***
Всё же парень уснул, сидя на стуле и свесив голову вниз. Видимо, проснётся он с больной шеей, правда, вряд ли его это будет волновать. — Ну хоть что-то подействовало, — улыбается девушка. Она смогла заставить парня спать, что не могло её не радовать, ведь Антону явно надо хотя бы час, но провести в объятиях Морфея, иначе Шастун ляжет в соседнюю палату с переутомлением, что будет крайне грустно. — Я же говорила, что Вам нужно поспать, Антон Андреевич. Да, она поступила не совсем честно, когда кинула пару таблеток снотворного в кофе, но зато это подействовало. Вот бы ещё придумать способ, чтобы закинуть в парня еду… Но это уже не такой глобальный вопрос, как сон. — Добрый день, — слишком радостно произносит Воля, заходя в помещение. Видимо, он свято верил в то, что Антон, как и всегда бодрствует, но слышит шиканье и видит медсестру, которая угрожающе просит мужчину заткнуться. — Понял, молчу, — кивает Паша, понижая голос до шёпота. — И давно он так? — Минут тридцать, — уже спокойно отвечает она, тоже шёпотом. — Давайте не будем его будить. — Давайте, — соглашается старший, жестом приглашая девушку в коридор. — У Арсения Сергеевича состояние стабильно ухудшается. Он вряд ли выберется из комы. И, скорее всего, умрёт, в худшем случае, завтра. В лучшем — через неделю, — тихо оповещает Кузнецова, глядя куда-то в сторону. — Я так переживаю за Антона Андреевича… Он так помешан на нашем пациенте… Как бы глупостей не наделал. — Наделает. Обязательно, — трагично оповещает Воля, усаживаясь на металлический стульчик. — Он не сможет жить без Арса, тут ничего уже не поделать. — Антон что… умрёт? — она спрашивает, искренне надеясь, что мужчина опровергнет эти слова. Но Павел лишь трагично кивает, поднимая взгляд, полный сожаления, наверх. — Нет… Он же такой молодой, нет… — Он слишком сильно привязан к Попову. Несмотря на то, что они достаточно мало времени провели тет-а-тет, — заключает он, тяжело вздыхая. — Так что, можно сразу готовиться к тому, что Антон уже одной ногой в могиле. Как бы это ни было печально. — Боже… Его хотя бы можно спасти? Есть какой-нибудь способ там, не знаю? Скажите, прошу! Вы же его знаете, — Ира опускается на корточки, сжимая своими руками широкие ладони Воли почти до боли. — Ты хочешь его в себя влюбить? — мужчина хрипло смеётся, видя отчаяние в чужих глазах. — Но, в любом случае, уже поздно что-то менять. Он не обратит на тебя внимание и покинет этот мир вслед за Арсением. Точнее, даст ему фору где-то в день-два. — Чёрт…***
Как и ожидалось, парень проснулся от того, что в него адски болела шея. Поэтому, он принялся её разминать и тереть руками, чтобы снять хотя бы часть боли. Но ничего не помогало, а шея болела всё также. Может, даже сильнее. — Заебись, — злобно прошептал Шастун, сжимая несчастную часть тела руками. — Арсюш, ты планируешь просыпаться? — он задает риторический вопрос и снова берет руку актёра в свою. — Ты же понимаешь, что если умрешь, то страна потеряет такой талант, как ты? А коктейли кто делать будет? Ну проснись… Мне без твоей этой королевы Виктории уже стало плохо, — а Арсений снова нагло молчит, то ли от обиды, то ли от того, что немного без сознания. — Арсюш… я прошу тебя, только живи, — Шастун улыбается своим же словам, вспоминая слова достаточной популярной песни. — Ты же видел: я живу тобою. — Ага. Твоей огромной любви хватит вам двоим с головою, — заканчивает за него Паша, подходя ближе. — Антош, тебе надо отдохнуть. Иначе ты рядом с ним ляжешь. — Я не хочу отдыхать, — холодно отрезает он, сжимая руку Попова. — Я хочу, чтобы он очнулся и мы снова спорили о том, кто пойдёт забирать пиццу у курьера. И он ругался на меня за суицидальные шутки. — Антош… А если он ну… Не очнётся? — да, деликатность — явно не талант Воли. Но всё же не получить ответ на этот вопрос нельзя. — Я убью того, кто убил моего Арсения, — также спокойно отвечает парень, поглаживя костяшки на чужой руке. — Это не обсуждается. Так что даже не думай читать мне лекцию. — Как знаешь, — Павел поднимает руки вверх, принимая поражение. — Пусть будет по-твоему. Но врачи говорят, что можно готовиться к худшему. — Угу, — Антон неуверенно кивает, стараясь осознать смысл сказанных слов. — Приму к сведению, — еле выжимает он из себя, чувствуя как к горлу подкатывает очередной ком. — Тебе дать успокоительного? — любезно предлагает мужчина и уже даже тянется в карман пиджака, но Антон отрицательно мотает головой и свободной рукой, показывая, мол, ничего не надо. — Как хочешь. — Я хочу побыть с Арсением наедине, если можно, — он тактично намекает на то, что Воле пора бы покинуть пределы палаты. — Ладно, — соглашается мужчина и похлопав паренька по плечу, разворачивается и идёт в сторону выхода. — Удачи. — Спасибо, — совсем тихо откликается младший, прижимая к себе несчастную руку Попова.***
Время мучительно тянулись, а каждая секунда отзывалась тупой болью в области сердца. И Шастун почти физически чувствовал всю свою эмоциональную боль. А Арсений всё никак не приходил в сознание, создавая ощущение, что Антон разговаривает сам с собой. В прочем, так оно и было. — Арсюш, я так соскучился по твоему голосу… Когда же ты уже проснёшься? — Антон спрашивает, видимо, у стен или потолка, целуя бледную руку. — Но… я буду ждать тебя. Я никуда не уйду, Арс… Я дождусь. Даже если ты будешь молчать двадцать лет… Я дождусь. Честно, — в очередной раз клянётся парень, не отрывая взгляда от родного лица. Слышится кашель со стороны Арсения, а после, глаза, которые долго были закрыты, открываются, демонстрируя насыщенный голубой цвет радужки. — Арс… Ты… Ты жив, — Антон радуется как ребёнок, но, вспоминая слова врачей и Иры, чуть меняется в настроении. — Молчи, прошу тебя. Врача! — А… Антон, — шепчет Попов, еле двигая губами. — Я… я люблю тебя. Сядь, — просит мужчина, глядя на своего парня. — Я тоже. Но назови мне номер машины, которая тебя сбила, — буквально умоляет импровизатор, поглаживая чужие щёки. — Н, четыре, восемь, два, Е, Ц, — сразу отвечает он и прикрывает на секунду глаза. — Поцелуй меня. Пожалуйста, — он озвучивает свою, видимо, последнюю просьбу, глядя на парня гаснущими глазами. — Я всё равно умру через пару мгновений. — Арс, что ты такое говоришь… Всё будет хорошо, слышишь? — уверяет Шастун и чувствует, как по щекам снова начинают литься слёзы, раздражая нежную кожу. — Тош, я тебя прошу, — Попов сжимает чужую руку из последних сил. И Антон не может не повиноваться, поэтому, касается чужих губ своими, стараясь неотрывать взгляд от голубых глаз, которые становились всё прозрачнее. — Спасибо, — шепчет он, а хватка слабеет, и рука скользит вниз, на белое одеяло. — Врача! — всё не унимается парень, несмотря на то, что пульс мужчины становится медленнее и слабее. — Прощай, Тош, — улыбается Арсений и закрывает свои голубые глаза. Но в этот раз навсегда. — Арс, я прошу тебя! Арс, открой глаза, умоляю! Арс! — кричит Шастун, оглаживая чужие щёки. — Я тебя умоляю, пожалуйста… — он заходится в плаче. И последнее, что более-менее внятно помнит — это как в палату забежали врачи, стараясь воскресить мужчину. Но безуспешно. Арсений мёртв и уже не проснётся ни-ког-да.***
Антон смотрит на гроб, в котором лежит Попов. Всё такой же красивый, с уложенными, чёрными волосами и лёгкой улыбкой на губах. С такой, с какой Шастун и запомнил мужчину. Вот только грудная клетка Арсения больше не вздымается, а сердце не бьётся. Девушки и дети плачут, а мужчины стараются держаться, чтобы лишний раз не показаться слабыми. Собственно, как и Антон, который даже если бы и хотел, не смог бы из себя что-то выдавить. Всё три дня до похорон он провел с бутылкой дорогого виски, стараясь как-то забыться. Он уже выплакал всё, что только можно. Сейчас осталось только смириться и сразу же после поминок он планировал поехать по адресу, который смог узнать, с помощью одного очень хорошего знакомого. — Арс, я отомщу. Клянусь, — шепчет он прямо в церкви, наплевав на всё. — Да, я попаду в ад. Но зато спокойно туда отправлюсь. Слышишь? Мы скоро встретимся, любовь моя. Он не слышит молитв, унылого пения и чужой плачь. В голове набатом звучит: «Убить, отомстить, забрать». Да, самосуд это плохо, но это теперь дело принципа. Антон больше не считает себя живым, ведь человека, который эту самую жизнь дал, больше нет. И Шастуну никак не получается жить без него, как бы ни хотелось. Да и желания как-то нет. — Чем отличается человек, боящийся смерти, от человека, который её не боится? — начал священник, держа в руках приличных размеров, позолоченный крест. — Человек, который помнит о смерти, боится её, хочет жить. У него и деревья зелёные, и небо голубое, и воздух лёгкий. Ему хорошо здесь в сейчас, и он ценит каждый момент своей жизни, — и Антон кисло улыбается, неосознанно накладывая эти слова на Арсения, который постоянно был на позитиве, хоть и старался этого не показывать. — Человек же, который не боится смерти и не помнит о ней, похож на туриста, который так тупо и бездумно ходит повсюду и фотографирует что-то, пытаясь отвлечь себя от какой-то усталости. У него нет никаких красок в жизни, нет радостей. Он просто плывёт по течению, не различая, большим счётом, ничего. Он просто есть и есть. Да и весь мир для него смешался в противный серый цвет. Поэтому, давайте, братья и сестры, помнить о том, что жизнь имеет свойство заканчиваться. Помощи Божьей… А дальше парень ничего не слушал. Но слова священника всё же переложил на себя и Арсения. И так получилось, что себя Антон отнёс ко второму типу людей, а Попова к первому. В целом, так оно и было, если задуматься. Попов любил жизнь, несмотря на всё дерьмо, которое получил. Да, может его было не так много, как у Антона, но всё же, факт его существования был. И Попов не только полюбил эту жизнь, но и смог вдохнуть её в Шастуна, которого, казалось, уже ничто не спасёт. А у Арсения получилось, причём без особых усилий. Но вот только он не рассчитал того, что привязал паренька к себе, да так, что Антон уже не сможет выбраться из этой ловушки. — Я всё ещё тебя люблю, Попов, — шепчет над лицом мёртвого бывшего мужа Алёна, держа маленькую дочь за руку. И Шастун чувствует миномётный укол ревности, который на пару секунд облегчает его страдания. Но только на пару секунд. — Арс, я ведь не шучу, что я без тебя мертвец, — крайне тихо говорит парень, что ни бывшая Попова, никто другой его не услышал. А ещё ему перепала такая честь, как поехать в катафалке. Ибо, несмотря на двухдненый недо-запой, организация похорон упала на его сильные плечи.***
Шастун искренне рад, что купил пистолет. Тульский Токарев, один из самых популярных. Ещё каких-то пять лет назад он не мог понять, а нахуя, ему, собственно, эта вещь. Но вот сейчас понимает, что не зря. Да вообще, всё что не делается — всё к лучшему. Так ведь говорят, да? Но вот смерть Арсения из этого списка как-то выбивается, причём очень сильно. Как оранжевый цвет в черно-белой квартире перфекциониста. — Ну что, Цветков Николай Семёнович, — с улыбкой маньяка шепчет парень, начищая оружие, за которым специально снова уехал в столицу. — Если тебя смогли прикрыть от правосудия, которого нет в нашей стране, то это не значит, что сбежишь от звезды ТНТ. Он смотрел на собранный пистолет, мысленно прикидывая, как будет выглядеть труп этого малолетнего сына прокурора, с пулей во лбу. — Тебе должен пойти свинец, — улыбается Антон и наконец откладывает оружие на кровать. — И кроваво-красный тоже. Он надевает свой лучший костюм, который купил когда-то в Париже и, захватив самое важное, выходит из номера. А потом и из отеля, направляясь в сторону тонированной машины, на которой, собственно, приехал из Москвы. Парень садится на водительское сидение и почти сразу же начинает вбивать адрес в навигатор. Как ни крути, а в Питере он пока не ориентируется. И вряд ли будет, ибо планирует сам умереть завтра-послезавтра. Навигатор обещает, что Шастун сможет добраться до нужного дома всего за двадцать минут, даже с учётом пробок, которых становилось всё меньше, ибо время двигалось в сторону десяти вечера.***
Как и ожидалось, он добрался до нужного места всего за двадцать три минуты. Он вспомнил квартиру и долго пытался найти подъезд. Но даже эта задача была преодолена достаточно быстро. Код от домофона ему сообщили, что не может не радовать. А ещё он знает, что в скором времени этот самый парень-убийца будет выходить из квартиры, чтобы поехать на очередную тусовку в клубе. Прогнозы сбываются и на лестничной клетке раздаются шаги. Сам же Антон в это время подготовил наручники, которыми собирался обездвижить молодого паренька. — Оп-па, — радостно объявляет Шастун, заламывая руки своего единственного врага. — Вот ты и попался, мой дорогой друг! Покатаемся? — и, не дожидаясь ответа, силой тащит парня к своей машине. — Зачем я тебе понадобился? — вопит младший недовольно, ибо когда тебя пытаются засунуть в багажник — то приятного мало. Особенно, если это делается насильно. — Тебе надо денег? — Нет. У меня их и без тебя достаточно, — Антон засовывает в чужой рот первую попавшийся тряпку и наконец закрывает багажник. — Мне нужна твоя жизнь.***
Автомобиль едет по трассе «Санкт-Петербург — Москва» и в какой-то момент останавливается, съезжая с основной дороги в лес. Час расплаты так близок, что Шастун даже прикрывает на секунду глаза. И всё же выходит из салона и открывает багажник, осматривая не на шутку испуганного парня высокомерным взглядом. Он вытаскивает из чужого рта самодельный кляп и даже помогает выбраться из багажника. — Я… я понял, кто ты. Пожалуйста, отпусти меня! Хочешь, я сяду? Денег дам? Отпусти, прошу тебя! — кричит он, пытаясь вырваться из хватки Антона, но заканчивается это полётом на грязный асфальт. — Надо было раньше думать. А ещё меньше пить, — ну да, Шастун и презирать людей, которые пьют, это да. Это совместимые вещи, конечно. – Ты убил человека, который меня спас. И надо было раньше за решётку садиться. Сейчас уже поздно, – он на распев тянет последнюю фразу и, подняв парня с земли одним рывком, ведёт его в лес. – У какой ёлки хочешь пулю поймать? – Н-не у какой, – заикаясь отвечает парень и видит, как Антон направляет на него дуло пистолета. – Учти, я давно не стрелял. Могу и промахнуться, так что лучше стой нормально, – предупреждает импровизатор и специально стреляет в воздух, заставляя младшего успокоиться и стоять спокойно. – Прошу, только попади с первого раза. – А вот и предсмертная просьба, – хрипло хихикает Антон и трижды стреляет в неподвижное тело. Несколько секунд и парень без чувств падает на холодную землю, пока кровь вытекает из раны, пачкая явно не дешёвую футболку, которая уже была в земле. – Встретимся в аду. Он снова идёт к машине, но сейчас в приподнятом настроении. Антон знает, что его точно найдут, причём, может даже завтра. Но вряд ли застанут его живым. Месть удалась, а сейчас можно и на покой отправиться.***
В Москву парень приезжает под утро. И, перед тем как зайти в пустую квартиру, решает забежать в магазин и купить себе пару бутылочек коньяка, двенадцатилетней выдержки. Перед смертью хочется выпить. – Доброе утро, – весело улыбается Шастун кассирше, которая смотрит на него, как на последнего идиота. У человека друг недавно умер, а он тут веселится. Явно не адекватный человек. – Доброе, – осторожно отвечает она, выгибая одну рыжую бровь дугой. – Восемнадцать есть? – Мне тридцатник скоро... Тут уже даже больше двадцати пяти, – улыбается Антон, протягивая красненькую купюру женщине. – Сдачи не надо. Он быстро хватает бутылки и быстрым шагом выходит из магазина.***
Антон сразу идёт на крышу, игнорируя наличие лифта и собственной квартиры. Он решил, что пить будет на крыши, с которой сбросится через каких-то пару часов. Он поднимается, не чувствуя отдышки. Такое чувство, что он летит, словно птица. Или ангел. Но ангелы не убивают. Шастун думает, что он счастлив здесь и сейчас. Но счастливые люди не пьют на крыше рано утром. Антону кажется, что его отделяет от вечного счастья в аду всего лишь какой-то час. Но он атеист. А значит, для него не существует ничего, кроме приятной пустоты. Неужели скоро конец? Не будет этих мучений? Не будет больных воспоминаний? Боли? Неужели всё можно было решить так легко? На крыше дует ветер и в целом достаточно холодно, несмотря на то, что на улице как бы май месяц. Антон закрывает за собой дверь и садится прямо на пол, обнимая бутылки алкогольного друга. – Ну вот, Арсюш. Может быть, мы скоро встретимся. Если ты в аду, конечно, – смеётся Шастун и откупоривает одну из бутылок. – Ты ждёшь меня там? Или уже успел замутить с каким-нибудь демоном? – он делает несколько глотков прямо с горла, чуть жмурясь из-за того, что коньяк нехило так обжигает горло. – Ты ж мой голубоглазый дьявол... Ты всё можешь.. Парень достаёт из кармана пиджака пачку сигарет и зажигалку. Из бумажной коробочки он достаёт одну никотиновую палочку, которую в последствии поджигает, сразу же делая затяжку. Из-за этого он ловит первый, приличный "вертолет". – Я уже скоро буду с тобой. Вот только попрощаюсь с жизнью, как следует. И сразу к тебе, мой дорогой, – Антон смотрит в небо, снова делая несколько глотков янтарной жидкости, что сильнее обжигает горло. Больно, неприятно, но это того стоит. По крайней мере, так думает Шастун.***
Бутылки коньяка уже опустели и, как Антон и обещал, настало время попрощаться с жизнью, которая преподнесла немало так дерьма бедной душе Шастуна. – Ну вот и всё, – кивает своим словам парень, подходя ближе к огороженому краю крыши. Он с лёгкостью перелезает через небольшое ограждение, оказываясь в шаге от верной гибели. Перед этим бывший имровизатор решил отправить в инстаграм запись о том, что с крыши открывается такой красивый вид на Москву. А ещё такое ёмкое слово "прощайте". И сразу же после этого вырубил телефон. Он кричит "Прощай жизнь" и, развернувшись спиной вперёд, оттолкнулся от кирпичей и полетел вниз с тридцать седьмого этажа. Парень летит вниз, расправив руки. Ему не кажется это чем-то неправильным, ведь это – единственное спасение его грешной души. Антону хорошо. Ветер обдувает кудрявые волосы и приятно холодит нежную кожу, что почти сразу же покрывается мурашками. Удар. Чей-то крик. Кто-то упал без сознания. А Антона больше нет.***
Шастуна хоронили в закрытом гробу. Поэтому, все, кто хотел бы попрощаться с импровизатором, не смогли этого сделать. Да и разговаривать с чем-то, больше напоминающим отбивную – вряд ли приятно. – Ну вот и зашибись. Неделю назад одного похоронил, теперь другого, – трагично тянет Воля, стараясь успокоить будущую жену. – Я не верю в это, Паш... – захлёбываясь слезами говорит Ляйсан и сильнее прижимается к груди Павла. – Он... такой молодой... был, – еле выговаривает она и снова заходится в своей истерике. – Да... Тох, как так, – как-то задумчиво тянет Позов, приобнимая Серёжу одной рукой. – Мы то думали, что хоть ты с нами останешься. Священник читает очередную молитву над гробом парня, пока гроб с телом Шастуна опускают в сырую землю. Все, по очереди, кидают по горстке земли на крышку гроба. На похоронах было немало народу: начиная с близких друзей и заканчивая фанатами, которых Антон, наверное, никогда и не видел. – Надеюсь, что хоть там ему стало лучше, – еле сдерживая слёзы шепчет Воля, кидая горсть земли. И то, лишь из-за того, чтобы не действовать лишний раз на нервы Ляйсан. – Ну что ты... Однажды, мы его встретим... – Павел снова обнимает невесту, прижимая к себе. – Видимо, закроют импровизацию, – мрачно тянет Позов, прикидывая, что придётся опять возвращаться к работе стоматологом. – Зато ты теперь самый молодой в нашей команде, – Серёжа старается быть оптимистом, но и сам понимает, что не сможет жить без парней, которые стали за это достаточно длительное время, практически семьёй. – Какой же ты дурак, а, – возмущается Дима, глядя на то, как рабочие засыпают могилу достаточно молодого парня, с очень тяжёлой жизнью. И только Павел и Ляйсан понимают, что сейчас Антону и правда хорошо, ведь его больше не мучает ни прошлое, ни настоящее. И это так хорошо, что немного умаляет ту боль, которую они до этого испытывали. Но, к сожалению, чуть легче становится только двум людям. Из нескольких десятков и даже сотен тысяч.