Волчье Время

В Витебск Хлопцевич вернулся к полуночи. У дверей ЧК отпустил Макара и, хромая на простреленный сапог, вошел внутрь. Задумался, куда сначала зайти. Ксенофонтов наверняка уже уехал, и нужно было проверить, на месте ли еще Любохонский. С другой стороны, Витебской ГубЧК он уже официально не подчинялся, и, возможно, требовалось доложить напрямую в Коллегию. – Антон Павлович! Хлопцевич поднял взгляд и увидел Белоградского, который спускался по лестнице. – Лев Семенович, хорошо, что вы здесь. – Он захромал навстречу. – Вы ранены? – Белоградский глянул на ногу Хлопцевича. – Нет, обувь повредил. Сейчас это не важно. Новая напасть у нас. Переворотни, люди–волки. Одного лично подстрелил. Похоже, он был из группы Срезневского. Надо доложить в Коллегию. – Уже доложили, – кивнул Белоградский и пояснил: – Машенька вернулась и рассказала. – Она тоже на них наткнулась? – Не на них. Похоже, они кулачью семью вырезали и девушку превратили… в общем, в оборотня. Извините, Антон Павлович, трудно это произносить, до сих пор осмысливаю реальность. – Не извиняйтесь, у самого так, – вздохнул Хлопцевич. – Мария в порядке? – Физически – да. Но на грани истерики. Стребовала с меня бутыль спирта и воды. Я как раз собирался поискать интенданта и испросить хотя бы хлеба ей на закуску. А то отравится наша Машенька. – Так зачем же вы ей спирт дали? – удивился Хлопцевич. – Я, Антон Павлович, врач. И не могу отказать просящему в лекарстве. А это единственное лекарство, которое сейчас может утешить Машеньку. Вы поймите, мы на фронте, в лазарете, всякое видели. И если Маша сейчас в таком состоянии, то ей нужно утешиться. – Где она? Мне надо с ней поговорить. – Воля ваша, можете попробовать, – пожал плечами Белоградский. – Только огурец и хлеб ей сейчас нужнее разговоров. И не давите на нее, Хлопцевич, ученьем Марксовым вас заклинаю. Рассказала она мне немного о ваших методах воспитания. Поверьте, сейчас ей не нужны лекции о революционной бдительности. – Лев Семенович, где она? – настойчиво повторил Хлопцевич. – Там же, где заседание было. В зале. Мария сидела в первом ряду. Рядом с ней стояли небольшая склянка, кувшин и две кружки. Сама она, опустив голову, не шевелилась. Хлопцевич даже подумал сперва, что она спит, но при его приближении Мария вскинула голову, посмотрела мутным взглядом и даже попыталась улыбнуться. – Антон, – протянула она. – А вы знали, какая у младенцев маленькая головка? Особенно когда ее от тела отделили? Кро-о-о-шечная такая. И глазки стеклянные… – Мария, – начал Хлопцевич, но она не дала ему договорить. – А кулачка я все равно дострелила. Ему невестка ноги отгрызла, но он еще живой был. Бредил, правда. Что-то про мешок картошки и девку говорил. Пришлось добить из жалости. Из жалости, будь она неладна! Он сел рядом, обнял ее за плечи и притянул к себе. Мария, уткнувшись в недавно раненное плечо, всхлипнула и зарыдала. Хлопцевич, превозмогая боль, прижал ее к себе. – Ну, будет вам, Мария Александровна. Будет. – Мы ведь договаривались по имени. – Она отстранилась и посмотрела на него. – Договаривались же? – Договаривались, Мария, – подтвердил Хлопцевич. – А вам отдохнуть надо. Вы слишком много сегодня пережили. – Я пережила, – подтвердила она. Потянулась к склянке и плеснула немного ее содержимого на дно жестяной кружки. Потом разбавила из кувшина и посмотрела на Хлопцевича. – Будете? Нет? Ну и к черту! Она в несколько глотков опустошила кружку, приложилась к рукаву, как заправский пьяница, и, выдохнув, помотала головой. – Кожанкой хорошо занюхивать, – поделилась Мария наблюдением. – Я вот пережила, да. А они не пережили. А поставь я кулака к стенке сразу и обыщи все там вокруг, то пережили бы все. Кроме этих. Жалость, я и говорю. Будь она неладна. Хлопцевич положил ей руку на плечо. Мария повернулась к нему, ожидая какого-то ответа. Но он молча притянул ее к себе, обнял и позволил плакать. Белоградский был прав: сегодня не время для лекций. Сегодня горький урок уже выучен – на практике. – Налейте и мне, Мария, – попросил он, когда она перестала всхлипывать. Но Мария не откликнулась. Хлопцевич провел рукой по ее волосам, но она лишь потерлась лицом о его грудь и глубже зарылась под куртку. Он аккуратно отодвинулся и положил ее голову себе на колени. Лекарство Белоградского подействовало. Теперь оставалось дождаться его самого, чтобы отнести Марию туда, где она могла бы поспать. И проснуться, окончательно осознав, насколько иллюзии бывают опасны в нынешнее волчье время.