Ты будешь моей Лютиэн

В замке чужом все прикрылись масками И никто тебе не друг. Лев молодой убивает ласково, Упиваясь видом мук На следующий день девушек распределили на их основные работы. Тинтаэль нервно слушала картавый голос орчихи, неровно выговаривающей на Всеобщем. - Молитесь, что бы не к волкам или солдатам, - прошептала Хильда, которая неплохо успела изучить порядки. - Там долго не живут. Тинтаэль везло. Работа на кухне и прачкой так же обошла её стороной, хотя на кухне ей нравился доступ к еде и ножам. Это был хоть какой-то шанс на побег. - Что она сказала? - переспросила одна из женщин. - Это что за работа? Хильда наморщила лоб. - Кажется, беготня по мелким поручениям, - немного подумав, перевела она. - Принеси, подай, передай. Работа девочкой на побегушках поначалу не обрадовала Тинтаэль, но через несколько дней она оценила её преимущество. Конечно, работу нельзя было назвать легкой: после нескольких дней непрерывного бега по лестницам даже тренированные ноги гудели. Зато широкие и тяжелые браслеты-кандалы позволяли беспрепятственно перемещаться по цитадели и давали неприкосновенность их обладателям. Единственное, что беспокоило девушку в них - чары. Она ощущала их осиным гнездом на запястье, и несколько раз пыталась избавиться от кандалов. Первый раз её спугнули охранники. Второй - сам Майрон поймал её за руку. - Как жаль, что эти руки тебе не нужны, Тхурингветиль, - сообщил Саурон. Под его рукой металл начинал обжигать и сдавливать запястье. - Мне будет их не хватать. Тинтаэль вняла угрозе и больше не пыталась тревожить браслеты. Неделя промелькнула незаметно. Цитадель жила своей жизнью, а на кухне последние несколько дней кипела работа. На юг отправлялся большой отряд разведчиков, и бедные кухарки засыпали прямо на своём месте, стараясь успеть приготовить достаточно припасов. - Тхури! - грубо рыкнула орчиха, когда эльфийка проходила мимо, - Хозяин злой, сказал прибрать сверху. Иди работай. Я проверю. Несмотря на все старания рабов, чище в цитадели не становилось. Всюду, где прошел солдат Саурона, была лишь грязь и разрушения. Чище всего был главный зал второго этажа - туда можно было попасть только будучи капитаном. А вот основной зал, предназначенный для советов и обсуждений, всегда был покрыт коркой грязи и плевков, и ни один из командиров никогда не опускался до того, что бы отряхнуть ноги. Но сегодня второй этаж был похож на казарму. Солдаты переносили картины и гобелены, сундуки с драгоценностями и трофеи. Орки любили лишь еду, выпивку и женщин. А вот Саурон любил роскошь и великолепие не меньше, чем драконы золото.       Стараясь не попасть под тяжелый сундук или статую, Тинтаэль, осторожно выбирая ступени, поднималась наверх. Где-то на середине лестницы движение встало. Несколько орков руководящих процессом остановились и бурно выясняли отношения. Со всех сторон их поддерживало недовольное рычание перегруженных товарищей. Эльфийка подняла голову, высматривая свободную дорогу, и столкнулась взглядом с Сауроном, спустившимся лично раздать указания. Несколько дней она удачно избегала его, меняясь работой с другими курьерами, но сейчас он явно заметил Тинтаэль. Она запаниковала, и упустила момент, когда ещё могла скрыться.       Орки пришли в движение, и Тинтаэль оказалась между движущимися потоками. В панике она заметалась по лестнице, пока чья-то рука не потянула её висящему на стене гобелену. Уже с темноте, оглушенная стуком сердца, она вспомнила, что гобелен висит над небольшой, почти декоративной нишей в стене. - Как неосторожно, - прокомментировал голос майя над ухом и эльда похолодела от страха. - Затопчут же. Гобелен скрывал их только до колена. Снизу мелькали орочьи сапоги. - Почему ты от меня скрываешься? - он наклонился ещё ниже, обжигая шепотом её ухо. Тинтаэль вздрогнула и отшатнулась, больно ударившись лопатками о стену. Светящиеся, словно кошачьи, глаза напротив прищурились. - Не убегай от меня, Лютиэн, - от его низкого голоса пробежали мурашки. Отодвигаться было некуда. Он коснулся её щеки, скользнул на шею, и она ощутила его неровное дыхание на виске. Гортхауэр медленно, боясь сорваться, прижался к ней и зарылся носом в её волосы. Его дыхание участилось, а Тинтаэль вспыхнула от кончиков ушей до плеч, и жар медленно перетекал вниз. Он чувствовал, что теряет над собой контроль, но прижался к неё так сильно, что ощущал как трепещет эльфийское сердце. Поддаваясь желанию он зажал ей ладонью рот и несколько раз укусил плечо и шею, наслаждаясь её попытками вырваться. "Я не Лютиен", - прошелестел её голос в голове. Это его отрезвило. Прикосновения внезапно исчезли. Зашелестел гобелен, и Тхури открыла глаза. Она была одна. Девушка тихонько выдохнула и сползла по стенке. Сравнение с Лютиэн было лестно.       Укусы на шее приятно горели, а жар в теле не исчезал. Со стыдом, эльда поймала себя на мысли, что ей понравилось. "Черное колдовство", - оправдала себя Тинтаэль, улыбнувшись в полумрак. Она не зря терпела несколько унизительных мгновений. В левой руке блеснул кинжал, который она незаметно украла у Саурона.       На несколько дней после перестановок половине слуг пришлось взяться за тряпки и метлу. Тинтаэль постоянно перепрятывала кинжал, опасаясь, что кто-то его обнаружит, и в конце-концов решила носить за пазухой. Для надежности она оторвала подол платья и сделала из него тугой пояс. Всю работу она старалась делать в одиночку, и когда выпала возможность, она отпросилась на уборки маленьких комнат. Первая была полупустой и в ней давно никого не было. Тинтаэль, быстро убрав пыль, успела подремать на мягкой кровати.       Вторая комната встретила её осязаемой тишиной и сквозняком. Комната явно была жилой, хотя Тинтаэль не помнила, что бы в неё кто-то входил. Она обошла комнату, зажигая свечи. Огонь выхватывал из темноты множество полок с реортами, колбами и частями механизмов, приоткрытый шкаф с кучей бумаг, и чертежами на столе. Тинтаэль долго разглядывала его, но так и не разгадала значение механизма. Комната была чистой, словно кто-то её постоянно убирал. А вот в очаге было полно золы. Эльда принялась её выгребать и заметила обугленные клочки. Любопытство, конечно, не позволило их просто выкинуть. Были видны частые штрихи углем, смазанные линии, но Тинтаэль, даже провозившись с четверть часа не смогла сложить из них ничего вразумительного. Бумага отправилась в огонь вновь разгоревшегося камина, а Тинтаэль, вытянув руки к огню, вновь принялась размышлять о побеге.       Резкий хлопок заставил её подскочить. Сквозняком опрокинуло картину, прислоненную к шкафу. Унимая бьющееся сердце, Тинтаэль поддалась любопытству и притянула холст к свету. Со старой незаконченной картины на неё смотрели её сапфировые глаза. Тинтаэль оторопела, с каждой минутой всё больше и больше узнавая в старом портрете свои черты.       Словно через толщу воды до неё донесся скрип двери и шелест засова. Она оторвалась от портрета и подняла голову.