***
В следующий раз Монтонесси встретил вора на страницах газеты Город. В ней говорилось о том, что в порту стоял корабль, на котором хранились вещи, что привезли специально для барона Норткреста. Так как случились какие-то таможенные несостыковки, корабль почти месяц простоял в карантинной зоне, тщательно (или скорее тщетно) охраняемый городской стражей. Помимо стражи, некоторые особо драгоценные предметы хранились в сейфе с очень сложным замком, что, по заверениям изобретателя этого замка, давало почти стопроцентную защиту охраняемых вещей. Но ни бдительная стража, ни хитромудрые механизмы не стали надежной защитой от похищения. Далее автор статьи ударился в рассуждения об опасности человека, что украл принадлежащее Барону, и о том, какое его ждет наказание. Монтонесси, прочитав эту статью, несказанно развеселился. Для того чтобы наказать Гарретта, городской страже нужно сначала поймать его. А для того чтобы поймать его, нужна не дюжая удача и благословение всех Богов, это факт. Ещё немного почитав газету, Вивьен отбросил ее в сторону. Абсолютно бесполезное чтиво, не считая статьи о воре. Планов на день не было, желание продолжать картину, которую он начал, совершенно отсутствовало. Невыразимая скука и апатия поедали любое побуждение выйти из дома. Даже спустя несколько месяцев приют не отпускал его. В голове твердо укоренилось знание, что выйдя за порог своей комнаты, Вивьен не найдет ничего, кроме истязания и осуждения. Лишь усилие над собой и нужда заставляли его выйти из квартиры в моменты особо сильных тревог. К сожалению, это был один из тех дней, когда большее, на что его хватало, это чтение корреспонденции. Эмоции лишили его последней энергии, а нужды выходить не было. Вивьен лежал на кровати, вдавленный в нее собственным весом, мысли текли бурной рекой. Он ощущал себя запертым в собственном теле, лишенным воли и не властвующим над собой. Снова накатило чувство, будто мысли и действия абсолютно разобщены. Так, дрейфуя в своих мыслях, скользящих бурным потоком всего и ничего, он провел несколько часов. В голове не было порядка, сознание полнилось обрывками незаконченных предложений. Мысли перебивали друг друга, скача в бешеном темпе. Монтонесси знал, что это стоит перетерпеть, позволить этому происходить так, как оно есть, и тогда в голове вновь настанет относительная ясность. Но он все равно пытался бороться, зацепиться за что-то, что будет его якорем в этом потоке. Вор. Прошел месяц с их первой встречи. Четыре недели и три дня, если быть точным. Он был весьма продуктивным за это время, и гордился собой за это. Разговаривал с людьми, написал портрет и начал новую картину. Вивьен большой молодец. Если рассматривать все время с момента отбытия с острова, то последний месяц был самым насыщенным на события. Гарретт пытался его обчистить, составил ему компанию на берегу, Вивьен спас чернорукого от избиения и наоборот, встреча у Эктора… Сплошной Гарретт. Он и есть самое яркое событие в его жизни за последнее время. За всю жизнь. Надо обязательно написать его глаза. В них что-то есть. Тьма и свет. Загадка. Обещание приключения. Острота и соль. В сочетании с резкими чертами лица это создаёт ощущение опасности, не пугающее, но сулящее нечто, от чего невозможно отказаться. Накатила удушающая волна жажды действий. Будто бы если он не сделает что-то прямо сейчас, он умрет. Что угодно! Вскочив с кровати, Вивьен заметался по комнате. Сначала к окну, почти всегда распахнутому настежь, затем к сундуку, едва прикрытому. Откинув створку вверх, начал судорожно рыться в вещах, сам не зная в поисках чего. Не найдя там ничего, что утолило бы его порыв, он бросился к письменному столу и начал дергать все выдвижные ящики, почти выворачивая их из пазов. Переворошил все на идеально прибранном столе. Сердце колотилось как сумасшедшее, несмотря на открытое окно, воздуха не хватало. Стены давили. Художник ярко осознал, что если ещё секунду он тут пробудет, то определенно его сердце не вынесет. Едва успев зацепить пальто, он стремглав покинул дом.***
Солнце, почти касающееся горизонта, красило все вокруг в кровавые цвета: вода — бордовый, дома — гранатовый, земля — каштановый. Кожа Вивьена имела алый цвет среди этих тяжёлых оттенков. Как кровь из перерезанной глотки, текущая рекой. Бескрайняя водная гладь, живая и текучая, хранящая в себе многие тайны Города. Она суть кровь города. Без нее люди не смогли бы выжить. Без нее люди могли бы быть счастливее. Когда горизонт потушил солнце, набросив синюю вуаль на город, художник почувствовал холод и разочарование. Красота момента ушла, оставив за собой иную красоту таинственности ночи, скрывающей в себе темные дела. Одиночество, которое молодой мужчина осознал лишь придя на то же место, в котором он встретил вора, навалилось с новой силой. Зачем он вновь пришел сюда? Неужели думал, что вор, — Гарретт, — снова придет на берег, любоваться с Монтонесси подвижностью воды и яркостью звёзд? Какая глупость, в самом деле. Галька под руками холодила кожу, от воды поднимался небольшой туман, пахнущий застоявшееся водой. Зачем он всё ещё здесь? Разве не пора вернуться домой? Закрыть окно, зажечь свечу, ответить на пару писем и спланировать новый день? Лечь спать, в конце концов? Но так и не ответив себе на эти вопросы, Вивьен остался сидеть на берегу, трясясь от холода. Ожидая утреннюю звезду.