Ледяное сердце

      Коньки уже, казалось, приросли к ногам. Постоянные занятия фигурным катанием с самого детства вошли в привычку. Каждый день идти в центр Воронежа с огромной сумкой на плече — ритуал. Мечта просто побывать на чемпионате уже была велика, но выступить — это было чем-то немыслимым, невероятным.       Одиннадцать лет учёбы пролетают слишком быстро — и вот она, мечта. Антон переезжает в Санкт-Петербург при первой же возможности, подаёт документы в Институт Искусств на актёра. Казалось бы, идеальная студенческая жизнь.       Но сейчас он стоит напротив входа в центральную школу фигурного катания города, даже не предупредив никого из работников.       Трудно объяснить, что сейчас чувствует парень. С одной стороны, грех было пробоваться где-то в местах поскромнее, но с другой, опрометчиво было идти без предупреждения и звонка в одну из лучших школ страны. Судорожно вздохнув, тот подходит ближе на пару шагов и тянет на себя дверь. Закрыто.       Ну не мог же он вот так оплашаться?!       Но, к сожалению, последующие несколько попыток заканчиваются точно так же — результата ноль.       Руки начинают трястись от холодного ноябрьского ветра, из губ вылетает облако пара.       Парень тянется в карман за сигаретами. Да, спортсмену нельзя курить, и он это прекрасно знает. Но это был единственный антистресс, который помогал всегда и никогда не терял своё свойство успокаивать.       Антон делает первую затяжку и не слышит, как сзади него останавливается чёрный автобомиль, и оттуда выходит мужчина. — Молодой человек, здесь нельзя курить, — строгий бархатный голос буквально пропевает это, и "молодой человек" поворачивается. — Я сказал, потушите сигарету и уходите, — в глубоких голубых глазах читается недовольство и нарастающее раздражение.       Срабатывает идеально — спустя секунду бычок падает в мусорный бак. — А теперь уходите, — такой же строгий, но более спокойный голос. — Я.. И-извините, а вы тут работаете?..       Мысли путаются, как и язык. Все слова куда-то резко пропали, оставляя после себя нарастающее замешательство.       Хриплый смех со стороны мужчины. Он кажется искренним, но что-то в нем не так... Какие-то нотки высокомерия или гордости... Возможно, сразу вместе. — Ну допустим, работаю. А вы что-то хотели?       Теперь голубые глаза изучающе обводят взглядом худощавое высокое тело. — Д-да..! Я... Я хотел бы учиться у ва- — Нет.       И все едва зародившиеся надежды убивают ещё в утробе. Теперь нелепость ситуации стала больше. — Но почему? — Курящих не беру.       Парень опешил. И ведь не к чему придраться, но сделано это явно было на зло ему. И это невыносимо раздражало. — Да кто вы вообще?       Хотелось спросить, кем он себя возомнил, но язык вовремя прикусили, вспоминая, что это человек сейчас — единственный его пропуск на каток, при чем в буквальном смысле.       Мужчина удивлённо выгнул бровь, высокомерная улыбка пропала, заменяясь таким же оскалом. — И я вообще-то не курю. Это единичный случай. — Послушай меня, — Антона снова перебивают, косвенно показывая "Говорить будешь, когда разрешу", — Ко мне каждый день с десяток таких, как ты приходят и просятся на занятия. И к слову, никого из них я не принял, — делает шаг вперёд, скрещивают руки на груди, — А слепых и с амнезией даже не подпускаем к нашему учреждению.       Сердце будто останавливается. — В каком смысле?.. — вопрос задан серьёзно, но отреагировали на него слишком странно — хриплым бархатистым смехом и надменным взглядом с раздражающей улыбочкой. Руки невольно сжимаются в кулаки.       Мужчина, всё ещё хихикая, потирает переносицу. — Ну смотри, — ещё и вздыхает тяжело, прямо таки театрально. "Актёр хренов" — проносится мимолетная мысль в русой голове, — Раз ты пришёл сюда, то ты явно знаком с фигурным катанием и точно смотришь трансляции соревнований. Так?       Антон закипает, но сдержанно кивает, понимая, что вот-вот он взорвётся. — Фамилия Виноградов вам абсолютно случайно не знакома?       Безумно хочется возразить, развернуться и уйти, перед этим поставив человека напротив него "на место", но тот всё же невольно прокручивает в голове все слова комментатора, что едва слышно звучали из старого телевизора, когда он был моложе и мечтал о карьере фигуриста. — Ну допустим, знакома, — ухмыляется и скрещивает руки на груди, отзеркаливая мужчину, даже интонацию подобрав похожую, но нелепую.       И это звучало бы как очень красивая колкость, если бы не одна деталь — он соврал. В последний раз он смотрел телевизор года полтора назад, а когда смотрел соревнования, обращал внимание только на происходящее на льду. Вот такая особенность — не может воспринимать слуховую и зрительную информацию одновременно.       И мужчина смеётся. Это все ещё бархатный приятный смех, но теперь он не просто хихикает, а запрокидывает голову и прикрывает глаза. Антон искренне не может понять, в чем здесь дело. Очень хочет понять, но не понимает. "Расскажите мне, я тоже посмеюсь" — тот самый случай, когда знаешь, что смеются над тобой, но хочешь понимать, над чем именно, чтобы поскорее выйти из дискомфортной стыдливой ситуации.       Смех с трудом прекращается, мужчина вытирает несуществующие слезинки. — Тогда у вас либо амнезия, молодой человек, либо вы просто слепой. К сожалению, это неправда, ведь забыть дорогу сюда вы явно не сможете. Что ж... Подумайте, к чему же я задал этот вопрос.       Речь сопровождается смешками, редким кашлем и вздохами. Тот потирает переносицу — видимо, носит очки.       Секунда раздумий, и пазл в голове складывается. Непонимающий взгляд зелёных глаз сменяется на явный стыд и волнение.       Антон уверенный в себе парень. Да, он любит себя, дерзок и достаточно упрям, но вот на стыд он всегда реагирует как-то слишком по-детски: вся уверенность пропадает, заменяясь явными признаками тревожности. Абсолютно другой человек... — Так это вы...       Мужчина довольно ухмыляется, улыбочка возвращается на слишком красивое для тридцати восьми лет лицо. — Да, верно, я. А теперь покиньте это место, — строгий мужской бархатный голос невольно пускает мурашки по телу. Чувствуется упрёк, скрытое унижение и издевка, которые парень терпеть не мог.       Антон судорожно дышит. Тревожность, как и фигурное катание, уже жила в его душе и явно имела там прописку. А перед этим человеком невольно чувствуешь себя незащищённым, голым. Он глубоко выдыхает, пока Виноградов, не обращая на него внимание, приближается к двери. Очевидно, он и подумать не мог, что спустя секунду он окажется прижатым к стене. — Мне полицию вызвать? — Пожалуйста... Я к этому шёл очень-очень долго! Чего вам стоит?! Уверенность постепенно возвращается, как и свойственная ему громкость.       И опять этот приятный и мерзкий одновременно смех бросает в дрожь. Он даже не пытается выбраться, а просто взвешивает. А если и взять? В конце концов, к стене его ещё не прижимал никто... Да и десять минут не испортят его жизнь. — Завтра в шесть здесь, мальчишка, — показушно резко проводит рукой по скуле и смеётся.       Да и к тому же... Антон никогда не узнает, что он сделал это ради веселья, от скуки...