, на которого Чонгук первое время смотрел весьма косо. Чхве даже успевает обидеться, на что Чонгук клянется, что он все еще его любимый зятек и Ёнджун с Уёном в один голос обещают все рассказать Хосоку. И напоследок семья Ким не допустила несправедливости своего отсутствия на столь важном событии, как смотрины истинного Уёна, так что пришлось взгромоздить на подставку из книг ноутбук в конце стола, чтобы с него на всех присутствующих смотрели разрисованные в зеленых горох дети и Кай с Хосоком, которые тоже наделали себе закусок и были будто бы рядом со всеми.       — Уён читтер, — заявляет вдруг Кай, после знакомства, — Получил двоих детей, не мучаясь родами.       Уён хлопает себя по лбу. Он так переживал за язык Ёнджуна, но подставляет его именно младший брат, и Уён немного боится реакции близнецов. Они не обсуждали это. И для Еджи Уён на месте папы — настоящий триггер, которого хотелось избежать во время семейного ужина-знакомства. Но, к счастью, ничего не происходит, а Уёна неожиданно спасает Ёнджун.       — Ой, Кай-я, кто бы говорил, но явно не ты, — все смеются, кроме непонимающего Сана и детей, которым разговоры взрослых не понятны и не интересны. Атмосфера за столом остается теплой до самого конца. Осилить все наготовленное не получается и потому Тэхён отдает ещё кучу контейнеров и Уёну, и Ёнджуну, чтобы ничего не пропало.       В Сеул они возвращаются уже довольно поздно, перетаскивают детей в спальню, не раздевая, и уходят на кухню, чтобы разложить в холодильник еду на неделю вперед и, возможно, выпить чаю.       Руки Сана неожиданно обхватывают Уёна, когда тот тянется за упаковкой листового. Они теплые и кожа от прикосновений горит, когда альфа проходится пальцами по выпирающим ребрам.       — Буду кормить тебя с ложки, — шепчет он куда-то в ухо, тут же кусая за мочку то ли в наказание, то ли ради забавы. Уён чуть не падает грудью на столешницу, но вовремя удерживает равновесие, упирается ладонями, интуитивно подается назад и едва сдерживает стон. Сан уже нехило возбужден, но в доме дети, а Уён не уверен что может быть тихим. Тихий и Уён — понятия вообще не сопоставимые, а когда Сан берет его хоть нежно, хоть жадно, омега не в силах удержаться.       — Сан, остановись, я не могу, — то ли шепчет, то ли стонет Уён, чувствуя, что если бы не рука альфы, то со своих дрожащих ног он бы уже непременно свалился.       — Я просто подумал, что тебе стоит выровнять счет с Каем, — Уёна обдает жаром, когда Сан размашисто лижет его шею. От желания ему больно, но разум еще не покинул его голову и Уён понимает, что продолжение сейчас не допустимо, если конечно, Сан не достанет откуда-то кляп, который хоть немного приглушит громкость омеги.       — Я хочу омегу, — раздается голосом Еджи откуда-то со стороны входа на кухню и у Уёна едва не обрывается сердце. Сан тут же отстраняется, но не выпускает из рук грозящегося грохнуться омегу, который осоловелым взглядом смотрит на девочку. Еджи уже переодета в пижаму и стоит на пороге со своей любимой кружкой в руках, которую она ставила возле кровати на случай, если захочет пить ночью. — Желательно девочку-омегу, но там как получится, — и улыбается искренне, без доли шутки, смотря прямо на Уёна.