Тень

«Никогда не переставай улыбаться, даже когда тебе грустно, кто-то может влюбиться в твою улыбку». Габриэль Гарсиа Маркес

      Я медленно шел на поправку, умирая от безделья. Слишком не привычно просто лежать в кровати и изредка осторожно шевелится. Не прошло и дня, как я взвыл. Пришлось с принцем Эйнсом по этому поводу поговорить, чтобы тот отдал хоть часть отчетов на проверку. Правда, при условии соблюдения отдыха и постельного режима, что господин отслеживал лично. Тот просто никуда не уходил и работал в моей спальне после нашего соглашения. Немыслимо!       Прогулки по саду также проходили под контролем господина. Оказываясь вновь и вновь в розарии, хотелось… Чего хотелось? Много чего, честно говоря. Начиная от истерического смеха и заканчивая горькими слезами.       Я смотрю на все эти яркие краски и улыбаюсь. Не знаю, что скрывается за этим. Мне все еще больно смотреть на эти прелестные розы, но… Разве они виноваты в чем-то? Они просто цветут, одаривая мир своей красотой. Почему же они должны страдать от того, что было сделано людьми?       - О чем задумался? – спрашивает наследник, наблюдая своими серо-голубыми глазами за мной.       Осторожно присаживаюсь перед одной из них и касаюсь ее сочных лепестков. Souvenir du Docteur Jamain. Это темные, обильно цветущие розы, растущие огромным кустом, который сплошь покрыт благоухающими бутонами. Их цветы непредсказуемы: один может быть винно-красный, другой - вишневый, третий - красный с темными вкраплениями на лепестках (на некоторых встречаются белые подтеки), встречаются цветы с малиновым окрасом. А аромат… не яркий, скромный, но такой заманчивый. Он словно зовет к себе в объятья, обещая тень и укрытие от чужих глаз.       - Ни о чем таком.       - А кажется, что вновь ушел в свои мысли, - улыбается краем губ принц, касаясь моих светлых волос. Ласковое прикосновение, в котором чувствуется нежность и забота. – Снова размышляешь о цветах?       - А вы разве нет?       - Отвечать вопросом на вопрос неприлично, - почти мурчит Его Высочество, от чего я недовольно цыкаю.       Между нами воцаряется некоторое молчание, за которое я благодарен. Оно не было неловким, а скорее правильным. Все же сложно делиться с кем-то тем, что разъедало тебя столько лет. Принять, что за спиной есть опора, еще хуже.       - Мне все еще сложно понять ваш мотив. Это… Это слишком даже для Вас, Господин, - поднимаю взгляд на него, смотря своими проклятыми алыми глазами в безжалостные теплые голубые глаза.       - Что именно?       - Быть добрым и заботливым.       Просто. Самое простое, что можно придумать. Самое ужасное, что могло быть в моей жизни. Это отвратительно настолько, что хочется захлебнуться в этой еще больше, невзирая на будущую боль. Почему? Потому что захочется еще! А когда что-то сильно хочешь, чаще всего ломаешься окончательно. Нельзя получить то, что вычеркнул из жизни, выжег из себя…       Человек готов на многое, когда перед ним стоит желаемая цель. Это возможно хороший или плохой поступок, но он будет сделан. Не смотря на последствия, я буду ждать ласку и похвалу, совершая ужасные поступки и пачкаясь в цвета роз.       - Не вижу в этом ничего плохого, если это в будущем не обернется в предательство.       Верно. Лучше всех бьют те, кто знает слабые стороны. Кто же это может быть? Тот, кому больше всего доверяешь. Кому можно довериться? Тому, кто тянется в ответ. Тот, кто проявляет к нам заботу, слушает наши проблемы и поддерживает в тяжелые времена. Эти люди опасны. Они слишком хорошо и точно ударяют кинжалом.       - Никто не даст гарантий, - с легкой улыбкой, за которой прячется тоска, добавляю я.       - Верно, - с прищуром смотрит на меня и на его губах блуждает проказливая ухмылка, которую видел в последний раз уже очень давно. – Но тебе я буду верить, даже если ты лично воткнешь мне нож в спину.       От таких слов я потерял дар речи.       Это немыслимо! За подобное я должен умереть. Даже за одну только мысль об убийстве Эйнса фон Граннцрайха мне следует гореть в аду при жизни и в смерти.       - Г-господин!!! - от негодования повышаю голос на него. - Это слишком глупо и беспечно с Вашей стороны! За такое я должен быть, как минимум, казнен.       А он смеется. Смеется так, что у того в уголках глаз скапливается влага. Смеется так, что задыхается. Он смеется… И от этого и жутко, и приятно одновременно. От его смеха тепло и уютно, как под пуховым одеялом в холодную зиму.       - Ваше Высочество… – осуждающе смотрю на Хозяина. Ну вот, что он за человек?!       - П-прости, - с трудом, пытаясь отдышаться, произносит брюнет. – Ты просто слишком мил, когда возмущен.       И снова эта улыбка. Улыбка человека, сделавшего шалость, которая удалась и принесла удовольствие. Улыбка, дарующая свет.       Такое ощущение, что она пленяет меня, привязывает все больше к нему. Заставляет все сильнее желать открыться перед ним, показаться беззащитным и открытым. Показать слабость с верой в то, что удар будет резким и последним.       - А тебе идет, - с все той же улыбкой касается моей прохладной щеки своей теплой, почти обжигающей ладонью. Принц нежно проводит по щеке, убирая с лица прядь волос, выбившуюся из укладки благодаря ветру.       - Что? – тихо с неясной для себя хрипотцой спрашиваю, смотря с непониманием. Так странно чувствовать тепло от жесткой мозолистой ладони и сияния голубых безжалостных глаз.       - Тебе идет улыбка, - водит большим пальцем по скуле. – Если бы я ее только раньше мог увидеть…       - Не говорите того, о чем потом пожалеете, - практически с надрывом шепчу.       - Я никогда не пожалею, что смог заставить тебя улыбаться, - шепчут в ответ. – Особенно там, где твой ненавистный цвет.