Тень

«Поражение? Я не знаю такого слова.» Маргарет Тэтчер

      Смотрю с подозрением на светлую улыбку принца Эйнса и думаю, почему он мне кажется таким чудесным.       Ладно, глупость подумал. Причины весьма понятны с моей стороны — столько лет влюблен в него, что не могу представить жизни, где его не будет. Но может ли это быть взаимным? Если верить глазам и словам, то так оно и есть.       Часто вы ищите меня глазами и, найдя, расслабляетесь. Не говорите в приказном тоне, как с другими, больше с мягкими мурчащими нотками и игривым прищуром льдистых глаз. Вы беспокоитесь за меня, предпочитая лично убедиться в моем состоянии, а там заботиться и быть рядом. Вы решили лично прийти ко мне на помощь… Неужели ли и правда любите?       — Мой господин, что вы испытываете ко мне?       Такая расслабляющая атмосфера под тихий теплый вечер. Мы сидим в беседке, находящейся в саду поместья принца, окруженные вьюнками, плющом и ядовитым ярким олеандром. Весьма интересно складывается, если смотреть на их значения — «присмотрись ко мне, я украшу твою жизнь», «привязанность, верность» и «осторожность», соответственно. Иронично, как это на нас похоже. Я боюсь довериться, показать слабость, наученный горьким опытом. Вы стараетесь показать мир моих страхов, недостойным внимания и страданий. Мы оба умеем доверять друг другу на уровне подсознания, не взирая ни на что. Однако, проблемой является не умение одного принимать заботу и переживание о себе и хладнокровность другого.       — Ответ в чем-то весьма прост и банален, — с улыбкой отвечаете мне. — Хоть и весьма сложен, — вздыхаете и поджимаете губы.       — Хотелось бы мне его все же услышать, — прищуриваюсь и смотрю на него своими алыми глазами. Не по правилам подобное, но разве не лучше отбросить условности и выяснить все начистоту?       — Я люблю тебя, — спокойно произносите, смотря своими серо-голубыми глазами в мои.       Так легко. Это может показаться даже ложью, если бы не взгляд. Такой взгляд, который смотрит в душу, выворачивает ее наизнанку и отвечает той же монетой, показывая нежное брюхо. Его можно назвать пронизывающий. Он не хуже тех, которые на допросе режут без ножа, добывая информацию. Здесь есть все же несколько иной контекст этого взгляда. В нем виднеется тепло, внимание, забота — любовь.       — И я люблю вас, — еле слышно выдыхаю и отвожу взгляд — слишком стыдно в подобном признаваться.       — Тебя, — фыркает Его Высочество.       — Что? — поднимаю взгляд на него и, наклонив немного голову к левому плечу, с непониманием смотрю в ответ.       — Раз наши чувства взаимны, не лучше будет убрать титулы и разговаривать на более близком уровне? — и не поспоришь.       Принц… Нет. Надо привыкать к новым условиям. Эйнс смотрел на меня с робкой улыбкой на губах и таким счастьем в глазах, что можно было ослепнуть от этого. Разве можно отказать в таких простых на вид условиях?       — Пусть будет так, — со вздохом соглашаюсь. — Но только наедине! — прищуриваюсь, строго смотря на … любимого. — Не хватало еще, чтобы Его Величество узнал об этом…       Даже не верится, что такое возможно. Это не просто ново, по сути, но и перечит субординации. А если же об этом будет известно королю, то нет никаких предположений о реакции на подобную информацию. Хотя что-то мне подсказывает, тот не будет против такого исхода. Скорее, даже поспособствует этому и поддержит при необходимости.       — Отец не станет лезть в это, Эрнест, — подтверждает мысль Эйнс, легко приобнимая меня за плечи и ненавязчиво притягивая к себе.       — От чего так уверен? — тихо произношу, не желая портить атмосферу уюта, которая царила вокруг нас.       — Он был бы слишком рад узнать, что мне кто-то дорог, — укладывает свою голову мне на плечо и гладит по руке. На это можно только улыбаться и прижимать к себе, поглаживая по голове.       Принц Эйнс фон Граннцрайх был известен своим хладнокровием. Холодные глаза, такой же вымораживающий голос и военная осанка. Он пугал всех не хуже своего младшего брата Кая. Второй принц схож чем-то с плюшевыми игрушками юной принцессы Адель: мягкий, добрый, готовый помочь и утешить, хоть и отпугивает многих своим проникновенным взглядом. Наследник же был жестким, почти жестоким, но это не распространялось на семью. С ней тот всегда старался быть ласковее, хоть и оставался отстраненным. Семья — это величайшая слабость, которую стоит не только беречь, но и не давать никому возможность использовать против себя.       — Особенно, что это выродок семьи Розенберг, — язвительная улыбка сама налезает на лицо.       Неожиданное касание, поглаживание и нежное перебирание светлых прядей волос. Это так странно. Хочется еще. Легкое и ненавязчивое выпрашивание ласки наклоном головы. Ласковый смех над ухом. Касание жестких прохладных губ к щеке.       — Не говори так, Эрнест, — шепот в ухо с игривым покусыванием мочки.       — Вы решили официально стать моим Дьяволом? — глубокий прерывистой вдох и робкая надежда остаться незамеченным.       — Неофициально же я был твоим ядом? — тихий смех в краснеющее, если верить ощущениям, ухо.       — Откуда ты… — не успевая закончить предложение, как меня целуют, затыкая таким интересным и приятным способом.       — Кому-то следовало лучше прятать письма, — оторвавшись от моих губ, произносит Эйнс, улыбаясь словно объевшийся сметаны кот.       От этого челюсть в пол… Это сколько времени потрачено в пустую!       — Какой же я долбо…       — Эйнс! — раздается зов Виктора фон Граннцрайха, короля Граннцрайха, отца Эйнса.       Кажется, проблемы решили сами прибыть, чтобы меня лично придушить, по причине не одобрения кандидатуры в невесты или же, точнее, мужья.