Двойное свидание

Поэт за два часа до выхода — растрепанный и злой. Что неудивительно: не очень-то приятно ощущать тяжелый ботинок между лопатками и веревку на скрученных руках. Так… унизительно. Кризалис на выручку прибежал не сразу, а когда прибежал, от души ему добавил, да так, что в ушах потом еще долго звенело. На сопротивление сил не было — они и так все были потрачены на то, чтобы отбиться от злодеев. Поэта чуть не умыкнули на какие-то эксперименты, жаль, эта ниточка оборвалась. Неизвестные хорошо умели хранить секреты, и часть группы захвата успела принять яд. — Ты должен назвать мне весомую причину, чтобы я с тобой остался! — злобно бросает Поэт по пути в ванну. — И если ты не придумаешь ее к тому моменту, как я выйду, меня ты здесь больше не увидишь. Владимир себя виноватым не чувствует, но и злости на несправедливые упреки Поэта нет. Переволновался, влепил со всей дури за то, что один в задницу полез, когда договаривались, чтобы хотя бы предупреждал. Хорошо хоть не сломал ему ничего — удерживать зверя внутри непросто. Но и Поэт тоже молодец! Получил наводку на каких-то ученых, с которыми может сотрудничать Рубинштейн, полез к ним один с голыми руками… Кризалисова бы воля, он бы Поэта на цепь посадил и из дома даже в магазин не выпускал. Но они договорились, что Владимир этого не сделает. Иначе Поэт бы не согласился съехаться с ним. — Я выпил кубок свой до дна, Душа отравою полна. И вот я гасну в тишине, Но пред кончиной легче мне!.. — надрывается Поэт в ванной, словно решил внезапно покончить с собой. Сильно Кризалис по этому поводу не переживает — слабый и хрупкий с виду мужчина оказался неубиваемым, как старая нокиа, раз за разом сбрасываемая с пятнадцатого этажа. А драматизировать Поэт всегда любил, не отбирать же у него последний хлеб. Когда Поэт выбирается, весь чистенький, довольненький и благоухающий, Кризалис встает перед ним на одно колено, берет за руку, смотрит внимательно-внимательно и проникновенно говорит… — Слыш, мы на свидание опаздываем. Пошли уже, а? Не отменять же все из-за какого-то несостоявшегося похищения. Да и наводку Чумному доктору Кризалис уже передал, пусть ищет. А им и передохнуть можно: сейчас никто гнаться за ними не будет, лицо за мотоциклетным шлемом не разглядят, а ресторанчик тут чисто «для своих», присматриваться не будут. Поэт и сам хочет успокоиться и развеяться, так что лениво отталкивает Владимира от себя и быстро одевается в самое лучшее. Не стоит заставлять девчонку ждать, Поэт лично решил убедиться, что у Кризалиса с напарницей ничего нет. Девчонка их и правда встречает — та, что называет им номер забронированного столика. Кто за ним сидит, издалека не видно, только черная макушка возвышается над спинкой. Новый Чумной доктор — брюнетка? Брюнетки (и брюнеты) Кризалису всегда нравились, это заставляет Поэта немного понервничать и ускорить шаг. Но, стоит ему поравняться со столиком на четверых, он застывает, глядя на парочку, позвавшую его на двойное свидание. Один из парочки смотрит на него с такой же смесью недружелюбия и ошарашенности. Причем волосы у этого человека рыжие. «Это не тот Чумной доктор…». — Нет, — быстро говорит Поэт, разворачиваясь. Глаза его всего на секунду полыхают зеленым, но боль тут же пронзает его насквозь. Кризалис реагирует быстрее — массирует его грудь ладонью, прекрасно зная, где болит, а другой рукой аккуратненько разворачивает обратно к столику и легонько подталкивает. — У меня нет на это сил, Кризалис! — Поэт поджимает губы, чувствуя, как его отодвигают к стеночке так, чтобы не было возможности сбежать. Сам Кризалис садится с краю и невозмутимо протягивает руку для рукопожатия. Олег не теряется и пожимает первым. — Кризалис, — представляется Кризалис. — Олег Волков. А это… Вы знаете, — все-таки называться настоящим именем небезопасно, даже здесь. — Зовите меня Сергей, — голубые глаза настороженно сужаются. Разумовский хватается под столом за ногу Олега и мысленно чертыхается: Лера уговаривала его познакомиться с Кризалисом и его партнером, но забыла уточнить одну маленькую деталь… — С Поэтом мы, к сожалению, знакомы. Сейчас Поэт не выглядит таким самовлюбленным и всесильным, как тогда. Похож на растерянного щенка или на обиженного ребенка после хорошей трепки, который все никак не может проглотить свою гордость и делает вид, что наказание вовсе не обидное. — Пусть они уйдут, или я тебя никогда не назову Володей! — тихо шипит Поэт, вцепляясь бледными пальцами в картонку меню и отводя взгляд. Злость помогает прогнать усталость и панику, которая накатила при виде Разумовского: в таком-то состоянии знаменитый убийца и любимый пациент Рубинштейна легко может задеть его ножичком, да так искусно, что даже Кризалис отреагировать не успеет. — Они уйдут, — кивает Кризалис, подталкивая к нему миску с бесплатными сухариками, чтобы пожевал и успокоился. Поэт даже не замечает, как быстро кидает один в рот и хрустит им с таким видом, будто перемалывает кости Разумовского. — Когда ты перед ними извинишься. Но можешь сначала поесть. — Прощение — это не проездной в автобус, оно не истощается, — «подбадривает» Разумовский, а сам в этот момент щупает ногу Олега с двойным рвением — взял ли тот оружие? Взял. Сергей вот свое оставил, не ожидал такой подлянки от Макаровой. — Всегда прощайте своих врагов, ничто не раздражает их так сильно, — высокомерно подхватывает Поэт, всем своим видом показывая, что раздражаться от этой ситуации будет сам Разумовский. — Настоящий друг зарежет тебя спереди, — замечает Волков, показывая, что тоже неплохо разбирается в цитатах Оскара Уайльда. Никто ничего не понял, кроме Сергея, принявшего страдальческий вид. — Еду выбирать будем или на дуэли стреляться пойдем? — Официантка уже извелась, если что, секундантом будет, — поддерживает Кризалис, одобрительно смотря на Волкова. Они понимающе переглядываются. Поэт с Сергеем, кажется, тоже начинают понимать друг друга с полуслова. — Полизи Руж Кото Шампенуа, — выдает вдруг Поэт что-то на французском. — Две бутылки, — не отстает Разумовский. Хорошее вино он тоже любит, хотя у Поэта денег, конечно, вряд ли хватит хотя бы на одну. Впрочем, очень быстро это перестает быть проблемой, когда Сергей после бутылки скатывается под стол, подтягивается на тонких коленях, втискивается между новыми приятелями и авторитетно заявляет, приобнимая одного из них: — Если хочешь удержать его — выстрели в него пять раз…