Тайна

Олег сонно потягивается и приоткрывает глаза. В голове приятная пустота, всё тело расслаблено. Разве что между бёдер мокро, но до приезда Сережи есть ещё время, чтобы помыться и убраться, а значит можно пока понежиться в кровати. Кстати о Серёже, его запах витал в комнате слишком отчетливо. Видимо, Олег так и не смог взять инстинкты под контроль и сделал гнездо из вещей Разумовского. Это добавляло проблем. С другой стороны, никогда ещё он не чувствовал себя таким удовлетворенным. Видимо, надо было сделать так сразу, а не пользоваться только старой Сережиной футболкой. Олег дёргается, когда слышит, как кто-то заходит в комнату, и оборачивается. Сережа стоит на пороге слишком довольный и не шокированный от слова совсем. — Доброе утро, Волче. Олег приподнимается, у него в голове сотня мыслей, одна страшнее другой: что Сережа вернулся давно и подумал, что Олег привел домой омегу, а потому ушел ночевать в отель, а вот теперь омеги тут нет, что Сережа знал с самого начала, что Сережа вернулся вчера и всё увидел. Олег почти не контролирует себя в течку — его от того, чтобы переспать с незнакомцем, спасает только то, что встать с кровати нереально и что хочет он только Серёжу последние лет девять. — Доброе. Голос у Олега по утрам всегда хрипит, становясь ниже. У Серёжи такого не бывает. Он всегда почти звучит одинаково, не важно, проснулся он только что или не спал вовсе. Олега обычно принимают за альфу. Олег обычно сидит на блокаторах, чтобы его запах не ощущался вообще. Он лишь иногда проводит течки так, воруя из стирки ту самую Сережину футболку, в которой тот ходит на физкультуру и которая пропитана его запахом, доставая игрушку, которую купил в секс-шопе за три квартала отсюда, чтобы, не дай бог, никто не узнал. — Помнишь, что вчера было? Олег качает головой, хмурясь. Какой из вариантов? Первый вариант "подумал, что я привел омегу" можно сразу откинуть. Сережа точно все знает. — Давай начистоту, Олег, — Разумовский подходит к кровати и садится на самый ее край, вздыхая. — Ты омега. Я узнал это только вчера, какого черта? Ты не мог мне сказать? Олег отводит взгляд, ему стыдно за себя и за то, что он скрыл это от друга. Это был его единственный секрет, единственный и самый важный для него. Когда в четырнадцать им определили вторичный пол и у него началась первая течка, он не смог сказать Серёже. Ведь он Сережу защищал всю жизнь, он был в его глазах сильным, смелым, настоящим рыцарем. И ну никак не вязалось это с образом типичных омег, которых обычно Олег видел. Он хотел, хотел подойти сказать, мол, да, я такой, уж прими это, Серега, а потом не смог признаться в своих чувствах, когда наконец понял, что чувствует. Потому что тогда Разумовский бы понял. А этого допустить было нельзя. Теперь Сережа уйдет, отвернется от него, покинет. Теперь Олег не сможет быть его защитником, его опорой. — Прости, — Волков говорит тихо, почти шепчет. Ему стыдно. Не за то, что не говорил, а за то, что он тот, кто он есть. — Я пойму, если ты захочешь уйти. — Олег, ты сдурел? Я тебя вчера трахнул и пометил, какое уйти? Я выгляжу как Гречкин? Волков смотрит неверяще. Мысли в голове скачут, шумят, их сотни, но самая громкая — "Он не уйдет!". А потом приходит осознание. — Ты сделал что? Олег говорит все так же тихо, но уже более уверенно. Сережа сразу сутулит плечи и прикусывает губу, глазами ища, чем будет защищаться. Он знает такой голос Олега. Такой голос у него был, когда Серёжа поцарапал вилкой его любимую сковородку. Такой голос был, когда Олег узнал, что Сережа не спал уже три дня, выживая на энергетиках. Такой голос был, когда... Когда Серега лажал. И обычно этот голос значил: "Ты сейчас всю квартиру будешь отмывать, чтобы искупить вину, притом по собственной воле. Я тебе и слова об этом не скажу". — Пометил тебя? Олег поднимает брови, а Разумовский вспоминает, где оставил тряпку для пола в прошлый раз. (А может лучше использовать футболку, которую Олег нюхал? Чтобы в следующий раз к Серёге шел. Вау, Разумовский ты ревнуешь к футболке). — Я люблю тебя! — Серега выпаливает это быстро, сам не понимая, как это должно помочь, но лучше момента уже может не быть, потому что, кажется, его сейчас погонят отсюда прочь. Олег... смягчается. У него расслабляется лицо и появляется улыбка. Он бурчит тихо, но грозно, а после обнимает Разумовского. — Дурак ты, Серёга... — Сказал тот, кто девять лет от меня скрывал свой пол! — Иди ты... Я тебя тоже люблю. Настал черед Сережи довольно улыбаться, прижимая Волчика к себе. — Я знаю. Ты где-то между вторым и третьим заходом это сказал. И во время третьего повторил раз пять между "сильнее, Сереженька" и "кончи в меня". Олег отстраняется краснея. — Не было такого! — Откуда ты знаешь? Ты же не помнишь. Ты, кстати, оказывается, так очаровательно скулишь. — Я не мог скулить! Серега сейчас выглядит как довольная лиса, задумавшая сожрать колобка. Олег и опомниться не успевает, как оказывается прижат к кровати, а его шею зацеловывают. И Олег скулит, выгибаясь навстречу, сразу же закрывая свой рот ладонью. — Может, повторить разок, чтобы ты точно запомнил? Олег хмурится, толкает Серегу в плечо и тот отодвигается. Волче встает с кровати и уходит, бросив только, что он идёт в ванну. Сережа успевает приметить, что Олегу явно эти утренние ласки понравились.