Souteneur. Продолжение

      Помнится, я однажды говорил, что территория Марселя — это чёртова задница. Грёбаный Бермудский треугольник, из которого я в начале карьеры ни разу не выбирался вовремя. Всегда с опозданием на день-два, потому что ублюдки с востока — большие любители прописать в табло.       Однако ни в каком другом районе у меня не получалось конкретно задуматься: а кто же я, мать твою, такой? Что здесь вообще забыл и какую цель преследую на самом деле? Бывало, приходилось целиком пересекать владения Марселя, от одной окраины до другой, и когда на их севере ловишь свинец, а на юге падаешь мордой в грязь от удара шипованным кастетом, в голове остаётся одно: мне всё это на кой хрен?       В день, когда я впервые оказался с Эвелин в клубе Большого Джона, меня вышвырнули на улицу, даже не дав осмотреться. Хозяин заведения прекрасно знал Марго, но плевать хотел на её смазливого новенького помощника. Жирная сволота, которая принципиально не захотела идти на контакт, и его паршивые крысы чуть не порешали меня на обратном пути.       Я сначала не понял, за что. Моя тачка зависла одним колесом над оврагом, и мне стоило немалой дури, чтобы выехать на обочину. Кровь из раны на правом бедре залила штанину; кто-то шибко резвый полоснул мне «бабочкой» по ноге, а я со смерти Ричарда уже забыл, как это больно, и начал пропускать удары.       Битой поперёк хребта, коленом в солнечное сплетение. Не могу сказать, что произошло, но как будто Джо не учил меня столько времени. Будто я растерялся, хотя не удивлён: Марго запретила мне быть исполнителем, — киллером, consigliere, называйте, как хотите, суть одна, — с потери второго отца прошло немало месяцев, и навыки притупились.       И только не говорите мне, что это как езда на велосипеде — один раз поехал и научился на всю жизнь. Вы не были в моей шкуре, не знаете, как тяжело приходилось, и какие мысли двигали меня вперёд. С такой потерей возможно забыть что угодно, даже собственное имя.       Сидя за рулём на грани обморока, я думал, почему не застрелил их. Пистолет остался в кобуре на поясе, ублюдки отмудохали меня как вшивую собаку и наверняка подумали, что я очередной безобидный малец. Разукрасили мордашку, чтобы подцепить Марго, и та бы рванула к Джейсону за помощью. Марселю всё это — забава. Он с хозяином юга был тогда не в ладах и не упускал ни единого случая досадить ему всякой дерьмовой мелочью. Я озлобился. Да, меня не убили, но кто я такой, чтобы позволять себя использовать?       Ещё не раз на территории восточного босса меня клинило на вопросе «ради чего я здесь». Ради чего впрягаюсь за девочек, в полузабытье звоню Питеру в три часа ночи, когда он спит, истекаю кровью в машине, протираю колени в лужах ссанины за мусорными баками. Какую цель я видел перед собой, когда улетал из России, когда в «Старбаксе» выстрелил в потолок, а спустя двое суток — в человека, и почему забыл о ней.       С годами вспомнил, и помогли мне в этом (в первую очередь), как бы ни было смешно, до тошноты неприятные типы — Марсель и Рикардо Морра, восточный и западный боссы. Без них я бы не начал поиски себя и в итоге слился бы в никуда, как туалетная бумага в унитазе.