Мёд из одуванчиков

      Не было и дня, когда бы Леви не думал о ней. Не сожалел о принятом решении — отпустить Ханджи. Тем, кто говорил, что время лечит, хотелось откровенно рассмеяться в лицо или от души врезать. Однако последний оставшийся в живых ветеран Разведкорпуса не мог позволить себе такой вольности. О неуставных отношениях четырнадцатого командора и лучшего бойца человечества догадывались только самые близкие люди, но, по иронии судьбы, бестактные вопросы часто задавали совсем незнакомые люди, которым раньше было совсем наплевать на судьбу и Разведкорпуса, и человечества в целом. И Леви молчал, ловя на себе косые понимающие взгляды Габи — именно она сдерживала Аккермана о того, чтобы не покрыть любопытствующих трехэтажными непечатными выражениями.       После окончания войны Леви вернулся на Парадиз, где жил в небольшом, но довольно уютном доме вместе «с ребятишками» — как ласково (и, естественно, не вслух) называл Фалько и Габи. Аккерман был в состоянии жить самостоятельно, и изувеченная нога почти не доставляла проблем, в отличие от израненной души, которую с удвоенной силой жалили воспоминания и сожаления. В одиночестве было невыносимо, поэтому он позволял «ребятишкам» заботиться о себе и заботился о них сам по мере сил. Леви всегда удивляло, что именно те, кто яро пытался убить друг друга, в итоге остались жить на острове и выступали за мир.       Со дня битвы, именуемой «Схваткой Неба и Земли», прошло более четырёх лет. Оставшиеся в живых ребята из 104-го совместно с бывшими титанами Марлии теперь колесили по миру под предводительством Армина Арлерта, сложившего с себя полномочия командора Разведкорпуса. Многие скептически отнеслись к такой затее элдийцев, Пик Фингер, помнится, вообще шутила, что их корабль пустят на дно в ближайшем материковом порту, однако экспедиции продолжались, поддерживая хрупкий мир. И многие теперь почти обрели покой.       — Они приезжают через неделю! — громкий возглас Габи вернул Леви из воспоминаний, он ловко развернулся от окна и выехал на середину комнаты. Сегодня, несмотря на сырую погоду, нога почти не болела, но Леви предпочёл находиться в инвалидном кресле, хоть и ненавидел эту конструкцию всеми фибрами души.       Через мгновение в проеме двери показалась вихрастая голова, сверкнули карие глаза, и Габи, запыхавшись после быстрого бега, влетела в комнату, едва успев притормозить перед Леви. В этой красивой девушке в домашнем синем платье теперь совсем не угадывался чумазый подросток, отчаянно сражавшийся бок о бок с Аккерманом в последнем бою. Тем не менее своей непосредственностью и неуемной энергией младшая Браун часто напоминала Леви Изабель Магнолию, вызывая щемящую тоску где-то на задворках души.       — Они приезжают, — улыбаясь, повторила Габи. — И Армин, и Энни, и даже Оньянкопон! И Райнер! Наконец-то я увижу братика!       Леви на это только слабо улыбнулся, вспоминая мускулистого, высокого и широкоплечего «братика» Габи. Он тоже будет рад всех увидеть, несмотря на то, что долгожданная встреча наверняка разбередит старые душевные раны. — И Пик, конечно!       На последние слова Леви вскинул бровь, с трудом удерживаясь о того, чтобы не закатить глаза. Проницательная девушка сразу подметила особенное отношение ветерана Разведкорпуса к бывшему титану-перевозчику. Габи снова улыбнулась, а затем нахмурилась:       — Опять перетрудили ногу?       — Габи, я не немощный старик… Технически я бы мог быть твоим отцом, если бы не жил в Подземной городе…       Габи хмыкнула и перебила:       — Ну да, конечно, поэтому вчера надо было скакать на костылях по всему дому, как молодой козёл! Ещё и в лавку попёрлись за чаем. Вечером разотру ногу целебной мазью, и не потреплю сопротивления… папочка, блин.       Девушка ловко увернулась от брошенной в неё подушки, и, махнув подолом платья, быстро скрылась за дверью.       А Леви, подняв с идеально чистого пола многострадальную подушку, снова улыбнулся и задумался о Пик.       Такая тихая, почти незаметная в общей массе, она была единственной, на кого он мог буквально смотреть сверху вниз. Молчаливая и спокойная, полная противоположность Ханджи, Пик Фингер тем не менее чем-то притягивала его. Она напоминала ему простые, на первый взгляд, одуванчики. Несмотря на обыденность и невзрачность, эти цветы не хуже пахучих липовых цветков служили источником сладкого нектара, из которого со временем получался терпкий целебный мед. Сладкий и пахучий.       И Леви был бы полным идиотом, если бы не замечал осторожные и внимательные взгляды ясных серых глаз, которыми Пик время от времени одаривала сильнейшего воина человечества.