2006 г.
Зал взорвался аплодисментами. Ребята вскочили с мест, оглушительно хлопая. Кто-то сложил ладони рупором и закричал. Лита видела, как миссис Томпсон пустила слезу, утирая щеки белым платочком. Казалось, в актовом зале собрались все ученики старшей школы: они заняли все сидения, кто-то громоздился друг на друге, а остальные стояли в проходах. Пришёл даже Гаррет — сложив руки на груди, он стоял у самого выхода. Лита крепче сжала руки Дерека и Одри, с которыми стояла рядом, и поклонилась в очередной раз. Луч прожектора светил ей точно на нагримированное лицо. — Это было потрясающе! — Синтия вскочила со своего места. Лита театрально расцеловала свою ладонь, посылая воздушные поцелуи в толпу. Дерек крепко сжал её руку и потряс ею в воздухе — он сыграл так хорошо, как только мог. И только стоя здесь, на сцене, и говоря заученные реплики не по памяти, а точно по велению души, он понял, почему Лита так любила театр: на эти полтора часа он был не оборотнем Дереком Хейлом, он был шекспировским Петруччо, что добивался дамы сердца. — Лита! — Синтия приблизилась к краю сцены. — Литти! Лита наклонилась чуть ниже, приподнимая пышный подъюбник. Часть ребят из актёрского состава двинулась за кулисы, рассыпаясь в реверансах. — Это было шедеврально, — пропела Синтия, мечтательно откидывая жёлтые локоны за спину. — Вы придёте на мою вечеринку вечером? Лита хотела уже ответить, как вдруг Одри потянула её за рукав огромного платья (по ощущениям, реально шекспировских времен) и выглянула вперёд. — Конечно! — она улыбнулась, поджимая подбородок. — Мы придём. — Супер! — Синтия пару раз хлопнула в ладоши и, развернувшись на каблуках своих туфель, умчалась в сторону, где её уже ждал Руфус. Лита выпрямилась, отпуская юбку — и та складками расплылась по её ногам. Дерек подошёл ближе, наконец распахивая задернутый до этого пиджак. — Думаешь, это хорошая идея? — сомнительно протянула Лита, начиная одними лишь пальцами развязывать ленты на корсете. Единственный минус театра для неё — это ужасные душные костюмы, которые смыкают свои тяжёлые лапы на талии, животе и шее. — А почему нет? — Одри закатила глаза и взмахнула руками. — Это предпоследняя неделя в школе — надо ловить момент! Дерек переместился Лите за спину, помогая развязать тугие ленты. Едва он дёрнул за одну из них, как девушка издала облегчённый выдох, точно весь воздух копился в ней эти полтора часа. Она благодарно положила ладонь ему на сложенные пальцы. — Что думаешь? Одри тут же подхватила подругу за руку, плотно смыкая пальцы на её предплечье. — Он согласен! — воскликнула она, подталкивая Литу к гримерке за кулисы, но та не сдвинулась. Дерек махнул рукой куда-то за спину; актовый зал почти опустел, оставляя после себя пустые красные сидения и чьи-то забытые сумки. — Питер ждёт меня на улице, — он накренил голову набок. Почему-то ему хотелось верить, что дядюшка не наблюдал за ним во время спектакля. — Я скажу ему. В желудке что-то подпрыгивало от одной лишь мысли: сегодня полнолуние. Каждая клетка тела пульсировала, а чувства приходилось держать под большим контролем, чем обычно. Если он расслаблялся хоть на секунду, рычание начинало урчать у самого горла. — Увидимся у школы, — Лита кивнула, точно и не заметила перемен на его лице. Дерек поцеловал её в лоб и сбежал со сцены вниз — мужская гримерка находилась в комнатке справа от входа. Едва он скрылся за кирпичного цвета дверью, Одри наклонилась к самому литиному уху и прошипела: — Ты рассказала ему? Лита отрицательно покачала головой. Чувство вины скребло по груди с левой стороны, отдаваясь в живот. — А тёте? — Тоже нет. Одри выдохнула и взяла подругу за руки, крепко сжимая их в своих ладонях. — Лита, тебе надо рассказать им, — наставительно произнесла она. — Пока не стало слишком поздно для того, чтобы сделать выбор. Лита закусила губу и подняла голову, буравя взглядом конструкцию, к которой крепились прожекторы. Она собиралась рассказать Дереку каждый день, но каждый день возвращалась домой с грызущим чувством пустоты. — Он поступает в университет, ждёт этих ответов… — Лита! — Одри щёлкнула пальцами перед её лицом и повела подругу за локоть к гримерке. — Ты думаешь, он бы не нашёл времени обсудить с тобой последствия вашего с ним секса? — Ты же его недолюбливала? — произнесла Лита тоном чем-то средним между вопросом и ответом. — Уже нет, — Одри распахнула дверь раздевалки, где внутри уже шмыгали девушки от зеркала к зеркалу. — Ты же видишь, как он на тебя смотрит! Лита прыснула, присаживаясь на табурет рядом со своими вещами. — Как? Одри уперла руки в талию, перестав стягивать с себя плотную блузку, что миссис Томпсон ушивала специально для роли Бьянки. — Скажи, что ты шутишь! Лита рассмеялась, но смех вышел немного кашляющим. Она повернулась к зеркалу, начиная вытягивать из своей причёски тысячу и одну шпильку. Наин собственноручно потратила на эти локоны и пучок полбаллончика лака и две упаковки невидимок. — Он буквально обнимает тебя своими влюблёнными зелёными глазами! — Одри вскинула руками и наконец через голову стащила с себя персиковую блузку. Лита поджала губы, чувствуя себя ещё хуже: она обманывала дорогого ей человека (даже двух, включая тётю) и оттягивала неизбежный момент. Шпильки одна за другой сыпались на косметический столик, падая и звякая друг о друга. Вокруг суетились девушки, прибирая после своих сборов бардак, но Лита воспринимала их разговоры как белый шум. Она смотрела в зеркало, но не видела своего лица. В голове стучало лишь: «ребёнок, ребёнок, ребёнок». Эти мысли поймали её, точно в капкан, заставляя раненое животное стонать, извиваться и в конце концов отгрызть себе конечность. Дверь позади хлопнула, и в гримерку вплыла миссис Томпсон со своими ядреными духами с запахом химозной розы. — Мои девочки! — она шмыгнула носом в белый платок. — Вы были великолепны! Лита вяло улыбнулась, поднимаясь с места. Её волосы теперь одним налакированным слитком лежали на спине. — Одри, — миссис Томпсон кивнула девушке, смаргивая слезы в уголках глаз. — Лита, свет в моём оконце! Женщина налетела на неё со своими объятиями, и Лита подумала, что ещё секунду, и её стошнит от концентрата розы. — Как же я буду здесь без вас? — миссис Томпсон всхлипнула, и одинокая слезинка покатилась по её щеке. — Это были лучшие четыре года за все существование драм-кружка! Лита улыбнулась ей поджатыми губами. Пара девушек у стоек с одеждой закатили глаза, поправляя старые платья на вешалках — Гаррет бы и вовсе упал в обморок от злости и обиды. — Не волнуйтесь, миссис Ти, на наше место придёт ещё много талантов, — Лита постаралась ободряюще коснуться руки женщины, но та крепко сжала её ладонь. — Никто не будет лучше вас, мои дорогие, — со всей серьёзностью сказала она, заглядывая в сначала в литины глаза, а потом переводя взгляд на Одри. — Я сейчас расплачусь, миссис Ти. — И правильно! — миссис Томпсон снова скомкала её в объятиях, а потом кинулась на шею Одри. — Вы все молодцы! Подруга неловко похлопала женщину по плечу, и та ещё раз всхлипнула с таким звуком, точно сломанный динамик с помехами. — Кроме Наин, — цепкий взгляд миссис Томпсон нашёл девушку в самом углу гримерки. — Ты не выложилась даже наполовину! Женщина махнула в её сторону носовым платком. На секунду могло показаться, что ещё немного, и она бросится на неё с кулаками и криками, но она просто выпорхнула из раздевалки, хлопая дверью. — Я думала, ещё мгновение, и из-за этих духов меня стошнит на её платье из магазина в стиле 50-х, — Лита закашлялась, пытаясь избавиться от этой розы, что разъедала нос. Одри покосилась на неё исподлобья и обернулась к своим вешалкам. Наин была кореянкой с графитными блестящими волосами до поясницы. Она осела на стул, зарываясь лицом в ладони — выглядела она раздавленно. — А мне показалось, пахло приятно. Чем-то цветочным, — рассеянно проговорила Одри, оборачиваясь к девушке. — Наин, не волнуйся. Первый год миссис Ти нас тоже ненавидела. Лита засмеялась, пропитывая ватный диск мицелярной водой. На её загримированное лицо ушло бы треть банки точно. – Ага, в назидание она заставляла нас играть страусов при преподавательском составе, — Лита кивнула, быстро стирая ярко-розовые щеки. Наин что-то пробубнела сквозь пальцы, поднялась и вышла из гримерки. Дверь чуть не прихлопнула её длинные волосы. Одри переоделась в синее платье с жёлтыми цветами и помогла привести литино лицо в порядок. Когда они покинули гримерку и вышли на улицу, вся парковка уже тонула в полумраке, освещенная парой фонарей и огромной луной. Парочка ребят стояла у входа в школу и болтала о выпускном через пару недель. Остальные уже разъехались — большинство точно на вечеринку Синтии. Дерек сидел на ступеньках, понурив голову и закинув руки себе за шею. Он слышал спешные шаги за своей спиной, но не мог пошевелиться. Внутри творился хаос и беспорядок — органы будто мололись в фарш сами по себе. Стоило ему слезть со сцены и выйти на улицу, как он из беззаботного Петруччо, кому аплодировали и кем восхищались, превратился в Дерека Хейла, у которого проблемы с гневом и обращением. Питер отпустил его скрипя зубами — скорее, даже не отпустил, а не смог удержать. Лора говорила, что у каждого есть свой талант. Так вот талант Питера заключался в том, чтобы, как собака, выискивающая наркотики, находить больные места и расковыривать их в мясо. — Как ты? — литины ладони опустились ему на плечи, и Дерек привстал с места. Теперь она выглядела обычно: чёрные конверсы, джинсы-клеш и большая бежевая футболка с россыпью страз по краю. От Катарины на ней осталась лишь чуть смазаная набок розовая помада. — Любуешься? Он пропустил вопрос мимо ушей, ощущая скребущую пустоту на уровне лёгких. Питер, словно отыскал его больную мозоль и вспорол её когтями, пока та не превратилась в распотрашенный кусок плоти. Его слова набатом стучали в голове. «Ты опасен для неё, Дерек». «Ты навредишь ей, Дерек». «Она сбежит от тебя, как только увидит, какой ты на самом деле». Питер, точно бешеный пёс, ухватился за больное место и тащил его своей пастью, пока не вырвал кусок. — А? — Дерек моргнул, смахивая наваждение. Лита качнула головой вверх. — Луной, говорю, любуешься? Дерек выдавил из себя улыбку, притягивая девушку ближе к себе за обе руки. — Я любуюсь только тобой, — он оставил поцелуй у Литы на лбу, аккуратно придерживая её одной рукой за плечо. Одри рядом сложила руки на груди и многозначительно хмыкнула, когда со стороны парковки раздался сигнал. Лита с Дереком обернулись, и Коди на водительском сидении своей камаро приоткрыл окно. — Поехали! Одри тут же двинулась к своему законному месту рядом с парнем, а Дерек, приобнимая Литу за плечи, пошёл к задним дверям. И, казалось, никто из них не заметил следов от когтей, оставленных на ступеньках, и пробитое бетонное покрытие. Коди включил какую-то песню Нирваны (Дерек был уверен, что Лита назвала бы её ещё одним гимном свободы) и распахнул все окна, высовывая руку наружу. Пустые дороги позволяли мчаться к дому Синтии со скоростью в добрые 70 миль в час. Лита опустила голову Дереку на плечо и переплела пальцы их рук. Её дыхание было ровным, а длинные ресницы подрагивали, когда она прикрыла глаза. Он аккуратно дотянулся до её щеки пальцем и стёр след от розовой помады. Дерек не мог объяснить что именно, но чувствовал, что что-то изменилось. Это была все ещё его Лита — с её медовыми волосами с запахом липы и пичудливым изгибом губ, и он был уверен, что попроси и она расскажет ещё тысячу и одну каламбурную шутку — но в то же время эта Лита была другой. Если он концентрировался на каждой детали, включая узор на кожаных сидениях, чтобы оставаться в человеческом рассудке, то Лита была, словно и не в этой машине. Но тогда где? — Приехали, — Коди ударил ладонями по рулю и выбрался из машины. Он быстро оббежал капот и открыл перед Одри дверь, помогая девушке на туфлях с танкеткой оказаться на улице. Лита вышла самостоятельно, останавливаясь на подъездной дорожке дома Клумов. Ребята, что приехали раньше, уже вовсю веселились с фонтанами шампанского и игрой в бутылочку на желание. Одри обернулась назад, в нетерпении подпрыгивая на месте. — Это будет здорово! Мы пойдём внутрь, — она махнула рукой в сторону больших распахнутых дверей, а потом указала двумя пальцами на Литу и Дерека. — А вам двоим есть, что обсудить. Резво развернувшись на танкетке, она перехватила Коди под локтем и двинулась в зал, полный ребят и громкой музыки. Дерек нахмурился и покосился на Литу, беря её ладонь в свою. Сейчас так странно было осознавать, что впервые он переступил порог дома Клумов с Синтией под руку. — О чем это она? Лита стянула губы в тонкую полоску. Возможно, и следовало бы вывалить на Дерека все прямо сейчас, так и не переступив порог дома, но что-то ледяными пальцами сжало ей горло. — Понятия не имею, — она пожала плечами. — Это же Одри, ей только дай шанс напустить театрального дыма, и ты в нем задохнешься. Дерек дёрнул губой и перекинул руку Лите на противоположное от него плечо. Когда в полнолуние вокруг него все шло ходуном — так, что даже картина происходящего размазывалась — хотелось хоть что-то контролировать. Он поздно понял, что именно Лита была оплотом его нормальности, его якорем, что вставал на буксир. По крайней мере, он так думал. Мимо них пробежал какой-то парень, чей затылок Дерек узнал, потому что тот был пострижен почти налысо, а у края шеи была набита татуировка бабочки. Тот чуть не влетел в машину Коди всем телом, а потом находу расправился со своей рубашкой, обматывая её вокруг своей головы. — В пунше точно была водка, а не галлюциногены? — проводя его взглядом, спросила Лита, и Дерек хмыкнул. Он чуть прижал свою девушку к себе, направляясь ко входу. Однако стоило ему только переступить порог, как басы из колонок ударили в уши, и мелодия забилась в висках, словно кто-то запустил в черепную коробку датчик пожарной тревоги. — Дерек, — он с трудом различил, что Лита позвала его. Она приподнялась на носочки и чмокнула его в щеку. — Что будет, если поджечь Поттера? Он мотнул головой, а свободной рукой нащупал трискелион в кармане джинсов. — Запах Гарри. Лита захихикала намного более нервно, чем обычно, скрывая улыбку за ладонью, а Дерек вслух рассмеялся. — Ты будешь? — он взял с фуршетного стола бокал с бледно-розовым напитком. Дерек знал, что Лита любит пунш в пропорции три части сидра, смешанного с соком, на одну часть водки и дополнительной долькой лимона, поэтому он протянул ей уже разлитый по порциям напиток. Лита чисто инстинктивно приняла бокал, крепко смыкая пальцы на покатых краях. Пузыри забавно выскакивали даже за пределы стаканчика. Дерек отпил из своего — не стеклянного, а из красного пластика, коих тут был десяток и больше. Пунш приятно прокатился по языку чем-то кисловатым. — За нас? — Дерек взял второй стаканчик и опустошил его залпом. Лита кашлянула и похлопала его рукой по плечу. — Воу, притормози, а то домой мне придётся тащить тебя на собственной спине. Дерек рассмеялся — он никогда не чувствовал себя пьяным. Из-за этого все подростковые комедии проходили мимо него. Организм настолько быстро выводил токсин, что его рассудок оставался кристально-трезвым. Зато он мог распробовать вкус того пунша, что так любила Лита. Когда он потянулся за третьим стаканчиком, его рука нашла стеклянный бокал, а за его спиной оказались Руфус и Синтия. Они о чем-то весело трещали (из всего разговора можно было различить лишь отдельные слова типа «конец года», «матч» и «школа»). Воспользовавшись моментом, Лита вылила содержимое своего бокала в мусорку. Из-за громкой музыки жидкость столкнулась с пластиковым мусором почти бесшумно. — Дерек? — Лита взяла того за предплечье, подтягивая ближе к себе. — Может, поднимемся наверх? Дерек обернулся. Что-то ударило ему в голову, точно молот сошёлся с наковальней. Он несколько раз моргнул, стараясь вернуть миру привычные краски. Фигуры людей слились в один большой акварельный мазок, а музыка смешалась с ударами десятков сердец. Он видел, Лита что-то говорила — её губы шевелились, но не слышал ни слова. — Дерек? — она осторожно пощелкала пальцами, стараясь вернуть его внимание. Его лицо побледнело, отчего зелёные глаза стали казаться стеклянными и неживыми — такие Лита видела лишь у Питера. — Пойдём отсюда, — она потянулась, чтобы крепко схватить его за руку и вывести из толпы. — Давай выйдем? Дерек в прострации покачал головой: мир поплыл перед глазами, словно кто-то менял масштаб картинки, раскручивая её из стороны в сторону. Ему пришлось ухватиться свободной рукой за столешницу, чтобы сохранить вертикальное положение. Он сжал зубы, как вдруг что-то лопнуло. Бокал в его ладони рассыпался, и стекло вместе с недопитым пуншем полетело в стороны. Кровь окрасила осколки, растекаясь по предплечью; пара капель сорвалась вниз. — Ты в порядке? — Лита потянулась к нему, чтобы развернуть ладонь, но Дерек отдернул её, понимая, что каждая царапина сейчас затянется. — Дай посмотрю, это надо обработать. — Всё в порядке, — прохрипел он, сбрасывая осколки в урну. — Прости, что напугал. Ты как? Лита пару долгих мгновений буравила его лицо проницательным взглядом, а потом вытянула перед собой руку. Прямо посреди её ладони зиял кусочек стекла, глубоко вошедший под кожу. Дерек протянул к ней пальцы, чтобы коснуться, но она резко отдернула руку. Так спешно, что даже слишком; острая боль обожгла место вокруг осколка. Лита шумно захрипела сквозь зубы. — Дай сюда, — попросил Дерек, мягко касаясь пальцами кожи. — Ты мне доверяешь? Лита прищурилась, но медленно развернула ладонь перед собой. — Доверяй, но проверяй, — ей пришлось кричать даже такую простую фразу, потому что музыка с каждой новой песней громыхала все больше. Дерек одной рукой обхватил литино запястье, а второй вынул осколок. Капелька крови показалась на поверхности, и он стёр её пальцем. Лита чуть слышно зашипела. — Прости, — Дерек, не выпуская её руки из своей хватки, наклонился ближе, оставляя лёгкий поцелуй на макушке. Лита была ниже его на добрые полторы головы, поэтому сейчас она уткнулась носом ему в ямочку на груди, пока он забирал себе ее боль. Она не видела, как сероватая субстанция заструилась по его венам, но он слышал, с каким облегчением она выдохнула. — Я люблю тебя, Дерек Хейл, — прошептала Лита ему куда-то в грудь, уверенная, что за таким шумом он не мог ничего услышать. Потом она приподнялась на носочки и заглянула ему в лицо. — Знаешь, почему пожарник уволился с работы? Дерек рассмеялся — не столько из-за предвкушения ответа на шутку, сколько от того, насколько хорошо он её знал. Её ямочки на щеках, что появлялись даже при едва мимолетной улыбке, её искры в синих глазах и её привычку шутить так нелепо в самые неподходящие моменты. — Он получил профессиональное выгорание. Дерек сгреб девушку в объятия, стараясь не испачкать её светлую футболку окровавленной ладонью, и сказал куда-то ей за спину: — Я тоже люблю тебя, Лита Леверетт. Она что-то пробурчала ему в ключицы, а в его поле зрения попала фигура в самом конце зала. Тёмные волосы, чёрная кожаная куртка на плечах и узкие джинсы. Какого хрена здесь делал Питер? Дерек отстранил Литу от себя, держа её за оба плеча. Мир перед глазами зажёгся, точно по нему чиркнули спичкой. В голову ударил шум, и несколько ударов сотрясли черепушку изнутри; один за одним. Дерек моргнул, и фигура расстаяла в воздухе, словно растворившись среди ребят. Кровь застучала у него в висках. — Дерек? — Лита дернулась, но его хватка стала лишь сильнее. Пальцы вдавились в бледную кожу по оба запястья. — Дерек, отпусти! Мне больно. Ее голос у него в голове прозвучал инородно, точно кто-то выкрутил все басы и частоты, выровняв звуковую дорожку в плохо записанную пластинку. Дерек плотно сжал зубы, разжимая руки. На литиной коже выступили красные пятна в виде четырёх длинных огибающих линий — по одной на палец. — Да что с тобой происходит? — Лита сунула руки за спину, внимательно всматриваясь в его глаза. — Мы можем поговорить? Его расфокусированный взгляд носился по комнате, полной ребят, которые ничего не замечали, пока не зацепился за то, что видел секундой ранее — спина Питера удалялась вверх по лестнице. Зло зарычав, Дерек метнулся вперёд, расталкивая всех на своём пути. Первый попятился Хамфри, что впечатался бедром в столешницу; рыжая девушка рядом с ним ойкнула, когда её грубо развернули за плечо. — Дерек! — закричала Лита, но её голос потонул в громком припеве. Тревога, словно ядовитая змея, обвилась вокруг её шеи, когда она кинулась за ним. Дерек чувствовал, как ворох ярости трепыхал у него в груди, а с каждым разом, что он моргал, спина Питера удалялась все дальше и дальше. Ненависть горела внутри него вместо навигатора, когда он толкнул какого парня, что стоял на первой ступеньке. Тот упал на пол, разлив пунш на свою рубашку. — О Господи, Люк! — Лита взяла его за предплечье, помогая подняться, но тот тряхнул рукой, сбрасывая ее ладонь. — Лучше успокой своего бешеного, — проворчал он, сминая опустошенный стакан из-под пунша. Лита бросила виноватый взгляд на его испорченную рубашку, напиток на которой нарисовал причудливые тёмные пятна в виде спиралей, если приглядеться, и взлетела вверх по лестнице за Дереком. Его спина уже скрылась в длинном коридоре второго этажа. И когда Лита оказалась на последней ступеньке, дверь второй комнаты по правую сторону хлопнула. Она распахнула её, аккуратно потянув за ручку. Это была небольшая спальня — кровать на одного человека, шкаф у левой стены и огромное окно, за которым было даже слишком хорошо видно круглую Луну. Дерек стоял спиной к оконной раме, непроницаемым взглядом буравя белый круг на черном небе, что выглядел точно отпечаток плоской тарелки. Его спина была напряжена до самого основания, а ладони сжаты в такие крепкие кулаки, что костяшки побелели. Лита слышала его шумное, тяжелое дыхание с хрипотцой — словно он был астматиком в период обострения. Она протянула дрожащую руку, дотрагиваясь до его закостенелого плеча; он даже не шелохнулся. — Дерек? Что происходит? — голос сорвался на противный писк, и Лита пожалела об этом. Из-за захлопнутой двери музыка с первого этажа доносилась приглушенно. — Ты меня пугаешь. Дерек разжал ладони, и Лита заметила, как капли крови полились на пол. Естественно, они обрушились на светлый ламинат почти бесшумно, но девушка могла была поклясться, что каждая из них опускалась с дробью подобной водопаду. Дерек глубоко втянул воздух носом, и на какое-то мгновение Лите показалось, что он сейчас обернется и сгребет ее в объятия, как вдруг его спина дрогнула. На всю комнату прогремело рычание разъяренного животного. Лита ощутила, как пол под ногами задрожал, а потом острая боль пронзила затылок. Тысячи острых фейерверков разразились в ее макушке, а перед глазами комната затянулась серым туманом. Мир поехал куда-то вбок, словно плохо отформатированная картинка. Лита охнула и зашипела сквозь зубы, заводя руку за голову. Что-то горячее и липкое потекло по ее шее, заливаясь за шиворот. — Дер… — она не успела даже прошептать это онемевшими губами, как вдруг ее ноги перестали касаться пола. Лита распахнула глаза, и взгляд с трудом сфокусировался на том, что было перед ней; не Дерек — монстр. Его щеки затянуло шерстью, зеленую радужку глаз сменил сверкающий в полумраке янтарь, а зубы вытянулись в острые клыки. — Отп, — она захрипела, стараясь опуститься на пол, но носочки конверсов с трудом дотягивались до досок, — усти. Ее голова зазвенела, и лишь спустя секунду Лита поняла — ее приложили затылком о стену. Перед глазами померкло, а боль запульсировала от одного виска до другого. Кровь заструилась вдоль позвоночника, а острые когти вонзились куда-то под литину челюсть. Дерек наклонился к ней ближе, и из самых его внутренностей вырвался животный рык — казалось, он заполонил собой всю маленькую спальню от пола до потолка. — Пожалуйста, — Дерек видел, как дрожали литины губы, а его свободная когтистая рука вошла ей куда-то под ребра. Лита распахнула рот, хватая им воздух, а вдоль ее губы заструилась кровь. Она несколько раз кашлянула, выгибаясь вперед, и только тогда заметила еще кое-что: янтарные глаза Дерека окрашивались в ледяной голубой. Он вынул когти из ее живота, и Лита вскрикнула, практически повиснув на его второй руке, что впивалась под ее челюсть. Дерек зарычал, заводя свободную когтистую ладонь для очередного удара, как вдруг дверь распахнулась. Она влетела в стену, практически оставляя вмятину. Лита с трудом смогла поднять голову и столкнулась со знакомой фигурой в проходе. Питер выпустил пальцы из сжатых кулаков — и когти вылезли из каждого ногтя со звуком чиркающей спички. — Отойди от нее, Дерек, — сквозь клыки прошипел он. Дерек зарычал, резко убирая руку с литиного горла. Как тряпичная кукла, девушка свалилась на пол, ударяясь коленями о твердый ламинат. — ОТОЙДИ! — Питер почти взревел, когда племянник кинулся на него с диким рычанием. Его когти полоснули по грудине и щеке, распарывая ее до крови. Взгляд янтарных глаз пересекся с электрическими голубыми. Лита зажала рукой рану на животе, отползая в самый угол комнаты. Каждый вздох отдавался ей острой болью по всему телу, словно к месту ранения приложили раскаленную кочергу. Сознание постепенно уползало. Слезы брызнули из глаз, и Лита даже не заметила, как завалилась набок, больше не в силах подняться и выровняться. Она охнула, когда фигура Дерека впечаталась в стену совсем около нее — летел он так легко, словно совсем ничего не весил, но впечатался с таким грохотом, что даже картина с изображением Эйфелевой башни слетела с крючка и упала на пол. Стекло из рамы вдребезги разбилось, но Дерек, не обращая на это внимания, вскочил на ноги. Лита почувствовала, как лоб покрылся испариной, а зубы сжались так крепко, что она была уверена, еще немного и они превратятся в крошку. Мышцы вокруг глаз свело — и только так она поняла, что зажмурилась. Мир разваливался на части, точно Лита вытянула неудобно стоящий брусок из «Дженги» дрожащими руками — всё полетело к чертям с шумом и грохотом, поднимая клубки пыли. Она чувствовала, как голова тяжелела, а кончики пальцев немели, словно она засунула их в бокал со льдом. Во рту стоял металлический привкус крови. Лита прикрыла глаза и последнее, что почувствовала перед тем, как отключиться, — это крепкие руки, что подняли её с пола.***
2014 г.
Воспоминания шквалом летят на голову. Они заливают сознание, как вода из пробоины в ржавой трубе. Пулеметная очередь проходит насквозь каждую клетку тела, оставляя по очагу поражения, по большей части, в груди. Сначала контуры нечеткие, они тянутся, как патока, образы растягиваются, перетекают из одного в другой, а потом, как по щелчку пальца, становятся яркими и живыми. Лита теряет равновесие, накреняется плечом о стену рядом со сценой и прикладывает тыльную сторону ладони ко лбу. Трёт костяшками точку между бровями. Каждый шрам на груди горит, точно по нему прошлись раскаленной кочергой. Гудит, как будто в грудную клетку поместили пчелиный улей. Лита не сразу понимает, что кто-то трясет ее за плечо, из-за сильной дрожи в теле. — С тобой все в порядке? Лита медленно моргает. Стайлз крепко сжимает пальцы на месте чуть выше ее локтя. — А? — Я говорю, ты в порядке? — он наклоняется и заглядывает в девушкино лицо. Даже в свете прожекторов и мигающих лампочек, оно выглядит бледнее, чем было минуту назад. — Кажется, — Лита откашливается в поднесенный ко рту кулак. Воспоминания все еще стоят перед глазами, как пленка старого фотоаппарата годов восьмидесятых. — Кажется, да. — Отлично, потому что откачивать людей я не умею, — Стайлз, кажется, с облегчением выдыхает. Засовывает руку в карман клетчатой рубашки и извлекает сложенный вдвое листок. — Пора бы научиться, — Лита протирает лицо ладонями. Еще минуту назад она следила за девушкой из списка по имени Танья, а теперь всё будто потеряло смысл. Точно плот, на котором она твердо стояла ногами, выбили и сожгли. Стайлз расправляет листок, всматривается в имена и цифры рядом. Тут же сворачивает его обратно и распрямляет о колено. Они стоят у сцены, сразу за колонками — отсюда можно говорить и, что немало важно, слышать. — Я вот одно в толк не возьму, — Стайлз оборачивается себе за спину. Его цель на сегодня — парень по имени Саид. Он быстро находит его взглядом рядом с тренером Финстоком, что следит за порядком, и мысленно ставит галочку в плане. — Малия была записана в списке как Хейл. Почему ваша с Дереком дочь Леверетт? Лита пожимает плечами. Когда Стайлз показал ей список с ужасным словом «смертников» в первый раз, она даже потерла имя дочери пальцами, поцарапала ногтем, но оно никуда не делось. Так и сияло там — Бри Леверетт, 250 тысяч. — Думаешь, у списка были какие-то критерии составления? — Разве только, по месту жительства, — Стайлз шкребет затылок. — Кстати, и тут ошибочка. Вы же не живете в Бэйкон Хиллс. — Беркли считается частью округа Бэйкон, — Лита подается подбородком вперед и дергает плечом. — Думаю, локация была шире, чем вы думали. Стайлз невесело прыскает. Музыка с медленной, под которую все парочки на танцполе двигались ровно и размеренно, сменяется на подвижную и яркую — лишь благодаря локации позади колонок им еще удается слышать друг друга. — Ты рассказала ему? — Стайлз мотает головой в сторону входных дверей; там стоял Дерек несколькими минутами ранее, теперь его там нет, но Стилински не может видеть этого затылком. Лита поджимает губы — и в этом весь ответ. Его электрические голубые глаза стоят перед лицом, наполненные злостью и ненавистью. Тот Дерек из ее воспоминаний способен убить одним этим взглядом. — Эй! — громко зовет Стайлз. Его руки вновь падают ей на плечи, а потом всучивают в ладони сложенный листок. — Ты должна ему рассказать. Он все равно об этом узнает, рано или поздно. — Кто сейчас об этом знает? Стайлз начинает перечислять — Скотт, Лидия, Малия… Список не заканчивается, но Лита уже на слушает, потому что Танья уверенно направляется к выходу. У нее пышные рыжие волосы, которые легко узнать в толпе. Как и человека рядом с ней — кожаная куртка, скрип которой Лита слышит даже с другого конца зала. — Что говорят синоптики, когда один из них умирает? — не сводя взгляда с фигуры, спрашивает она. Стайлз хмурится, а потом вскидывает брови, предполагая, что из-за музыки услышал что-то не так. — Сегодня минус один. Стайлз хлопает ртом; пару секунд держит его открытым, потом закрывает, облизывает губу и взрывается: — Это ужасно! Ужасная, ужасная шутка! Это просто …! Лита не слышит, заканчивает он фразу или нет, бросает что-то Стайлзу и огибает его, твердо направляясь на выход. Он выкрикивает ей еще что-то про аконит и осторожность, но Лита практически не слышит из-за громкой музыки. Несколько танцующих подростков едва не сбивают ее с ног, пока она наконец не достигает дверей. Те захлопываются за ней, отделяя ее от шума зала. В коридоре совсем тихо — но это не та тишина, что успокаивает или убаюкивает. Она нагнетает и каждый шаг словно отсчитывает секунды до чего-то неизбежного. Лита проносится мимо кабинетов, надеясь вот-вот увидеть Танью, но каждый из них пустует. Каждый, кроме последнего. Она влетает в двери кабинета химии всем телом, толкая их от себя, и те с шумом захлопываются позади. — Питер, — констатирует она быстрее, чем успевает подумать о том, что лучше промолчать. Питер Хейл стоит спиной к дверям и лицом к окнам, за которыми отражается луна — еще не полнолуние, но она уже наливается силой. Он не двигается с места ни на миллиметр — можно даже решить, что он ненастоящий, а какой-то муляж, выставленный, чтобы пугать школьников, что решат закидать окна кабинета сырыми яйцами. — Тебя не приглашали, — срывается с языка вновь. Лита буравит взглядом спину в кожаной куртке и только сейчас ее взгляд падает чуть ниже — когтистая рука, с которой тянутся кровавые капли. Несколько из них срывается на плитку, и в этот момент, точно по щелчку, Лита понимает, что Танью она больше не увидит. Живой — нет. — Ты… Это всё ты. Питер хмыкает и оборачивается так медленно, что настенные часы успевают отсчитать несколько полных секунд. — Милая Лита, у тебя же есть дочь. Ты должна знать, что не бывает сказок без старого-доброго злодея, — на его губах играет нечитаемая улыбка психопата. Воздух в кабинете застывает. Питер поднимает пальцы на уровень глаз и рассматривает когти, вымазанные в крови жертвы. Лита знает, что ей не убежать. Она может только попытаться, не так далеко в зале находится по меньшей мере еще несколько оборотней — можно звать их и надеяться на спасение. Но вместо этого она по миллиметру тянет правую ладонь к заднему карману джинсов. — Знаешь, милая Лита, я давал тебе столько шансов, — тягуче начинает Питер. Он даже не поднимает глаз, продолжая любоваться проделанной работой. Его когти, что теперь так хорошо видно в лунном свете, выглядят не как обычное орудие оборотня. Они больше, прозрачнее и голубее. — Шансов на что? Лита делает несколько шагов вглубь кабинета химии. Тут пахнет чем-то лекарственным и ощутимо металлическим. И только сейчас она замечает то, что до этого от нее скрывала ножка парты — разбросанные по полу рыжие волосы. Танья. — Шансов примкнуть ко мне, конечно, — Питер это говорит таким тоном, точно усомняется в ее интеллекте. — С самой старшей школы, милая Лита. Ты должна была быть на стороне победителя. На моей стороне. Но ты с самого начала сделала неправильный выбор. — Ты имеешь в виду, — Лита сглатывает. Знает, что играет с огнем. Но если ей сейчас не подобраться к нему ближе, она выберется отсюда в том же мешке для трупов, что и Танья. — Выбор в пользу Дерека? Питер морщится, словно имя племянника доставляет ему физическую боль. Он сам делает несколько шагов по направлению к ней и всматривается в синие глаза, что он запомнил еще с того самого дня, что Лита оказалась на пороге их дома с баллончиком краски в руке. — Ты должна была быть со мной, — его тон срывается на шипение, хотя губы нисколько не меняют своего привычного положения: все та же ухмылка. — А ты выбрала его. Слабого, жалкого и… недостойного. И теперь ты проиграешь. Питер больше не играет — это ощущается в каждом его движении; пусть оно и отдает театральностью больше, чем того требует ситуация, но больше он не блефует. Лита это чувствует каждой клеткой тела, пока ее ладонь не смыкается на кинжале, что лежит в кармане. Пару дней назад Дитон покрыл его чем-то из своего огромного репертуара трав, и теперь его запах, даже с учетом аконита, невозможно почувствовать. Это дает совсем маленькую фору. — Что ты собираешься делать? Превратишься в орлеанского дьявола? — Лита делает крохотный шажок в его сторону. — Ты знаток легенд и сказок, Питер. Ты должен помнить, что с ним стало в итоге. Питер запрокидывает голову, смеется совсем беззвучно и оттого еще более страшно выглядит это зрелище. — О, милая Лита, орлеанский дьявол был глуп, — наконец выдает он. — Для обладателя такой силы он был ничтожен. И он, — улыбка трогает его губы, — он не убивал истинного Альфу. А я сделаю это. Я убью Скотта МакКолла. Питер бросает короткий взгляд в сторону тела Таньи, видимо, намереваясь добавить, что именно в это превратится Скотт, как Лита делает рывок вперед. Медлить нельзя ни секунды и лучшего шанса не будет. Она выбрасывает кинжал из ножен, спрятанных в заднем кармане, и толкает свое туловище вперед — иначе до Питера не достать. Почему-то Лите казалось, что его тело окажется совсем не таким, как, например, было тело Бретта. Но нет — оно совершенно такое же. По-человечески мягкое, и лезвие входит ему в подреберье, как в сливочное масло. — Не доверяй девушке с аконитовым кинжалом, — грозно выплевывает Лита, перед тем как ее рот распахивается в немом крике. Словно в замедленной съемке, она переводит взгляд ниже. Приятно-голубой цвет ее рубашки окрашивается в алый, а когти Питера застревают где-то на уровне живота. Боли нет — есть ощущение, что все силы выкачали. Ноги больше не держат, и Лита падает на плитку, ударяясь коленями о кафель. Питер что-то шипит и отшатывается назад, врезаясь своим телом в парту первого ряда. Когти на его правой руке выкрашены в алый, и капли с глухим звоном ударяются о пол. Свободную ладонь он тянет к своей ране; та шипит и из нее струится желтоватый дым. — Следовало дать Дереку убить тебя еще тогда, — сквозь зубы выдает он. Рычание срывается с его губ. Он сильнее прижимает руку к порезу и вдавливает футболку ближе к туловищу, кровь интенсивнее струится через его пальцы. — Девять лет назад. Лита с трудом держит кинжал: во-первых, из-за удара локтями, а во-вторых, из-за боли, что поражает каждую клетку. Теперь не только живот оказывается в огне, но и всё тело бьется в агонии. Питер вновь запрокидывает голову, и теперь вперемешку с рыком из него вырывается смех, хриплый и такой ненормальный, что кровь стынет в жилах. Когда он резко опускает голову себе на подбородок, его глаза больше не стеклянно-синие. Они горят красным пламенем. — Дерек бы убил тебя из-за этой сыворотки, — выплевывает Питер слово за словом. Аконит не развязывает язык, а вот ощущение неминуемой кончины — да. — Она не предназначалась ему, но черт, или это была ты? дернул его выпить тот стакан пунша. Легкие заливает свинцом — Лита едва может дышать. Пальцы то и дело соскальзывают с ручки кинжала, зато Питер больше не опирается о парту, вполне может стоять без помощи и поддержки. Даже больше — он делает шаг вперед. Лита дергается, но бежать некуда и все, на что ее хватает, — это упереться лопатками в учительский стол. Ее рука тонет в крови из раны в животе, и стойкий запах металла наполняет воздух вокруг. Питер присаживается рядом с ней на корточки. В его глазах мелькает то, что у нормального человека можно принять за сожаление. На его ладони больше нет когтей и именно ей он касается литиного подбородка. — Надо было позволить ему разорвать тебя, — он заглядывает ей в глаза. Его губы кривятся, словно он надкусил что-то кислое. — Но ты слишком сильно была Литой, чтобы позволить это сделать. Питер выпрямляется так резко, что, кажется, позвонки могут хрустнуть. Он выходит из кабинета химии, не оборачиваясь ни на секунду. По тому, как он двигается, невозможно понять, ранен он или нет. Он уверен в том, что делает. Он идет убить Скотта МакКолла. Лита что-то хрипит. Липкий ком поднимается в горле, и она окончательно роняет кинжал — тот с лязгом падает в натекшую лужицу крови. В голове вакуум. Ощущение собственного тела пропадает, а писк в ушах становится настолько сильным, что превращается в сплошной белый шум. Мир погружается в одну большую подушку безопасности, а любой звук доносится, как из-под медного таза. Лита зажмуривается так сильно, что мышцы век сводит судорогой. Она больше не в старшей школе Бэйкон Хиллс, не в кабинете химии и даже не в городе. Вокруг пищат клаксоны, пахнет металлом и кровью, а кто-то протяжно скулит. Пыль, пот и грязь забиваются под ногти и в ноздри. Машины наперебой сигналят, люди кричат и плачут. Пожилой мужчина что-то хрипит из-под той части автобуса, что отлетела при аварии; из его рта капает кровь, а лицо искажается гримасой боли, когда бампер сильнее наваливается на спину. Рядом с ним — мальчик, чья рука вывернута под неестественным углом, и девочка без признаков дыхания. Лита видит себя: ее нога зажата под автобусом, штанина порвана, а светлые волосы сбиты в кровавый колтун. Руками она нащупывает металлический край и толкает его от себя — тот не шевелится ни на йоту. Зато нога взрывается такой болью, что изо рта вырывается крик. Каждая кость ощущается раздробленными кусочками мозаики. Кто-то вырастает бок о бок рядом с ее телом. Лита не видит лица человека, но крепкие руки пытаются помочь ей приподнять кузов на столько, чтобы высунуть ногу. Ничего не выходит, водительский отсек еще больше кренится вбок — и пространство под колесом проседает глубже. Лита чувствует, как сознание ускользает. Ее рот распахивается, а крик тонет в сигнальном писке подъезжающих машин скорой помощи. Она вдыхает и задерживает дыхание. Наклоняет подбородок и одной рукой закручивает воротник рубашки, засовывая его меж зубов: боль настолько сильная, что еще немного и можно откусить себе язык. Мысли в голове путаные, но среди всех звенящих, стучащих и вопящих отголосков есть один отчетливый. Она не может умереть, не может оставить свою дочь, как ее родители оставили ее. Лита заторможено моргает, голова тяжелеет. Боль не отступает ни на секунду и разрывается до последнего кончика пальца. Когда она распахивает глаза снова, вокруг пищат приборы, а врач склоняется над ее лицом, прикладывая маску к носу и рту. Лита хочет кричать, так сильно, чтобы выплюнуть легкие и сорвать голос, но почему-то изо рта больше не вырывается ни звука. А потом чьи-то руки буквально вырывают Литу откуда-то из подсознания. Сначала она чувствует запах мяты и хвои, а только затем распахивает глаза. Дерек нависает над ее телом и практически притягивает к своему туловищу, точно хочет вытащить ее из лап смерти. Его губы шевелятся, но Лита не слушает, вместо этого она сама делает попытку подняться на локтях. Тут же шипит от боли и корчится, потому что сразу кровь начинает сильнее сочиться из раны на животе. — Танья, — она едва ощутимо кивает в сторону девушки за партами. Отсюда она особенно четко видит ее лицо: бледное, с веснушками, а еще открытыми пустыми глазницами. Дерек отрицательно качает головой. — Питер, — хрипит Лита. — Это… это Питер. — Тихо, — резко обрывает Дерек. Он садится на обе ноги рядом с телом и сильнее сжимает литины предплечья в своих пальцах. Одна его рука закатывает рукав ее рубашки и сильнее впивается в светлую кожу. Дерек морщится и выпускает весь воздух сквозь зубы, когда от самой кисти до локтя начинают струиться черные вены. Лита выдыхает через рот, грудь все еще заливает свинцом. — Скотт сейчас ищет его, у него есть все, чтобы… — Нет! — ее язык заплетается, а в горле становится сухо, как в пустыне. — Нет, нет. Именно этого он и хочет. Дерек, — Лита делает попытку подтянуться выше и тут же рухает обратно, — Питер хочет убить Скотта. В глазах Дерека пробегает тень. Страх сковывает горло ледяным ошейником. — Ты должен. Должен предупредить его, — Лита закусывает щеку изнутри до такой степени, что во рту ощущается металлический привкус, когда она делает совсем маленький рывок вперед. — Иди, Дерек! — Нет, — несмотря на то, что он сомневается, его голос звучит так твердо, что готов резать канаты. — Я тебя не оставлю. — Дерек, — литин голос становится совсем тихим. Дереку приходится почти приложиться ухом к ее губам, чтобы услышать. — Это конец. Я… ты не спасешь меня. Но еще, — она сглатывает, — еще можешь спасти Скотта. — Лита, — он практически рычит. Слова материальны. — Замолчи. Я спасу, я… «Обещал всё исправить» — звенит в голове. Лита хочет что-то сказать, но в горле застревает колючая проволока. Она поворачивается набок и кашляет — в каждый из таких толчков кровь особенно сильно пульсирует из ран, оставленных Питером. — Дерек, — наконец шепчет она. Его руки помогают ей вернуться в положение на спину. — Я должна тебе кое-что сказать. Он шипит — это вырывается само собой. Как бы он не хотел, просто не может сдержать слезы. Они вырываются из глаз и скапливаются в самых уголках. Дереку казалось, он привык терять — настолько часто родные люди покидали его. Но сейчас он понимает, что никогда с этим не смирится. И конца этому не будет. Дерек откидывается назад, как вдруг Лита сжимает в кулак ткань у него на футболке. Так крепко, насколько хватает последних сил. — В Беркли у меня… у нас, — ее синие губы дрожат, а голос срывается на шепот, — у нас есть… — Я знаю. Лита замирает, лёд с ее пальцев проникает даже сквозь его футболку. И тогда он повторяет: — Я знаю. Знаю про Бри. — Как, — дрожь в ее теле становится такой сильной, что Дерек практически чувствует это коленями. Подползает еще ближе и старается уложить ее голову себе на колени, но она хоть и морщится, но старается удержать его над собой. — Как давно? Дерек поджимает губы. Знает, что в любой момент, стоит ему только моргнуть, и слёзы сорвутся с глаз. — Я видел список. Список смертников, — он медлит. Думает, говорить или нет. — Пару недель назад. Это она? Та, из-за кого ты возвращалась в Беркли? Лита кивает; на ее лбу испарина, а глаза полуприкрыты. Ледяные пальцы почти отпускают ткань на его футболке. Дерек склоняется над ней своими силами, но она продолжает упирать кулак ему в грудь. — И она… она? — Да, — Лита выдыхает. Ее губы продолжают беззвучно шевелиться, точно в бреду. Даже сейчас, когда она умирает, это он — тот, кто боится закончить простую фразу. Слова колят горло. — Она оборотень, Дерек. И ты, — Лита вновь кашляет, но в этот раз у нее нет сил ни подняться, ни перевернуться. Кровь пузырится у нее на губах, — ты должен о ней позаботиться. Слезы наконец срываются из зеленых глаз, и Дерек утирает их сгибом локтя. Трёт по недельной щетине и качает головой в сторону. Рычит от бессилия и усталости. — Я не смогу. Ты не помнишь, но, Лита, это я, — сквозь зубы шипит он. То, чего он так боялся, теперь здесь. Его сердце треснет надвое, когда он увидит в литиных глазах страх и разочарование. — Ты уехала из-за меня. Тогда, девять лет назад, я практически… Я убил тебя, Лита. Слова рвут воздух на лоскуты. Дерек ожидает, что вот-вот она отстранится, в ужасе распахнет рот и будет умолять его оставить ее, но вместо этого Лита кивает. Кивает и говорит «я всё помню». А потом качает головой так резко, насколько позволяют силы. — Это был не ты, Дерек, — слёзы срываются с глаз и катятся по щекам. — Питер. Это всегда был Питер. Он хотел отравить Руфуса, а ты просто выпил то, что предназначалось ему, понимаешь? Дерек моргает, точно в замедленной съемке. Внутри все сворачивается в ком и летит ниже уровня пяток. Он даже не сразу понимает, что холодные литины пальцы касаются его щеки. Что ее лицо оказывается так близко к его, что он видит, как дрожат губы. Что их поцелуй выходит влажным и солоноватым от слёз. — Я люблю тебя, — шепчет Лита. — Я всегда любила тебя. Дерек наклоняется еще ниже. Касается своим лбом ее, холодного как ледышка. Проводит ладонью по щеке и растирает подушечкой большого пальца слезинку, сорвавшуюся с ресниц, как вдруг Лита крепко сжимает кулак на ткани его футболки. Она тянет его на себя и полушепчет-полушипит: — Обещай мне, что ты позаботишься о ней, — он медлит и молчит, и тогда она срывается на крик. — Обещай мне! И Дерек обещает — никогда и никому он не обещал ничего так уверенно и твёрдо, как сейчас. Литины пальцы слабеют, и, как только она отпускает его, он поднимается на ноги. Распрямляет плечи и срывается в сторону. В груди горит. Мысли не слушаются, и ноги несут его на автоматической коробке передач — он сам не знает куда, но картинки сменяются перед глазами, точно кто-то листает фотопленку, пока он не очутяется на поле для лакросса. На улице темно и холодно, повсюду горят лампы — они-то и освещают три фигуры недалеко от трибун. Одна из них лежит ничком на земле и не шевелится, а вторая склоняется к коротко стриженой траве на обеих ногах — Скотт. Его рука вывернута под неестественным углом, а кровь заливает подбородок. Над ним нависает нечто, практически не напоминающее Питера. Чёрная шерсть клочьями скомкана, когти на ногах впиваются в траву, а передняя конечность занесена для удара. Дерек громко рычит и кидается на него со спины. Лишь отшвыривая его в сторону, он мотает головой из стороны в сторону. Каждый раз при повороте шея издаёт хруст, а лицо обрастает шерстью. Рана на животе Питера дымится желтым, и он невольно прижимает к ней ладонь — теперь это больше, чем невинный порез от кинжала. Дерек не дожидается, когда тот отойдёт, и бросается вперёд снова. Его когти входят точно под рёбра с обеих сторон, и он поднимает тело Питера в воздух, прежде чем приложить его о землю. Нескольких таких ударов хватает, чтобы под местом, куда предположительно прикладывалась голова Питера, осталась глубокая вмятина. Гнев топит грудную клетку изнутри. Мир теперь не имеет цветов, кроме красного. Над полем гремит свирепое дереково рычание. Он не был с Литой, когда она родила дочь, не был, когда та пошла в школу, и не был, когда умерла ее тётушка. Девять лет он жил съедаемый кротом страха изнутри лишь из-за одного человека. Дерек вздергивает Питера от земли; тот теперь больше напоминает кусок фарша, чем монстра несколько минут назад. Шерсти практически нет, кровь залила футболку и кожаную куртку, от которой остались одни лохмотья. Но даже в таком состоянии Питер находит в себе силы выдавить смех — сначала едва слышный, зато потом перерастающий в раскаты грома, с хрипотцой и бульканьем. Он проиграл, но все равно чувствует себя победителем. — Дерек, — стенает он, кончиком языка пробуя кровь в уголке губы, — убей меня. Дерек рычит ему в лицо и в очередной раз встряхивает за ворот куртки; тело того болтается в воздухе, как безвольная кукла на веревочках. Глаза Питера зажигаются красным. — Ну же, Дерек! — кричит он, кровь с его волос и одежды летит на землю. — Хоть раз в жизни не будь таким слабаком! Сделай это! Дерек скалится и, отводя локоть чуть дальше за спину, заносит когтистую ладонь над горлом Питера. Скотт приподнимается с земли и вскидывает вперёд ладонь здоровой руки. — Нет! Нет, Дерек, стой! — он вскрикивает и делает несколько шагов, с трудом вставая на больную ногу. Дерек останавливается за секунду до того, как когти входят в шею его дядюшки и вскрывают сонную артерию. Он оборачивается через плечо и видит Скотта: его одежда разодрана и в крови, правая рука висит плетью вдоль туловища, на одну из ног он опирается едва-едва, но его взгляд — это взгляд того Скотта, что несколько лет назад он встретил в заповеднике Бэйкон Хиллс. — Дерек, пожалуйста, — Скотт хрипит, подбирая слова. Что-то в горле мешает ему говорить. — Помнишь, ту легенду… если убить Альфу, который тебя обратил, то ты… — он давится и несколько раз кашляет, — перестанешь быть оборотнем. Дерек вскидывает брови и дергает рукой — тело Питера, как мешок картошки, рухает на землю. Он видит, как с другого конца поля к ним бежит Стайлз: его ноги вязнут в траве, а сердце стучит у самого горла. — Ты думаешь, что все твои проблемы от того, что ты стал оборотнем, Скотт? — Дерек сурово смотрит исподлобья. Хмурится и сводит брови так сильно, что они почти касаются друг друга. — Думаешь, ты убьешь его и все станет, как прежде? Скотт падает на колени и зарывается пальцами в волосы. Слёзы стоят у корня языка, отчего любое сказанное слово срывается на плач и крик. И тогда Дерек смотрит на тело парня, что лежит рядом без признаков дыхания. — Лиам умер. Скотт бьет кулаком по траве рядом с собой, и его лопатки дергаются. Хриплый стон срывается с губ, как раз когда Стайлз подбегает к ним и останавливается рядом, упирая ладони в колени. — Он умер, потому что я сделал его оборотнем! — Скотт плачет, и слова вырываются между всхлипами. — Он бросился на Питера, чтобы спасти меня. Если бы… если бы я не укусил его, он был бы жив. Тело Лиама лежит на спине — он выглядит так, точно прямо сейчас поднимется и откроет свои по-детски наивные голубые глаза. Но его грудь не шевелится, обозначая вдохи и выдохи. — Скотт, — тихо начинает Стайлз. Он не решается положить ладонь другу на спину и вместо этого зарывается ей в волосы. — Если бы ты не укусил его, он бы умер ещё тогда. Он упал бы с крыши. И, Скотт, вспомни Эллисон. Это удар в самое солнечное сплетение тупой иглой. Стайлз чувствует, как одно имя отзывается в груди противным толчком. Поэтому следующие слова он практически шепчет: — Эллисон не была оборотнем, Скотт. Но она умерла, спасая нас, — он глубоко вдыхает и выпускает практически весь воздух. Знает, что легче все равно не станет. — Спасая меня. — Это я, я во всем виноват, — Скотт сгибается вдвое, будто его ударили с ноги в живот. Боль обжигает внутренности и находит своё отражение в горячих слезах, что падают на землю. Дерек чувствует, как глаза печёт. Он хочет схватить Скотта за грудки, поставить на ноги и сказать ему быть сильным, но вместо этого он опускается рядом с ним на колени и кладёт руки на плечи. Ему кажется, что его голос должен звучать как рычание, но вместо этого он дрожит так, как не дрожал никогда. — Скотт, — зовёт он, и Скотт поднимает на него карие глаза с влажными дорожками. — Лита умирает. Стайлз оседает на землю, рядом с другом, а одна из ламп, что освещает поле для лакросса, мигает. Питер больше не издаёт никаких звуков — он лежит на траве, подобно Лиаму, но все ещё тяжело дышит. — Ты альфа, Скотт. Пожалуйста, — Дерек крепко сжимает зубы. Что-то в его груди рвётся в клочья. Он не может ее потерять, только не сейчас, только не опять. — Укуси её.