***
Съёмки, как и всегда, проходят отлично. На сей раз парни снимали Историю на тему «Измена». Да, для Шастуна это достаточно больная тема, но всё же на сцене надо держать образ. Иначе, грош ему цена, как актёру. Хотя, несмотря на название выпуска, Шастуну всё равно всё понравилось. — Круто выступили, — начал Дима, потягиваясь. — М-да, Серёжа, я то думал, что ты в постели можешь чуть дольше, — стебал Позов, поглядывая на своего друга, который прибыл из тёплой Армении. — Конечно я дольше. То, что было там это так. Шутка юмора, — мужчина поднял руки вверх, делая вид, что он тут ну вообще не при делах. Хотя и дел то не было. — Да-да, Серёженька, да-да, — продолжал свой стёб бывший врач, протянув свою руку через плечи друга. — В два раза дольше держаться можешь? — Поз, отъебись со своими тупыми шутками, — вспыхнул Матвиенко, стараясь не сломать Диме шею. — Ну а что в них тупого? — очень уж реалистично удивился Позов, разворачивая Серёжу к себе лицом. — Давай разбираться. Где ты услышал тупую шутку? Дальше Антон уже не слушал. Как минимум он не видел в этом смысла, а как максимум — не хотел. Да и вообще, единственное, о чем сейчас мечтал парень — прийти домой, где будет тихо и спокойно. А ещё, чтобы Павел сегодня ничего не учудил. — Антон, что это? — Арсений всё же заметил синяк, что немного просвечивал через семьдесят слоёв тональника. — Это? — строит из себя дурака Шастун, стараясь показать в нужное место. — Да так…об кровать ударился, — придумывает наитупейшее оправдание парень, пожав плечами, мол, ничего, со всеми бывает. — Шастун, — начал Попов, сложив руки на груди. Он остановился и всем своим видом заставил младшего застыть на месте. — Ты в топе самых тупых отмазок. А теперь давай по существу. Что с тобой произошло? — Арс, не твоё дело. Не надо ко мне лезть, — в один миг изменился в лице Антон. Теперь он не улыбался, не прикидывался идиотом, а говорил прямо и грубо. — Я не трогаю твою личную жизнь и ты мою не трогай. — Антон…что за личная жизнь с синяком на пол лица? — осторожно интересуется Арсений, развернув к себе парня. — Это не нормально, ты же понимаешь? — Попов, я взрослый человек. Сам могу решить, что нормально, а что нет, — Шастун закатывает глаза и старается выбраться из цепкой хватки, но старший не отпускает. — Я хочу тебе помочь, пойми ты, — пытается достучаться до воспаленной головушки мужчина, но выходит, правда, скверно. — Я. Сам. Разберусь, — Шастун выделяет каждое слово, желая показать то, насколько сильно он уверен я себе и своих действиях. — Мы просто повздорили вчера. С кем не бывает. — Точно? — с подозрением спрашивает Арсений, видимо, чувствуя, что Антон нагло ему пиздит в данной ситуации. Однако отпускает его рукав, сделав вид, что поверил. — Да, Арс. Точно, — успокаивает младший и решает догнать Диму с Серёжей, которые уже готовы перегрызть друг другу глотки. — Ну что уже случилось, а? — Этот чёрт шутит про мои размеры, — начинает свою агрессивную речь Позов, стараясь показать всю степень своей злости. — Да-да. Ибо нехуй говорить о том, что я скорострел, чёртов лазатель по ртам! — Серёжа придумал новое описание такой профессии, как «Стоматолог», чем вывел Диму окончательно. – Беги, бля, – последнее, что было произнесено адекватным тоном. Ведь потом, под крики Позова, Матвиенко начал бежать неизвестно куда. Хотя, с его типографическим критинизмом будет сложно уйти далеко. – Дети...– Антон старается не сложиться напополам от смеха, ибо видеть то, как два тридцатилетних мужика бегут друг за другом – как минимум угарно.***
– Паш, я дома, – больше на автомате произносит парень, нежели из большого желания. Удивительно, но в квартире достаточно тихо, если не учитывать того, что на фоне играет не несущая смысла музыка. – Наконец-то ты пришёл, – в прихожую заходит Добровольский, уже успевший переодеться в домашнюю одежду. – Я уже заждался тебя! – он обнимает Антона за плечи, прижимая к себе как можно ближе и нежнее, гладит его кудрявые волосы и целует в лоб. – Как съёмки? – Отлично. Публика в восторге, мы, собственно, тоже, – расплывшись в улыбке отвечает Шастун, надеясь, что мужчина сегодня не устроит скандал и впервые за два года они спокойно проведут вечер. – Это прекрасно, Антош, – поправив несколько вылезших, кудрявых прядей произнёс Добровольский, а потом оставил на здоровой щеке паренька поцелуй-касание. – Я знал, что всё будет хорошо. Ты же у меня самый лучший мальчик, – он нежно обхватил ладонями щёки Шастуна, поглаживая их большими пальцами обеих рук и снова поцеловал. Но уже не в щёку, а в губы, превращая невесомый поцелуй в глубокий, страстный. – С чего такая нежность? – решается спросить младший, продолжая бояться как-то прикоснуться к мужчине. – Соскучился по тебе. Сильно-сильно, – сказать, что Антон в ахуе – промолчать. Впервые за долгое время этот человек произносит такие слова. – А ещё, люблю я тебя, Тош. – Я тебя тоже, – и ведь он не врёт. Шастун правда любит Павла больше всего на свете, несмотря на то, что это чувство отражается ранами по всему его телу и бесконечной болью. Верно говорят – любовь жестока. Добровольский подхватывает стройное тело под бёдра и снова утягивает в поцелуй, стараясь не снести квартиру по пути. Одной рукой он оглаживал выпирающий позвоночник, который можно было нащупать даже сквозь слои одежды. – Антош, надо сходить в душ, – мужчина останавливается около двери в ванную комнату, но в противоречие своим словам выцеловывает тонкую шею. – Х-хорошо...Но тогда тебе придётся меня отпустить, – ёрничает мальчишка, поглаживая мягкие волосы Павла. – У тебя пять минут, малыш, – шепчет он и ставит младшего на ноги, а сам уходит в спальню. А ровно через пять минут Шастун уже проходит к кровати, на которой предвкушающе сидел Добровольский. – Ну наконец-то, – шепчет мужчина, жестом подзывая полуобнаженное тело к себе. – Я уже заждался тебя, сладкий, – полотенце летит на чистый пол, а Антона заставляют опуститься на чужие колени. – Давай пошалим, мальчик мой. – Какое заманчивое предложение, папочка, – Антон чувствует себя так, словно он умер и попал в рай, а в памяти там временем всплывают давние воспоминания из их совместной жизни. Мужчина водит руками по обнажённой спине, кое-где сжимая светлую кожу, а на шее и груди оставляет засосы и бесчисленное количество поцелуев. И почему-то именно в этот момент Антон вспоминает ту самую фразу, которую пару часов назад выдал Арсению. Не лезь в мои отношения. Повздорили... Я же не соврал, правда? У нас же с Пашей всё хорошо, да? Нет никаких проблем...только иногда...но это не считается! Антон уже лежит под Павлом, который всё ещё оставляет множество меток и лёгких укусов по телу паренька. А сам импровизатор млеет под подобными ласками со стороны старшего, молясь, чтобы это никогда не прекращалось. Хотя прекрасно знал, что утром всё уже будет как всегда. Проходит несколько секунд, Павел скидывает с себя оставшуюся одежду, надевает презерватив и, придерживая Шастуна за талию, начинает медленно входить в несильно растянутый проход. Он делает всё как в первый раз, наблюдая за реакцией паренька, который, видимо, никогда не изменял ему. А сам Антон несдержанно стонет от бесконечного удовольствия. От Павла нереально было дождаться чего-то нежного, а о близости и говорить нечего. Младший понятия не имеет, когда в последний раз у них вообще что-то было. Но сейчас парень старается привыкнуть к давно забытому ощущению заполненности внутри себя. Он выгибается, слегка сжимает одеяло и стонет, стонет, стонет, подаваясь навстречу толчкам. Павел двигается размеренно, правда старается не причинить боли, но видя реакцию Антона, всё же начинает набирать темп, принося и себе, и младшему ещё больше удовольствия. А последний скользит по приятной ткани, которую сжимает своими тонкими пальцами, которые сегодня, на удивление, не усыпаны кольцами...***
– Паш, я тебя люблю, – честно говорит младший, натягивая на себя домашнюю одежду. – Малыш, я тоже тебя очень сильно люблю, – мужчина сидит перед ним на коленях, а на ноги парня уложил свою голову. – Но тебе пора спать. – Ты укроешь меня одеялом? Как тогда...– он улыбается как-то грустно, поглаживая чужую голову. – Конечно, солнышко, – легко соглашается он, а потом резко поднимается с колен и целует мальчишку в лоб. – Ложись, – нежно командует старший, а потом наблюдает за Антоном, который послушно выполняет этот приказ. – Спасибо, медвежонок, – улыбаясь, произносит Шастун, лёжа на простыне. А ведь Добровольский и правда накрывает его одеялом, целует в лоб и обещает Антону, что у них всё-всё-всё будет хорошо. Всегда. Он гладит мальчишку по голове, перебирая кудрявые пряди, которые имеют свойство спутываться. Шастун ведь свято верит ему. Верит в то, чего быть не может и это понятно. Зато, он мысленно доказал Арсению то, что у них с Павлом в отношениях всё в порядке.