Pov Anna:
Свет причинял боль, разливающуюся по всему телу. Я зажмурилась, стараясь избежать удара по нервным окончаниям, но слишком поздно — болезненный укол пронзил основание черепа, заставив поморщиться. Перед моими закрытыми глазами проносились какие-то изображения, картины, которых я не узнавала, но каким-то образом они казались мне… знакомыми, словно окончание долгого сна. Весьма неприятного сна. Постепенно гул в голове отступил на задний план, пульсирующая боль притупилась и в голове немного прояснилось. Меня вырвали из цепких объятий сна вскрик и давление на лицо, руки — я чувствовала руки! — плечи, ладони. — Ты пошевелилась, — донесся до меня хриплый голос — такой громкий и взволнованный, знакомый, — я почувствовала, как ты пошевелилась. Я знаю, что это правда, я не сошла с ума, ты… ты… С трудом я скорчила лицо от боли, которую принесло с собой пробуждение, и шум прекратился, давление ослабло — я слышала только звук частого дыхания. — О, боже, — всхлипнула девушка, теперь ее голос звучал приглушенно, будто она говорила через стену. — О, боже, ты… я… о, боже мой… Едва только открыв глаза, я тут же вновь зажмурила их — яркий солнечный свет наполнял комнату. Стон вырвался из моего горла. — Черт, окно, — ее голос звучал практически истерично, я прекрасно слышала панику в её голосе и шок. — Я просто… э… Я… Внезапно возникшая тень окутала словно прохладным одеялом, и, снова открыв глаза, я увидела, что жалюзи прикрывают окно, а рядом с ним стояла девушка из… из моего сна? Единственного приятного сна, того, что я видела прошлой ночью. Но казалось, что все было так… нереально? Незнакомка прижала ладони ко рту, в ее глазах стояли слезы. Я не понимала, почему эта девушка так смотрела на меня, почему плакала, кто она для меня. Я не понимала ровным счётом ничего, будто перед глазами идиотская покадровая съёмка, в которой слишком сложно разобрать общую картину происходящего. Но даже так, смотря на абсолютно незнакомого мне человека, я чувствовала себя в безопасности, словно мне было достаточно одного взгляда на неё, чтобы понять, что мне ничего не угрожает. Это ощущение было… странным, но одновременно… таким правильным, будто иначе быть и не могло. — О, боже, — опять произнесла она, и я… никогда в жизни я не чувствовала себя настолько сбитой с толку. Мой разум заволакивал густой туман, мешая думать, блокируя воспоминания, и я до сих пор отчасти находилась во власти сна, но вид этой девушки, стоящей передо мной, заставил что-то щелкнуть в голове, и пусть я не могла ее вспомнить — даже видела и то с трудом — но знала, что она важна для меня. Более того, внутри зрела уверенность, что она — все для меня. Она наполняла мою душу и разум до краев. Форма ее лица, широко распахнутые очи, пронзительный взгляд зелёных сверкающих глаз, голос, в котором звучала боль, которую я бы уняла, если бы только могла вспомнить, как двигаться, думать и… — Саша. Я понятия не имела, откуда взяла это имя, как сумела его произнести, но тем не менее прохрипела его. И сразу же, будто сорвав плотину, воспоминания хлынули в мое сознание: наша первая встреча, первый раз, когда я почувствовала ее дурманящий аромат, наши теплые объятия и легкие поцелуи в щеку, но никогда в губы; первый раз, когда я сказала ей, что она нужна мне, как воздух, что никогда не отпущу. Наши редкие бессмысленные ссоры, которые всегда нименуемо заканчивались примерением. То, как я переживала из-за неё, и как сильно мне хотелось сорваться с места и пролететь тысячи километров лишь бы увидеть её улыбку, даже если она была всего на расстоянии вытянутой руки. Услышав свое имя, она издала сдавленный, задыхающийся звук и бросилась ко мне на кровать, заключила в ладони мое лицо и принялась пристально с ощутимой долей недоверия смотреть мне в глаза, будто хотела увидеть там что-то очень важное. Я повторила это волшебное слово, ставшее моим якорем в реальном мире, и секунда за секундой новые воспоминания возвращались ко мне, соединяя островки памяти из прошлой жизни с тем, что происходило сейчас. Ощущение ее кожи, касающейся моей щеки, было невероятно живым. Мне безумно захотелось обнять её, как я делала это неоднократно, но я всё ещё не была в силах воплотить своё желание в жизнь. Однако осознание того, что Саша была здесь — со мной, дарило странное тепло, буквально согревая изнутри. Она здесь. Со мной. Разве может что-то ещё иметь столь большое значение? Не знаю, но точно не для меня. — Ты помнишь? — взволнованно спросила она, ее лицо в каких-то сантиметрах от моего озарено надеждой и страхом, переплетенными друг с другом. — Ты помнишь меня? Я смотрела в ее зелёные глаза в окружении густых влажных ресниц, на ее раскрасневшиеся щеки и спрашивала себя: как, черт возьми, я могла когда-либо забыть её? Мне хотелось сказать ей об этом, сказать всё, что я чувствую сейчас, но губы едва шевелились. В итоге я лишь что-то промычала в ответ и слегка кивнула головой на одеревенелой шее, но и это зажгло на ее лице нежную счастливую улыбку, подобную солнцу, проглянувшему через грозовую тучу, как же сильно я люблю её улыбку, такую яркую, буквально ослепляющую, подаренную только для меня. Она хохотнула, и мне показалось, что этот звук так долго был заперт внутри. — Ты… помнишь еще что-нибудь? Как попала сюда? — спросила она, все еще нервно, будто старалась сохранять видимость спокойствия, тогда как мысли неслись вскачь. Я с трудом отрицательно качнула головой, и она продолжила: — Мы попали в аварию. Ты в больнице. Авария? Мысль об этом казалась знакомой, привычной, словно была связана с чем-то реальным, но я не могла думать об этом. Воспоминания были остаточными, будто повреждёнными. Помню, как трясла отключившуюся девушку за плечо, игнорируя невыносимую боль по всему телу. Помню алую кровь, которая стекала по Сашиному лицу. Помню страх, я так сильно боялась, что больше не увижу её. Живую, прекрасную, мою красноволосую погибель. А потом темнота, кромешная, беспросветная и картинки каких-то небылиц, бесконечно сменяющиеся и хаотично выпадающие непонятно откуда. Я в больнице — это объясняло писк приборов на заднем плане. Это также объясняло уродливое постельное белье, белый халат Саши и тот факт, что я до сих пор не могла пошевелиться. Я помнила лишь отрывки, будто кто-то решил поиздеваться надо мной и выбросил половину деталей из пазла, который я так настойчиво пытаюсь собрать. Однако я безумно рада, что помню свою красноволосую бестию, ведь, если бы меня поставили перед выбором, я бы предпочла забыть кто я, кем являюсь, нежели упустить какую-то мелочную деталь связанную с ней. Но даже так моё нынешнее состояние нельзя было назвать хорошим или хотя бы положительным. Где-то в душе зрел страх и только присутствие Саши удерживало меня от паники. — Ммм… — пробормотала я еле шевелящимися губами, — я… порядке? В ее глазах искрился смех, хоть лицо и было печальным, и она кивнула, выглядя так, словно едва держала себя в руках. Я мало чего понимала сейчас, но в следующую секунду её плечи поникли от очевидной усталости, брови сошлись у переносицы, и Саша одарила меня тем же хмурым и встревожнным взглядом, каким одаривали врачи прежде чем сказать, что их пациент присмерти. Сказать, что её реакция напугала меня — равносильно молчанию. Но через секунду на её лице мелькнуло расслабленное выражение и даже едва уловимая улыбка, будто для нее всё было также нереально, как и для меня. — Да, — ответила она натянуто, — да, я полагаю, что в порядке. Думаю, с тобой все будет хорошо, — я отчетливо слышала надежду в её голосе, но до сих пор не понимала, что всё это значит. Поймав мой взгляд, Саша продолжила: — Что, по-твоему, случилось? — спросила она осторожно, будто прощупывая почву. — Что ты помнишь? Отличный вопрос. Когда я пыталась вспомнить хоть что-то ещё, то видела лишь темноту, слышала скрежет металла, врезающегося в моё тело и чувствовала страх, панику, безысходность, я закрыла глаза, и голову вновь наполнил туман. — Не…знаю, — ответила я с большим трудом, тело абсолютно не слушалось меня, даже произносить слова было каким-то нереально сложным заданием. — Всё…к.ак разбитое стекло. — Неожиданная мысль пришла в голову — мысль, которая не напугала меня так сильно, как должна была бы. Может, потому что я была тут не одна. — Я мертва? — Нет, — со слабой улыбкой ответила Саша, не дав прорасти этой бредовой идее в моей голове. — Нет, Ань, мы обе живы. Успокоительное еще действует, поэтому ты можешь чувствовать себя немного сбитой с толку, но все это реально. — Безапиляционно заявила Саша. В её глазах я не видела лжи, лишь скрытую просьбу поверить — я всегда невольно подчинялась этой молчаливой просьбе в прошлом, и сейчас, казалось, у меня просто не было выбора. «Сбита с толку», однако, было слишком слабым описанием моего нынешнего состояния. Мне хотелось задать ей столько вопросов: что, черт возьми, случилось? почему я не могу пошевелиться? как я попала сюда? Но затем я заметила выражение ее лица — она смотрела на меня так, будто боялась, что разожми она пальцы, и я исчезну, и вдруг куда более важный вопрос возник в голове. — А ты… в порядке? — с трудом произнесла я, чувствуя, как силы наполняют мое тело, но до сих пор ощущая себя истощенной. Мои слова, казалось, вернули ее в реальность, и она провела ладонями по своему лицу, одновременно кивнув, а затем сделала глубокий вдох и сосредоточилась на мне, как будто стараясь совладать с эмоциями. Она опять улыбнулась, и мне так захотелось улыбнуться в ответ. Также безумно хотелось обнять её, прижать к себе крепко-крепко и не отпускать что бы ни случилось. И держать так до тех пор, пока аромат ванили и пряностей напрочь не впитается в кожу. Наверное, я впервые в жизни ощущаю такую невообразимую потребность в другом человеке. Она нужна мне точно также, как кислород. И даже сейчас, окончательно понимая это, я убеждаюсь, что совершенно не против, если она станет для меня им. Хотя не так, я буду по настоящему счастлива. — Да, — снова ответила она, и я поверила ей. Ласковая улыбка Саши говорила мне, что все остальное неважно — ничто не имело значения, кроме того, что она была рядом, она была жива, я была жива, и вскоре все наладится само собой — я знала это наверняка. Она прочистила горло, крепко, но аккуратно сжала мою руку и села на кровать рядом со мной, смотря с такой заботой и неприкрытой…любовью? Что в груди замерало сердце. — Теперь мне гораздо лучше.Pov Alexandra:
Мне довелось повидать множество удивительных вещей, но вид из занимавшего всю стену окна передо мной до сих пор завораживал. У меня просто не было шанса вдоволь насмотреться: жизнь здесь всегда била ключом. То, что я видела сейчас, так сильно отличалось от того, на что я смотрела в детстве. Но это место отличалось абсолютно. Работа в этом районе всегда кипела, и, каждый раз выглядывая в это окно, я видела что-то новое. Мое окно. Непривычная мысль. Я решила купить эту квартиру, ещё когда Аня была в больнице, когда собиралась уехать от неё, но только спустя несколько недель, я смогла въехать. Я находилась здесь уже целую неделю, но до сих пор не привыкла к тому, насколько огромны эти апартаменты. Казалось, я обманом заняла чей-то дом, выдавая себя за кого-то, кто мог бы в нем жить, хотя я всегда была в состоянии себе это позволить. Теперь у меня была возможность просыпаться каждое утро, смотреть в мои огромные окна и, образно говоря, держать руку на пульсе мегаполиса. Я смотрела на проносящиеся мимо автомобили и улыбалась. Однако это была не единственная причина моей радости. Этим утром я проснулась с ощущением нервного предвкушения, потому что я наконец-то увижу её — на ногах и относительно здоровую. Ожидание было мучительно долгим, но я знала, что оно того стоило. Я сказала себе, что сегодняшний день пройдет великолепно. Спустя месяц после того, как Аня очнулась, я осознала, что не могу более оправдывать свое бездействие — во всяком случае, не возбуждая серьезных вопросов к собственной персоне. Это время оказалось непростым, учитывая многочисленные провалы в памяти Ани, её проблемы с моторикой и прочие последствия травм. Не говоря уже об эмоциональном расстройстве, от которого она продолжает страдать и сейчас, но тогда все было гораздо хуже. Конечно, панические атаки в самое неподходящее время были не самым лучшим из последствий инцидента. По крайней мере, она сказала, что сны больше не доставляли ей неудобств, и она не просыпалась посреди ночи, уверенная, что всё ещё находится в искорёженном автомобиле, вырываясь и крича, до тех пор, пока туман в голове не рассеется, или пока кто-то не вонзит в её кожу иглу и не введет успокоительное. Её самочувствие серьезно волновало меня, что просто выводило Аню из себя, я видела, как она злилась, стоило мне как-то не так посмотреть на неё. Как-то раз она выдала, что больше всего не любит, когда её жалеют. Сама же она куда больше переживала о моём состоянии, хотя таковых причин и не было. Какое право она имела беспокоиться обо мне, будучи сама прикованная к постели, учитывая, что никто не знал, выздоровеет ли она до конца? Может быть, только переживая обо мне, она могла перестать волноваться о себе и своем будущем. Эти мысли определенно не скрашивали время, что она провела в больнице. Родители Ани во многом помогали — как и я, они были просто сами не свои от радости по поводу её пробуждения. Яна тоже изо всех сил старалась придать происходящему подобие нормальности, но ситуация все равно сводила с ума. Знаю, думать так довольно эгоистично, но я ничего не могла с собой поделать. Я сама виновата в том, что убедила себя: если только Аня очнется, все сразу войдет в колею. Разумеется, реальность оказалась далека от ожиданий — человеческие тела не работают, как машины. Вся эта история нанесла серьезный урон её нервной системе, а кома только усугубила её состояние. К тому же, Аня не обладала моей выносливостью и для неё путь к выздоровлению всегда будет чуть длиннее и чуточку сложнее. И все же к тому моменту, когда я поцеловала её в щеку на прощанье, самочувствие Ани значительно улучшилось. Она уже говорила, как и прежде, помнила нашу поездку, как мы с ней разговаривали в последний раз. Это неимоверно радовало меня, потому что возвращение моего Ангела к жизни в качестве тени той, кем она когда-то была, казалось мне почти столь же ужасным, как и её смерть. К тому времени, как я покинула центр, она уже в состоянии была стоять, опираясь на костыль, но пока не могла долго ходить самостоятельно. Однако это было неделю назад, а Щербакова всегда была упорной, я всегда восхищалась этой её чертой. Аня изначально была против того, что я собиралась уехать и неоднократно повторяла это, просила остаться, но я не могла выполнить её это желание. Я до сих пор ощущаю её цепкие руки на своей талии и неровное дыхание где-то в области шеи. Она обнимала меня настолько крепко, что мне показалось будто это последняя наша встреча. К тому же, наши отношения с момента её пробуждения не сдвинулись с мёртвой точки и дело даже не в том, что мои чувства изменились или я снова начала отрицать их. Нет. Всё куда проще и тривиальнее. Просто я видела насколько тяжело было Ане и мне было даже страшно поднимать эту тему, поэтому я решила поговорить об этом, когда она будет в порядке. Сама же девушка часто пыталась заговорить об этом, но в конечном итоге лишь замолкала и отводила взгляд. Точные причины такого её поведения оставались за кадром, и это приводило меня в замешательство. Время от времени она присылала мне сообщения, пока я колесила по близлежащим городам, посещая официальные встречи, интервью и делая по работе практически все, что не включало катание на коньках — этим я по-прежнему занималась только на катках и то под пристальным присмотром тренера. И всё же я старалась наслаждаться отпуском и не считать каникулы пустой тратой времени, но это было довольно сложной задачей, учитывая отсутствие весьма важного элемента. Ани. Сейчас у меня складывалось ощущение, что только с ней я действительно могу отдыхать и вести себя…нормально.? Она сказала, что как только прибудет, хотела бы сходить со мной в какое-нибудь приличное место, чтобы также отметить её выздоровление, хотя мне было бы достаточно просто увидеть её после недельной разлуки. Мысль о том, что я смогу прикоснуться к ней, не боясь как-то навредить или причинить боль, была невероятной. Каждый раз, когда я об этом думала, у меня по спине пробегала дрожь, заставляя чувствовать себя самой счастливой девушкой на свете. Мне хотелось запомнить каждую секунду этого дня. Из-за предвкушения нашей встречи я плохо спала этой ночью и поднялась ни свет ни заря. А всё потому что прошлая неделя тянулась бесконечно долго. Я понятия не имела, чем себя занять, но в конце концов отправилась изучать окрестности, словно была обычным жителем этого района. Иногда я даже наведывалась в Хрустальный, и всё равно последние дни я изнывала от скуки. Но ничего страшного. Вскоре Аня приедет домой, и жизнь снова заиграет красками, как это было до всей этой шумихи. Повернувшись к часам, я с раздражением обнаружила, что смотрела в окно всего десять минут. Еще целых полчаса до нашей встречи. Нетерпеливо сжав пальцы, я как можно медленнее поднялась на второй этаж, зашла в главную спальню и опустилась на кровать, недовольно буравя потолок взглядом. Когда она немного отдохнет после дороги, Аня обещала прислать сообщение, и дать мне знать, когда сможет добраться до моей квартиры, так что я всё же села на кровать, уставилась в телефон и принялась ждать. Всю прошлую неделю я делала вид, что не только скорая встреча с ней занимает мой разум. Но сейчас я устала от притворства и попыток придумать себе занятие только чтобы не думать о том, как здорово будет вновь обнять её — живую и здоровую. Мне было уже совершенно все равно, насколько глупо я выглядела, сидя в одиночку, не сводя взгляда с телефона, словно это поможет предмету моих мечтаний оказаться здесь скорее.Pov Anna:
— Ань, тут репортаж о вас с Сашей. Не хочешь посмотреть? — Мам, я никогда не собиралась быть особо популярной. Тем более при таких обстоятельствах. — Боюсь, ты слишком поздно спохватилась. — Кстати, почему ты не поехала домой со мной, а приехала позже? — Я ведь говорила, мне нужно было задержаться в больнице, было необходимо разобраться с документами, а ты так спешила домой, что у меня не хватило смелости задерживать тебя, — лаконично ответила мама, но я почти видела, как она мысленно подчеркнула «Спешила домой», по её выражению лица было понятно, что она удержалась от дальнейших комментариев из последних сил. Мама оставалась со мной в больнице даже после того, как Саша уехала. Как-то раз она спросила, скучаю ли я по Саше, которая, очевидно, очень переживала за меня? Все еще находясь на болеутоляющих лекарствах, не совсем придя в себя, я сболтнула лишнего, тем самым подтвердив ее подозрения, что я без ума от этой девушки, проведшей столько времени у моей постели. Мама изогнула бровь и посмотрела на меня так, будто я сообщила ей нечто совершенно очевидное. Конечно же, она и так это знала. Саша всегда скрывала свои чувства, но на этот раз, судя по всему, повела себя более открыто, чем обычно, а мама с легкостью читала человеческие эмоции. Даже если Саша и не выдала нас, то я, скорее всего, сделала это, еще даже не вполне восстановив способность говорить. Да, мама видела все, но самое главное — она видела хорошее в девушке со столькими эмоциональными проблемами, что я сомневалась, исчезнут ли они все когда-нибудь. Мне не было дела до того, как сильно это влияло на нее — для меня она была идеальной. Большего мне и не надо. «Она милая девочка», — сказала мама искренне. Не думаю, что кто-то когда-то называл так Сашу прежде, но в устах мамы это описание почему-то странно ей соответствовало. Черт, она так говорила о ней, словно та уже являлась членом нашей семьи. Полагаю, отчасти так оно и было. Саша была со мной с первого дня, как я оказалась в больнице и это известие действительно шокировало меня. Как долго она бы ещё прождала моего пробуждения? И осознание того, что она бросила всё лишь бы удостовериться, что со мной всё в порядке до сих пор грело душу. Остались ли у меня сомнения в том, что она ко мне ничего не чувствует? Нет. Теперь я совершенно отчётливо ощущала всё то, что она не могла произнести вслух. Она любила меня так же отчаянно, как и я её. Саша стала моим светом в пучине мрака, моим маяком в вечно бушующем океане, моей тихой гаванью, молчаливо сжимая руку, показывая, что я не одна. Возможно, только желание снова оказаться в плену её глаз пробудило меня от долгого сна. И вот она рядом улыбается мне восхитительно искренно, как раньше. Я люблю её за это. Нет, не так. Я люблю её за всё. Просто люблю.End Pov
Их любовь расцветала медленно, но неизбежно, словно первые цветы в начале мая. Яркие и невообразимо красивые. Те самые, которыми хочется любоваться вечность и даже больше, вдыхая сладкий, дурманящий аромат, и затаивая дыхание. Саша всегда была нежной и заботливой, всё в ней кричало «Я здесь и я не заставлю тебя плакать» и девушка была готова отдаться ей. Целиком и полностью она уже принадлежала Саше, хоть та ещё не до конца в это верила и понимала. Аня никогда не была уверена в себе настолько, насколько доверяла Саше. Она была готова погибнуть за неё хоть сотни раз, разбиваясь на мельчайшие осколки, ведь знала, что лишь один человек способен собрать эти осколки воедино. Она уже отдала ей своё сердце, вручила его, как самое драгоценное, что у неё есть. Молчаливо показывая, что та может распоряжаться им на своё усмотрение. Ну, а Саша всегда была бессильна перед своим Ангелом, она таяла лишь от одного ласкового взгляда, случайно брошенного во время тренировки. Любила душой и сердцем, именно она стала той самой причиной, по которой девушка всё ещё не превратилась в пыль. Аня всегда сочитала в себе столько всего чистого, неоскверененного, благородного, прекрасного, что у Саши каждый раз дыхание спирает лишь от одного невинного касания. А руки Ани всегда обнимают прежде, чем она успевает отдать себе в этом отчет, просто потому что это непреодолимое притяжение между ними никогда не прекращается, так же и Саша зарывается в волосы и ещё сильнее притягивает к себе девушку, стараясь будто раствориться в ней. Сердце всегда бьётся быстрее, пока Аня прижимается к её груди. Трусова до боли в сердце любит её в такие моменты. И как только она успевает об этом подумать, Аня прижимает её к себе ещё крепче, будто мысли Саши для неё — открытая книга. И нигде на свете им не хотелось находиться больше чем в объятиях друг друга. Так было всегда, и девушки надеялись, что ничего не изменится.***
Неожиданно раздался навязчивый звонок в дверь, отчего Трусова подскочила на кровати, гадая, кто решил потревожить её покой в ожидании долгожданной встречи с одним хрупким, но безумно сильным ангелом. Саша не посмотрев в глазок открывает двери и все вопросы сразу выпадают из головы, будто их и не было вовсе. Она встречается с глазами цвета выдержанного виски и зависает, хватая ртом воздух. Девушка неуверенно переминается с ноги на ногу, пытаясь понять удался ли её сюрприз или стоило дождаться назначенного времени. Немного терпкий аромат хвои и можжевельника повисает в воздухе эфемерными пылинками и с легкой горечью оседает на кончике языка. Понимание доходит до Саши стремительно, сердце замирает на долю секунды и девушка резко сокращает расстояние до Ани, утягивая её в свою квартиру, обвивая её хрупкое тело руками, Аня была по прежнему такой же тёплой и родной, как и в их последнюю встречу. Плотно прижимаясь, можно было слышать биение сердца, и томные выдохи, а аромат её волос ничуть не изменился, Саша словно окунулась в прошлое, один из прекрасных моментов её жизни. И вот она стоит здесь, будто не было того ужасного времени, проведённого в больнице, в палате девушки, что сейчас дрожит, как лист на ветру. Аня уткнулась носом в плечо девушки зарываясь в любимых пламенных волосах. Саша обняла её так крепко, как не обнимал еще никто. Так крепко, что Аня перестала дышать. Голова кружилась то ли от счастья, то ли от недостатка кислорода. Теплые объятья Саши, сильные руки, родной запах её шампуня. Аня слышала, как билось её сердце, тело судорожно дрожало. Когда она посмотрела на неё, глаза моментально скользнули вниз, боясь встретиться с ней взглядом, все расплывалось. В какой-то момент девушка поняла, что плачет, в этот самый миг Саша поцеловала её, нежно, тягуче долго, будто мечтала об этом всю свою жизнь. Она пыталась вложить в этот поцелуй все свои чувства, всё о чём так долго молчала. Что-то внутри щелкнуло и Аня будто отключилась, пропала из той реальности, погружаясь в собственный мир, где её обнимали любимые руки и целовали столь желанные губы. И, кажется, она потерялась навсегда. Их отношения никогда не были пошлыми или вульгарными, жадными или ненасытными, напротив — они были нежными, искрящимися искренностью и полной самоотдачей. Друг для друга они были всем. И воздухом, и прохладным ветром в жаркую погоду, и согревающим солнцем в ненастье, порой даже чашкой горячего чая после тяжелого дня. Тихо. Как никогда. Звенящая комфортная тишина, будто всё наконец встало на свои места. Пазл собран. Аня слышит дыхание девушки. Такое родное, тёплое, близкое. Создаётся впечатление, будто вот, сейчас она сделает вдох и Саша растворится в воздухе, пропадёт, словно она всего лишь иллюзия и её никогда не существовало вовсе. Шатенка прижимается крепче. О, знала бы Саша, как ей радостно становится на душе, когда она в ответ крепко прижимаешь её к себе. В этот момент Аня наконец-то возвращается в реальность, понимая, что это не плод её воображения, более того — девушка стоит рядом и прижимает её к своей груди. Аня не знает, о чем Саша думает в этот момент… Но счастье, очевидно, она читает на лице, когда Аня поднимает голову и нежно смотрит в тёплые, полные любви, глаза.— Ты — самое дорогое, что у меня есть. Самое любимое и самое желанное.