Ты и я

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

Родители Джисона не особо рады, когда он бросает Инчхонский национальный университет. "Не особо рады" — очень сильное преуменьшение. Его отец разглагольствует и бредит что-то о том, что Джисон бросает всю свою жизнь ради карьеры, из-за которой он будет голодать каждую неделю в тесном гошивоне. Мама плачет и спрашивает, для чего он это делает. Он уже пережил два года, так неужели он не может опустить голову и продержаться ещё пару лет? Ответ — нет, не может. Как бы его родители ни хотели, чтобы он закончил учебу с хорошей оценкой по бизнес-администрированию, чтобы он мог найти благоустроенную роль в какой-то средненькой компании где-нибудь неподалёку, Джисон не может больше ни минуты выносить его учебную программу. Он говорит родителям, что ненавидит всё это, что сама мысль о том, чтобы каждый день тащиться на лекции, наполняет его ужасом каждое утро, но они не понимают. "Борись сейчас, чтобы потом пожинать плоды, — говорит ему отец. — Ничего страшного в том, что тебе не нравится твоя специальность. Ты будешь благодарен себе за то, что выдержишь это, когда станешь старше." "Семьи держатся вместе, — говорит ему мама, сидя на краю его кровати с блестящими глазами. — Ты мой единственный сын, мой единственный ребёнок. Ты не можешь оставить меня сейчас, особенно со всеми проблемами, которые у тебя были. Нет, ты остаёшься там, где ты есть, где я знаю, что ты в безопасности". Джисон не знает, как ещё дать им понять, что пребывание в Инчхоне ничего не даст, кроме как задушит его. Не знает, как дать им понять, что он чувствует, как день за днём ​​ломается, превращаясь в ничто иное, как осколки раздробленного известняка. Не знает, как дать им понять, что каждый вечер, когда он падает в постель, он слишком напуган, чтобы закрыть глаза, боясь, что это будет последний раз, когда он это делает, что ночь поглотит его целиком и никогда не выплюнет обратно. Не знает, как дать им понять, что его специальность и этот город душат его всеми мыслимыми способами, высасывают силы из кончиков его пальцев и дыхание из лёгких, оставляя его пустым и высохшим, как заброшенный колодец. По итогу, неважно, сколько шума они подняли. Джисон подал заявку в K-Arts на место на курс музыкального продюсирования, и через несколько недель после того, как он это сделал, он поступил. Когда в марте начнется следующий учебный год, он больше не будет окружён огромными зданиями ИНУ. Он будет больше чем в двадцати милях отсюда, в Сеуле, и будет дышать легче, чем когда-либо за последние годы. Мама Джисона отвозит его, когда он переходит в K-Arts, потому что только она смогла взять выходной. Она стойко держалась на протяжении всей поездки туда, превратив свою панику того, что Джисон уходит из дома, в холодный, почти колющий гнев. Не желая вступать в очередной спор по поводу своего решения — только этим утром они уже поссорились не меньше трёх раз — Джисон надевает наушники и включает музыку так громко, как только может, чтобы не порвать барабанные перепонки, и смотрит, как за окном пролетают мили. Он никогда не чувствовал такой осторожности в поездках на автомобиле, как другие на его месте могли бы, но сегодня он находит особое утешение в том, как мир проносится мимо него, пока они мчатся на восток. Вскоре они подъезжают к общежитию в кампусе Сёкван-дон, дому Джисона на следующий год. Несмотря на беспокойство родителей, K-Arts и Инчхон не так уж далеки друг от друга, как они думали: всего лишь перейти реку, да и то немного. С Джисоном всё будет в порядке. — Я возьму, — бодро говорит мама. Она выхватывает самый тяжелый чемодан из рук Джисона как раз в тот момент, когда он берёт его за ручку. Колёсики ударяются о гравийку, когда она достаёт его из багажника. — Не перенагружай себя. — Я в порядке, — говорит Джисон гораздо резче, чем обычно. — Я не ограниченный, знаешь. Мама не извиняется, но её лицо смягчается чувством вины. Затем она вспоминает, что злится на него, и прочищает горло, хватая одну из оставшихся сумок и поворачиваясь на каблуках, уходя внутрь. Вздохнув, Джисон берёт остальные вещи и спешит за ней. Стойка регистрации забита людьми, студенты с семьями выстраиваются в очередь, чтобы заселиться как можно раньше. Джисон с мамой присоединяются к очереди за двумя девушками, обе иностранки и болтают друг с другом на английском с заметным акцентом. Он мимолётно задаётся вопросом, будет ли кто-нибудь из них ходить с ним на одни и те же занятия в этом семестре, и поладят ли они с ним, если всё же будут ходить. Они кажутся достаточно милыми, хотя и более общительными, чем он привык, так что он надеется, что так и будет. — Здравствуйте, — вежливо говорит администратор, когда они подходят ближе. — Добро пожаловать в K-Arts. Могу я узнать ваше имя и номер студенческого билета? Джисон открывает рот, чтобы ответить, но его мама опережает его. — Хан Джисон, номер студенческого: 25140903. Текущий адрес: Намдонгу, Инчхон. Администратор вводит данные, слегка морща лоб, когда щурится, всматриваясь в экран своего компьютера. На мгновение у Джисона возникает дичайший страх, что он всё понял неправильно, что его на самом деле не приняли в K-Arts и что он затащил их обоих сюда напрасно — но затем морщинка сглаживается, заменяясь улыбкой на лице администратора. — А, да. Студент музыкального продюсирования, верно? Первый курс? Джисон с облегчением быстро кивает. — Да, это я. Хан Джисон. — Верно, — администратор выдвигает ящик стола и роется в нём, прежде чем находит то, что хочет. Она толкает через стол пластиковую папку А4, листы бумаги и ключ-карту на шнурке, который виднеется за полупрозрачным материалом папки. — Здесь есть всё, что вам нужно, чтобы начать обучение в Университете K-Arts. В этой папке вы найдёте ключ-карту от своей комнаты, информационный бланк общежития, включающий описание доступных вам удобств, часы посещений, правила, которым вы должны следовать — вас могут выселить из общежития за нарушения, поэтому обязательно уделите этому разделу особое внимание! — а также инструкцию, как зарегистрировать отпечаток пальца на замке вашей комнаты. На первом листе указан номер комнаты. Джисон осторожно берёт это. — Спасибо. — Убедитесь, что вы всегда в курсе всех электронных писем университета, — продолжает она, — тем более, что близятся дни навигации, чтобы помочь новичкам начать новый учебный год. Всё, что вам нужно знать о зачислении и о том, как начать обучение, вы прочитаете в электронных письмах от кураторов вашей специальности. Если у вас есть какие-либо вопросы о согласии на проживание, не стесняйтесь прийти и спросить у любого сотрудника персонала, которого увидите. — Конечно, — говорит он. — Спасибо ещё раз. Она вежливо улыбается. — Всегда пожалуйста. Добро пожаловать в K-Arts! Надеюсь, вы насладитесь временем, проведённым с нами. Ага. Он тоже надеется. Комната Джисона под номером 27 расположена в конце коридора дальше всех от общей кухни на его секции этажа. (Потому что да, теперь это для него важно. K-Arts определили его в общежитие, где ему придётся делить кухню с не менее чем пятнадцатью другими парнями до конца года. Честно говоря, это звучит довольно жутко, но Джисон просто рад тому, что у него, по крайней мере, есть личная ванная. Конечно, он тоже должен делить и её, но только с соседом по комнате.) Он отправляет номер комнаты своей маме, просто чтобы хоть где-то записать его, потому что знает, что очень скоро забудет его. Комната на удивление хороша. Что касается её небольшого размера, то, учитывая все обстоятельства, она приятно оформлена, тут есть две полутораспальные кровати, на которых довольно комфортно лежать, как Джисон проверил, когда лёг на одну из них. Как первый въехавший он получает право выбора, поэтому он занимает ту, что стоит в левой части комнаты, а затем распаковывает вещи с помощью мамы. Теперь, когда они в его новой комнате, она больше не такая злая, вместо этого снова ударяясь в слёзы. Когда ей пора уходить, те текут по её щекам при каждом моргании. — Береги себя, — говорит она, сжимая его руки в своих. — Не делай ничего безрассудного. Держи меня в курсе того, чем ты занимаешься. И не забивай на учёбу, ладно? Не отвлекайся на такие глупости, как отношения или, я не знаю, выпивка, вечеринки или наркотики. Чем бы студенты ни занимались в наши дни. Докажи, что мы ошибаемся в этом. Джисон утыкается носом в её ключицу, в последний раз вдыхая знакомый запах ванили, прежде чем ей пора уходить. — Будет сделано, — бормочет он. — Мой мальчик, — шепчет она голосом, и её голос хрипит от эмоций. Она целует его в висок, а затем делает шаг назад с надломленной улыбкой. — Если бы ты не был таким упрямым, мне бы не пришлось отпускать тебя прямо сейчас. На этот раз Джисон ничего не говорит. Молчания достаточно, оно говорит ей всё то, что он хочет, но не может сказать. Мама шмыгает носом, вытирая слёзы, пока они не потекли новым потоком, а затем неохотно выходит. Джисон одновременно испытывает облегчение и грусть, видя, как она уходит. Облегчение, потому что это означает, что больше не будет споров, не будет больше чувства вины из-за его решения съехать, больше не придётся сдерживать свои слова, боясь, что это может стать спусковым крючком. Грусть потому что, как бы она ни злилась из-за всего этого, и как бы это ни раздражало, она все ещё его мама, и он её очень любит. Джисон будет скучать по ней. Тем не менее, он уверен, что его будущее именно в Сеуле. Где он снова сможет найти себя. Вспомнить, каково это быть Хан Джисоном, снова и снова влюбляться в музыку после месяцев пустоты, чтобы, наконец, заполнить бесконечную дыру, в которой когда-то жило его вдохновение. Говорят, что дом там, где сердце. Для Джисона его больше нет в Инчхоне, как бы сильно его родители ни хотели. Джисон не встречает своего соседа по комнате до тех пор, пока не проходит четыре дня после того, как он въезжает. Он приезжает к концу дня, когда Джисон спит, а занавеска закрывает окно, разделяя комнату на две равные половины. В одну секунду ему снится, как он стоит на качелях на старой площадке из своего детства, ржавые цепи впиваются в его пухлые восьмилетние ладони; в следующий момент он просыпается, когда дверь с грохотом распахивается и кто-то входит в комнату, громко разговаривая со скоростью пятьдесят миль в минуту. Он переворачивается, в замешательстве щурясь сквозь песок в глазах, но вошедший обрывается на полуслове и ахает. — Боже, Минни, — говорит незнакомец. — Я... ммм, я перезвоню тебе позже. Оказывается, мой сосед по комнате уже здесь, и я мог случайно разбудить его. Да, я знаю, я идиот, мы это уже обсуждали. Пока. Парень, ворвавшийся в комнату, бросает свой телефон на другую кровать вместе с сумкой через плечо. Телефон тут же отскакивает от матраса и падает на ковер. — Привет, — говорит сосед Джисона по комнате, не обращая на упавший телефон никакого внимания. — Я Хёнджин. Рад тебя видеть! Джисон едва проснулся, чтобы вспомнить своё имя, не говоря уже о том, чтобы запомнить чье-то ещё. Каким-то образом ему удается пробормотать: — Привет, я Джисон, — прежде чем он переворачивается на спину и снова засыпает. Он окончательно просыпается только через три часа. К этому моменту Хёнджин уже распаковал все свои вещи и что-то смотрит на своём ноутбуке, его длинные чёрные волосы были убраны назад резинкой, а белая тканевая маска плотно облегала его черты лица. Он выглядит немного пугающе, но он параллельно помешивает кастрюлю с рамёном, а это значит, что вторая мысль Джисона, когда он его видит, связана с едой и тем, как сильно он хочет есть. (Первая мысль, конечно: что, блять, за хрень— о, стоп, это просто парень в тканевой маске. Неважно.) С кряхтением Джисон садится. Движение, должно быть, привлекло внимание Хёнджина, потому что он поднимает вопросительный взгляд, а затем нажимает кнопку на своём ноутбуке. — Привет, — говорит он, хотя слово получается довольно деревянным и глухим, потому что он старается не сильно шевелить ртом из-за маски. — Не знаю, помнишь ли ты, как я представился раньше, но я — Хёнджин, твой новый сосед по комнате. Джисон кивает. — Я Джисон, — отвечает он. Он смотрит на пар, поднимающийся от рамёна Хёнджина, а затем на тканевую маску. — Э-э... ​​Без обид или чего-то подобного, но как ты собираешься есть, если на тебе всё ещё это? — У меня осталось всего четыре минуты и я её сниму, — говорит Хёнджин, так же жёстко контролируя себя, как и раньше. — Рамён к тому времени немного остынет, так что я смогу спокойно съесть его. Справедливо. Особенно сильный запах рамёна заставляет живот Джисона слышимо заурчать. Он краснеет, смущённый, и Хёнджин смеётся, хотя в этом смехе нет ничего злого. Через секунду он испуганно вздыхает, пытаясь снова принять серьёзное выражение лица, пока маска не испортилась. Расстроенный от этого вид его глаз в прорезях маски заставил Джисона расплыться в улыбке. — Думаю, это знак для меня, что пора поесть, — говорит он, вставая с кровати. — Увидимся. Хёнджин, кажется, не доверяет себе даже говорить. Он просто кивает, а затем делает какой-то странный маленький салют, прощаясь с Джисоном. К тому времени, когда Джисон возвращается с кухни, он уже снял маску и съел чашку рамена. Теперь, когда Джисон более менее пришёл в себя, он видит, что Хёнджин действительно очень красив. Это больше похоже на образ симпатичного флаувер-боя, чем на классического красивого актёра, но это всё ещё впечатляет и немного пугает, если Джисон будет честен. Но затем Хёнджин смотрит на него с дружелюбной улыбкой, и она расцветает на его лице как жёлтые лепестки розы, и Джисон чувствует, что расслабляется. Как бы ни было сложно переехать на год к совершенно незнакомому человеку, Хенджин и так кажется достаточно милым. Всё будет хорошо. — Итак, — говорит Хёнджин, кладя свой ноутбук на кровать и шаркая ногами по матрасу, пока не сядет прямо на его край. Он внимательно смотрит на Джисона. — Ты первокурсник? Кажется, я не видел тебя раньше. Во всяком случае, в общаге. Или ты жил не здесь? — Я первокурсник, да, — говорит Джисон. Он повторяет положение Хёнджина на собственной кровати, только он обнимает Пумбу, прижимая плюшевого кабанёнка к груди. — Я на факультете музыкального продюсирования. Ты... эм... на каком ты курсе? — О, студент музыкального! Мой лучший друг тоже учится на музыкальном, но изучает вокал. Он на третьем курсе, а я на втором, потому что раньше я изучал анимацию, но я ненавидел это, поэтому начал заново и перешёл на танцевальный. Лучшее решение в моей жизни, если честно. Джисон повторяет его улыбку. — Понимаю тебя. Я изучал бизнес-администрирование в INU два года, прежде чем понял, что больше не могу этим заниматься, и вместо этого подал заявку на обучение сюда. Трудно пытаться держаться там, что ты ненавидишь. — Расскажи мне про это! — восклицает Хёнджин. — Но да, бизнес-администрирование звучит как ад, так что я не виню тебя за то, что ты бросил учебу. Без обид или что-то типа того, — добавляет он с легким смешком. — Поверь мне, ты и половины не знаешь. Он считает, что с Хёнджином легко разговаривать. Эти двое болтают допоздна, лучше узнают друг друга и понимают, что у них гораздо больше общего, чем они ожидали. Чем больше они говорят, тем больше Джисон чувствует, что расслабляется и наполняется жизнерадостностью, которая исходит от Хёнджина. Ему всегда требуется какое-то время, чтобы выползти из своей скорлупы с незнакомцами, поэтому он приятно удивлен тем, как быстро он выходит из неё рядом с Хёнджином. В ту ночь он многое узнает о Хёнджине. Он узнает, что он большой поклонник GOT7 с тех пор, как те дебютировали (это объясняет постер над его кроватью), и что он одержим романтическими дорамами (сейчас он на четвёртой серии "Не забывай меня" на Netflix), и что Джисон ни при каких обстоятельствах не должен кормить его баклажанами или луком, потому что они его заклятые враги. Естественно, Джисон указывает на наклейку с мультяшным баклажаном, приклеенную к задней части ноутбука Хёнджина рядом с приклеенной фотокарточкой Джинёна из GOT7. Хёнджин сердито смотрит на эту наклейку и шипит с полной и абсолютной злобой одно-единственное слово: Минхо. Затем Джисону говорят, что "Минхо" — имя одного из ближайших друзей Хёнджина и его старшекурсника с танцевального факультета. Он считается легендой в кампусе, так как, цитируя без кавычек, является "жемчужиной танца", специализирующейся как на танцевальном представлении, так и на хореографии. Он также, по словам Хёнджина, корейский антихрист. — Можешь встретиться с ним завтра, — сияет Хёнджин, эмоционально описывая первый раз, когда Минхо гнался за ним по кампусу только для того, чтобы схватить его в зеленой зоне и засунуть ему в рот влажные салфетки. — Я думаю, вы с ним хорошо поладите. Если влажные салфетки во рту — это то, что Минхо делает для своих друзей, Джисон даже не хочет думать о том, что он делает с людьми, которые ему не нравятся. Ради своей безопасности он надеется, что они тоже поладят. Для того, кто звучал так устрашающе, Минхо не выглядит и вполовину таким пугающим, каким Джисон его представлял. Конечно, он так же неоправданно красив, как и Хёнджин, с острым взглядом и носом, который Джисон с радостью опустил бы вниз, если бы он уменьшился до размеров муравья, — но в улыбке, растягивающей его губы, есть какое-то особое очарование, одновременно мальчишеское и обезоруживающее. Он даёт эту улыбку Джисону, когда тот проскальзывает в кабинку вслед за Хёнджином в кафе Haven, их предполагаемом главном прибежище в течение учебного года. — Привет, ребята, — говорит Хёнджин, наклоняясь через стол, чтобы украсть фраппе у мальчика, сидящего у окна. Этот выглядит намного рассудительнее, чем Хёнджин и Минхо, одетый в узорчатую жилетку и круглые очки. Джисону сразу понравился его внешний вид. — Это мой сосед по комнате, Джисон, о котором я вам рассказывал. Джисон, это Минхо и Сынмин. — Твой новый сосед по комнате, да? — говорит Минхо, цокая языком. Он смотрит на Джисона с жалостью. — Удачи, чувак. Хёнджин ужасный сосед по комнате, он не спит до четырех утра, смотрит свои дорамы и орёт на свой ноутбук. — Я ничего не могу поделать, если я слишком увлечён! — Хёнджин протестует. — Ты заноза, вот кто ты. — Оставь его в покое, — упрекает Сынмин. Его вмешательство вызывает гнев Минхо. Он игнорирует это, вырывает фраппе из липких рук Хёнджина и засовывает соломинку себе в рот. Он улыбается Джисону через пластик, его глаза щурятся, как у щенка. — Я слышал, ты тоже учишься на продюсировании, да? — А, да, — говорит Джисон. Он старается не казаться слишком нервным, но при встрече с друзьями Хёнджина его ладони покрываются потом. Он прижимает их к коже дивана под бёдрами и садится на тыльную сторону ладоней, давление немного успокаивает его. Всегда волнительно пытаться завести новых друзей. Джисону это не нравилось в шестнадцать, не нравилось в восемнадцать и уж точно не нравится сейчас. Но он полон решимости попробовать. — Я изучаю музыкальное продюсирование. А ты на вокальном, верно? Хёнджин упоминал об этом. — Да, — говорит Сынмин. — Может быть, когда-нибудь мы вместе напишем песню. Я пою, а ты делаешь биты, да? — Как насчет меня? — спрашивает Минхо, прежде чем Джисон успевает ответить на предложение. — Я мог бы спеть тебе под столом, если бы захотел, Ким Сынмин. Сынмин бросает на него испепеляющий взгляд. — Конечно, хён. Как скажешь. — Я уверен, что смогу найти место и для тебя в треке, — говорит Джисон, робко улыбаясь Минхо. Минхо делает вид, что принимает это во внимание. — Хм, не знаю. Я слишком хорош в таких вещах. Думаю, что было бы слишком жестоко по отношению к Ким Сынмину, если бы я так сильно затмевал его в том, в чём он должен быть лучше. — Раздражаешь, — говорит Сынмин. — Спасибо. Это искренне греет моё сердце, когда я это слышу. Он получает ещё один испепеляющий взгляд на своё замечание. Судя по тому, как Хёнджин начинает смеяться, наполовину раздраженно, наполовину довольно, у Джисона складывается впечатление, что такие метания из крайности в крайность обычны для этих двоих. Он расслабляется, позволяя себе посмеяться вместе с Хёнджином. Сынмин поворачивается лицом к Джисону, качая головой. — Я рад, что ты здесь, Джисон, — говорит он. — Наконец-то у меня будет ещё один музыкант, чтобы уравновесить энергию тупости в этой компании. — Я сделаю всё, что в моих силах, — говорит Джисон, доставая руку из-под бедра и прижимая её к груди, словно давая клятву. Хёнджин снова смеётся, его рука по-дружески ложится на плечо Джисона. — Не расслабляйтесь, вы двое. Как только вернётся Ликс, вы снова будете в меньшинстве, — увидев вопросительный взгляд Джисона, он объясняет: — Феликс — наш друг. Он тоже учится на танцевальном. Он будет здесь к концу следующей недели, ему просто нравится оставаться дома как можно дольше, потому что он скучает по своим родителям, когда он в университете. — А, да. Ему интересно узнать, какой Феликс. Он такой же вечно взбудораженный, как Хёнджин? Постоянно дразнится, как это явно делает Минхо? Или он более спокойный, как Сынмин? И что еще более важно: поладят ли они? — Не волнуйся, — говорит Хёнджин, сжимая руку Джисона. — Ликс милый. Вы отлично поладите, поверь мне. — Хорошо. Джисон решает поверить ему на слово и сосредоточивает свою энергию на том, чтобы узнать двух парней перед ним прямо сейчас. К счастью, оказывается, что к концу их встречи за кофе Минхо всё же становится ближе к нему, а это означает, что Джисон не узнает, что происходит с людьми, которые не нравятся Минхо, поскольку он не один из них. Он также узнает, что Минхо на пару лет старше, он родился в 98-м году, но он взял один год перерыва между старшей школой и поступлением в университет, чтобы накопить денег за обучение, поэтому он сейчас здесь с ними. Это его последний год в K-Arts, и ему будет грустно уходить, но у него уже есть планы присоединиться к танцевальной труппе после выпуска и работать над хореографией для айдол-групп. Между тем, Сынмин — и неуловимый Феликс, по-видимому, тоже — одного возраста с Джисоном и Хёнджином, все четверо родились в 2000-ом. Довольно забавно видеть, как они все находятся на разных этапах жизни, несмотря на то, что все одного возраста. Джисон только начинает свою академическую карьеру в музыке, в то время как Сынмин уже на полпути к своей. Покончив с кафе, они решают немного побродить по городу. Хёнджин, Сынмин и Минхо берут на себя ответственность провести Джисону надлежащую экскурсию по кампусу, ту, которая действительно полезна для студентов, вместо "недели знакомства", которую он планирует посетить на следующей неделе, а затем клянутся показать ему всё, что ему нужно знать, чтобы хорошо провести время здесь. Они перекусывают в ресторане, где готовят курицу, в центре города, затем съедают булочки у уличного торговца, а затем возвращаются, чтобы отдохнуть. Минхо живет в квартире-студии вне кампуса, а Сынмин в том же общежитии, что и Джисон с Хёнджином, всего на пару этажей выше, поэтому они прощаются с Минхо и возвращаются вместе. — Пойдём к нам в комнату, — говорит Хёнджин, пока они ждут лифт. Они, вероятно, могли бы просто подняться по лестнице, так как это не такой уж и долгий путь, но сегодня они слишком ленивые. — Ликс ещё не приехал, так что можешь зайти к нам за компанию. — Я пас, — говорит Сынмин, качая головой. — Мне нужно сделать запись в дневнике. — Прикалываешься? Ты пишешь в этой штуке каждый день. — В этом и смысл дневника, Джинни, — отвечает он. Хёнджин просто стонет. Они расходятся, Сынмин поднимается на пару этажей выше, а Джисон и Хёнджин возвращаются в свою комнату (номер 27, как он помнит) и остаются там до конца вечера. Джисон изрядно вымотался из-за большого количества социальных взаимодействий, которые имел сегодня, поэтому он отказывается от предложения Хёнджина посмотреть с ним следующий эпизод "Не забывай меня" и заползает в постель, решив вместо этого послушать музыку. Он как раз собирался заценить дебютный альбом SpearB. Несмотря на исчерпанный социальный счётчик, сегодняшний день был хорошим. Действительно многообещающее начало его жизни в Сеуле. Возможно, прошло всего три секунды, но Джисон уже может сказать, что принял правильное решение, когда пришёл сюда. Дни навигации — очень размытые мероприятия. Некоторые мероприятия одобрены университетом: экскурсии по кампусу и разговоры "Добро пожаловать на курс!", где он узнает, как организована его программа в K-Arts, мероприятие "Знакомство с выпускниками", ярмарки в честь начала года и огромный список мероприятий, предназначенных исключительно для новичков. Есть распродажа растений, на которой Джисон покупает маленький кактус (он называет его Тоторо), и винтажная комиссионная распродажа в Студенческом союзе (где он находит кучу старых футболок с картинками), и флешмоб в кампусе (Хёнджин тащит его в самую середину, несмотря на то, что Джисон не умеет танцевать). Он заставляет себя пойти на вечеринку, устроенную для его курса, которая предназначена для того, чтобы первокурсники встретились и пообщались друг с другом, и почему-то это далеко не так ужасно, как он ожидал. Это все ещё немного неловко, но он покидает мероприятие, добавив кучу людей в Instagram и KakaoTalk, так что это не совсем провал. Мероприятия, которые не были одобрены университетом, связаны с употреблением алкоголя. Каждую ночь на разных этажах общежития или в чьей-то квартире проводятся пьянки, после чего следует вечер в клубе. Есть некоторые испытания, связанные с разными степенями и студенческими областями, которые люди могут попробовать. Одно из самых популярных известно как Башня Бога. Многоквартирный дом, почти полностью забитый студентами из разных университетов Сеула, где участники должны выпивать рюмку водки за каждый этаж, на который им удается взобраться. Джисон недостаточно смел, чтобы попробовать это, но он знает, что парни из 21-ой комнаты сделали это и сильно пожалели на следующее утро. В любом случае, тут весело. Возможно, Джисон не пьёт так много, как окружающие его люди, и он определенно не сможет выдержать такое после недели знакомств, но сейчас он позволяет себе расслабиться и быть свободным. К сожалению, его решение имеет последствия. Последствия заключаются в том, что в воскресенье, перед первой неделей лекций, он просыпается с пересохшим горлом, опухшим языком, липкими зубами и с похмельным гулом в голове. Он стонет, уткнувшись лицом в подушку и желая, чтобы кто-то пришёл и достал молоток из его головы. Костлявый палец тычет ему в спину. — Вставай. — Отъебись, — хмыкает Джисон, слишком уставший, чтобы повернуться лицом. Ещё одна попытка. — Вставай, говорю. — Я слишком устал, чтобы вставать. Я больше никогда не смогу встать. Зачем ты дал мне так много выпить прошлой ночью? — Потому что я идиот, — отвечает Хёнджин, — и ты тоже. А если серьёзно, вставай. Феликс вернулся, — Джисон понятия не имеет, как это должно каким-либо образом повлиять на него, пока Хёнджин не добавляет: — Он приготовил слишком много для завтрака, чтобы накормить целый этаж. Яичница и прочее. Хорошо от похмелья. Это привлекает внимание Джисона. Так что, несмотря на то, что ему очень-очень не хочется двигаться, он вытаскивает себя из постели. У него во рту такой привкус, как будто что-то заползло туда ночью, сдохло и разложилось на задней стенке миндалин, поэтому он берёт больше времени, чтобы прополоскать рот. Когда он выходит из ванной, он видит Хёнджина, закутанного в его одеяло. — Что? — спрашивает он, защищаясь. — Уютно. Глядя на то, что Джисон всё ещё одет в ту же одежду, в которой он был на вечеринке прошлой ночью, он не думает, что ему есть чем возразить. Так что он сдерживает комментарий, вызывающую ухмылку на его губах, и просто следует за Хёнджином наверх, на кухню, в ту часть этажа, где живет Сынмин. Здесь уже полно людей — около шестнадцати человек — которых, как предполагает Джисон, привлёк аппетитный запах еды. Его голова немного раскалывается от шума, но он игнорирует это, сосредотачиваясь на том, что сейчас более важно: на завтраке. Что бы ни приготовил этот Феликс, пахнет это очень приятно. Желудок Джисона урчит, отчаянно желая быть наполненным. — Что, ёбаный свет, на тебе надето? — Сынмин становится невозмутимым, как только видит Хёнджина. Хёнджин пробирается вразвалочку и садится на табуретку рядом с ним. Ему немного трудно, но ни один из них не пытается помочь ему. В конце концов ему это удается, и он успокаивается с усталым вздохом. — Не осуждай меня, Минни. Я уже хочу умереть таким, какой есть. Я просто решил закутаться, как мумия, готовясь к этому. — Ты правда уверен, что хочешь специализироваться по танцам, а не драме? — спрашивает Джисон, усаживаясь на табуретку по другую сторону от Сынмина. — У тебя определённо есть к этому талант. Он подтягивает к себе кувшин с водой и наливает себе стакан, затем осушая его одним большим глотком. Капельки вытекают из уголков рта, стекают по подбородку. Сынмин морщится и вытирает воду рукавом рубашки. — Хёнджин всегда был таким драматик, — говорит он. — И со временем становится только хуже. Как молоко. — Извините! Если бы я был молочным продуктом, я бы точно не был чем-то вроде молока. Я был бы хорошим сыром. Все ведь любят сыр, разве нет? — Думаю, веганы с тобой не согласятся, — говорит Джисон. — О чёрт, я не подумал об этом. Да, точно, — Хёнджин делает паузу, словно буферизуясь, пытаясь обдумать ответ, прежде чем качает головой, отмахиваясь, морщась при этом. Он поворачивается к Сынмину. — Кстати, где Феликс? Я вижу и чую его еду, но не вижу и не чую его. Кстати говоря, дай мне ту сосиску на твоей тарелке. Я голоден. — Веганы сказали "нет", — говорит Сынмин, но разрезает сосиску пополам и передает вилку Хёнджину, чтобы тот откусил её. — Кроме того, Ликс... — Прямо здесь! — восклицает кто-то. Голос низкий с неожиданной искоркой нежности в тоне, за которым следует встревоженный крик Хёнджина. Джисон поднял бы голову, чтобы посмотреть, почему он вскрикнул, или, по крайней мере, попросить его делать это тише из уважения к его голове, но он слишком занят, пытаясь незаметно украсть немного омлета Сынмина. — Я скучал по тебе, Хёнджин-а. Ты тоже скучал по мне? — Да, — хрипит Хёнджин. — Но я больше скучаю по возможности дышать. Отпусти меня, пожалуйста. Феликс усмехается, в его смехе явно проступает озорство. Он должен пожалеть Хёнджина, потому что Джисон слышит, как он преувеличенно втягивает воздух в тот самый момент, когда Сынмин хватает запястье Джисона. Джисон смотрит на него, глаза округляются от вины и он надеется, что выглядит мило. — Только чуть-чуть? — с надеждой спрашивает он. Губы Сынмина дёргаются вверх, несмотря на суровый взгляд. — Волшебное слово? — Ким Сынмин самый лучший? — предлагает Джисон. — Дети музыкального факультета лучше? — Я думал о "пожалуйста", но знаешь, ты совершенно прав. Можешь взять всё. Прежде чем Сынмин успевает передумать, Джисон хватает весь омлет рукой и запихивает его себе в рот, щёки раздуваются от еды. Сынмин смотрит на него с явным отвращением, хотя в его глазах мелькает изумление, которое он не может полностью заглушить. — Какого хрена? Джисон пожимает плечами. — Я голоден, — пытается пробормотать он через еду, но не уверен, что у него это хорошо получается. Ещё больше отвращения. Сынмин открывает рот, вероятно, готовый отругать его за плохие манеры за столом, но прежде чем он успевает что-то сказать, Хёнджин успевает раньше, достаточно громко, чтобы привлечь внимание всей Кореи. — О да, Феликс! Это новый друг, о котором я рассказывал тебе на днях по телефону, мой сосед по комнате Джисон. Джисон, поздоровайся! Джисон поворачивает голову на звук своего имени, его щёки всё ещё набиты омлетом. Его взгляд скользит по Хёнджину, плотно завернутому в одеяло, как гусеница в коконе, он выжидающе смотрит на Джисона, на мальчика по другую сторону от него. В этот момент Джисон чуть не задыхается. Он не особо задумывался о том, как выглядит Феликс, но Джисон знает, что даже его самые смелые мечты не смогли бы придумать кого-то такого... такого... такого красивого. Золотистая кожа, тёмные веснушки, платиновые светлые волосы, зачесанные назад от лица. Честно говоря, Феликс выглядит так, будто он сошёл со страниц какой-то сказки. Он такой... изящный и неземной. Как будто он забрёл из какой-то волшебной сказочной страны, чтобы попытаться слиться с низшей человеческой расой. Если это так, то у него это очень плохо получается. Сердце Джисона замирает при виде него и изгиба его губ. Затем улыбка Феликса дрогнула. — О, — говорит он. Джисон моргает, сбитый с толку. "О"? Что значит "о"? Это хорошо или плохо "о"? Его мысли в панике начинают сходить с ума. Разве... Феликсу не нравится Джисон или что-то в этом роде? Думает ли он, что Джисон ужасен или что он разочаровывает по сравнению с тем, что Хёнджин успел рассказал о нём теперь, когда они наконец-то встретились? О, чёрт, у него всё ещё полный рот еды, которую он перестал жевать. Может быть, поэтому Феликс сказал это "о". Потому что Джисон сейчас выглядит как какой-то имитатор темноволосой белки, и это не совсем хорошее первое впечатление о ком-то. Он глотает пищу так быстро, как только может, чтобы не икнуть, а затем слегка машет рукой около плеча. — Привет. За всё время Феликс ни разу не отвёл от него взгляд. — Привет, — говорит он через мгновение. Когда он больше ничего не говорит, Джисон неловко предлагает: — Я Джисон. Приятно... э-эм, приятно познакомиться. Твой омлет действительно хорош. — Ага, — затем Феликс моргает, качая головой. Его щёки краснеют от смущения. — Я... я имею в виду — спасибо. Рад, что тебе понравилось. Не слишком солёный? — Нет, всё идеально. — Хорошо. Это хорошо. Я бы не хотел, чтобы он оказался слишком солёным. — Он не был, — говорит Джисон. — Тут как раз нужное количество соли. — Хорошо, — повторяет Феликс. Он по-прежнему не отворачивается, даже когда больше нечего сказать. Сбитый с толку, всё, что Джисон может сделать, это оглянуться на него. Он чувствует, как его щёки горят с каждой секундой, а пальцы чешутся схватиться за что-нибудь, чтобы отвлечься. У Феликса самый пристальный взгляд, которому он когда-либо подвергался. Такое ощущение, что он заглядывает прямо в душу Джисона: сквозь мышцы и сухожилия, сквозь скользкие стенки его органов, сквозь кровеносные сосуды, пронизывающих его, как реки на карте мира. Всё глубже, глубже, глубже, оставляя за собой зияющую дыру. В конце концов, Хёнджин кашляет, прерывая напряжение. — Эм, не хочу прерывать момент или что-то в этом роде, но можно мне уже позавтракать, пожалуйста? Я умираю тут. Феликс подпрыгивает, как будто забыл, что в комнате кто-то ещё есть. Как только он отводит взгляд, Джисон опускает глаза, не сводя их со своего пустого стакана. Он чувствует, как Сынмин и Хёнджин с любопытством смотрят между ними. — Сейчас я положу тебе, — бормочет Феликс. — Джисону тоже. Он уходит, чтобы принести еды, прежде чем остальные студенты успевают всё стащить. Пульсирующая тишина остаётся после его ухода. Один. Два. Три. Затем Сынмин тихо фыркает. — Ну, это было сильно. Ага. Это преуменьшение.