my bones into your bones

Аврора не помнила, как научилась шить. Подобно материнству, вождению и умению держать скот, это получалось у нее само собой. Ниалл не удосужился нагрезить ей детство, поэтому в ее памяти и не осталось воспоминаний о том, как собственная мать учила ее всему этому. По документам она родилась в Марионвилле, штат Миссури — 5 января, 1967 года. Ниалл выбрал этот город из-за популяции белоснежных белок. Аврора всегда любила белок. У них имелась картина с абстрактной коричневой белкой. Она висела над обеденным столом, и Ниалл ее ненавидел. Он купил ее на аукционе, когда Деклан был совсем маленьким. Авроре она очень нравилась, но не так, как ей нравилось изводить Ниалла. Она вполне могла бы повесить ее в своей мастерской наверху, но они оба слишком сильно наслаждались их шутливыми перепалками, поэтому Аврора этого не сделала. Каждому из своих сыновей она сшила стеганое одеяло, по достижению ими определенного возраста. Бело-голубое для Деклана, с десятками монограмм «ДЛ», вышитыми темными нитками. У нее ушло на это уйма времени. Деклан спал под ним даже в семнадцать. Одеяло Ронана больше походило на детское: с библейскими мотивами — стада животных под деревьями из шерсти и лучи маслянистого солнца, пробивающиеся сквозь листву. Ронан рано избавился от него, спрятав в самом дальнем углу своего шкафа. Но Аврору это никогда не волновало — она знала, что Ронан все еще доставал его иногда, особенно в плохие ночи. Одеяло для Мэтью она сшила быстрее остальных и любила его больше других. Оно представляло из себя десятки разномастных квадратиков, соединенных вместе, с кисточками по краям. Очень простое и самое любимое. Мэтью таскал его с собой повсюду, пока ему не исполнилось восемь. Тогда же он перестал сосать большой палец. К их с Ниаллом свадьбе, Аврора тоже сшила одеяло. С рисунком, похожим на галлюцинацию: кольца, кольца, кольца — без начала и конца. Его можно было найти где угодно, но не на кровати в их спальне: на спинке дивана в гостиной, на плечах Ниалла в его кабинете, на спящем у камина ребенке. Формальности мало что значили для Авроры — главное, что вещь пригодилась, что она не собирает пыль, никому не нужная. Она не допускала расточительства. Ее свадебное платье превратилось в коктейльный наряд для вечеринок в Нью-Йорке, а лоскут ее фаты сохранился в рамке на книжной полке. Одежда, в которой крестили мальчиков, была пожертвована церкви. Аврора хотела сшить из нее салфетки, но Ниалл назвал это богохульством. Аврора представляла собой идеальную жену фермера. Хотя, учитывая, как часто Ниалл отсутствовал, можно сказать, что она сама была фермером. Когда мальчики еще были слишком малы, чтобы помогать, она сама справлялась со всей работой. Как и ее средний сын, она терпеть не могла бездействовать. Она успевала все: чистить коровьи загоны, присматривать за детьми, заниматься рукоделием. Другие женщины в церкви язвительно, но не без восхищения, обсуждали, как часто уезжает ее муж и оставляет ее в доме одну с тремя маленькими детьми. Они зубоскалили за ее спиной, считали Ниалла негодяем, гулящим. Мол, в каждом городе у него по семье — так они говорили. Ее же называли потаскухой без вкуса и мозгов, которая покорно ждала его дома. И ведь они даже не были женаты, когда родился их первенец. Аврора полагала, что есть некоторая доля истины в их словах, поэтому старалась быть дружелюбной, насколько это возможно. Она знала, когда нужно прикусить язык. Но учила своих сыновей не делать этого. Ниалл звал ее Пенелопой — ткущей и распускающей свои гобелены в ожидании мужа. Аврора и не думала ничего распускать — она была создана созидать. Ей неведома была смерть — в ее мире ничего не заканчивалось. Бесконечный круговорот. Нить без начала и конца. Она собиралась сшить для мальчиков свадебные одеяла, когда они вступят в брак. Она поняла, что этому не суждено сбыться, тем утром, когда Ронан принес известие о смерти Ниалла. Ее охватило горе — незнакомое и всеобъемлющее. Бесконечное и бескрайнее. Разум ее затуманился. На лице Ронана, словно в зеркале, отражалось состояние ее души. Он знал об ужасах смерти только из сказок. Ронан принес с собой резкие запахи рвоты и крови; Аврора обнаружила его за мытьем рук. Он сделал это один, два, три раза, хотя на руках давно не осталось крови. Он хотел смыть с себя само воспоминание об этом запахе, но в то же время отказывался сменить одежду. Он провел два дня в поношенной пижаме и куртке Ниалла. Он не спал. По ночам Ронан обходил поля. Однажды Аврора пошла с ним к ручью на границе их владений. Они сидели там в лунном свете, глядя в пустоту, не произнося ни слова, становясь кем-то другим. Аврора начала забывать слова. Она вовсе не была Пенелопой. Она была распущенным гобеленом.