Шелка печали

Хосок точно может сравнить своё состояние с летним снегом. Его никто не ждал, но он удивил и окутал собой зелёные деревья и травяные ковры. Другими словами: аномалии возможны, и в его случае они уже не кажутся чем-то инородным. Напротив, они стали естественными и срастались с разумом парня. Одной из аномалией он считает Пак Чимина. Без него Хосок откровенно ощущает себя выставленным на публику без одежды. Все руки и ноги на месте, только для принятия себя всё равно не хватает облегающей ткани, что защищает от чужих взоров. С другой стороны, оторви от него чертову одежду, и он всё равно продолжит пробираться сквозь толпу, разобьёт костяшки в кровь и изрежет ступни. Но он дойдёт до цели, какая бы перед ним не стояла. Всё просто: Чимин ему нужен и без него он тоже проживёт. Логично, что другой человек не должен быть якорем. Логично, что другой человек может подарить новые крылья. Вопрос в другом: кто для кого в итоге останется якорем, а кто крыльями. Хосок подозревает, Чимин настораживается. Два состояния, что незаметно сплелись и охватили запястья. За ними щиколотку, затем и шею. Сердце попалось по умолчанию. — Новая музыка? — Чимин подходит со спины, наклоняется и обнимает, заглядывая через плечо сидящего на стуле парня. Хосок прикрывает исписанные наброски и поворачивается, оставляя лёгкий поцелуй в районе скулы. — Не думал, что во время отпуска ты всё равно работаешь. — Нас ждёт финальный альбом в нашей совместной карьере, не хочу налажать. — Твои тексты любят, тебе не о чём волноваться. — Поэтому и не хочу снижать планку. Ты искал себе новых продюсеров? Год пролетит быстро, фанаты больших перерыв не любят. — Хотел заняться этим после. Признаться, мысли совсем не о работе. Настроение младшего заметно тускнеет, но Хосок замечает за ним совершенно другие причины. Тянет за руку и усаживает друга к себе на колени. Шепчет приятные мелочи и старается отогнать нависшие тучи на попозже. И всё практически получается, как Чимин вновь тяжело вздыхает. — Мы ничего друг другу не обещали, верно? — говорит Хосок. -Верно. — Если ты уже хочешь всё прекратить — я пойму. Чимин поднимает недовольный и устремляющийся взгляд чуть ли не в душу, после чего спрыгивает с колен. Старший тушуется секунды, а после останавливает парня у самой двери, что с готовностью схватил куртку. Несколько раз сопротивляется, но в конце опускает плечи и прижимается спиной к стене, чтобы не упасть. Бормочет что-то о свежем воздухе и желании развеяться, но тому не особо верят. Его не понимают, и от того злость новой волной накатывает. — Хосок, мы не дети, — выплёвывает Чимин и сжимает ладонь в кулак так, что короткие ногти впиваются в мягкую кожу. — Устал? Так и скажи. Я насильно быть со мной не прошу. Перебьюсь и успокоюсь. Но не скидывай свои желания на меня. — Чимин… — Серьёзно, я тебя не узнаю, — снова смотрит, пытается прочитать чужое лицо, но выходит паршиво. За пеленой ничего не разгадать, словно тот специально выстраивает защитную маску. — Ты самый прямой человек из всех, кого я знаю. Но последние три недели, что мы вместе — ты непредсказуем: думаешь много, а после само очарование. Я не создан для таких качель. Хосок пятернёй зачёсывает волосы и продолжает давить молчанием. Выяснения отношений превращается в такую норму, что вызывает нервный смех. Чимин хочет знать чётко и без сомнений, но в то же время боится. И это нормально, как ему кажется. Всё в порядке. Всё катится в бездну полнейшего идиотизма. — Скажи что-нибудь, — не выдерживает Чимин, но Хосок ещё минуту не роняет и слова, уходя после на кухню. Чон заваривает себе горький кофе и слышит, как хлопает дверь. Опускается на стул и мелькает единственная мысль: точно ли он сможет без Чимина. Ведь теперь страх поглощает обоих — не дикий, но довольно тревожный. Кофе практически допивается, как дверь вновь хлопает. Чимин в куртке появляется запыханный, словно пробежал марафон за несколько отсутствующих минут. — Я говорил, что будет сложно, — выдаёт Хосок. — Дерьмо. Хосок сам встаёт и обнимает парня, который не сопротивляется, но ответно руки не обхватывают. — Я не хотел в тебя влюбляться, Хосок. — Знаю, потому что тоже не хотел. Они впервые во время отпуска ночуют отдельно. Три ночи подряд, за которые оба и не высыпаются. Общаются, больше не взрываются, но за поцелуем никто не тянется. Больная терапия. Сложная взрослая жизнь; не ищут лёгкий выход. Самовольное издевательство продолжается до тех пор, пока Чимин в первом часу под покровом звездного неба не появляется у края постели. Его тут же тянут к себе и вместо слов раздевают. Вместо разговора они затыкают друг друга потоком стонов и волной возбуждения. Только играют не чувства, не стремление разобраться, а возможность воспользоваться обнажёнными телами — вот она взаимная цель. Ещё один крючок срывается с петель. На утро парни просыпаются рано и, лёжа на боку, долго смотрят друг на друга. Хосок первым не сдерживается и тыльной стороной руки проводит по щеке Чимина. Лёгкое поглаживание заставляет прикрыть глаза, вызывая у второго тёплую улыбку. Хосоковские губы осторожно касаются шеи и ключиц. Разговор вновь отступает на второй план, позволяя чувствовать кожу и податливость тел. Секс перестал быть особенным, превратившись в банальное спасение, где правила диктует подсознание. — Всё ещё не понимаю, как мы сюда забрели. Чимин уставился на современную экспозицию, изогнув бровь. Блуждая по выставке с громким названием, которое тут же вылетело из головы, парни старательно ходили по залам и строили умные лица. Показаться оболтусами в искусстве весьма странно, если вы отвалили приличную сумму на входе. Но именно здесь, среди картин и нечто похожих на произведения, они встретили главного любителя духовного познания. — Намджун? Парень оборачивается и зачаровывает мягкой улыбкой, уважительно пожимает им руки и узнаёт, как дела. Стандартные вопросы заканчиваются, плавно перетекая в рабочее русло. Одна сфера деятельности даёт о себе знать. Часом позже, заседая в ближайшем кафе, они громко смеялись. К ним присоединился Тэхён, старый приятель, что на удивление отдыхал вместе с Намджуном, подавшись в актёры. Ребята познакомились ещё в годы университета, но продолжают поддерживать связь. Встречи редкие, поэтому голоса не утихают, перепрыгивая с одной темы на другую. — Признаться, я не ожидал, что вы продолжаете общаться. После того скандала вы о друг друге и слышать не хотели, — Хосок отпивает кофе и замечает, как Намджун накрывает руку Тэхёна. Не совсем дружеское прикосновение, но виду не подаёт. — Мы и правда не разговаривали пару лет, — глубоким голосом отвечает Тэхён. — Хреново разорвали отношения и чуть всех друзей в это не втянули. Холодная война длилась до последнего. — Помню, — Чимин неловко улыбается, — вашим отношениям завидовали, потому что вы не боялись мнений окружающих: всегда спокойные и рассудительные. Так друг на друга пялились, что сахарная фея и та нос воротила от переизбытка сладкого. Ваша ссора была настоящим ударом, никто тупо не ожидал. Вы так легко отвернулись, словно ничего и не значили. — Нам не было легко, — Намджун немного выгнул спину от усталости и вернулся в прежнюю позу, сильнее сжимая соседнюю руку. — Тэ отличный актёр, я хороший притворщик. Люди видят то, что им разрешается видеть. Самый сок мы оставляли для одиночества. Два дурака, которые не смогли даже набрать друг друга. — Зато сейчас не отлипаем, — ещё шире улыбается Тэхён. — То есть вы вместе? Снова? — уточняет Хосок. — Да. Рассуждение о ревности склонило парней совершенно не к тем выводам, что полагаются. Хосок и Чимин, переглядываясь, обдумывали лишь саму возможность: смогли бы они после длительного разрыва вновь сойтись и признать свою ошибку? Намджун и Тэхён выглядят счастливыми, хоть и проявляется это больше в глазах. Они обуздали свои порывы ревности, чтобы больше не потерять друг друга. Не пугаются расстояния, когда один на гастролях, а второй за заучиванием сценария. Казалось, мир и проблемы их вовсе не волнуют. Чимин откровенно завидует, ибо он с Хосоком совершенно на другом плоту. Пробоины заклеиваются дешёвым скотчем, чей клей не способен долго скрепляться с деревом. Рано или поздно он оторвётся, когда Намджун и Тэхён забивают дыры стальными гвоздями. В этом большая разница. И если Пак хочет отправиться за чёртовыми гвоздями, то с другой стороны особой инициативы не ощущает. Их забивают в четыре руки, чтобы противостоять, а не в две — делая хлипкий вид устойчивости. Хосок довольно романтичный и заботливый, чтобы совсем потерять надежду. Самой главной опорой для Чимина остаётся именно она. Если в череде свиданий и нежностей Хосок осознает, что один дальше не сможет — будет некой победой. Проведётся жирная черта под значением «не просто друзья». — Посетили всего две страны, ты не расстроен? — Хосок задаёт этот вопрос дважды: лёжа перед отъездом и на диване, когда те падают на него после длительного полёта. Чимин каждый раз отвечает, что не важно где; значительней — с кем. Правда Чона ответ явно не особо устраивал, но в спор далее не вступал. — А то, что ты отпуск провёл со мной — тебя не огорчает? — вдруг спрашивает Чимин. — Нет. — Тогда не вижу смысла расстраиваться из-за стран. Мы отдыхали, а это важнее, ибо в перелётах мы особо не высыпаемся. — Без друг друга тоже. Парни смотрят прямо в глаза друг другу, пропуская две острые ссоры за последний месяц. Ночевали на эмоциях и правда на разных поверхностях, но в конце итог был один: влажные шлепки и хриплые имена. Ни одна ссора не ставила точку, скорее, точку с запятой, переходя к следующей проблеме. Прилетев в Корею, парни вернулись к рабочей суете, с каждой неделей проводя вместе за стенами агентства всё меньше времени. О съезде в одну квартиру никто не заикался, привыкая периодически ночевать в чужой постели. О каждом шаге тоже не отчитывались. Предпочтения о границах отношений выстраивались сами собой. И если Хосок был с границами весьма солидарен, то со стороны Чимина удовольствия не ощущалось. Для него это кричащие шаги назад. Самое приятное времяпровождение осталось за тренировками по танцам. Они отлично гармонировали стилями и в проработках ошибок не возражали, выкладывались по полной, падая в конце на пол. Тяжело дышали, но улыбались как дети. Тогда и поцелуи получались искренними и манящими. Словно вместе с окончанием отпуска они растеряли идиллию любого прикосновения. Хосок лежал рядом, в нескольких сантиметрах от Чимина. Кончиками пальцев водил по руке младшего, подпирая второй рукой голову. Пак и не заметил, насколько стал дорожить этими моментами. — Люблю, когда ты такой. — Какой? — Вымотанный и расслабленный, — Чимин поднимает веки. — Дурацкие мысли от тебя в момент отлипают. — Могу о тебе сказать то же самое. Заключительный тур подступал быстро. Полгода пролетали от встречи к встречи. И оба так привыкли к сумбурности их отношений, что не сразу заметили, как стали ругаться даже по пустякам. Сначала сцены вспыльчивости приятно будоражили, ибо мирились насыщенно, а не выпивкой по старой дружбе. Но потом… Скандалы превратились в изнеможение. Опустошённые, они едва смотрели друг на друга. Хуже было, когда кто-то уходил и не возвращался. Летело всё, что попадалось под руку. Никто не касался души, а лишь вытаскивал демонов и срывал вместо крючков тяжёлые цепи. Парни сидели друг напротив друга и медленно попивали из горла стеклянных бутылок. В ногах валялась разбитая статуэтка и разлитое пиво. Ночь давно вступила в свои права, но город за окном не стихал. Проезжающие машины не давали задохнуться гнетущей тишиной. — Я устал, — Хосок не пытался сказать что-то новое, потому что знал, как второй чувствует то же самое. — Чимин, это не смешно. Это опасно. Пак выпивает несколько глотков и со стуком ставит бутылку на журнальный столик. Получается громче, чем планировал и от того вырывается нервный смешок. Чимин больше не представлял, какого бы было, если бы между друзьями не пробежала любовь, которую никто не ждал. Не фантазировал о семьях в тёплый вечер. Он думал о том, какая бы их ждала реальность, если чувства принялись естественно и без страха. Он снова вспомнил Намджуна с Тэхёном, следом за которыми теперь бегала чёрная зависть. Он хотел так же: за руку и против всех. Чимин и Хосок. Хосок и Чимин. Вместе до победного. — Мы так и продолжим сраться по любому поводу? — Пак сомневался, что задал именно вопрос, а не произнёс чистый факт. — Дерьмовые любовники из нас, Чимин. Мы не справляемся. — Заткнись, Хо. — Мы не справляемся. — Не выводи, попросил же. — Давай сделаем перерыв? Предпоследний шаг сделан. Чимин старается увидеть в чужих глазах облегчение и понимает, что ошибается. Больно обоим от фразы, но по Чимину бьёт сильнее, прошибая икры. Если бы тот не сидел, то точно свалился бы в кресло. Хосок устало потирает переносицу и что-то говорит в разряде «так будет лучше», «нам пойдёт на пользу». Пак чётче слышит повтор. Давай сделаем перерыв. А лучше закончим всё то дерьмо, что вместе намесили. — Это будет ошибкой. — Чимин. — Нет, Хосок. На кой хер ты тогда признался мне? Не хотел вывозить всё самостоятельно? Да ты садист. Тем более если знал, как долго я топил себя в грязи и не лез со своими чувствами. На хуй было дарить этот ёбаный шанс? — Я пытался быть честен. — Засунь себе эту честность в одно место. Перерыв? Да ты угораешь, серьёзно. — Остынь. — Что ещё сделать? Отсосать и вприпрыжку бежать к другому? Всё ж так просто, блять. Чимин не замечает, как снова срывается на крик. Достала эта немощность. Но больше раздражает, что и своим мозгов всё понимает. Хосок не старается поиздеваться, он из тех кто наоборот будет сидеть с с тобой возле толчка и ждать, когда ты вырвешь из себя остатки ужина. Он тот, кто забьёт на собственное здоровье, но восстановит тебя по частям. Но почему же сейчас Чимин чувствует, как его голыми руками разбирают на пазлы и выкидывают кусочки по разным мусоркам. Чтобы потом смотреть, как ты копаешься и пытаешься найти себя. — Просто, — выплёвывает Хосок. — Конечно. Но разве ты не знал, что между нами так и не могло быть? — Может, потому что ты пытался так воспользоваться мной? Отплати, дружок, за все те высеры, что я терпел годами. — Чушь не неси. Хотел бы, да у Чимина не получается. Адекватные рассуждения не подвластны, выпуская ядовитые слова, которыми пытается защититься. Ухудшает положение, но разве есть ли возможность подниматься, а не опускаться? Он слышит, как внутренности кричат, чтобы успокоился. Слышит, как сердце просит остановиться. Но голова — она предательски подкидывает новые порции опасной жидкости. И он не останавливается, кричит. И терпение Хосока так же лопается. Новый уровень оскорблений и никакой логики в диалоге, если это вообще можно так назвать. — К чёрту, — обрывает Чон и скрывается за пределами квартиры. Чимин скатывается по стене с разбитым носом. После заживления Чимин продолжает чувствовать течь из носа и железный привкус на языке. Он жаждет, чтобы он не проходил, потому что так легче. Они всё ещё в той квартире, где дверь за кем-то не захлопнулась. Стоит за краем сцены, опирается о защитную преграду и наблюдает, как Хосок отдаётся телу во время репетиции. Завтра начало тура, но восторга особого нет. Выходит к фанатам и улыбается; в эфирах сам, как глоток воздуха. Но стоит скрыться в гримёрке или выключить камеру, как лицо пустеет. Единственным источником жизни для него остаётся Хосок. Потому и не смотрит на него обвиняюще, не просит прекратить отворачиваться. Перерыв чётко распределяет рамки, где обоим разрешено пользоваться другими, искать пару в ком-то, с кем не будет так тяжело. За полтора месяца Пак дважды пользовался привилегией и дважды не расслабился, падая на простынь. Неважно, настолько было горячо или разнообразно — не то и всё. В гримёрке Чимин собирает вещи, чтобы отоспаться в отеле и на следующий день вернуться готовым радовать поддерживающих их людей. Хосок влетает со смехом и полотенцем на плечах. Переглядывается с другом и забирает свою сумку, как в дверях появляется девушка. — Хо, шустрей. Скоро сыпаться начн… Ой, здравствуйте, — она уважительно поклоняется и прячет одну прядь за ухо. Хосок вновь бросает взгляд на Чимина и переносит внимание к своей спутнице. Уходит с ней за дверь, пока Чимин закидывает последнюю футболку и сжимает челюсть. Представлять куда легче, чем видеть, что перерыв — это только отговорка или отсрочка. Пак наседает на дверь, как та слишком быстро отворяется, и Чимин чуть ли не врезается в парня напротив. Хосок резко отступает на шаг и всё же протягивает в воздухе руку. На всякий случай. Чимин поджимает губы и собирается обойти, но его не пускают. Намеренно перегораживают путь. — Прекращай свои шутки, тебя ждут. — Ревнуешь? — Хосок. — Я хотел предложить поехать с нами. — Что? — Собираемся встретиться с приятелями и посидеть. Немного, сильно нажираться всё равно нельзя. — Так иди. Моё одобрение тебе не требуется. — Чимин. — Мне пора. — Поехали с нами. — Делать больше нечего, как чувствовать себя лишним звеном. Хватает с полна. — Ты никогда не был лишним. Что напало на Хосока Чимин откровенно не понимает. Тот весь вечер рядом, пропускал фразы даже той девушки, с которой изначально скрывался. Внимателен, автоматически подаёт закуски или предлагает новую бутылку. Большинство гасят в себе высокие градусы, когда тем, кому завтра на работу — замазывают желание обычным пивом. Чимину неловко, но лишним себя и правда не чувствует. Хосок попросту не позволяет, да и нескольких человек он и сам знает. И всё же. — Хо, я домой. — Подожди, я отолью и вместе поедем. — Ты можешь остаться, я просто предупредил. — Подожди возле выхода. Чимин не знает, какого чёрта второй раз слушается и стоит на холодном воздухе. Хочется закурить, но понимает, что ни к чему. Ни к чему было и соглашаться приезжать сюда. Не то, чтобы личные отношения повлияли на дружеские. Чон всегда мог отправить мем или обнять при встрече. Разговаривали, но не спрашивали, как на самом деле себя чувствуют. Помогло ли кому-то излишнее расстояние или всё оказалось реальной ошибкой. В машине парни едут молча. Выходят у квартиры Чимина и в такой же тишине поднимаются на девятый этаж. Ключи знакомо брякают, щёлкается замок. Куртки зависают на крючках. В гостинной Чимин разворачивается и, не предлагая сесть, говорит: — Так что ты… Хосок впивается в губы жадно и настойчиво, удерживая чужое лицо по обе стороны. Давит и продвигает в спальню. Чимин теряется, от того его полуоткрытый рот воспринимают неправильно. Его поведение вообще противоречит мыслям, которые остро бьются. — Хосок, хватит, — Чимин выставляет руки и не даёт себе упасть на кровать. — Что с тобой? Чон признавался, что эгоист, и сейчас он хотел получить тело своего друга бесцеремонно и громко. Чтобы срывающийся голос навсегда осел в мозгах и напоминал о том, что они не смогли построить. Потому что изначальная причина была только в разговоре. Потому что Хосок для себя всё решил. — Нет, — Чимин машет головой. — Да. Младший не верит, отказывается верить, ведь Хосок не может быть столь открытым и решительным. Не имеет права одним взглядом сказать куда больше, чем способен язык. Да блять. — Да ты совсем охуел, — злость ощущается под ногтями. Но так быстро пытается отступить, что Чимин хватается за неё, ибо лучше она, чем совсем упасть в никчёмности. — Трахнуться и сказать, что расстаёмся. Да ты урод, Хосок. — Извини. — Засунь в задницу свои извинения. И не смей, блять. Не смей так легко сдаваться. Если бы я знал, что самым слабым из нас окажешься ты — хер бы я согласился на перерыв. Неужели ты совсем ничего ко мне не чувствуешь? Я стал для тебя таким пустым местом? — Стал бы на тебя набрасываться, если бы ты для меня ничего не значишь. — Тогда почему? — Потому что так правильней, ладно? Потому что нихуя мы вместе счастье не построим. Не друг с другом. Два наивных идиота. Перерыв был лучшим решением, потому что прекрасно отрезвил мозг. Если мы опять сойдёмся, то всё продолжится по кругу. В нас словно не любовь играет, а больная зависимость. Может, оно так и есть. Чимин оседает на кровать, отпуская злость. Улыбка ползёт по лицу, как сумасшедшая. Все воздушные замки разбиваются с пыльным грохотом. Ну, конечно. Долго и счастливо было придумано для всего мира, кроме двух придурков, что решили ввязаться. И, как не странно, как бы громко Пак не говорил обратное, но он ни о чём не жалеет. Вообще. Даже о надежде, что всё ещё шкребётся тупыми когтями. Можно подобрать слова, которые вразумят, потому что так должно быть. Нет. Но в чём так провинились их души? В периоды, когда две головы не думают о будущем, о прохожих и любых финалах — они счастливы. Дуреют от совместного времяпровождения, от поцелуев в шею и сплетённых рук. Чимин видел глаза Хосока. Разве можно настолько реалистично играть? — Мы справимся, Чимин. Изначально знали, на что шли, — тихо, но уверенно говорит Хосок. Оправдание так себе, от чего надежда вырывает в новый бой. Если не попробовать, то сам факт отступление проест позже всю плешь. — Мы можем справиться вместе. Я не хочу, слышишь? Не хочу дерьмово разрываться и знать, что могло быть всё иначе. Мы любим друг друга, разве нет? Хосок, я видел тебя. И слышал. Столько слов не говорят для галочки, они исходят отсюда, — поднимается и кладёт руку левее середины груди. — Не поступай так с нами. Давай попробуем заново. Ну? Хо, посмотри мне в глаза. У Чимина срывается голос, сложно выносить факт, что единственный человек, способный согреть, так легко отступает. Они слишком многое поставили на кон, но изо дня в день со всем справлялись. Так почему сейчас не могут? Больно. Паршиво. Чимин пропускает щупальца пустоты через лёгкие. — Я люблю тебя. И знаю, какой ты сильный, — тише прежнего говорит Хосок. Делает последний шаг во всех смыслах, прижимает к себе и слабо целует в лоб. Так он утешал раньше. Так он утешает в конце. Долгожданная пропасть раскрывает объятия. Ты ошибаешься.

The End