В плену одиночества

      С низких карнизов черепичной крыши по водоотводу бежали ручейки дождя, смывая застоявшуюся грязь. Прохладный летний дождь барабанил по решеткам сёдзи. Открытая летняя веранда купалась в вечерней свежести, а возле крыльца росла древняя смоковница, чьи царственные листья раскатисто шумели, словно вспененный прибой волн.       Внешние перегородки, разрисованные пионами, были приоткрыты, в зарослях папоротника, под настилом порога, стоял непрерывный стрекот цикад. Разросшийся сад утопал в нежных камелиях, остроконечных нандинах, а ниспадающие волнами небесные глицинии дополняли чарующую композицию. Маленькая беседка, овитая хитросплетенными лозами винограда, тускло белела среди фруктовых деревьев. Замшелые в зелени каменные глыбы окаймляли небольшой пруд, запрятанный среди всего изобилия. На тронутой рябью поверхности воды покачивались распустившиеся цветки лотоса и кувшинок. Дождь почти прекратился, и все листья цветков опустились под грузом мокрых капель в грустном повиновении. Отпугиватель оленей мерно постукивал, беспрерывно переливая ручеёк.       Полупрозрачную москитную сетку раздувало бризом, и она легонько колыхалась под порывом, скользя по полированному полу, фильтруя поток, задевая краем увесистый горшок с декоративным бонсаем. Слышался тихий шелест, будто шумели листья бамбука.       — Я ждала тебя, долго же ты решался. Проходи, не стой на пороге.       Сидевшая за столиком девушка повернулась и уверенно взглянула на незнакомца в маске, неподвижно стоявшего осторонь в полутьме.       Незнакомец призадумчиво склонил голову набок, сверкая прищуренным глазом в уставших складках века, взвешивая адресованные ему слова. И, наверно, они по-своему его забавляли       — Неожиданно гостеприимная встреча. Откуда ты знала, что я приду? — глубокий, слегка приглушённый мужской говор прорезался из-под чудной спиральной маски с оторванным куском.       Противно квакали лягушки. Где-то совсем близко заухала сова, приветствуя подбирающиеся сумеречные тени. На горизонте шло настоящее противостояние; кучерявые тучи, грозные и мрачные, перемежались вспышками молний, озаряясь золотой каймой. Ветер погнал их дальше, и в открывшейся воронке на мгновение пробились отблески угасающего заката, разукрашивая небо в палитру кровавых оттенков.       — О, так это же был ваш подосланный шпион, незаметно следивший за мной? Наивно было полагать, что он останется незамеченным, или, наоборот, специально особо не скрывался? Тут как посмотреть, — бесхитростно и без утайки отметила Изанари, протянув руку вперёд и пошевелила пальцами, с детской непосредственностью наблюдая за тем, как удлиняющиеся лучи заката прыскают сквозь них.       — Зецу является виртуозным шпионом, одним из лучших, ещё ни разу не подводил, — суховато прокомментировал мужчина, расслабленно опираясь на смежную перегородку, и, чуть помолчав, уклончиво добавил, пристально следя за реакцией собеседницы. — Его заслуги можно перечислять бесконечно, правда это будет весьма скучно и определенно выдаст некоторые тайны нашей организации, которым не следует быть раскрытыми, да и не к месту на данный момент.       — Я нисколечко не сомневаюсь в его необычайных способностях, но тут соглашусь — незачем это сейчас обговаривать. Проходи же, чай? Прошу прощения за разбросанный мусор, не думала, что именно сегодня стоило ожидать гостей.       Совершенно без всякой иронии или беспокойства отмахнулась она, элегантно поднимаясь на ноги, собранная, стройная и непередаваемо красивая. Узорчатый шелк ее облачений в вечерней тишине звучал холодно и отчётливо.       Шлейф тлеющих благовоний опоясывал комнату, разбавляя ароматом лаванды.       Девушка, сама того не осознавая, пыталась подавить в себе лёгкую дрожь и нарастающий мандраж при виде его статной широкоплечной фигуры, внушающей долю предвкушения и толику взбудораженного трепета. Она так долго его ждала, так долго искала с ним встречи, и вот он здесь, прямо перед ней, собственной персоной...              Чтобы занять свои непослушные руки, ставшими такими несуразно длинными как у обезьяны, она принялась нарочито спокойно складывать разбросанные кипы бумаг на низком дубовом столике, дабы скрыть предательскую дрожь. Но резкие движения могли запросто выдать ее состояние, и тем более не ускользнуть от внимания гостя в маске, продолжающего без устали наблюдать, анализировать и просчитывать наперед все действия девушки.       Вся поверхность рабочего места была заставлена распластанными желтыми свитками, скрученных завязками лент, раскрытых и беспорядочно набросанных друг на друга, края которых свисали на татами. С незасохшими печатями и замысловатой росписью, а письма со взломанным сургучным клеймом, написанных сложным шрифтом, Изанари запрятала под самый низ. Каждый рисунок тушью на рисовой бумаге — замысловатый, изящный и безупречно правильный в каждой линии.       — Пожалуй, от чая не откажусь, — медленно протянул мужчина и, не снимая перчаток, взял в руки проштампованный и использованный билетик в кино, криво лежащий на музыкальном проигрывателе. На левом большом пальце заискрился бликами фиолетовый камень в перстне.       Перед нишей токонома расположились стопки книг и фолиантов, отсортированных по назначению, важности и по мере прочтения. На обложке одного тома красовалась печать с выведенным росчерком кандзи по центру и орнаментом по бокам. Сбоку была разложена игральная доска для шашек, с атакующими ходами и пустующими ячейками.       — У меня остался только зелёный, — прикусив нижнюю губу, извиняющимся тоном призналась девушка, заглядывая в медную коробочку с засушенными травами. Длинные огненные волосы, рассыпанные по спине, шелковой вуалью скрыли ее точеное лицо, но, заметив билетик в руке мужчины, сказала: — О, хороший был фильм! Люблю кино, особенно вечерние сеансы, в зале почти пусто и оттого события киноленты воспринимаются ещё более захватывающе, полностью завораживают до последнего кадра!       Смутившись от нелепости своего признания, Изанари поспешила высыпать содержимое в глиняный чайник, добавляя сверху дольки сушенных фруктов. И чайник постепенно стал нагреваться на плите, отчего пузатые бока покраснели, содержимое внутри зашипело и забулькало.       Пока чай кипятился, девушка от неловкости растерялась: что делать дальше? Задержала на несколько долгих секунд взгляд на потрёпанной, местами изорванной одежде гостя. Белая повязка на лбу была пропитана грязью, сам он был уставшим, даже изможденным, а еще от него ощутимо тянуло чакрой, испускающей уникальный импульс сигнатуры. И морской солью. Но тактично промолчала, принявшись подкармливать сухофруктами амадинов, сидевших в клетке, и те радостно запрыгали по жёрдочке, наперебой щебеча, стягивая угощение с раскрытой ладони.       Невысказанный вопрос повис ощутимым занавесом между ними, сколько в нем было запала, интереса, набирающих оборота всевозможных мыслей, служащих фитилем для возгорания долгой беседы. Но какой именно поворот примет этот разговор не знал никто, оттого ни она, ни он не решался начать первым. А прочитать его тайные помыслы в холодном блеске единственного глаза не составлялось возможным, — в отношении него Изанари оказалась напрочь лишённой проницательности, её словно сбили с ног и ударили обухом по голове, — настолько она чувствовала себя разрозненно и потерянно, встретившись с ним спустя года.       — Хочешь услышать правду? Я с трудом отыскал твой след, ты умело пряталась в этих далёких, забытыми всеми краях, — вслух рассуждал он, принимаясь оглядывать комнатку с напущенной на себя заинтересованностью. — Это не похвала, а лишь констатация факта.       — Я и не пряталась, наоборот, вела самую будничную жизнь. Как видишь, ходила в кино, на всевозможные фестивали, концерты, создавала и совершенствовала новые элементы техник, участвовала в благоустройстве Деревни Скрытой Звезды, помогала им с печатями, защитой и подсказывала верные решения в плане стратегических вопросов касательно спорных территорий с прилегающими соседскими, и не только это. Им ещё столько предстоит сделать и совершить, чтобы достичь того масштаба экономического развития, соответствовать высокому уровню подготовки на военном поприще, чтобы должным образом смочь конкурировать с другими странами. Не говоря уже про страну Огня и других гигантов, для них мы не соперники, а лишь смехотворное бельмо на потеху глаз. Просто звездочеты с мечтательной натурой.       Продолжая откровенно делиться с ним последними событиями в своей жизни, тараторить без умолку, Изанари разлила по чашкам горячий напиток, помешивая палочкой для насыщения вкуса. Подогнув подол дзюбана, девушка умостилась на подушке на самом краю веранды, деликатным жестом предлагая присоединиться к ней. Отсюда было видно прилегающую серебристой лентой речку и далекий берег земли, вытянувшийся цепочкой огней вдоль горизонта. Гроза минула, и небо очистилось, обрамляясь первыми подмигивающими звёздами. Ярко светила луна, легкие полупрозрачные тени лежали на убранных рисовых полях, а там, где простирались непроходимые владения леса послышались звуки ночных животных. Насекомые завели свою неумолчную симфонию. Идеальное время для наблюдений за необъятным космосом в обсерватории, расположенного на холме горы.       — Ты вкладываешь огромные усердия в эти мизерные земли. Наверно, они очень дорожат тобой, никак иначе, у тебя даже появились двое учеников, но все равно продолжаешь жить особняком от других. — Неожиданный гость не торопился принимать приглашение, сняв свой черный плащ, поставив ароматный чай на шкафчик и сложив руки на массивной груди, вдруг, без расшаркивания и перехода произнес: — Неужели тебе не хочется вернуться домой и попытаться восстановить из руин свой знаменитый клан? Ведь вас, островитян, боялись многие могущественные кланы и всесильные феодалы. Гиена всегда дрожит перед львом. Страх перед лицом сильного врага заставляет более слабых объединяться в трусливые альянсы, и те сплотились как никогда прежде — небывалое доселе. Страны, которые все время враждовали между собой, а жители испокон веков друг друга ненавидели, объединились ради одной цели — безжалостно стереть вас с лица земли, что, в конечном итоге, им удалось, невзирая на огромные потери. И вот теперь вас, оставшихся единиц, раскидало по огромному континенту. Ты единственная чистокровная наследница Узумаки…       Он замолчал, запнувшись на полуслове, видя изменившееся лицо девушки, кожей ощущая как воздух зарябил и раскалился добела от исходившей от нее необузданной силы. Локоны волос, точно вытканные пряди великолепного кружева, подрагивали и исходили живой пульсацией. В глазах явственно виднелось недвусмысленное твердое предостережение. Не пойми откуда взялся хаотичный порыв ветра, отчего перегородки сёдзи жалобно заскрежетали и бумага в них пошла трещинами, а птички в клетке испуганно заверещали.       То ли признавая поражение, то ли негласно извиняясь, мужчина поднял ладони вверх в примиряющем жесте. Но он не был так прост, если уйдет отсюда, не закончив дело. Теперь это стало вопросом принципа.       — Жадность власти развращает податливые умы, а смерть подкрадывается, желая ещё больше ненависти отмщения, зло порождает только боль, и оно будет возвращаться яростнее и страшнее. Сильным мира сего, щедро одаренных прародительницей Кагуей-химэ, не нужен умиротворенный быт обычных простолюдин, их влечет только сатисфакция честолюбивого могущества и тщеславное превосходство над всеми. Но такая сила не добродетель, а бесконечный круговорот насилия, оттачивающее самое острое лезвие в сердцах людей. Ты сам все это прекрасно знаешь, но почему-то неучтивым образом напоминаешь. А я не хочу жить в прошлом, но и забегать в будущее не тороплюсь, хоть время можно растянуть, разломить на части и подвергнуть деформации. Для меня оно течет нелинейно, как будто предстает в виде горы, на которую можно взобраться или спуститься… Моя мечта обрести свободу совсем не призрачна, и я вот-вот обрету ее. Явился затем, чтобы потревожить самую болезненную рану в моей жизни?       — Ты угадала, я знаю, каково это — испытывать бессилие от собственной ничтожности и желать возмездия. В конце концов становишься тем, кем не собирался становиться. И так и не поймешь никогда: почему? Истина это невоображаемые идеалы — для каждого свои.       — Эмоции… вещь переменчивая и ненадежная. Надо иметь достаточную силу воли для сопротивления нашёптыванию зла, смочь выстоять и не погрузиться в сумрак безысходности, — глухо, но уверенно обронила Изанари.       — Даже после подписания ряда актов перемирия, и все же, вас нагло предали, — а это уже вопрос чести данному слову. И в этом, скорее всего, таится все кощунство нашего бренного мира — ожидания ножа в спину. Нет ничего ужасного в том, чтобы ждать, когда тебя предадут, весь ужас в том, когда предательства не ожидаешь, — игнорируя вопрос, все так же мягко и добродушно настаивал мужчина, хоть единственный глаз на краткий миг недобро полыхнул алой пеленой. — Людские сердца изменчивы… они желают мира и в то же время постоянно в поисках конфликтов. Таков человеческий разум. Любовь и ненависть — две стороны одной монеты.       — Наверно, предательство имело место быть, не отрицаю. Но я не горю желанием копаться в пагубной яме междоусобных распрей, тем более, когда происходили те события, я была совсем юной. Моя мать бежала от войны и, спасая меня, тайно запечатала, взамен пожертвовав своей жизнью. Я проспала долгие двадцать лет, и пока мир вокруг скоротечно, весьма кардинально менялся без моего ведома и участия — я пробудилась все такой же четырнадцатилетней несмышлёной девчонкой… — голос Изанари был холоднее зимней ночи в полночь, но, видя, как большие, удивительно красивые глаза наполняются непосильным бременем застарелой боли, мужчина улыбнулся краем губ под маской, испытывая расчетливое удовлетворение, угодное его скрытым мотивам. — Я очутилась совсем одна в огромном лесу, без еды и воды… И осознала, что нет места роднее дома. Мне было безумно страшно оставаться в той дряхлой хибарке, но ещё ужасней погибнуть голодной смертью. Поэтому я направилась к двоюродной сестре Кушине, даже не имея представления, где именно расположена деревня шиноби на неизвестной мне территории. Но сестры уже давно не было в живых, — приняв незавидную участь джинчуурики и погибнув… Когда-то она писала мне письма, в которых грезила стать Хокаге… пестуемая мечта каждого ребенка.       Она была не готова и не представляла, что еще способна воспринимать прошлое столь остро. Возможно, она долгое время не окуналась с головой в давно минувшие дни, а может, визит желанного гостя заставил ее эмоции чувственно всколыхнуться. Собственная реакция поставила девушку в затруднение — сегодня она определенно была сама не своя.       — Мне жаль. Я знаю, каково это — терять самых близких.       В сочувствующих словах незнакомца таился коварный подвох, и она попалась в расставленную уловку, не осознавая, — теперь в полной власти. И он способен управлять и играть ее чувствами как ему заблагорассудится. Люди в его глазах — просто инструменты манипулирования.       — Спасибо… — ломким, надтреснутым голосом поблагодарила она, покрепче сжав изгиб губ.       — За что? — На первый взгляд вопрос казался предельно простым, а нотки наивности подстрекали, заставляли девушку раскрыться и признаться в том, о чем было постыдно даже думать, не то чтобы произнести вслух.       — За то, что спас меня от изнасилования, — тихий голос девушки ранимо вплетался в ночь.       Полупрозрачный пар поднимался завитушками колец над чашкой, и, казалось, он единственный наполняет комнату живым движением. Очнувшись от навеянного наваждения, Изанари легонько подула на обжигающие колечки, и те, подхваченные вложенной в них силой невидимой печати, разожгли каменные фонари в саду. Парящие светлячки разом окружили спасательный свет во тьме, создавая волшебную атмосферу.       — За такое не благодарят, ибо это природно и естественно для мужчины — уберечь беззащитную девушку. В тот раз я успел вовремя…       Они одновременно замолкают после столь откровенного обмена репликами; если один сосредоточено выжидает, то другая колеблется, не решаясь продолжить. Умение читать чужие мысли одна из хитростей, прибегнуть к оной чревато последствиями, и возможность узнать, кем же являлся человек, к которому он не успел — по роковым стечением обстоятельств — не составлялось возможным. Лишь искренность способна тронуть черствое, циничное сердце мужчины. Возможно, приоткроет занавесу тайн, сокрытых от Изанари.       Она хотела наглым, бестактным образом наконец-то сорвать маску, хотела увидеть его настоящее лицо без примесей обмана и поползновений отростков лжи. Но ей казалось, что даже сорвав мишуру преграды, то вместо лица увидит ещё одну, а затем ещё одну…       — Да, ты успел вовремя, но так же скоропалительно растворился и исчез, не оставив после себя даже имени. Я могла все забыть, но не захотела… До сих пор помню ледяной колючий дождь, тех двоих мужчин, гнавшихся за мной через лесные дебри, и ослепительную вспышку боли, после падения кувырком с ухабистого обрыва. Думала, что меня загнали в угол, как дикое животное, и почти потеряла надежду на спасение… Но внезапно я увидела тебя, стоящего поодаль, те насильники не придали должного опасения сгустившейся угрозе, поэтому поплатились жизнями. Перепачканная в грязи, испуганная от пережитого, вот-вот готовая упасть в обморок от изнеможения… Но я запомнила твой горящий взгляд в сумеречной тьме леса, под покровом дождя. И твою руку, прикоснувшуюся к моим волосам, к щеке, почти невесомо, нежно. На мгновение мне почудилось, что ты видишь перед собой девушку, но не меня, а совсем другую, ту, которую ты знал когда-то давно… И разочаровался, когда увидел, что мои волосы не темного оттенка, а просто лишь измазанные в грязи. Наши жизни соприкоснулись и переплелись, но пошли порознь на линии судьбы. Никогда не смогу забыть этот знаменательный момент, пускай он и растворится без следа в цикле бесконечного потока времени, но останется со мной. Вот здесь.       Холодные пальцы коснулись лба, где на белой, почти фарфоровой коже выделялось зелёное бьякуго — точка накопления невообразимой мощи, наследие Мито-химэ, а потом груди, где неистово билось маленькое уязвимое сердце. Девушка ожидала каких угодно слов, чтобы хоть как-то разрядить напряженную обстановку, особенно после сентиментальных излияний. Так странно… Все ее чувства были как на ладони, но она боялась в них признаться! А ответом ей послужила лишь гнетущая, гробовая тишина, отчего душу Изанари пробрала перекипающая волна смущения и уязвленного смятения. Мужчина будто не слушал вовсе; бездумно переставляя шашки на доске, дальновидно просчитывая ходы, а когда ему наскучило играть в одиночную партию, принялся размеренно и не торопясь рассматривать разномастные маски клана Узумаки, развешенных по периметру всей комнаты, словно в незавершенном ритуальном обряде. Край его лица, выгладывающего из-под собственной спиральной маски, изборожденное старыми шрамами, оставалось нечитаемым.       — Раньше я был никем, но как только надел маску, всем сразу стало интересно, кто я такой, — флегматично, даже скучающе рассудил он, а в его глазу тенью проскользнула едва заметная особая интонация, не поддающаяся разумению. Можно было подумать, что его обманчиво спокойное и даже довольное выражение было настоящим, а не фальшивым, но от пытливого внимания девушки ничего не скрылось. — И предлог выпить чая оказался слабоват.       — Я слышала, каким именем себя величаешь… — в устах девушки сквозила задетая обида с брошенным вызовом, и, сокрушенно покачав головой, поднялась на ноги, держа чашку в руках. — Учиха Мадара.       — У меня нет имени, зови как хочешь, уже все равно, — его безучастный ледяной ответ, как стенобитный таран, отбросил, а затем пригвоздил девушку на месте.       Изанари словно оголилась перед ним, поведав о прошлом, позволив необдуманному, такому легкомысленному признанию вырваться наружу, а он безучастно скомкал и выбросил, как ненужный мусор. И она стойко решила больше не поддаваться искушению раскрыться перед ним окончательно, выставив себя глупой влюбленной девицей. Её губы дрогнули, то ли в попытке криво улыбнуться, то ли в гримасе печали, а на языке неприятно горчило — таким на вкус было сожаление.       — Я не настаиваю, хочешь прикрыться легендарным именем мертвого — пожалуйста, как тебе угодно. Хочешь стать никем?.. я подыграю, как сумею. От правды меня отделяет лишь время, а время можно сократить, и никакая техника не сможет ему противостоять. Маска не сможет скрыть твою личность, как бы ты за ней ни прятался. Повторю свой вопрос, и намерена получить на него правдивый ответ. Зачем явился спустя столько лет?       Мадара нахмурился, было неприятно, что с него как будто специально сбили высокомерную спесь, и независимо от сдерживаемой воли, что-то хлынуло в вены, и девушку окатила обжигающая волна хлесткой силы.       — Так почему же не воспользоваться тем, чтобы использовать течение времени и обратить контролируемый поток вспять, вернуться в прошлое? Попытаться предотвратить ужасающие ошибки человечества, навсегда изменить несправедливую систему неравенств и переписать историю? Спасти свой маленький клан?       Он словно издевался, подначивал и насмешливо иронизировал, — отнюдь недружелюбно, а затем, не сдерживая язвительности, хрипло, отрывисто рассмеялся, видя сконфуженный вид девушки. Виднеющаяся часть его лица снова омрачилось, стало суровым и непроницаемым.       — Не хочу рисковать… даже представить себе не сможешь глобальный, непоправимый резонанс подобного. Невозможно просчитать все возможные варианты развития событий!.. — от неожиданности Изанари замешкалась, не готовая предоставить весомые доводы из-за чрезмерно обиженного состояния, оттого в порывисто брошенных словах сквозила нервозность. Но быстро подобравшись, взяв себя в руки, спокойно продолжила: — Это не просто передвигать объекты планетарного масштаба, это совсем иное. Вот если я сейчас призову сюда Бога Смерти из скрытого иного мира, используя всепоглощающую печать, то он появится здесь, просто преодолевая точку разлома в одном пространстве и, деформируя мерную пустоту, появится в месте расположения призывателя в другой плоскости за считанные секунды. Ты прекрасно об этом осведомлен, ведь сам используешь пространственно-временное ниндзюцу.       — Так в чем же загвоздка? Разве упростить все до единой нормы тебе не подвластно? — продолжал напирать Мадара, уже не сдерживая издевательской нотки в голосе, а погодя снисходительно заметил: — Понимаю, техника может быть безупречной, но сам исполнитель, человек, не идеален. Ошибиться может каждый.       — Трудно фатально ошибиться, когда есть возможность все исправить, но не в этом случае. Это будет как эффект бабочки, слышал о таком? Меняя что-то в прошлом, мы влияем на ход событий в будущем. Но это ещё полбеды, настоящая проблема будет заключаться в образовании множественных, иным словом — параллельных, существующих в четырехмерном измерении, называй как хочешь, не связанных между собой миров. И стоит затронуть хоть одну из суперструн, то окажемся в многомиллионной интерпретации мультивселенной. В настоящей ловушке, в петле, из которой невозможно выбраться, в ужасном сне, из которого не проснуться. И, сталкиваясь с выбором меж тем, что было, и тем, что будет — любой из возможных вариантов будет являться настоящим. Мы будем наблюдать за происходящим с непроглядного горизонта событий, схожим на трансцендентность… Никакое гендзюцу, никакие печати не сравнятся с подобным. Это… это будет приравниваться к могуществу всесильных Богов, других рас! Возможно, наша прародительница могла обладать такими способностями. Все, что умею я — не косвенно предвидеть будущее и, искривляя пространство времени, сокращать обозримое расстояние. Думаешь, мне бы не хотелось все изменить, думаешь, не пыталась? Пыталась и поплатилась, но лучше не заигрывать с тем, с чем можешь столкнуться в той стерильной, безжизненной пустоте бесконечного вакуума меж звезд… Если долго смотреть в бездну, то бездна начнет смотреть на тебя.       Разгоряченная пылким доказательством, Изанари перевела дыхание и с облегчением выдохнула.       Влекомый инстинктом, мотылек вился около фонаря, опаляя свои крылышки, все так же громко квакали лягушки и слышался всплеск воды в пруду. Где-то одиноко завыл волк, тоскливо глядя на извечную спутницу, пугая цапель в зарослях речки.       — Нам не нужны другие чужеродные миры, нам нужно лишь спасти свой, и для этого не потребуется исправлять прошлое. Как смотришь на то, чтобы навсегда избавить человечество от проблем, невзгод и страданий? Подарить им абсолютно новый, светлый мир, где каждый будет счастлив, обретёт свободу и получит то, что желает всем сердцем? Не будет никаких войн, разрушающих целые страны, ломающих судьбы многих поколений, не будет бессмысленных смертей, голода и бедности. Детям не придется стоять перед выбором приказа, жертвовать жизнью ради призрачной идеи. Все это возможно: существует способ все изменить раз и навсегда. Мой план предельно прост — вычистить мир добела и подарить новую реальность. И для этого мне потребуется помощь. Ты нужна мне.       — Звучит превосходно. Вот, только… ты явился ко мне без лица, без имени, только бездушная маска, отринувшая всех и вся. И наивно полагаешь, что сможешь снискать мое доверие в своем амбициозном плане? — Изанари озарилась невыразимо нежной, широкой улыбкой, стерев все прочие неподобающие эмоции. — Твое сердце охвачено яростью, а самомнение ослепило взор.       — Все великие идеи рождались спонтанно, моя — не исключение, но я облек ее в форму и придал вполне осуществимые очертания. Я кристально честен, раскрывая все свои карты, мне нет повода обманывать тебя.       — Само твое существование — совокупность лжи.       Мужчина, отступник, самый опасный разыскиваемый шиноби высшего ранга наградил ее долгим, испытывающим взглядом, в котором застыло ожесточение и беспощадная решимость. Но она не дрогнула под безусловной силой шарингана. Девушка переняла его позу, — расслабленно облокотившись на подпорку открытой веранды, омытая серебристым светом луны, в противоположной стороне от Мадары, по-прежнему стоявшему в полутьме. Между ними словно разверзлась пропасть, которую ни пересечь, ни преодолеть никакими способами. Как бы Изанари ни пыталась убедить, доказать самой себе, что в его словах, не лишенных смысла, определенно есть доля истины, просто надо прислушаться, но разум противился просьбам сердца.       Под блещущим звездным небом, подёрнутым жемчужными облаками, чернели силуэты гор, пытающихся дотянуться до небес. Белесый туман стлался текучим маревом поверху, просачиваясь сквозь верхушки сосен, окутывая все вокруг в молочную пелену, точно печальный призрак, брошенный на скорбное скитание. Над ними простиралась Вселенная, неизведанная и невероятно сложная, но безбрежно прекрасная. Вечная перед лицом сменяющих друг друга времен. И весь мир замер, притаившись, наблюдая.       — Правда и ложь, одно не может существовать без другого. Да, у меня нет имени, нет лица, но зато есть будущее, исход которого всецело будет зависеть от тебя. Любая идея выражается через победу или поражением, и для исключения последнего мне потребуется твое непосредственное согласие и участие. Как мне убедить тебя?       Его голос приятно отзывается возле уха, а теплое дыхание заставляет прикрыть глаза от охватившей истомы удовольствия, и Изанари не может ему противиться, поддавшись навстречу. Руки Мадары без перчаток крепко обхватывают ее плечи, сдавливая, медленно скользя вниз, приобнимая за талию, прижимая к сильному телу. Он словно усмирил, приручил и заставил безропотно подчиниться за одно мгновение. И тело девушки безвольно льнет, не сопротивляясь.       — Я не многословен, мне чужды романтические повадки, но я могу доказать свое желание. Сегодня все только для тебя, ведь девичью влюбленность необходимо раззадорить и подпитать.       Порывистый полувздох сорвался с губ, безмолвно соглашаясь с ним. Она так долго была одна, свыклась и сроднилась с одиночеством… Но какой бы прочной ни была броня, она начала трескаться, а возводимые неприступные стены рушиться, оголяя на поверхности нечто первобытное и голодное… Изанари боялась этих чувств, боялась отдаться им, страх был столь велик, что делал ее непредсказуемой, неконтролируемой… Она молчала, выбрав наилегчайший путь.       Без лишних слов он забрал еле теплую чашку из ослабевших пальцев девушки. Не в силах вымолвить ни возгласа протеста, она заторможено наблюдала, как его пальцы развязывают пояс. Края дзюбана скользят, и лёгкая ткань распахивается, открывая молочную грудь с торчащими сосками. Палец мужчины как бы ненароком задевает чувствительные комочки, и девушка задыхается от столь интимной ласки. Ей не хватает глотка свежего воздуха, и, не сдержавшись, тихонько стонет грудным голосом, прижимаясь к нему сильнее.       — Твое тело намного сговорчивее, — пробормотал хриплый голос, горячими губами касаясь трепещущей жилки на шее, попутно приказывая: —Держись поближе к окну.              Но Изанари его уже не слышала; обезумевшая кровь стучала в ушах, а голова нещадно кружилась до появлении ослепляющих пятен перед глазами. Свет от горящих фонарей в саду случайно выхватил их отражения в стеклах энгавы, и в помутневшем разуме девушки ярко запечатлелось перевозбужденное выражение ее лица и размытый, трудноразличимый облик мужчины позади.       Мадара взял ее руки и прижал их ладонями к гладкому стеклу, а затем полностью оголил стан девушки, дрожащий и податливый.       — Не сопротивляйся, Изанари, — шепнул он, когда девушка взбрыкнулась в последней попытке, но он просто вернул ее руки на прежнее место и, несмотря на судорожные движения высвободиться, проскользнул пальцами вниз. — Ты знаешь, чего хочешь. Хотела уже давно, мечтая на протяжении долгих лет. Перестань бороться.       Горячие пальцы, ищущие и требовательные, без стеснения касались кожи, поглаживали, сжимали. Тело Изанари откликалось, напряжённая волна захлестнула с головой, наотмашь бросая в бархатную пропасть, стоило его руке соскользнуть между ног.       Девушка уже не собиралась бежать, даже несмотря на то, что его объятия больше походили на принудительный плен, нежели на добровольное соглашение. А если её голова ещё хоть немного да работала, она наверняка ощутила, как сильно он был возбуждён — его твердый член упирался прямо в ягодицы. Но вряд ли Изанари думала о чём-либо, кроме прикосновений его властных, собственнических пальцев.       — Я знал, что ты будешь готовой, — довольно прокомментировал он, продолжая напутствовать: — А теперь я хочу, чтобы ты раздвинула ноги. Совсем чуть-чуть. Вот так… идеально.       Мадара знал как нужно действовать, словно играя на музыкальном инструменте, задумчиво перебирая струнами, он скользил пальцами по сердцевине. Быстрая, сладкая дрожь стрелой пронзила ее тело, заставляя непослушные коленки подломиться. Успев вовремя подхватить почти бессознательную Изанари, мужчина слегка наклонил, и теперь она лбом упиралась в стекло, сразу запотевшее от прерывистого дыхания. Вся покрывшись испариной, Изанари неистово дрожала, понимая, что долго не продержится, она была так невероятно близка…       — Пожалуйста, — с нескрываемой болью прошептала она, кусая губы, пока его умелые пальцы уверенно скользили по мокрым складкам, рождая в женских глубинах всепоглощающее наслаждение, готовое выплеснуться без остатка.       — Что именно? — Мадара не мог поверить, что в ней осталась хоть капля сопротивления.       — Пожалуйста… не… останавливайся…       В ее словах слышалась глухая мольба, они же стали последним рубежом. Мадара подвёл её к самому пику и почувствовал, как девушка неистово затрепетала в его объятиях в полной капитуляции. Но он вовремя убрал руку, не позволив ей достигнуть оргазма. Ее долгий и разочарованный стон почти уничтожил остатки самоконтроля, распаляя ещё больше. Волосы облепили разрумянившееся лицо, искусанные губы подрагивали от неудовлетворения, а затуманенный взгляд придавал лицу обнаженное и беззащитное выражение. Язык заплетался, и когда она почувствовала его твердую плоть меж раскрытых бедер, то бессвязно пробормотал.       Но Мадара не торопился, медленно распробовав пальцем пульсирующее естество, он размазывал влагу по складкам. Она была абсолютно открыта перед ним и очень уязвима. Обезумевшая от желания, Изанари откинула голову назад, разметая волосы по спине и, закрыв глаза, позволила себя исследовать, изнемогая в раскрепощенном удовольствии. Невиданные чувства уволакивали в темное место, полное взрывающихся звёзд и возрождений новых галактик.       — Пожалуйста…       Его железная хватка на бедрах усилилась, заставив девушку прогнуться сильнее. Мужчина толкнулся в неё, и ее внутренние мышцы сжались, пытаясь вобрать его глубже, но он был безумно далеко.       — Ещё? — низкий голос гипнотизировал.       — Ещё…       Он продвинулся совсем на чуть-чуть и вышел, и эти томительные неглубокие толчки были даже хуже, чем если бы он вообще в неё не проникал.       — Ещё, — задыхаясь, простонала она, пытаясь вобрать его на всю длину, но Мадара вошёл лишь капельку глубже.       Изанари хотелось закричать, ударить его.       — Ещё, — повторила она, и он протолкнулся дальше, погрузив член уже наполовину.       И снова вышел, почти полностью. Девушка застонала от отчаяния.       — Ещё, — прохрипела она. — Боги, пожалуйста, ещё. Ещё. Ещё!       С каждой мольбой Мадара проталкивался всё дальше, пока, наконец, не вошел полностью, заполнив изнутри, и девушка прильнула к нему, вцепившись пальцами в его руки, вздыхая от желания. Она словно была пустой всю жизнь, а теперь чувствовала себя полной и цельной. Хотела, чтобы это длилось вечно. Она желала быть ещё ближе к нему, раствориться в нём до краев. Внутри неё нарастало тягучее напряжение, схожее на сжатую пружину, и Изанари пыталась бороться с ним, растянуть удовольствие как можно дольше. Внезапно мужчина навалился на неё, входя ещё глубже, так глубоко, как ей вообще не представлялось возможным, а потом всё закончилось, и, казалось, что она вот-вот разлетится на куски в абсолютном блаженстве. Но всё же ему удалось поддерживать Изанари, пока её тело билось в волнах экстаза, до тех пор, пока содрогание не затихло.       — Спасибо… — единственное, что смогла осилить она. — Но недостаточно правдоподобно.       Обернувшись, девушка растянула губы в ироничной улыбке и рассмеялась прямо в лицо Учиха. Наверное, это она нарочно, чтобы показать свою ямочку на щеке. Мужчина невольно весь напрягся. Это было чересчур цинично, ведь только что они занимались соитием. А затем он тоже выдавил скупую усмешку, нарочито небрежную и пренебрежительную, словно его рассекретили, и ему больше нечего скрывать. Не из-за этого ли у него на языке не проходил привкус задетого самолюбия?       — Мне нужно было узнать, на что ты способна, — как бы между прочим оправдался он.       Нагое тело Изанари резонировало и исходило импульсами чистой энергией, а на коже проявились искусно вытатуированные сложные письмена. Глаза закатились и на белках змейками выжглись элементы неизвестных печатей. Девушка словно избавлялась от сдерживающей тенет формы, являя на поверхность невыразимую силу, что владела и управляла ею сейчас. Мужчина осторожно отступил, пораженный скрытыми возможностями, задевая комод с чашкой холодного чая — точно холод разногласия, возникшего между ними.       Блеклая гладь чая подернулась рябью, и на ней побежали бесчисленные круги, а подвешенные колокольчики фурин от злых духов на веранде пронзительно зазвенели под беснующими порывом ветра.       — А мне было интересно, на что ты готов ради убеждения. Но твои соблазнительные губы лгут, и всегда будут лгать… Для тебя уже нет света, ибо ты уже познал истинную тьму, я вижу ее в твоём сердце. Что ж, мы оба сыграли в обоюдную игру, и наши иллюзии столкнулись, но ни одна не смогла преобладать над другой. Но ты просчитался, мой разум неподвластен гендзюцу.       Раскосые светло-серые глаза смотрели твердо и уверенно, они не несли в себе ненависти или злости — только чистый интерес и затаённое лукавство, но Мадара не сомневался — перед ним серьезный противник, впервые ощущая зябкие мурашки вдоль хребта.       — Хочешь подвергнуть иллюзии то, что и так является иллюзией?       — Ты все равно связан невидимыми путами печатей; стоило переступить порог моего дома, не сможешь ни сбежать, ни исчезнуть, поэтому… давай проверим?       — Упрямство первый признак глупости.       Изанари напоследок поймала его дерзкий взгляд; вызывающий и самоуверенный.       Многочисленные маски клана Узумаки перешли в движения, в пустых глазницах замелькали неведомые обличия древних божеств и, раскрывая клыкастые пасти, стали выпускать столпы неудержимого и не поддающегося контролю пламени. Вырывающийся огонь выстреливал вверх, с треском пожирая деревянный потолок, поддерживаемые балки свай, каскадной лавой стекая на стены. Пробираясь слой за слоем, и деревянная отделка дома почернела и разлагалась на части. Тени гуляют повсюду. Маленькие птички амадины испуганно запищали, но извивающиеся жгучие языки неумолимо подбирались ближе, погребая под неведомой доселе тяжестью все вокруг, не испытывая ни капли сострадания.       И музыкальный проигрыватель, и разрисованные пионами сёдзи, и разбросанные листки на дубовом столике, даже стоящая перед Учиха Изанари непонятным, пугающим образом оказались лишенными всякой реальности. Стали смешиваться, перемежаться незнакомыми силуэтами, а затем тонуть в набирающем обороты бурлящем вареве. Все вокруг, не дожидаясь участия мужчины, потеряло очертание, исказилось и растворилось в уничтожающем огне, исходя в пепел. Выжженные дотла разрушительной стихией, обугленные развалины сыпались около ног.       — Поражает воображение, правда? — подхваченный ветром, голос Изанари разнёсся резонансным эхом, одновременно везде и сразу.       Фантасмагория танцующего пламени вскружилась в едином вихре, набирая высоту и развернувшийся немыслимый масштаб. Иллюзорный мир вокруг словно бы замедлился, одновременно обретая пугающую четкость в каждой из своих линий. Островерхие сосны и горные кряжи нависли над Учиха, застывшим в эпицентре хаоса, а небо, разогнанное от облаков, переливалось серебряными дорогами, уходя куда-то в непроглядную даль за чернеющий горизонт, лишь кровавая луна осталась невольной свидетельницей происходящего.       Послышался гул и страшный удар, от которого заскрежетала и пошла трещинами земля. Начиная вздыбаться на развороченные пласты. Обернувшись через плечо, Учиха увидел, как все вокруг проваливается в разверстую бездонную воронку. Из земных недр наружу выплескивался шквал подземных вод, заполняя все вокруг, оставляя лишь нетронутый островок с пепелищем.       — Навевает свежие воспоминания, — уклончиво резюмировал он.       Туманная дымка расступилась, и мужчина увидел, как Изанари восстает из пепла, преобразованная во внушительную, титаническую форму прежней себя, опасно нависая над мелкой фигуркой посреди образовавшейся котловины яростно ревущего океана. На свободу взвились огненные волосы, клубясь вокруг головы, подобно ореолу, покладисто обрамляя лицо, оголённые плечи и грудь.       Новая Изанари с озорством в глазах склонила голову набок, с напускной усталостью облокачиваясь на уцелевший клочок земли, подперев щеки кулачками, приблизив свое лицо к мужчине, словно пытаясь разглядеть крошечного муравья в траве. Кидая тень на его фигуру.       — Ты одинок… И ты запутался, как бы я ни пыталась разгадать, что происходит у тебя на уме, но вижу лишь темноту и слепую ярость. — Указав на мужчину пальцем, Изанари продолжила: — Я бы последовала за тобой куда угодно, потому что тоже одинока, мы могли помочь друг другу, но я не буду участвовать в будущей войне, которую ты планируешь развязать. Ради кого ты собираешься жертвовать стольким? Неужели цена, уплаченная за будущую смерть и насилие, будет достойной наградой за новый мир? Можно ли оправдать зло во благо?.. Прошу, забудь эти замыслы, я нуждаюсь в тебе, останься со мной…       — Ты глупо влюбилась в выдуманный образ, но таковым я не являюсь, — разочарованно перебил он, поморщившись и скривив рот, не поддавшись на провокационные уговоры.       В серой пелене глаз Изанари на мгновение загорелись острая обида и досада, но довольно быстро угасли, уступив место лёгкому, царапающему изнанку души чувству безнадежности. Как можно принадлежать кому-то, кто этого не хочет? Она жаждала принадлежать мужчине, безымянному незнакомцу, спасшему ее когда-то давно, навсегда оставившему след в сердце. Но ему, Учиха, были абсолютно безразличны её чувства, он хотел лишь использовать девушку в угоду своих жестоких идеалов, которые он превратил в смысл всего своего существования. Изанари решила идти наперекор тому, кого любила.       Его лицо, наполовину изуродованное шрамами, не выказывало ни одной эмоции, за которую можно было уцепиться и помочь в определении его мотивов. Учиха даже с места не сдвинулся и бровью не повел, продолжая испепелять шаринганом Изанари.       — Даже всей храбростью человечества не отвратить неизбежного. Все давно уже предрешено, выковано знамением на судьбоносном камне. Раздор и смута, война и смерть, горы трупов и реки крови были в каждую эпоху, а всем заправляли суровые и мрачные правители, понукаемые бессмысленной погоней за власть. И сейчас война неминуема, она совсем рядом, это будет высокая цена, но я готов уплатить ее, взяв вину на себя. — Он пожал плечами и развел руки в стороны. — Ни одна смерть не будет бесполезна. Они образуют ступени, по которым я поднимаюсь выше.       — Твое кровожадное намерение заставляет меня дрожать… — Изанари обхватила себя руками, укутываясь вуалью волос, демонстрируя тонкую талию и бедра, которые мужчина ранее жадно сжимал в своих руках. Перехватив его горящий взгляд, Изанари сглотнула, смущённо прикрываясь волосами.       Воображение, распаленное наготой и грубым соитием, вновь и вновь прокручивало перед опущенными веками тот страстный момент, когда Учиха прикасался и полновластно владел ею.       — Хорошо, так и задумывалось. —Медленно кивнул он, удовлетворенный производимым эффектом.       — Тогда должен понимать, что рано или поздно мы всегда получаем по заслугам то, что заслужили.       — Когда нужно спасти большинство, необходимо жертвовать меньшинством. — Выдержав паузу, он триумфально оскалился. Его голос был пропитан бездушием, а величаво-меланхоличная наружность свидетельствовала обещанием скорой расправы, от которого у девушки холодела кровь. — Мне ни к чему раскаиваться в содеянном, я лишь следую своей безупречной идеологии. Стану тем, кто подарит новую жизнь всем.       — Никто не последует за тобой. Кто тот сумасшедший, который поверит? — раздосадовано воскликнула она, потрясённо качая голой, разметая волосы ещё больше.       — Все существа верят в своих вожаков, им не выжить без доверия. Обременённый верой ищет кому передать свою ношу. У слабых нет ни прав, ни выбора, их ожидает только участь преклонения. Каждая ступень ищет тех, кто выше. Так создаются правители… и так рождаются боги. — На его губах проскользнула полубезумная усмешка.       Абсурд. В его словах, помимо крупицы логического рассуждения, чувствовалась какая-то гниль. Мужчина с одинаковым презрением относился и к людям, и к устройству порядка старого мира. Вся его сущность — полыхающее ядро скопления ненависти катилось вперёд лишь с одной целью — искоренить. И не важно, кто встанет у него на пути; он сметёт без капли жалости и сострадания, все в угоду своим превосходящим амбициям.       — Только послушай себя! Ты полон ненависти… К себе и другим… Ты лжешь всем, а главное ты лжешь самому себе, утешаясь в заблуждениях, ты запутался, но сам не осознаешь того. Ты грамотно расставил шоги на доске, твои ходы весьма самоуверенны и безжалостны, для тебя нет преград, тебя не остановить. Чужая человеческая жизнь для тебя ничто; одну жизнь туда, одну сюда, всех в расход. Ты окружён смертью, ты несёшь смерть, она витает около тебя, она в тебе… — вслух рассуждала она, а ее гипнотизирующий размеренный голос, словно переливающийся бархат, был пропитан какой-то отстранённой грустью и тоской. — Где тот последний очаг добродетели, в каких укромных уголках твоей души?       Риторический вопрос, как и следовало ожидать — бесследно рассеялся. Лицо Учиха потемнело и стало казаться ещё более суровее, чем обычно.       — Запутался? Я шел к этому годами. Все, чего я хочу — воплотить Лунный План в реальность… Хватит, мне уже надоел этот бесполезный разговор. Изначально было ошибкой приходить сюда, — отрезал мужчина и открыл свой левый глаз. — Я хотел отдать тебе глаза Бога, риннеган, но теперь понимаю, что прекрасно справлюсь и сам.       — Это не глаза Бога!.. Это лишь жалкое подобие, подделка. Я видела те невообразимо ужасные глаза, и лучше умереть, чем снова попасть под их свет. Все мы носим маски, скрывающие шрамы поражений…       На устах Изанари скапливалась горечь неудачи — ей не представлялось возможным его переубедить. Подбородок предательски задрожал, она сильнее сжала губы, не давая вырваться на волю своей слабости. Пытаясь унять ускоренно бьющееся сердце, девушка предстала перед ним в истинном облике — на смену обворожительному личику предстала иная форма — покорёженная и изуродованная рубцами, похуже шрамов мужчины. Не поднимая на него взгляд, она осторожно продолжила, с каждым произнесенным словом приобретая уверенность — твердую решительность.       — Мне искренне жаль… ты не осознаешь глубину надвигающейся катастрофы. Самонадеянно считаешь себя главным кукловодом… но не задумывался ли о том, что сам можешь оказаться расходной пешкой в большой игре? Ведь всегда найдется тот, кто умнее, сильнее и более могущественней. Не стоит гордиться тем, что нет никого лучше тебя, не совершай ошибку всех дураков, — веря в свое несокрушимое превосходительство. Одумайся, ведь карты на твоих руках уже не сдашь обратно.       То пламя, что плескалось в его полных ярости глазах, не могло быть рождено в человеческой душе. Оно происходило из чего-то иного и девушка совсем не знала из чего. Безжалостное, граничащее с одержимостью выражение. Это было полное безумство, но Изанари должна была признать хотя бы самой себе, что сила и уверенность, исходившая от мужчины, пленила ее, навсегда оставшись в памяти.       — Все могло быть иначе. — Умилительно робкая надежда убедить его не покидала девушку до последнего. — Прошу… Ведь все ещё может быть иначе!..       Внезапно, прервав напряжённый разговор, хлопья тлеющего пепла начали подниматься вверх. На едва заметное мгновение застывая в неподвижном воздухе и исчезая в вышине. Все стало таким контрастным, неправильным и чужеродным одновременно, — если часы начали идти в обратную сторону, а земная гравитация поменяла свои полюса на противоположные. Все звуки совершенно растворились в окружающем безмолвии, даже всплески вспененных волн, достигающие невероятных размеров, грозясь смыть уцелевший участок суши, странным образом смолкли. Черный снег окутывал мужчину и девушку облаком, плавно скользя в неизвестность.       Изанари протянула руки, наблюдая как невесомые хлопья просачиваются сквозь пальцы, словно просеянный песок, оставляя на белой коже опечаток.       Распростертое над их головами бескрайнее небо, сотканное из мириад завораживающих звёзд, переливающееся из пучины вселенной, утратило былую безмятежность и перешло в движение. Колыбель созвездий, скопление раскаленных газовых шаров пульсирует, и первая падающая звезда со звоном и искрами рассекает иссиня-черное пространство. А затем ещё одна, ещё одна и ещё… Непрекращающийся поток звездопада. Сверкают как никогда прежде и меркнут за невидимым горизонтом.       Мгновенная вспышка предрекла появление хвостатой кометы, оставляющей за собой сверхгорячий огненный шлейф. Врезавшись в луну она смещает ее с орбиты, выбрасывая в межзвездное пространство раздробленные лунные камни из зияющего кратера. Огромные метеориты, не долетающие до земли, сгорали в ее атмосфере, расщепляясь на атомы частиц. Небывалое доселе событие. Чистое, абсолютное разрушение. Яркие всполохи от столкновения двух аномальных природных стихий, заставляли разряженный воздух флуоресцировать. Один удар следовал за другим, усиливая эффект перемежающихся контрастов и симметрий, расширяясь во всех направлениях, подобно фейерверку. Свет падал отвесными лучами сквозь глыбы метеоритов, пробиваясь сквозь свечения полярного сияния, заливая разноцветными бликами все обозримое вокруг.       Раздробленная луна медленно приближалась — земная гравитация стягивала ее к себе, — вот-вот готовая разлететься на куски, либо уничтожить под собой всю планету…       — Я рад был увидеть тебя, но не могу оставить в живых, — сказал Учиха, и это прозвучало почти всерьез. Его признание прозвучало так, словно не было продиктовано долгом, как будто он действительно жалел.       Лицо мужчины, так и не назвавшего своего имени, освещённое распадающейся луной, застыло неподвижной маской, только мерцающие зловещим блеском холодные глаза оставались живыми. Глаза Бога невероятно подавляли…       — Проснись, мамочка! — требовательный детский голос раздался над Изанари, звонкий и вполне настоящий. Он просочился сквозь осязаемую реальность, нашел слабые бреши в эфемерной иллюзии, и она треснула, развихряясь паутинкой. Острые осколки с треском рушились, опадая бесчисленными обломками, оставляя после себя послевкусие недосказанности, щемящую боль и сладковато-горький привкус печали.       Изанари махнула рукой над головой, пытаясь поймать бестелесного ребенка и, поморщившись, разлепила сонные глаза, нехотя поднимая голову со стола, на котором заснула в ворохе бумаг. Наваждение сна или явь? Раздумывая над странными предощущениями, девушка поднялась и прошла к открытой веранде, свежеумытой после дождя. Ночь текла своим чередом; в треске горных цикад, в горластых выкриках цапель, в перекличке хищных животных вдали, в блеклом свете двух лун.       Неужели это был отголосок прошлого? Или предзнаменование будущего? Смутное чувство иррациональности происходящего не покидало девушку. Будто само мироздание, с рассыпанной волшебной пыльцой от края до края, пошатнулось и завеса отошла в сторону, явив на мгновение другой параллельный мир. Но только что возникший перед ней образ поблекнул и истончился, растворяясь в бесконечном потоке постоянно изменчивых законов вселенной. Мираж мигом испарился, не оставив за собой ни единого, подтверждающего следа присутствия. И рассмотреть как следует ей было неподвластно. Может, так было суждено.       В полном смятении и растерянная, Изанари посмотрела на свои дрожащие руки и закрыли ими лицо, прячась за слабой преградой, задаваясь вопросом; какое решение, какие слова повлекли за собой цепь всевозможных событий, и что из этого было или будет являться настоящим?..