Trust Fall (And Welcoming Arms) / Падение на доверие (и жаркие объятия)

«Я этого не заслуживаю», — подумал Аарон, наблюдая, как зевает Кейтлин, а золотистый утренний свет проникает сквозь занавески и ложится на ее бронзовую кожу. Это была знакомая мысль. — Доброе утро, — сонно улыбнулась она, и ее щеки слегка покраснели, когда она поймала его пристальный взгляд. — Ты давно не спишь? — Нет, — ответил он и просунул руку под одеяло, чтобы положить на ее обнаженные ребра. — Всего пару минут. Она ухмыльнулась и придвинулась ближе к нему на кровати, ее собственная рука потянулась, чтобы слегка очертить изгиб его бедра с того места, где он лежал на боку. — Знаешь, благодари Кристину за то, что она уехала из города и предоставила всю комнату мне на ночь, — улыбнулась Кейтлин. Ее пальцы надавили на выемку между его ребрами и бедром. Ее ресницы отразили свет, когда она улыбнулась, отбрасывая полосатые тени на щеки. — Так и сделаю, — ответил Аарон, хотя и был немного рассеян. Он провел рукой по ее подтянутому животу и упругому прессу, мягко надавливая, чтобы почувствовать силу ее мышц. Это всегда поражало его. Не то, что она была физически сильной — он видел, как она поднимала столько же, сколько Элисон или Дэн в спортзале, и видел, как она выполняла самую умопомрачительную гимнастику с группой поддержки, — но у нее была сила, которая могла заставить его чувствовать себя защищенным, а не бояться её. Кто-то, на кого можно опереться. Он мог обнажить перед ней все свои уродливые стороны, и она все равно поддерживала бы его. Он действительно не знал, что она нашла в нем, но он знал, что будет сражаться со всем миром за ее улыбку. — Ты в порядке, Аарон? — тихо спросила она, наблюдая за его лицом. — Я… я действительно наслаждалась прошлой ночью. Мне очень понравилось так засыпать. И это мне тоже нравится, — она протянула руку и с яркой улыбкой сжала его задницу. Через мгновение она превратилась в беспокойство. — Как ты к этому относишься? — Я… — Он нахмурился и опустил взгляд на ее ключицы, размышляя. Он продолжал водить пальцем по ее животу, приводя свои мысли в порядок. — Я в порядке. Я приспосабливаюсь. Мне тоже нравится засыпать вместе. Она наклонила голову ближе, слегка прижавшись к его шее. — Знаешь, для меня это тоже был большой шаг. Засыпать голым с кем-то, это… это важно для меня. — Я знаю, — пробормотал он в ответ. Он не думал, что когда-либо полностью поймет ее проблемы с уверенностью в себе, тогда как он постоянно был потрясен ее великолепием, но он знал, каково это чувствовать, что твоя кожа не подходит тебе. Он немного наклонился над ней и после нескольких попыток нашел ее губы. Он целовал ее так нежно, как только умел, стараясь каждым легким движением и прикосновением языка показать нежность, которую она вызывала в нем, способность быть мягкой. Он пытался показать ей, как сильно он заботится о ней, с каждым яростным ударом своего сердца. Она вздохнула, издав тихий звук, от которого у него напряглось тело, и наклонилась к нему. Ее рука обвилась вокруг его талии и прижала его к себе, и она жадно ответила на поцелуй, наплевав на потрескавшиеся губы и утреннее дыхание. Ее рука крепко сжимала его задницу, и он не хотел признавать, насколько это приятно, чувствовать, как ее пальцы сильно впиваются в мышцы, как будто она никогда не хотела отпускать, хотела, чтобы он оставался рядом, прижимаясь друг к другу, как будто они могли слиться вместе, если бы только постарались достаточно сильно. Он поднял руку, чтобы обхватить ее грудь в ответ, наслаждаясь вызванной дрожью. Она на мгновение прикусила его губу зубами, и он сделал так, как она хотела, сжав руку нежно, но крепко, как ей нравилось, его большой палец дразняще потирал горошину ее соска, такого мягкого и гладкого под его рукой, что он едва мог дышать. — Аарон, — вздохнула она ему в рот, другой рукой обвивая его, чтобы схватить за лопатку. — Кейтлин, — пробормотал он в ответ, преследуя влажное скольжение ее языка. Иногда они просто целовались, иногда просто прикасались друг к другу. Иногда требовалось больше, и Аарон почувствовал, как участился его пульс, когда она выгнула спину, прижимаясь бедрами к его бедрам. - Сколько осталось до утренней тренировки? Она фыркнула и с сожалением откинула голову назад, чтобы посмотреть на часы.  — Полчаса. Он воспользовался этой возможностью и прижался губами к гладкому изгибу ее шеи, вызывая хриплый смех. — Я хочу съесть тебя, — он поцеловал ее в шею. — Да? — Боже, да, — ухмыльнулась она в ответ. — Всегда да, Аарон. Он хотел возразить просто из педантизма, но она дернула его за бедра, и он был счастлив подчиниться. Он спустился вниз по ее телу, отмечая путь поцелуями. Он хотел задержаться на ее груди, но через минуту она застонала и нетерпеливо толкнула его в плечи. Так что он с сожалением оторвался от оставления засосов на ее мягкой, упругой груди и вместо этого лизнул твердые соски, немного прикусив, когда она ахнула. — Аарон, — раздраженно сказала она, хотя голос ее радостно дрожал. — Я приближаюсь, — он улыбнулся ей в бедро, чувствуя тепло во всем теле. — Быстрее, давай, — задыхаясь, рассмеялась она. — Я думал, тебе нравится очень медленно? — спросил он, устраиваясь на животе, а ее ноги дрожали у него на плечах. На мгновение он прижался лицом к ее бедру, целуя кожу и наслаждаясь выступающими мышцами и гладкими линиями растяжек, бледных и похожих на паутину. Он провел языком по одной из них, проследив линию вверх к ее бедру. — Обычно да, — фыркнула она. — Но не тогда, когда мы на таймере, милый. Его сердце всегда подпрыгивало, когда она так его называла. Еще мгновение он прятал свое лицо в ее бедре, пытаясь справиться с диким, жгучим чувством в груди. Оно не утихало, не отпускало его. Без дальнейших церемоний он расставил ее бедра шире и склонил шею, чтобы прижаться языком к ее теплому жару. То, как она застонала, содрогаясь всем телом, потрясло его, и он прижался еще ближе. Он задержался на ее клиторе, посасывая и надавливая, и используя все известные ему уловки, чтобы ее голос становился все выше и выше, дрожа в воздухе. Аарон знал, что за это у него была некоторая репутация среди ее соседей по общежитию, но все, о чем он заботился, это прижаться ближе, еще ближе, и слушать, как она извивается под его ртом. — Аарон, о Боже, пожалуйста, да, вот так, вот так, — задыхалась она, так же не заботясь о громкости голоса и тонких стенах. Он сделал последний сильный отсос, наслаждаясь тем, как она вскрикнула, прежде чем наклониться ниже и легко проникнуть в нее языком, крепко сжимая ее бедра, когда они рефлекторно дернулись. — Черт, — заскулила она. Он хотел улыбнуться, но его кровь кипела, а грудь была переполнена эмоциями, когда он мягко толкался внутрь и наружу, растягивая челюсть, чтобы быть как можно ближе. — Боже, Аарон, — простонала Кейтлин в отчаянии. — Милый, пожалуйста. Он не мог сказать «нет» этому. Он начал двигаться быстрее, теряясь в чудесном вкусе ее тела на своем языке, пока он лизал и сосал, толкаясь глубоко, а затем дразняще кружа вокруг ее входа. Одна из ее рук нашла его щеку, пытаясь удержать его челюсть, и он на мгновение прислонился к ее руке, прежде чем вернуться к работе. Ее ноги обвились вокруг его плеч и задрожали, когда она громко застонала. — Милый, о да, здесь, Боже, здесь, ты так хорош, ты так хорош… Он сам слегка застонал и проник языком глубже, вены пылали от сладости ее голоса и слов и от того, как она распадалась на части от его прикосновений. — Ты такой идеальный, Аарон, такой хороший, я так сильно люблю тебя, Боже, не останавливайся, ты такой идеальный… Она отчаянно задыхалась, ее большой палец на мгновение оторвался от его щеки, чтобы потереть клитор и помочь себе кончить. Он притянул ее к себе, пульс бешено колотился в ушах, а щеки горели, когда ее слова проникали под его кожу и заставляли его сердце биться быстрее. Он сосал и быстро двигал челюстью, напрягая и изгибая язык, входя так глубоко, как только мог. — Ах, черт возьми, милый, прямо здесь, — простонала она, напрягаясь всем телом. — Именно там, да! Милый, милый, такой идеальный, такой идеальный…! Она издала нечленораздельный крик, когда он сильно толкнулся, вложив все, что он чувствовал, в силу своего рта, и она разлетелась на части. Ее тело напряглось, расслабилось и задрожало под ним, и он проглотил ее, вылизывая языком. Я обожаю тебя, обожаю тебя, мое солнышко, моя милая сильная Кейтлин… — О Боже, — простонала она дрожащим голосом. — Аарон, милый. Ты был так хорош. Он вздрогнул, но не остановился, нежно и тщательно целуя ее и вдыхая ее аромат. Он осторожно посасывал ее клитор, пока она не застонала, и вернулся к поцелуям ее набухших и нежных губ. — Ммм, Аарон, — вздохнула она. Ее рука поднялась от его челюсти и замерла над его волосами, но не прикоснулась к ним. — Могу я? Он сделал паузу ровно настолько, чтобы оторвать губы от ее кожи. — Да, — прошептал он. — Только не тяни. Не дергай. — Конечно, милый, — ответила она и очень нежно провела пальцами по его коротким волосам. Его плечи на мгновение напряглись, пока он не смог привыкнуть к этому, и снова и снова повторял себе, что это рука Кейтлин, и он в безопасности. Он оставлял небрежные поцелуи на ее губах и бедрах, в то время как она шептала похвалы и нежные слова, ее пальцы аккуратно гладили и никогда, никогда не тянули. Он хотел лежать там весь день, убаюканный ее сильными бедрами, ощущая ее вкус на своем языке и с рукой в его волосах, но через несколько минут она вздохнула. — Аарон, дорогой, вернись сюда, — ласково сказала она. — У нас не так много времени, и я тоже хочу, чтобы ты кончил. — Это не имеет значения, — пробормотал он. — Я счастлив просто так. Ему было все равно, что он твердый, как камень, и, вероятно, немного просачивается на ее простыни. Он съел ее не так много, чтобы заставить отплатить ему тем же. Ему просто нравилось быть рядом и наслаждаться ее телом, показывая ей, как сильно он заботится о ней. Он не был хорош в словах, но это не значило, что он не был хорош своим ртом. Он всегда мог подрочить в ванной, пока она будет одеваться, это не имело значения. Он просто хотел показать ей всю мягкость, о которой не подозревал. — Я знаю, но ты заставил меня чувствовать себя так хорошо, что я хочу побаловать тебя, — озорно ответила она. — Ты так хорошо справился, милый. Так хорошо. Он прикусил губу, колеблясь от того, как она могла вот так сплести воедино желание и привязанность. — Ты такой идеальный, — промурлыкала она, нежно играясь с его волосами. — Ты всегда правильно меня понимаешь, мне нравится, как ты это делаешь. Аарон, милый. Иди сюда. Он сдался, чувствуя, как счастье растет в его груди, пока он полз вверх по ее телу. Она осторожно перевернула его на спину и склонилась над ним, раскрасневшаяся, улыбающаяся и такая великолепная. — Ты не против моей руки? — пробормотала она. — Да, — прошептал он в ответ. — Этого достаточно. Она сладко поцеловала его и провела рукой по его груди и животу, прежде чем осторожно обнять его. У него перехватило дыхание, и она целовала его в подбородок, пока он снова не расслабился. Он положил руки на прекрасный изгиб ее бедер, чтобы успокоиться, и закрыл глаза. Она шептала ему нежности, пока ее рука медленно двигалась, хвалила и сладко, и грязно одновременно. Каждое маленькое слово, каждое крошечное доказательство ее любви и привязанности захватывало его, впитываясь в его разум, как бальзам на потрескавшейся коже, жар воспламенял мышцы, а она так нежно держала его. Он плыл по течению в теплых, спокойных водах, пока она гладила и двигала рукой легкими движениями. Она никогда не торопила его, никогда не проявляла нетерпение по отношению к нему. И у нее никогда не заканчивались слова, которые она шептала ему, пока он задыхался от желания и был на грани. — Дорогой, — прошептала она ему на ухо, и он кончил, он был уничтожен, он был как пластилин в ее руках. Но она была там, и она прижимала его к себе и помогала ему пройти через это, ее голос был таким мягким и нежным даже тогда, когда она поддерживала его и не давала ему сломаться. — Я всегда буду защищать тебя, — выдохнул он, когда его мозг немного пришел в норму. Он повернул голову к ее шее и крепко обнял. — Никто и никогда, блядь, не причинит тебе вреда. Я буду охранять тебя. Кейтлин, ты, я просто… Кейтлин … — Я знаю, Аарон, — нежно ответила она. — Ты стоишь больше, чем кто-либо, ты такая замечательная, ты солнечный свет и звездное сияние, — пробормотал он в ее кожу, все еще дрожа. — Любой, кто скажет иначе, ответит передо мной. Они чертовски пожалеют. Она растрогалась и поцеловала все, до чего могла дотянуться. — Я знаю, Аарон, я знаю, что ты сделаешь это, я знаю. Любимый. Мой дорогой Аарон. — Кейтлин, — выдохнул он в ответ. Он хотел оставаться так до тех пор, пока не сможет больше думать, но, к счастью, у Кейтлин было больше здравого смысла. — Дорогой, мы должны были уйти на тренировку минут десять назад. Он выругался себе под нос и неохотно отпустил ее. — Хотя я не думаю, что смогу много бегать сегодня, — тихо засмеялась она, последний раз погладив его по щеке. — У меня так дрожат ноги. Он одарил ее легкой, самодовольной улыбкой. Я сделал это, напомнил он себе. Я сделал ее такой счастливой одним только своим ртом. Я заставил ее так загореться и смеяться. Я могу заслужить ее. Это была хорошая мысль. Она игриво надулась. — Милый, о Боже, ты не можешь так улыбаться и ждать, что я встану, так нечестно. — Несправедливо и то, что ты такая красивая, — сказал он, окидывая долгим, медленным взглядом ее тело. Она густо покраснела и толкнула его в плечо, хотя он знал, что она была в восторге. — Заткнись, — вместо этого сказала она, пряча робкую улыбку. — Ты пойдешь первым, за это. Двигайся. Он сжал ее бедро, прежде чем скатиться с кровати и проскользнуть в ванную, прикрывая себя полотенцем и одеждой, чтобы не шокировать соседей по общежитию, которых он может встретить на пути. Он быстро умылся, прополоскал рот жидкостью и натянул вчерашнюю одежду. Он совершил ошибку, зайдя на кухню ее общежития, где горстка других чирлидерш потягивала кофе. Он кивнул им с каменным лицом и схватил кусок тоста с чьей-то тарелки. — Утро. — И тебе доброе утро, — ухмыльнулась ему Анджелина, слегка порозовев. — Похоже, сегодня Кейтлин будет немного медлительна на тренировке, да? Он не ответил и украл еще несколько тостов. Они уже привыкли к нему, даже если некоторые из новых членов все еще пугались его холодного обращения с ними и репутации Лис. — Не мог бы ты дать уроки моему парню? — небрежно спросила Анджелина. — Он абсолютно бесполезен, и если ты можешь заставить Кейтлин так кричать, то должен принести хоть какую-то пользу и для меня. — Отвали, — спокойно сказал он и отпил ее кофе. Она широко ухмыльнулась ему. На самом деле она ему очень нравилась. Она была нормальной и веселой, в отличие от большинства других чирлидерш. — Ты опоздаешь на утреннюю тренировку, не так ли? Он пожал плечами и уже собирался ответить, как Кейтлин выскочила из ванной. Ее товарищи по команде, не теряя времени, начали аплодировать и шутить, и этот внезапный рев заставил Аарона вздрогнуть. Кейтлин рассмеялась и отпустила несколько грязных реплик в ответ, от которых у Аарона загорели уши, хотя его бесстрастное выражение лица ничего не выдавало. — В любом случае, удачной тренировки, — улыбнулась она ему, когда они закончили. — И хорошего сеанса терапии тоже. Увидимся после? — Тебе тоже. Ммм, — ответил он и встретил ее поцелуй, несмотря на бурные аплодисменты, которые тот вызвал. Она мягко толкнула его в грудь, когда они оторвались друг от друга. Он на мгновение улыбнулся в ответ, а затем ушел. Он не обратил внимания на крики Ваймака, когда опоздал в спортзал, и показал Ники средний палец, когда тот правильно предположил, что это было связано с ночевкой в общежитии Кейтлин. Он показал ублюдку, что все еще может переиграть его, если тот не престанет шутить по этому поводу. Это убрало самодовольное выражение с его лица. Занятия, как всегда, были скучными, но у него было немного больше терпения для них с фантомным вкусом его девушки во рту и воспоминаниями о ее словах и нежных прикосновениях. Возможно, у него и не такая память, как у Эндрю, но она все равно была чертовски хороша по сравнению с большинством людей. Было уже почти время дневной тренировки на стадионе, когда он вспомнил, что оставил один из своих учебников в своей старой комнате и что он понадобится ему для нового задания. Он ненавидел слушать лекторов и их глупо организованные занятия, поэтому большую часть своих знаний он черпал из учебников и статей в интернете. Ему действительно нужен был этот учебник, поскольку он вообще не делал никаких записей в классе. Поэтому он стиснул зубы и воспользовался копией ключа, чтобы попасть в свою старую комнату в общежитии. Он остановился как вкопанный, прежде чем дверь за ним закрылась, услышав приглушенные звуки из гостиной. Его глаза автоматически метнулись туда, и он всем сердцем пожелал развидеть все, что перед ним предстало. Джостен прижал его брата к стене, прислонившись к нему. — …это нормально? — спросил Джостен тихим интимным шепотом, слишком громким в тишине комнаты. — Мм, — ответил Эндрю. Очевидно, он не заметил, как открылась дверь, и одной рукой зарылся в дурацкие волосы Джостена, а другую положил ему на бедро. — Только с тобой. — Да или нет? — спросил Джостен. — Да, — твердо ответил Эндрю, и Джостен наклонил голову, чтобы начать целовать Эндрю в шею, хотя при этом, как ни странно, он держал руки прижатыми к стене, рядом с бедрами Эндрю. Аарон бросил взгляд на лицо своего брата — брови сведены вместе, а губы поджаты. Инстинктивная ярость затмила мысли Аарона. Его брат судорожно вздохнул и на мгновение наклонил голову в сторону Джостена, прежде чем его взгляд остановился на Аароне в дверном проеме. Выражение его лица внезапно стало пустым, и Аарон не знал, что чувствовать, не знал, как смириться с тем фактом, что его брат действительно может проявлять эмоции, но только не к кому-либо, а только к Джостену. И тот явно принуждает его брата, как всегда думал Аарон. Руки Аарона начали трястись, как прямо перед тем, когда он разнес череп Дрейка. Два брата какое-то время смотрели друг на друга, а затем Эндрю намеренно запустил руку глубже в волосы Джостена, а другой рукой схватил того за задницу, явно желая показать это, его глаза блестели холодным вызовом. Аарон ушел оттуда за мгновение до того, как нарушил условия своего залога и разбил еще один череп. Они были квиты, напомнил он себе. Эндрю мог облажаться, и Аарона это не касалось. Даже если уходя, он чувствовал, что он сам вручает Джостену оружие. Он отогнал эту мысль так далеко, как только мог. Он не знал, как ему удалось пережить первую половину тренировки, никого не убив. Он был поглощен жаром ярости, который поднимался в нем всякий раз, когда он слышал, как Ники говорит об Эрике или говорит о каком-либо его мерзком дерьме, и всякий раз, когда он видел самодовольное гребаное лицо Джостена или кто-нибудь упоминал его брата. Он бил клюшкой всех, кто переходил ему дорогу, выкрикивал оскорбления и плевался в ответ, когда Дэн пыталась привлечь его к ответственности за это. Все, что он знал, это то, что это было чертовски неправильно, это было так мерзко и ужасно, и почему никто другой не мог этого увидеть? Почему они все так спокойно относились к разговорам Ники о том, как отсосать парню, или так чертовски радовались, когда ловили Эндрю и Джостена на том, что те залипали друг на друге? Почему они не могли понять, насколько это неправильно? — Аарон, остынь! — Ники сказал ему в какой-то момент на немецком. — Я думал, что отсос твоего члена сделает тебя счастливым. — Заткнись, — прошипел в ответ Аарон, не уверенный, говорит ли он по-английски, по-немецки или на смеси того и другого. Его руки дрожали от силы его ненависти, и он едва мог видеть. — Серьезно, она использовала зубы или что-то в этом роде? — настаивал Ники, никогда не зная, когда нужно заткнуться. — Однажды у меня был парень, который попробовал это, черт возьми… — Я не хочу это слышать! — закричал Аарон, швыряя клюшку на пол. — Никто не хочет это слышать, Ники! Никто не хочет слушать твою мерзкую педерастическую чушь! Просто заткнись хоть раз! Поле погрузилось в гробовую тишину, и Аарон наблюдал, как вся жизнь покидает лицо его кузена. Его обычно смуглый цвет лица, казалось, потускнел, а морщинки от улыбки и ямочки на щеках разгладились. Он выглядел таким усталым. Аарон не видел его таким со времени последнего ужина у Лютера. Гнев на секунду померк, когда его место заняло раскаленное добела чувство вины, опалившее его изнутри. Что, черт возьми, со мной не так, Ники был рядом со мной все это время, я его не заслуживаю, мне так чертовски жаль, Ники, я так облажался, и мне так жаль, и я терпеть не могу, что я ненавижу то, как ты говоришь, а ты лишь всегда заботился обо мне. Затем ярость вернулась, обратившись на него самого и украла его дыхание, его зрение, пока он не почувствовал ничего, кроме ужасного желания наброситься на кого-нибудь, ударить что-нибудь, сломать себя, прокричать всю боль. Не успел он и глазом моргнуть, как оказался за пределами корта, в раздевалке, сбрасывая с себя снаряжение и колотя кулаками по стенам, пытаясь просто выплеснуть все это наружу, выкинуть из головы и тела и заставить все это прекратиться… Я никуда не гожусь, Кейтлин, ты обманываешь себя, я совсем никуда не гожусь, я никчемный и ничтожный, как всегда говорила мама. Она была права, она была права, она была права, я не заслуживаю Кейтлин, я не заслуживаю Ники, я просто ничто, она всегда была права, она всегда была права… — Не ломай себе руки. — Холодный голос заставил его обернуться. Эндрю. — Идиот. Аарон хмуро посмотрел на него в замешательстве, болезненная ненависть к себе за секунду прекратилась при его появлении. — Сегодня среда, — с легкой усмешкой напомнил ему Эндрю и начал раздеваться. — Ты тоже придешь или вместо этого устроишь истерику? Аарон отвернулся и ударил по металлической дверце своего шкафчика, мрачно смакуя жгучую боль, которая пронзила его руку, потрясая мозг, пока он не смог успокоиться. Он сделал это еще раз, а затем тяжело вздохнул, задыхаясь, как будто пробежал марафон. Затем он закончил переодеваться и последовал за своим близнецом к машине. Тишина была ядовитой, пока Эндрю вел машину. Добсон, казалось, каким-то образом почувствовала ярость и антагонизм, исходящие от него волнами, когда они вошли в ее кабинет, и не потрудилась предложить ее обычные напитки, а просто села с блокнотом и серьезным выражением на ее обычно одухотворенном лице. Аарон заметил, что Эндрю возится со своим воротником, сидя с пустым лицом, и у него возникло тошнотворное чувство, когда он увидел, что было под его пальцами. Он схватил брата за запястье и отдернул руку, не обращая внимания на брошенную в его сторону угрозу, и уставился на темный синяк на шее брата, яркий и ужасный. — Он сделал это с тобой? — спросил Аарон, крепко сжимая запястье Эндрю. — Он, черт возьми, сделал это с тобой? Эндрю уставился на него с пустым выражением на лице и еще более пустыми глазами. — Да. — И ты позволил ему? — Аарону казалось, что все его тело снова содрогается, но он почти ничего не чувствовал, кроме мощной, всепоглощающей ярости. — Ты просто позволил ему? — Я сказал ему сделать это, — ответил Эндрю, как всегда спокойный и отстраненный. Аарон захотел встряхнуть его — разве ты не видишь, что он совсем как Дрейк? Ты вообще ничего не чувствуешь? — Я хотел, чтобы он сделал это. Если ты не отпустишь меня, то ты потеряешь руку. Аарон в ужасе отпустил запястье, словно обжегшись. Он кричал у себя в голове, вспоминая, как он хотел иногда, чтобы мама била его, воздавала ему по заслугам за то, что он такой чертовски ужасный человек, как ему это было нужно, чтобы это поставило его на место, как иногда он провоцировал ее только для того, чтобы она заткнула его и ненадолго сбила с ног. Боже, я должен был это предвидеть, я должен был знать, я должен был быть там, я должен был защитить его.  — Аарон, почему ты так зол? — спросила Добсон своим дурацким слащавым голосом. — Он застал нас с Нилом, когда мы целовались, и весь из себя из-за этого, — безучастно сказал ей Эндрю. — Он кричал на Ники. — Почему ты кричал на Ники? — спросила Добсон, полностью игнорируя единственную важную часть этого заявления. Он посчитал, что она будет так же бесполезна, как и любой другой взрослый в их жизни. — Он не хотел затыкаться из-за всего этого отвратительного гейского дерьма, — сказал Аарон. — Почему ты действительно сердишься на него? Ты должен знать, что твой гнев и гомофобия в лучшем случае маскируют твои настоящие проблемы, Аарон. О, такая умная, такая покровительственная, такая всезнающая. Думает, что сможет залезть ему в голову, не так ли? Он упрямо игнорировал бормотание своих мыслей — ему следовало остаться дома, если бы он не был таким гребаным геем, он бы не поехал в Германию, я должен был видеть, что происходит, я должен был расспросить больше об этом «лагере», я должен был помочь ему, он должен был остаться с нами, он мог бы помочь с мамой, он должен был спасти меня, я бы хотел, чтобы Эндрю погиб в той машине с ней, я бы хотел, чтобы она убила меня вместо этого, Ники должен был знать, он должен был остаться… — Он вел себя отвратительно, — настаивал Аарон, кривя губы. — Что такого в его сексуальности ты находишь таким отталкивающим? — Снова пристала она. — Это грубо и неправильно, — сказал Аарон, пристально глядя на своего близнеца. — Кто-то слишком много драматизирует, — ответил Эндрю, приподняв бровь. — Ты хочешь что-то сказать, Аарон? — Да пошел ты, — выплюнул Аарон. — Хотя знаешь что — нет. Скажу. На тот случай, если у тебя вновь появятся идеи, учитывая, что ты без протеста позволяешь каждому извращенцу, который посмотрит на тебя дважды, иметь твою задницу. Эндрю замер, а потом к его горлу приставили нож, на волосок от того, чтобы пустить кровь.  — Скажи это еще раз, — прошипел Эндрю, безобразно скривив рот. — Скажи это еще раз, и я, блядь, решусь на это. Добсон что-то говорила, встав со стула и бесполезно размахивая руками, но близнецы полностью ее проигнорировали. — Ты просто вывернешься ради него, не так ли? — Аарон усмехнулся. — Он достаточно облажался, чтобы хотеть тебя, но ты позволяешь ему делать все, что угодно. Прямо как Дрейку. Ты вообще хотел, чтобы я убил его ради тебя? Или ты прекрасно проводил время, когда этот ублюдок трахал тебя в задницу? Он оказался лежащим на спине, и его лицо вспыхнуло от удара, который он не заметил. И Эндрю бил его снова и снова, а он наносил ответные удары, они оба кричали, а Добсон перекрикивала их обоих. Но это было правильно, это было единственным, что имело значение. Дрейк трахал его, это было не один раз, Лютер знал, Аарон должен был знать, он должен был видеть… он заслужил это, он заслужил это. Эндрю прижал его к полу за горло и наклонился ближе, его пустая маска была сорвана, ее заменила ярость, такая же отражалась и на его лице. Близнецы. — Я позволил Дрейку трахнуть меня ради тебя, ты, жалкое подобие брата, — выплюнул Эндрю, тяжело дыша, с уголка его рта сочилась кровь. — Сначала я терпел его, чтобы быть с Кэсс. Я ненавидел его каждую секунду, но хотел остаться с ней. А потом появился ты, нес всякую чушь о семье и хотел меня видеть. Знаешь, что об этом подумал Дрейк? — Эндрю провел дрожащим лезвием по его щеке. — Он захотел тебя. Чертов. Набор. Хотел затащить тебя в постель к нему, посмотреть, как мы выглядим бок о бок и истекаем кровью. Аарон почувствовал, как все в нем замерло, а затем медленно рассыпалось. Он ничего не мог сделать, кроме как смотреть в холодные, затравленные глаза Эндрю. — Я сказал тебе отъебаться, но ты не понял чертового намека. И Дрейк так сильно, чертовски сильно хотел с тобой познакомиться. Он практически пускал слюни. Энди, Энди, я не могу дождаться, когда твой брат тоже будет здесь, я надеюсь, что он плачет так же, как ты, я надеюсь, что он будет чувствоваться так же, как ты, так хорошо, и туго, и горячо, — издевался Эндрю ужасным, ужасным голосом. — Поэтому я позволял ему трахать меня, пока не нашел способ избавиться от него, от Кэсс, от моего единственного дома. Для тебя, мешок ты с дерьмом. И когда мы вернулись домой к милой Тильде, ты обещал остаться со мной. Ты обещал, что останешься. Аарон хотел закричать, вырваться, отрицать все ужасные слова Эндрю, но он не был поражен ничем, кроме правды, и он не мог избежать боли, которую он наконец увидел на лице своего брата. — И я подумал, ладно, может быть, этот человек действительно выполнит обещание на этот раз. Может быть, это будет стоить того. Но когда я позаботился о твоих пристрастиях, позаботился о Тильде для тебя, ты осмелился подумать, что я сделал это по какой-то другой причине, кроме этого обещания. Ты посмел подумать, что я нарушил свое слово, и с тех пор ты нарушаешь свое. — Он посмотрел на своего брата и сказал самое худшее из возможного. — Ты ничто, кусок дерьма. Аарон не смог скрыть дрожь, вспоминая о маминых руках в его волосах, ее кулаках на его костях, о криках ему в уши. — Думаешь, было легко осознать, что я гей? — Эндрю продолжал, годы молчания рухнули, как плотина во время наводнения. — Ты думаешь, это было весело — гадать, сколько из того, что они делали всю мою жизнь, осталось у меня в голове? Ты думаешь, что это прекрасно все время ненавидеть прикосновения без изнурительного гребаного списка условий и границ? Какого хрена, по-твоему, я хожу на терапию? — Они? — прошептал Аарон. О Боже, о нет, пожалуйста, нет… Лицо Эндрю снова исказилось, и он сильнее вжал нож. Из-под него хлынула кровь, но Аарону было все равно. — Ты не можешь больше говорить ни обо мне, ни о моей сексуальной жизни, ни о Ниле, — выдохнул Эндрю. — Ни сейчас, ни когда-либо. Или я убью тебя сам. — О Боже, — захныкал Аарон, закрывая глаза от ужасного выражения лица своего близнеца. — Это все моя вина. — Какого хрена ты только что сказал? — потребовал Эндрю. — Ты, черт возьми, смеешь… — Эндрю, — наконец резко вмешалась Добсон. — Пусть говорит. — Я должен был найти тебя раньше, — выдавил Аарон сквозь измученное горло. — Я должен был уберечь тебя от… от всего этого. Я должен был знать, черт возьми, я должен был видеть! Я должен был добраться до Дрейка быстрее, он никогда не должен был, блядь, прикасаться к тебе. И я не могу видеть тебя с Джостеном, зная, что он трогает тебя, как это делал Дрейк, зная, что ты хочешь, чтобы он трахнул тебя, и я не понимаю этого и не могу защитить тебя от него, это все моя гребаная вина, я бесполезен, ничего не стою! К концу он уже кричал, безнадежно глядя в лицо Эндрю. Ярость исчезла, сменившись оцепенением и удивлением. В комнате воцарилась мертвая тишина, пока они смотрели друг на друга сверху вниз. После долгой, ужасной минуты Эндрю убрал нож от щеки Аарона и оттянул воротник своей рубашки вниз, чтобы показать засос Джостена. — Я сказал ему сделать это, потому что хотел, чтобы метка была под моим контролем, — сказал он почти шепотом. — Ему нужно было так много инструкций, чтобы сделать это, что он был практически безумен к тому времени, когда набрался смелости, и его нужно было подбадривать на каждом этапе пути. А после этого он не переставал извиняться. Он до сих пор чувствует себя виноватым. Он никогда не обидит меня и не воспользуется преимуществом, и я не дам ему такого шанса. Так что заткнись хотя бы со своей мученической чушью о нем. Эндрю слез с него и сел на кушетку, снова замкнувшись в себе. Аарон лежал на полу, чувствуя себя более избитым и ушибленным, чем следовало бы, только из-за физической стороны их потасовки. Его тяготила ужасная масса слов и признаний Эндрю, истин, которые он обнажил, и других, от которых он уклонялся. Аарон закрыл лицо трясущимися руками и задумался, насколько сильно он мог бы облажаться, если бы продолжал скатываться все глубже и глубже в дерьмо, не имея ни малейшего понятия, как все исправить. Сможет ли он когда-нибудь искупить всю причиненную им боль. Может быть, мама всегда была права, и ему не следовало рождаться. — Аарон, — мягко сказала Добсон, опускаясь рядом с ним на колени. Возможно, она была там все это время, он не мог вспомнить. Плевать. — Присаживайся. Давайте все вместе поговорим. Он оцепенело поднялся с пола и сел рядом с братом. Добсон налила им всем по стакану воды, выглядя опустошенной и потрясенной, затем села с ручкой в руке и с решительным выражением лица. — Хорошо. Это был не тот способ, которым я хотела, чтобы вы двое затронули эти темы, но поскольку они уже озвучены, давайте начнем их разбирать. Позже Аарон покинул ее офис, чувствуя себя так, словно все его тело было в синяках, включая его мозг. Он не мог смотреть брату в глаза, когда они вернулись на корт, и ничего никому не сказал, когда они восклицали, глядя на разбитые лица и засохшую полоску крови на щеке Аарона. Он смотрел сквозь них всех, и такое же пустое лицо его брата было единственным, на чем он вообще мог сосредоточиться. Он наблюдал, как Джостен бочком подошел к нему, весь хмурый и с дрожащими руками, пока он и Эндрю тихо говорили на русском языке. Он наблюдал, как взгляд Джостена метнулся к нему, а затем снова к Эндрю. Он наблюдал, как Эндрю потянулся, чтобы коснуться лица Джостена, этот жест был, несомненно, нежным и нужным, и не похожий ни на что, что Аарон когда-либо ожидал увидеть между двумя мужчинами. Он отвернулся. Он написал Кейтлин, когда тренировка закончилась, и она тут же ответила. Он уставился на маленькие сердечки-смайлики, которые она всегда ставила в конце своих сообщений, пытаясь представить, как она могла видеть в нем кого-то хорошего, совершенного и достойного любви, когда внутри него было так много ненависти, ярости и вины. — Хочешь напиться позже? — спросил Ники, прерывая его мысли. Он повернулся, чтобы посмотреть на своего кузена, который все еще выглядел усталым и истощенным и совсем не таким, как обычно, даже немного опасался смотреть на Аарона. Но он все равно протянул руку, потому что Аарону было больно. Потому что именно так Ники и поступал — он просто продолжал любить и заботиться, даже когда для него, вероятно, было бы лучше просто разорвать все связи и вернуться к Эрику и его счастливой жизни в Штутгарте. Аарон сглотнул ком в горле и схватил Ники за плечо.  — Прости, — выдохнул он. — Мне очень жаль, Ники. Глаза Ники были широко раскрыты и изумлены, влажные и готовые вот-вот пролиться слезами. Его рот несколько раз открывался и закрывался, прежде чем он просто кивнул и схватил Аарона за плечо в ответ. Аарон кивнул и отвернулся. С этим было покончено. Итак, на сегодня все. Он выскочил из раздевалки так быстро, как только смог, и практически побежал в общежитие Кейтлин. Она была там, единственная, кто был там, и молча притянула его к себе. Он вцепился в нее, дрожа так сильно, что удивился, как они не упали. Он обнял ее за талию и прижался лицом к ее груди, нуждаясь в ее твердой силе и прекрасной мягкости, поддержке и защите, в то время как все остальное в его жизни обратилось в пепел в его руках. — Я держу тебя, — прошептала она. Ее голос был яростным, таким же пламенным, как и его собственный этим утром, когда он пообещал защитить ее от всего мира. — У тебя есть я, милый. Никто не причинит тебе вреда, когда ты со мной. — Почему ты терпишь меня, — всхлипнул он, не заботясь о том, каким сломленным он себя чувствует, каким бесполезным он был, каким ужасным он мог быть для всех вокруг. — Почему ты беспокоишься? Она осторожно, очень осторожно провела рукой по его волосам. Аарон знал все об этом длинном списке условий. О, он знал. — Потому что этот мир невероятно испорчен, — жестко ответила она. — Потому что никто не идеален. Все делают ошибки. У всех есть дерьмо, которое нужно потом компенсировать. Это не делает всех монстрами, и ты, черт возьми, точно не такой для меня. Потому что ты смотрел на меня и видел кого-то красивого, тогда как все, что я когда-либо видела, это вес и число. Потому что ты сказал мне, что я заслуживаю любви, и потому что, видя тебя, я вижу кого-то, кто заслуживает того, чтобы ему говорили, что он совершенен, хорош и прекрасен, потому что он такой, потому что он так старается быть этим человеком, несмотря на все, что мир сделал с ним. Потому что ты любишь меня так же сильно, как и я, и я не откажусь от тебя, как все остальные. Потому что мы подходим друг другу, и я не променяю тебя ни на что. Потому что ты слушаешь, когда я говорю, что чувствую себя толстой или уродливой, или что я слишком много съела, и говоришь мне, что это неправда, и целуешь мои растяжки и пухлые места. Потому что мы оба заслуживаем счастья, и мы заслуживаем счастья друг с другом. Потому что, потому что, потому что. Бесконечный список, потому что. Потому что я люблю тебя, милый, и это единственная причина, которая имеет значение. Она плакала, и он, кажется, тоже плакал, но все было хорошо, все было в порядке. Они были друг у друга. Все будет отлично. Не было ничего, через что они не смогли бы пройти вместе. Они это заслужили, они это заслужили.