Карта твоего тела

О себе Серёжа Разумовский знал необходимый минимум: гениален, имеет великолепный вкус, одуряюще пахнет майской сиренью, предпочитает военных (огромных здоровенных, желательно хозяйственных и хмурых) и... Совершенно, катастрофически, абсолютно некрасив. Конечно, Серёжа на многое и не рассчитывал, знакомясь с новым мужчиной. Но когда два главных привлекающих фактора в тебе – деньги и запах, – становится совсем уж грустно. Олег Волков был идеальным. То есть, ну... _абсолютно_ идеальным. Серёжа, конечно, готов был поклясться, что для кого-нибудь другого бывший военный с ПТСР и кучей шрамов таким идеальным не будет, но вот для Серёжи... Ох, для Серёжи... Серёжа, кажется, впервые в жизни был влюблён так сильно и так взаимно. Если первые пару месяцев Олег добросовестно исполнял обязанности начальника службы безопасности ВМесте, то уже совсем скоро – Серёжа был уверен на миллиард процентов – повёлся. На деньги, или, как это бывало обычно, на чудесный запах, – Серёжа ответов знать не хотел, слишком уж сладостно было думать, что Олег, как и говорит каждый день, любит его. – Как ты хочешь? – спросил Олег перед их первым разом. Разумовский не ответил, а вместо того потянулся к светильнику, чтобы окунуть их обоих в темноту. Так и пролетели эти две недели, что они перешли к близости – секс в темноте, исключительно ночью, а в остальное время Серёжа носил штаны или халат в пол, свитера, рубашки, в общем всё, что могло скрыть оголённые участки кожи. С веснушками Серёжа смирился ещё в детстве. Дразнили за них не обидно, самое неприятное сравнение было с тем рыжим-конопатым, который довел дедушку до могилы садовым инструментом. Да и не могло такого быть, чтобы во всём детдоме Серёжа единственный сверкал солнечными пятнышками, поэтому пошутили да перестали. Первый парень Серёжи – альфа с соседнего факультета, известный всему универу, как «Витька-блядовка» – так вообще восхищался веснушками Серёжи. Говорил неловкие, явно подсмотренные в интернете комплименты «поцелуям солнца», от которых у взрослого Серёжи появилась бы стойкая тошнота, и вообще вёл себя как идеальный парень. ...Ровно до тех пор, как они оказались в постели. Через час после неудавшегося тет-а-тета, сидя на ступеньках в Витькином подъезде, Разумовский задумчиво пялился в грязный пол и приходил к выводу. Вывод был неутешительным и говорил о том, что Витька прав: если веснушки ещё можно стерпеть, то вот эти отвратительные пятна по всему телу похожи на грязь, и ничего красивого в Серёже и быть не может. Позже Серёжа покопался в интернете (нашёл слово «витилиго») и в ближайшем косметическом (нашёл дешёвую, воняющую химией тоналку). Повезло ещё, что на лице не было этих уродливых пятен и замазывать приходилось только проглядывающие в вырезе рубашки ключицы. Вообще-то, Серёжа пытался. Правда, пытался – но психологи не помогали, просто заваливая мотивирующими цитатами из дурацких пабликов ВМесте, а любовники оказывались либо невнимательными, либо чересчур тактичными. Ну разумеется, думал горько Серёжа, можно и с уродом потрахаться, если этот урод миллиардер. Так что оставалось лишь благодарить вселенную за то, что во время течек божественный аромат сирени заставлял альф забыть о серёжиной отвратительной особенности. С Олегом было... иначе. Было тепло, уютно, не страшно, и иногда, лёжа в постели (в одежде!) в тёплых объятиях, Серёжа даже забывал о своей неполноценности. Насчёт секса Волков даже не заикался – ещё в первый день отношений чётко сказал: пока не захочешь, я тебя не трону. Это поведение, так сильно выбивающееся из привычного Серёже альфачества, отзывалось в душе́ теплом, и так было страшно это всё потерять, что Разумовский... Предложил заниматься сексом в темноте. Волкова хотелось до судорожно сжатых бёдер, до алого несходящего румянца, до побелевших костяшек вцепившихся в простынь пальцев. Но раскрыть свой уродливый секрет Серёжа никак не мог, а потому нашёл, как ему казалось, самый приемлемый вариант. Наврать с три короба о неудачном опыте отношений не составило труда, хоть и было неприятно обманывать своего Волче. Зато приятно было потом: настолько, что Серёжа после ещё полчаса не мог придти в себя и отдышаться. Идеальный человек идеален во всём, подумал тогда Разумовский, и оказался абсолютно прав. Так и жили – ночью темнота, а утром проснувшийся Олег обнаруживал уже одетого Серёжу, ластящегося к нему поцелуями. *** Напряжение сковало всё тело – последняя неделя выдалась адской. Новое обновление ВМесте готовилось в спешном темпе, Серёжа гонял сотрудников в хвост и в гриву, а себя ещё больше. Так что не было ничего удивительного в том, что в пятницу вечером он вырубился прямо за рабочим столом. Не спасли ни литры кофе, ни ровный ряд баночек с энергетиками, ни даже специальные дыхательные практики: уставший организм непреклонно заявил о своём желании отдыхать. На задворках засыпающего сознания мелькнула мысль, что что-то ужасное случится, если Серёжа отключится прямо здесь и сейчас, но сам Серёжа уже ничего не мог с этим поделать. ...Пробуждение выдалось на редкость спокойным и славным. Будильник не трезвонил над ухом, пятку щекотно гладил тёплый солнечный лучик, по бедру медленно скользила знакомая ладонь. В такой воздушно-уютной атмосфере Разумовскому, ещё не проснувшемуся до конца, захотелось выпустить на волю свой запах. Серёжа не отказал себе в этом, наслаждаясь тем, как сирень мягко мешается с терпким чайным ароматом Олега. Так хорошо... Но осознание накрыло лавиной, сердце на секунду застыло, а потом понеслось с бешеной скоростью. Разумовский судорожно вздохнул, подавляя быстро настигающую панику, стиснул в пальцах тонкое одеяло. Зажмурился до белых искр под веками, прежде, чем поднять глаза на Олега. – Привет, лисёнок, – прошептал Олег, и его ладонь на бедре чуть сжалась, посылая по телу табун мурашек. – Привет, – тихо ответил Серёжа. Сердце сумасшедше заколотилось о грудную клетку. Как же страшно! Если Олег бросит его – а он точно-точно бросит! – то Серёжа обязательно покончит с собой, ведь зачем ему такая жизнь, где нет Олега? – Я переодел тебя вчера в пижаму, чтобы ты не спал в брюках, – проговорил с улыбкой Волков. Ласковая рука поднялась выше, длинно огладила спину вверх-вниз и замерла на пояснице – прямо над уродливым кривым пятном. Серёже казалось, что его сейчас стошнит от волнения. Почему Олег тянет? Понятно же, что сейчас он закончит отношения, что уйдёт... Зная его тактичность, думал Серёжа, наверняка ничего обидного не скажет, но чётко даст понять, что такой вот дефектный, пусть и богатый, Серёжа ему не нужен. – Олег, хватит, – моляще прошептал Разумовский. Хотелось сказать это гордо, но вышло почти жалко, по-лисьи скуляще. – Теперь ты видел всё моё уродство, так что можешь бросить меня прямо сейчас... Я... я не обижусь, правда, я понимаю, что... – Что ты понимаешь? Олег выглядел таким охреневшим, когда Разумовский осмелился поднять на него взгляд, что стало на секундочку почти смешно. Добрый, добрый Волче, тактичный такой... – Я понимаю, что выгляжу отвратительно, – горько прозвучало в тишине спальни. И вдруг прорвало, наверное, потому, что Олег впервые за всю серёжину жизнь стал тем, кому не страшно показывать себя, дрожащего от отчаяния: – Все бросают, и ты тоже... тебя деньгами не удержишь, потому что ты не такой, пытался... чтобы в темноте, чтобы ты не видел, надеялся, может... может, не заметишь, и тогда ты остался бы, но... – Кто? Разумовский только сейчас осознал, что олежье лицо расплывается перед глазами, а на щеках влажно. Запах совсем вышел из-под контроля, словно защитная реакция на стресс – так даже лучше, возможно, если Олег поддастся своим инстинктам, останется ещё хотя бы на день... – Что? – жалко всхлипнул Серёжа. Волковская хватка на талии окрепла, сильные пальцы стиснули кожу над уродливым пятном. – Какая тварь тебе это сказала, Серёж? Кто внушил тебе, что ты некрасивый? Вместо ответа вышел нервный смех. Разумовский, наконец, всхлипнул и заплакал, совершенно не заботясь о том, как выглядит. Какой в этом смысл, если Олег при любом раскладе бросит его?.. – Да что тут внушать, Олег, сам посмотри! – Ну, допустим, смотрю, и что? Вижу только красивого тебя, – спокойно ответил Волков и тут же осторожно уложил на кривящийся в попытке сдержать слёзы серёжин рот тяжёлую ладонь – молчи и слушай. – Я понимаю, почему ты так переживаешь, лисёнок, но я не тот мудак, что заселил в твою светлую головушку сомнение в своей привлекательности. Я считаю тебя безумно красивым... и эти милые пятнышки ничуть тебя не портят... Разумовский, не веря до конца своему счастью, пролепетал себе под нос: – Но как же... Неужели тебя привлекает не мой запах, а... ну, я сам? – он медленно моргнул, смотря на Олега потерянно, и совсем тихо добавил: – Или, может, мои деньги? – Серый! – рыкнул Волков. Одним отточенным движением навалился сверху, зафиксировал так, что не дёрнешься, смотрел сурово: также, как обычно на подчинённых. – До тебя только дошло? Естественно, я люблю _тебя_, а не твои деньги, как ты вообще мог подумать?! И пятнышки у тебя красивые, как будто карта какой-нибудь эльфийской страны... – Олеж... У Серёжи всё внутри заскулило, омежье рвалось наружу, к Волкову, он совсем перестал контролировать свой запах. – А запахов я не чувствую, – вдруг тихо добавил Олег. – Что?! Волков, наконец, успокоился, улёгся сверху на Серёжу, придавив своим весом: знал, как тому нравится это ощущение. Ткнулся носом по линии роста волос, нашептал на ухо: – Помнишь, рассказывал тебе о том взрыве в Сирии? В общем, я после него никакие запахи не чувствую... тебе говорить не хотел, я ведь итак весь в шрамах, а ещё это... – Но ты чудесный! – Разумовский мягко отодвинул Олега, чтобы смотреть в глубокие тёмные глаза. – Мне жаль, что тебе было больно, но... ты образец того случая, когда шрамы украшают! Олег тихо засмеялся, и нервное напряжение, наконец, пропало, испаряясь в солнечных лучах между их лицами. – Я люблю тебя, лисёнок, – сказал Волков с улыбкой – но тёмные глаза остались очень серьёзными. – И я тебя люблю, – едва слышно прошептал Серёжа, позволяя себе несмело улыбнуться в ответ. Внутри сдавило, сплющило бедное очумевшее сердце, Серёжа шумно вздохнул и смело отбросил одеяло прочь. Принялся спешно раздеваться, чтобы не дать себе времени передумать. Под внимательным влюблённым взглядом Олега он едва ли не впервые в жизни почувствовал себя красивым и любимым. Волков огладил его обнажённое тело сначала обжигающим взглядом, а потом горячими руками, зацеловал каждое маленькое пятнышко. Он тактично не замечал мокрого пятна под Серёжей – не был уверен, что тот позволит зайти дальше. Серёжа позволил. Он медленно, давая Олегу время передумать, развёл ноги в стороны, голову стыдливо вжал в плечи. Вот так, при свете солнца, под его ласкающим теплом, у них случился второй первый раз. И тогда, чувствуя себя в безопасности, ощущая на своём теле – не дефектном, а любимом – широкие нежные ладони, Серёжа был убеждён: этот раз по-своему первый, но далеко не последний. И он не ошибся.