За все приходится платить

Бархатные ткани, роскошные платья, горы золота и драгоценных камней… Всего этого в ее дворце было хоть отбавляй. Но никакие богатства мира не способны заглушить душевную пустоту. Говорят, нет ничего хуже боли. Неправда. Самое страшное, это перестать ощущать что-либо. Совсем. В просторных покоях пахло застоявшейся зимой, хотя на дворе уже вовсю властвовала красавица-весна, освещая своей теплотой всю империю. После смерти султана Ахмеда холода поселились и в душе госпожи. Сердце ее постепенно замёрзло и покрылось тонкой коркой льда, что со временем лишь росла. Хоть прошел уже не один год, забыть она не смогла. Потеряв единственную любовь, она навсегда осталась одна. Но если раньше Кёсем могла, заперевшись в одиночестве в покоях, выплеснуть всю накопившуюся печаль и злобу, то теперь что-то поменялось — под тяготами политических дел ее душа, ее когда-то пылкое сердце, полное любови, словно медленно умерли, оставив при этом в живых саму женщину. Пустоту и неопределенность внутри Кесем заполняла гневом. Это было единственное, что она ещё могла испытывать. Она злилась на всех: на себя, на детей, на прислугу… Иногда думала о том, как хорошо было бы прямо сейчас всё закончить — последовать примеру дочери. Но жажда власти, воцарившаяся в ее душе, заполнив ее целиком, не позволяла довести задуманное до конца. Оставить государство — единственное, что осталось от Ахмеда — женщина была не в силах, хоть и сохранять влияние в нем после лишения регентства было все сложнее. Сегодня утром лекари сообщили об утрате последних надежд на выздоровление Мурада. Несмотря на их отношения, давно переросшие во вражеские, она любила сына, и известие о приближающейся кончине повелителя ее порядком подкосило. Зайти к нему она решилась не сразу. Все-таки в его состоянии есть и ее вина… Властолюбие и чрезмерная стойкость характера, давно переросшая в жестокость, застелили глаза былой Анастасии. Поставить на кон жизнь собственного ребенка ради мимолётного удовлетворения, что закончилось, как только женщине доложили, к чему привели ее труды… Она ведь и не думала о том, что, разбавляя водой отвары, приготовленные лекарями для поддержания состояния сына, она не только замедлит процесс возможного выздоровления, но и со временем остановит его полностью, тем самым медленно убьет султана. Успокаивало совесть Махпейкер (да и то ненадолго) лишь то, что шансы выздороветь изначально были ничтожно малы… Весь день почти женщина просидела в покоях, смотря в одну точку. В ее сознании время от времени всплывали образы давно ушедшей юности. Как же она была счастлива тогда… Улыбка не сходила с ее прекрасного лица. Мехпейкер — луноликая. Повелитель тогда впервые назвал ее так, очарованный ее неземной красотой. Потом дал ей новое имя — Кёсем — самая любимая… Он ведь и вправду ее любил. Больше всего на свете. Но тогда девушка ещё не понимала цену своего счастья. Осознание пришло к ней лишь в тот морозный вечер, когда она, сидя в снегу под падающими белыми хлопьями, покрывающими ее густые волосы, держала на своих худощавых, но таких сильных, руках, умирающего падишаха. В те минуты она, казалось, постарела сразу на десять лет. И вот, сейчас, когда она осознала, что может лишиться и сына, Махпейкер отчётливо поняла, как его любит…