Твоя младшая сестра...

60 POV Руслан Тур. Очередные концерты, на которых я отдаюсь слушателям без остатка. Я не думаю, блять, ни о чем. Или стараюсь не думать. Так проще. Проще для себя, проще для Давида, проще для Дарины. Я исполняю свой ахуенный трек, чувствуя полную отдачу от этого ебанного зала, который поет вместе со мной. Люди разъебываются в слэме, когда я прошу их сделать круг побольше. Люди присаживаются на корточки, когда я их прошу, а потом ахуенно подпрыгивают на припеве. Они включают фонарики, веселятся, пьют и отдыхают, пока я работаю. Но мне заебись, я занимаюсь любимым делом. В эти моменты могу забыться, отдаваясь без остатка. В моей голове слишком много, я бы сказал, дохуя разных мыслей, когда я остаюсь наедине с собой. Поэтому для меня это стало ебать какой проблемой. Никогда не боялся находиться наедине с собой, но сейчас это кажется чем - то ахуеть каким невозможным. Люди тащатся от новых треков, тащатся от нового альбома, который я писал, будучи, не совсем свободным парнем. Не совсем свободным, ха. В то время я считал, что это все просто полнейшая игра. Я считал, что мы используем друг - друга ради клевых эмоций. Было приятно видеть человека, который готов был терпеть любое мое настроение. Было приятно видеть человека, который готов был отдаваться без остатка, находясь рядом со мной. Я чувствовал себя особенным, хоть и часто ловил себя на мысли, что я полнейший мудак, а все, что происходит слишком неправильно. Наверное, я действительно поступал слишком хуево с барби, которая никак не заслуживала это. Она была рядом, когда я нуждался в ней. Была рядом, когда у меня было хуевое настроение. Была рядом во время моих тиков и психов. Я и сам не заметил, что привязался к ней. Сам не заметил, как эта игра изменила мое отношение к ней. Но понял я это слишком поздно. Когда Давид пришел ко мне тогда и попросил Дарину уйти, мне было лишь жаль, что это так быстро раскрылось. Мне показалось, что проведенного времени вместе было слишком мало. Я знал, что рано или поздно ее брат все поймёт. Я знал, что у нас будет серьезный разговор и заранее знал, что откажусь от пиздючки, чтобы не испортить нашу дружбу. Я замечал, как постепенно Давид понимал, что здесь что - то не так. Замечал, как он менялся, хмурился, но не хотел признаваться себе в том, что не доглядел за своей младшей, но такой, блять, сексуальной и веселой, сестрой. Иногда мне казалось, что он мог бы и не быть против, будь на моем место кто - нибудь другой. Кто - нибудь такой, кто никогда бы не посмел трахнуть его сестру, не находясь с ней в отношениях. Кто - нибудь такой, кто открыто пришел бы к Давиду и сказал, что испытывает чувства к барби. Кто - нибудь такой, кто не изменяет и остаётся верен своему выбору. Но проблема в том, что я точно никогда таким не был. Я чаще ставил на первое место себя и свое удовольствие, нежели чувства девушек. Я трахался огромное количество раз, с различными девушками, у которых был огромный опыт в этом плане. Я всегда был ахуенным другом, но полным мудаком в отношениях. И Давид, как никто другой, знал обо всех моих косяках, знал меня слишком хорошо. Хотя… Тут небольшая проблема. Мой братан и подумать не мог, что его сестра станет очередной моей жертвой. Изначально я посмотрел на нее, потому что она была под ебанным запретом. Я мог получить любую девушку, которая появлялась у нас в компании. Мог получить все, что хотел, особо не прикладывая каких - либо усилий. Но, как там говорится, запретный плод сладок? Верное утверждение в этом случае. Я и сам не понял, когда именно захотел ее получить. Сам не понял, когда именно переключился с роли старшего брата на чувака, который хочет ее трахнуть. Я наебу сам себя, если скажу, что она не была красивой. Наебу сам себя, если скажу, что меня не подкупал ее такой странный добрый характер. Барби была малолеткой и я в глубине души понимал, что все, что между нами происходит не перейдет на серьезный этап. Я знал, что играя в эту игру, выиграю. Знал, что выйду сухим из воды, забыв о том, что между нами было. Но я наебался. Наебался знатно, но понял это не сразу. Мне хватило недели без нее, чтобы понять, что она продолжает находиться в моих мыслях. Мне хватило ебанной недели, чтобы понять, что я скучал. Сначала мне казалось, что мне просто не хватает женской ласки и секса, потому что привык к тому, что, когда я хотел, я получал свое. Я привык к тонким, нежным рукам, которые во время траха оставляли на мне отпечатки. Привык к тому, как громко она стонала, находясь на мне или подо мной. Привык к тому, как она старалась улучшить свои навыки, чтобы порадовать меня. Уехав в тур, в первом же городе я потрахался со своей фанаткой, которая отдаленно напоминала мне Дарину. Но напоминала она мне ее лишь внешне. Я и раньше трахался с суками, которые были слишком уверены в себе. Я и раньше цеплял телок, зная заранее, что после совместной ночи, я не вспомню об этом. Но этот секс с миловидной блондинкой не впечатлил меня. И ощущение пустоты лишь росло. Росло, а я старался это скрывать, делая вид, что мне заебись. Я много пил, много юзал, много откисал в перерывах от концертов. И старался не оставаться один, чтобы, блять, лишний раз не вспоминать об этом. Но все равно вспоминал. Песни: «моя младшая сестра», «барби», «паранойя», даже они напоминали мне о том, что она есть. Девушка, которая смогла найти ключ к моему сердцу, существует. И она, блять, младшая сестренка моего брата. Я был уверен, что она будет страдать сильнее меня. Был готов к этому. Был готов слышать недовольные высказывания Давида, каждый ебанный раз, когда мы созванивались. Но я не ожидал, что мне будет мерзко от самого себя, когда я буду слышать о том, как сильно похудела барби. Не ожидал, что мне будет мерзко от самого себя, когда я буду слышать, что она почти не появляется дома. Мне было мерзко осознавать, что я сломал ее. Нет, не сломал, но точно надломил. Я не хотел брать ответственность, потому что мне это нахуй не нужно было. Мне было комфортно проводить с ней время. Было комфортно засыпать с ней. Мне было комфортно и я думал, что за рамки «комфорта» это никуда не уйдёт. Но, как я уже говорил, я наебал сам себя. С каждым ебанным днем мне все больше становилось противно. Я часто крутил в мыслях ее признание в своей квартире, когда попросил ее уйти и больше не возвращаться. Я часто вспоминал те слова. Она сказала, что любит меня. И я не ожидал, что мне станет так больно. Станет больно услышать эти слова от нее в такой момент. И я не сразу смог скрыть своих истинных, противоречивых чувств. Было смешно осознавать, что я испортил все сам. Я мог бы и дальше находиться с ней, проводить время вместе, трахаться и гулять, но проебался. Проебался, не отдавая себе отчета в этом. А теперь я пожинаю эти ебанные плоды. С каждым днем чувство тоски накрывало меня все сильнее. Я чувствовал себя шавкой, которую бросил хозяин. Это неприятно. Неприятно осознавать, что ощущал себя брошенным и ненужным. Когда я узнал, что Дарина улетает в Турцию с ребятами, я поймал себя на мысли, что было бы ахуенно оказаться рядом с ней в эти моменты. Было бы ахуенно наблюдать за тем, как она восхищается. Было бы ахуенно наблюдать за ней, когда она купается в море. Я был рад услышать, что барби приходит в норму. Был рад знать, что рядом с ней мои близкие друзья, которые относятся к ней очень хорошо. Я был рад знать, что рядом с ней будет Коля, который мог подобрать нужные слова в моменты, когда это необходимо. Я доверял Коле Дарину. Я знал, что он поможет ей справиться с депрессией. Но вместе с радостью я очень дико завидовал, что рядом будет находится он, а не я. Я каждый ебанный раз сам интересовался у Давида, как она. И был не удивлен, когда узнал, что она бросила учебу. Но неприятно чувство собственности накрыло тогда, когда я услышал знакомое имя рыжеволосого, который вдруг начал снова общаться с ней. Тогда мне хотелось сорваться с другого города и прилететь для того, чтобы набить ему ебало. Мне хотелось сделать так, чтобы Даня больше не посмел приближаться к ней. Я даже и думать не хотел о том, какую цель он преследует. Я знал, что Дарина нравилась ему будучи еще несовершеннолетней малолеткой, поэтому так старался отгородить ее от этого мудака. И я просил Давида следить за ней. Просил сделать что - нибудь, чтобы он и пальцем ее не тронул сейчас, когда меня нет рядом. Я знал, что у меня уже нет права защищать ее от остальных ебанных ухажеров, которые посматривали на нее. И я знал, как Саша обрадовался, узнав, что она снова одинока. Мне не нравилось, что они проводили много времени вместе после нашего разрыва. Но я знал, что он и пальцем ее не тронет, просто напросто испугается. И я даже звонил ему один раз, предупреждал, что если узнаю о чем - то, то будет другой разговор. Саня тогда испугался и пообещал, что ничего не сделает с ней. Уверил меня, что они только друзья. И я ему верил. Ему, в отличие, от Кашина я верил. Он пообещал следить за ней, но я понимал, что он не будет следить за ней так, как мог бы следить я. Меня переодически накрывало. Накрывало так сильно и резко, будто я ловил бэд трип. Накрывало так, что я не знал, что нужно сделать, чтобы меня, наконец - таки, отпустило. Прошел месяц, а боль с каждым днем лишь увеличивалась. Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Иногда мне казалось, что мне уже ничего не поможет. Уехать в тур было идеальным решением. Не представляю, как бы я себя вел, находясь с ней рядом. Не представляю, как бы я себя вел, зная, что она в одном городе со мной. Избегать ее было бы глупым решением. Я не хотел думать о том, что скоро вернусь обратно. Не хотел думать о том, каким я буду мудаком по отношению к ней. Но я допускал и ту мысль, что захочу получить ее снова. Допускал ту мысль, что мне будет тяжело делать вид, что между нами ничего не было. Я боялся и одновременно хотел поскорее ее увидеть, понять, что именно я испытываю к ней сейчас. Я ждал момента, когда окажусь рядом с ней. Ждал момента, когда увижу ее взгляд. Я сразу все пойму. Пойму, что чувствую. Сейчас я не уверен был в том, что испытываю к ней что - то большее, чем просто привязанность. Что испытываю большее, чем просто желание обладать ей. Я собственник. Циничный собственник, который сейчас мучается от того, что ее нет рядом. Зал взрывается, громко кричит, когда очередной трек заканчивается. Концерт близится к концу. Я весь потный и мокрый, желание пить колоссальное, но я почему - то терплю это. Я окидываю взглядом клуб, вместительностью где - то около двух тысяч людей. Здесь собрались люди, возраст которых, в основном от шестнадцати до двадцати пяти. Много парней, но больше девушек. В переднем ряду тянут руки. Как - будто они могут до меня достать, ага. Я улыбаюсь своей полуулыбкой, обхватываю микрофон руками, тяжело дыша. — Пацаны, вопрос для вас. Как относитесь к малолеткам? — и мне не особо важен ответ, но парни громко кричат, понимая о какой песне, наверное, идёт речь, — а к младшим сестрам своих друзей? — я хитро щурюсь. Я делаю вдох, чтобы продолжить, — интересно, а были ли у вас случаи, когда вы хотели их тряхнуть? — зал не сдерживает свой смех и восторг, а я поворачиваюсь к своему диджею, кивая ему головой. Эта песня напоминает мне о барби. Напоминает о том, что было, хоть я и не особо желаю вспоминать это каждый раз. Но каждый ебанный раз я думаю о ней, когда слышу знакомые ноты, — мои ребята сейчас отдыхают в Турции кстати, — следом говорю я, натягивая довольную улыбку на лицо, — передаем привет Арине, Давиду, Серафиму и Коле, — и я специально не говорю ее имя, делая вид, что мне запредельно похуй. Иногда мне, действительно, будто бы похуй. В эти моменты я чаще всего не в трезвом состоянии. В эти моменты я даже не думаю о ней, но потом меня накрывает. Накрывает, когда я трезвею. Не знал, что эта малолетка может вызвать у меня подобную реакцию. Не знал, что в этой игре не будет победителей. Меня всегда раздражало в ней то, что она никогда не говорила, что думает на самом деле. Всегда раздражало, что она не говорила о том, что чувствует, когда я ее обижаю. Она была преданна мне, как собака. Я не ценил это, думая, что она бесхарактерная. Меня раздражало в ней это. Но в тоже время и цепляло. Цепляла ее искренность, глупая и никчемная искренность, которая вообще не нужна. С одной стороны, барби должна, блять, мне быть благодарна. Именно я заставил ее взрослеть. Именно я сделал так, чтобы она поняла свою ошибку. *** После концерта я еду в отель. Желания тусить и что - то делать не было. Мне просто хотелось спать. Просто хотелось побыть одному. Я еду на дорогой машине, откидываясь на спинку кожаного светлого салона, прикрывая глаза. Я и сам не заметил, как заебался. Тур отнимает слишком много сил, но я рад, что не нахожусь в Питере. Но не рад тому факту, что мог бы сейчас оказаться в Турции. Мы бы, наверное, с Дариной и дальше бы продолжали эту игру, прячась от Давида. Я бы трахал ее в разных местах, потом колко шутил бы, а она бы поджимала губы, опуская глаза вниз. Сначала, когда я узнал, что она девственница, у меня был такой страх. Я не хотел быть ее первым мужчиной, не хотел ее ничему учить, не хотел этой эмоциональной привязки. Но она была слишком сексуальна. Даже в те моменты, когда не подозревала об этом. Я хотел ее всегда. Всегда, в разных позах, я хотел обладать ей. Мне нравилась ее покорность, нравилось то, как она меняется. Вздох. Я достаю свой телефон, залезая в инстаграм. Сам того не ведая, я захожу на ее страничку и вижу новую фотку в профиле. Это их первый день в Турции, а она уже выставила фотографию в обнимку с Колей и Серафимом. Счастливая. Глаза светятся, губы растянуты в улыбке, обнажая белоснежные зубы. Я приближаю эту фотографию, осматривая ее тонкие ноги. Слишком тонкие. Я не помню, чтобы барби была такой худой. Неужели она вообще, блять, ничего не ест? Куда тогда смотрит Давид? Я недовольно морщу свой нос, потому что не хочу видеть ее такой. Потом я смотрю на ее короткие волосы и усмехаюсь. Точно. Каждая девушка хоть раз при расставании стриглась под каре. Но мне вообще не нравится. Не нравится ее короткая стрижка. Я вспоминаю ее с длинными волосами. Они были почти до пояса и это всегда в ней меня цепляло. Нравилось трогать ее шелковистые волосы. Опять я думаю, блять, не о том. Потом я замечаю, как аккуратно ее обнимает Коля. Обнимает не за плечи, а за талию, касаясь своими пальцами ее нежной кожи. Я почему - то начинаю злиться. На себя, на него, даже на нее. Злюсь, сам не зная причины. Меня заебал тот факт, что сейчас с ней не я. Заебало то, что я не могу видеть ее улыбки. Я вдруг чувствую легкую ненависть к Серафиму и Коле. Да вообще, блять, ко всем, кто ее окружает. Я чертыхаюсь, специально лайкаю ее фотографию, напоминая о себе. Специально делаю это каждый раз, потому что хочу, чтобы ее сердце сжималось при виде этого. Да, я веду себя как полнейший мудила, знаю. Я выхожу из этой социальной сети, захожу в чат с Лидой. Я долго думаю, что именно хочу написать ему, пока еду в отель. Долго думаю, а стоит ли мне вообще что - либо писать. Хуй знает. «Мудила, как ты?» — отправляю я, блокируя телефон. Я кидаю взгляд в окно, а желание напиться появляется так неожиданно, что мне тут же хочется уехать в какой - нибудь бар. Интересно, как я мог так проебаться? Как мог проебать ее? Фу, Тушенцов, че за мысли? Ты забыл, что тебе на всех поебать? И на нее тебе должно тоже быть похуй. Подумаешь, трахались пару месяцев подряд. Подумаешь, проводили вместе время. Ты можешь это делать с любой другой девушкой, которую потом выкинешь как половую ненужную тряпку. Но я зачем - то то и дело поглядываю на телефон, ожидая ответа от своего друга. POV Дарина Мы сидим на ресепшене нашей дружной большой компанией, распивая спиртные напитки из бара. На фоне играет очередная турецкая песня, которую мы совершенно не слушаем, разговаривая так громко, что на нас оборачиваются посетители. Я чувствую себя слегка подвыпившей, но это не приносит мне какого - либо дискомфорта. Наоборот, мне очень даже хорошо. Сейчас я могу сказать с уверенностью, что отдыхаю. И морально, и физически. Отдыхаю, забыв обо всем. Серафим рассказывает очередную историю с концерта, а мы дружно смеемся от того, какие у него могут быть нелепые ситуации. Я сижу с Ариной на диванчике, удобно откинувшись на спинку. У меня слегка болят плечи, только я могла обгореть в первый же день. С правой стороны от меня, на бежевом кожаном кресле сидит Лида в своих шортах, узором похожим на бандану, которую носят на голове. Сверху на нем черная футболка без надписей, а на плечах повязана толстовка. Парень то и дело смотрит в телефон, кажется, совсем не обращая на нас никакого внимания. Он делает глоток из стеклянного прозрачного стакана, слегка морщась, потому что пойло здесь очень крепкое. С левой стороны, где сидит Арина в красивом черном обтягивающем платье, на таком же кресле сидит Давид, у которого обгорело все лицо. Он недовольно морщится, а я прекрасно понимаю его, потому что кожа, которая так обгорела невольно щипит, напоминая о сегодняшнем дне. Серафим и Диана развалились на диване напротив нас. Парень закинул руку на спинку, то и дело касаясь своими длинными пальцами плеча девушки. Нам было весело, но меня почему - то напрягал тот факт, что Коля нас не слышит. — Ты чего? — я дотрагиваюсь своим кроссовком до ноги парня, чтобы тот обратил на меня внимание. Яркие ледяные глаза тут же встречаются с моими и кудрявый пытается натянуть улыбку, но я ему не верю. Смотрю слишком пронзительно, серьезно, делая глоток голубой смеси в своем стакане. Напиток согревает еще сильнее изнутри, будто обжигая внутренности, но мне даже приятно ощущать это. — Все ахуенно, — отмахивается он от меня. Потом берет свой телефон, что - то печатая в нем. Я сжимаю губы, пожимаю плечами и отворачиваюсь от него, слегка разочарованная в том, что он не сказал мне правду. — Старый, заебал, — Серафим буквально бросается в сторону своего друга, отбирая у него телефон, — с бывшей что ли переписываешься? — недовольно интересуется челкастый и только потом он кидает взгляд на разблокированный телефон. Он тут же вскидывает удивлённо брови, что - то читая, а потом надувает обиженно щеки, — а мне Рус даже не написал, ублюдок какой, — театрально громко вздыхает тот, а я, когда слышу знакомое имя, вздрагиваю. Меня моментально пробивает легкая дрожь, а сердце болезненно сжимается. Я закусываю с силой губой, пытаясь не подать виду, что меня до сих пор задевает то, что между нами произошло. — Ну ты и мудак, — кидает Коля, замечая мой ступор, — отдай бля, — он протягивает руку к своему телефону и только потом Мукка замечает мое состояние. Я чувствую взгляды с разных сторон. Все понимают, что Тушенцов по - прежнему является моей болезненной темой. Я делаю еще один большой глоток, надеясь, что мне снова станет легче. А потом натягиваю улыбку на лицо. Пытаюсь вести себя как ни в чем не бывало. Серафиму становится неловко, он тут же отдает телефон владельцу и внимательно смотрит на меня, выражая одним только взглядом, что ему жаль. — Че он хочет от тебя? — как бы невзначай пытаюсь поинтересоваться я, прилагая максимум усилий, чтобы мой голос предательски не дрогнул. И у меня получается это сделать. Мысленно я понимаю, что не смогу избегать этой темы вечно, как никак они тоже его друзья, причем самые близкие. Будет глупо, если каждый раз я буду показывать насколько мне больно. С этим надо справляться самостоятельно. Коля не хочет отвечать, это заметно по его выражению лица. По тому, как плотно он сжал губы, нахмурился. Но я по - прежнему пытаюсь выглядеть беззаботной, легонько ударяя его своим маленьким кулаком в плечо, — что с тобой? Расслабься, — весело пытаюсь проговорить я. — Какая нахуй разница, что он написал? — тут же вклинивается в разговор Давид, озабоченно посматривая на меня, — давайте дальше отдыхать, — и мне не нравится, что они так отходят от темы. Честно говоря, меня даже напрягает это немного. Складывается ощущение, что они все знают то, чего не знаю я. Я всматриваюсь в лицо Арины, которая пытается сделать вид, что не замечает этого. Девушка тут же берет свой стакан с коктейлем, делая маленький глоток. Значит никто ничего мне не расскажет? Потом я снова смотрю на Лиду, который тут же блокирует свой телефон, кладя экраном вниз на стол. Он улыбается мне, но мне уже не хочется улыбаться в ответ. — Он просто спросил, как у меня дела, — оправдывается он, видя мое недоумение на лице, — ничего больше, - следом добавляет он, а я почему - то вдруг не верю ему. Я лишь киваю головой на его слова, а самой так хочется уйти на воздух, что аж подрываюсь со своего места. Я хватаю пачку сигарет, мирно лежащую на мини - столике темно-коричневого, дубового цвета. Когда я кидаю быстрый взгляд на Колю, то вижу, как он хмурится, но я лишь легонько улыбаюсь ему. — Я пойду покурю, — кидаю я ребятам, стараясь сделать голос таким беззаботным, чтобы у них не было лишних вопросов. Я иду быстро, чувствуя взгляды своей компании на себе. Мне вдруг становится больно. Я вдруг начинаю скучать. Так глупо, что такие порывы так непредсказуемы. Стеклянные двери автоматически открываются передо мной и я выхожу на огромную террасу, где стоят множество столиков с пепельницами. Я кидаю взгляд на пару, которая держится за руки. Они влюблено смотрят друг на друга, девушка с темными волосами ярко улыбается, подпирая ладонью подбородок, когда мужчина ей тихонько что - то говорит. Я грустно улыбаюсь своим мыслям, проходя за дальний столик, рядом с которым нет людей. Я сажусь за него, кидая взгляд на море и пальмы. А ведь мы могли находиться здесь вместе… Могли бы, если бы не тур. Могли бы, если бы не Давид. Могли бы, если бы он не отказался от меня так просто. Я закуриваю сигарету, сжимая ее в зубах. Боже, как я ненавижу тебя, Тушенцов. Ненавижу все, что связывало нас. Ненавижу твой взгляд, твой искренний смех, твою улыбку. Я все в тебе ненавижу. Абсолютно каждую деталь в тебе. — Подсяду? — рядом появляется Серафим, которого я явно не ожидала здесь увидеть. Я киваю головой, делая затяжку. Он плюхается напротив меня, достаёт сигарету и тоже прикуривает ее. Мы молчим какое - то время, каждый думает о своем. Мне даже не хочется начинать разговор. Мне хочется просто помолчать. Помолчать и подумать, — прости, — вдруг извиняется челкастый, делая такое грустное лицо, что мне становится даже как - то не по себе. — Все нормально, — уверяю его я, — даже не парься, — он не верит мне, я замечаю это по тому, как он сощурил глаза. — Я должен был держать язык за зубами, — оправдывается следом Мукка, делая затяжку, — я мудак. —Ты не мудак, — тут же отрицательно качаю я головой, — это я полнейшая идиотка, которая влюбилась в чувака, которому нахуй это не надо было.