Танцы на песке

      ∞       Смурные тучи клубились над горой Ёго весь день, но то ли по воле сёгуна, то ли по другим объективным причинам дождь всё не шёл и не шёл. Только к темноте, когда последние мелкие лавочники собрали все вещи и закрылись до следующих праздников, а крупные торговцы — до следующего утра; когда отгрохотали салюты и зажглись ночные фонари на улицах; только тогда на улицы Иназумы упала плотная масса нетерпеливого дождя.       Путешественник, одетый в красное и чёрное, досадливо глянул вверх, поправил широкополую каса, но шага не ускорил. К тому моменту, как он миновал крылатую статую Архонта, залатанную после демонтажа сотни Глаз Бога и оттого пятнистую, вся одежда на нём промокла до нитки.       Он боялся, что нынешняя стража во дворце сёгуна не узнает золотую брошь на шарфе в форме пера и станет задавать лишние вопросы. Но вопросов не последовало. Солдаты следили за путешественником с удивлением, страхом даже, но никто не сказал ни слова. Двое мужчин, новобранец и старик, открыли ему ворота в Тэнсюкаку — главную башню замка, которая служит резиденцией сёгуна. Путешественник, недолго колеблясь, вошёл внутрь.       Ему казалось, что пламя скорби, ненависти и обиды в нём давно перегорело, но стоять на ступенях, где годы назад погиб дорогой друг, было невыносимо, как вскрывать ножом давно зажившие шрамы.       — Каэдехара Казуха, — Райден Эи с упрёком посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц, — чтобы испросить аудиенции, следовало обратиться в комиссию Тэнрё.       Чтобы не выдать кольнувшего его раздражения, Казуха опустил взгляд в пол, к босым ступням божества. Удивительно: без каблуков, стоя на полу, она с ним почти одного роста. Волосы сёгуна, прихваченные только заколкой с цветами, такие длинные, что достают до пят. Интересно, видел ли кто-нибудь Райден не при полном параде за последние пятьсот — да или даже тысячу — лет?       — Извините, — тихо сказал Казуха.       — Хочу тебя видеть, — потребовала сёгун, прежде чем он успел промямлить хоть что-то ещё в своё оправдание.       Он снял каса. Мокрые светло-русые волосы, вьющиеся от напитавшей их влаги, прилипли к шее морскими водорослями. Глядя на госпожу Наруками Огосё, как в зеркало, он знал, что выглядит как человек, только что очнувшийся после трёхдневной комы. Но ни грязная щетина, ни серые тени под запавшими тёмно-карими глазами не смутили сёгуна.       Она протянула к нему руки.       Каэдехара отстегнул с пояса тяжёлую перевязь с мечом и вручил его Райден. Она внимательно, со знанием дела осмотрела клинок. Сказала:       — Точно по чертежу. Сам сделал? — с незаметно-издевательской интонацией матери, которая ни единого дня из жизни своего ребёнка не была уверена в том, что он способен совершить подвиг.       Вместо ответа Казуха вытащил из-за пояса вакидзаси, довершающий пару дайсё, и отдал его тоже.       — Это — в качестве компенсации за ожидание.       Он потянулся к шарфу, чтобы снять с себя золотое пёрышко, но Райден остановила его руку:       — Оставь. Если ему оно не нужно, пускай отдаст мне сам.       Казуха поклонился — не так глубоко, как этого требует этикет в таком случае, но всё же весьма почтительно — отвернулся и ушёл. Сказать ему было нечего, да и не о чем было говорить. Он чувствовал себя так, будто тяжесть всего мира рухнула с его плеч.       Воздух в Тэнсюкаку разреженный, как высоко в горах, и режет лёгкие. Напоследок Казуха подумал: как же хочется спать.       I       Несколько месяцев назад       — Я думал, вы тут на острове каждый день в храм ходите, — ехидно замечает Чайлд.       Он сидит на ступенях лестницы, ведущей в великий храм Наруками, и, закинув ногу на ногу, нетерпеливо ждёт, пока Тома, его спутник, вдосталь напьётся воды из родника и остудит полыхающие щёки.       Для Чайлда нескольких часов ходьбы под палящим солнцем от поместья Камисато до — почти что! — вершины горы как будто бы и не было. Дыхание не сбилось, не вспотел. Даже пахнет от него так же, как пахло с утра: свежестью петрикора, как от молодого лорда Камисато, и чёрным вулканическим песком далёкой страны.       Тома, конечно же, игнорирует все провокации. Хоть он — такой же обладатель Глаза Бога, он никогда не ставил перед собой цели — какой? Стать сверхчеловеком?       Архонты свидетели, он старается быть дружелюбным изо всех сил. Но, как Тома успел за последние пару дней заметить, с Чайлдом это сложнее, чем с другими. С Чайлдом Томе необъяснимо тревожно. Кроме того, если он заподозрил за добротой мягкость, то тут же начинает борзеть. Борзеть вместе с почтенным гостем семьи Камисато Тома себе не может позволить. Только всячески развлекать, потакать его желаниям, смеяться непонятным шуткам, но — не позволять одиннадцатому Предвестнику Фатуи, прибывшему, по его заверениям, по “личным причинам”, мутить воду.       Интересно, и чего дорогому лорду от него надо.       — Тома.       Теперь тон у Чайлда спокойный и даже в чём-то жалобный.       — Что? — переспрашивает Тома.       — Если кто-то задаст тебе прямой вопрос о нашем знакомстве, отвечай, что встретил меня в Мондштадте. Больше — ничего не говори.       — Почему я должен врать? — изумляется Тома.       Окончание фразы повисает между ними невысказанной тяжестью — врать, чтобы прикрыть Предвестника Фатуи.       — Рассматривай это как игру, — скаля снежно-белые зубы, предлагает Чайлд. — Одна наша общая подруга… Нет. Две подруги. Так вот, две наших общих подруги несколько дней назад соврали точно так же. Мне стоит поддержать эту историю, если не хочу доставить им проблем в будущем. И себе, когда надо будет вернуться.       Не “если”. “Когда”.       На входе в храм Наруками они одновременно берут по палочке с предсказаниями, неловко сталкиваясь пальцами на полпути.       — Ай! — охает Тома, получив слабый удар током.       Неудивительно. Тут всё кипит элементом Электро.       Чайлд, ничуть не смутившись, хватается за первую попавшуюся палочку, читает предсказание и сникает.       — Разве на бумажке не должно быть написано, повезёт мне или нет?       — Не обязательно, — пожимает плечами Тома. И, приблизившись к Чайлду, говорит вполголоса, чтобы слышал только он: — Их же пишут служительницы храма, насколько мне известно. Никому не понравится увидеть у себя слова “Большая Неудача”. Думаю, они стараются завуалировать… Чтобы было желание вернуться и купить чего-нибудь ещё.       — “Если не видите смысла в картине, — шёпотом, невольно переняв Томин тон, читает Чайлд, — отойдите на несколько шагов, осмотрите её целиком. Может, вы просто устали”. Как это связано-то?       — Может, это знак сходить в отпуск, — пожимает плечами Тома.       — Да куда можно быть ещё больше в отпуске, — Чайлд вздыхает.       Тома вытаскивает палочку с предсказанием и себе тоже. Картонка скользит в его пальцах; так он замечает, что это вовсе не картонка, а небольшой тонкий лист бумаги, сложенный пополам. Внутри тонкой кистью с большим тщанием нарисована маленькая чашечка. Вплоть до чаинки, плавающей на поверхности чая, и узора на кромке, напоминающего о чайном доме “Коморэ”. Рядом — надпись от руки:       — “Мы посадили здесь лес, чтобы спрятать дерево”, — читает с рук Томы Чайлд.       — Странно, — заключает Тома. И прячет листочек в нагрудный карман своей короткой куртки.       Чайлд же достаёт кошелёк, чтобы расплатиться за вход и за палочки с предсказаниями. Свою он кладёт между свежими лоснящимися купюрами — такие начали печатать в Ли Юэ немногим после смерти Властелина Камня.       Новые деньги появились в Иназуме не сразу, и относились к ним, как к всему новому и иноземному, с большим скептицизмом. Местные, особенно пожилые, не принимали новую мору, не считая её за деньги вообще. Путешественники и торговцы в связи с этим нередко попадали в сложные ситуации уже на острове Рито, чем доставляли немало проблем и без того хрупкой комиссии Канзё. Ведь большинство приезжих (приплывших, если быть точней) попадают в Иназуму самым удобным, пусть и не самым коротким, морским путём — через город-порт Ли Юэ. Тот, где кипят денежные реформы и старые деньги в добровольно-принудительном порядке меняют на новые. Чайлд, в свободное от предвестничества время куковавший тогда в банке Северного королевства, утверждал, что Снежная тоже в мере сил способствовала процессу.       Проблема с деньгами решилась только после личного вмешательства госпожи Наруками Огосё, публично признавшей право Цисин — а значит, право людей — выпускать свою валюту, не прибегая к помощи Гео Архонта.       Сейчас, постфактум, Тому удивляет, как быстро и безболезненно эти изменения прошли для Тейвата — или, по меньшей мере, для той части Тейвата, о которой он слышал из разрозненных рассказов путешественников.       Если бы только брат и сестра Камисато не были такими незаменимыми в Иназуме, они могли бы, все втроём, посмотреть, как за время изоляции архипелага изменился мир. Может, Тома Чайлда за то и невзлюбил, что ещё скучает по свободе и завидует ему и его манере вести себя где угодно как у себя дома. Даже если домой его, вроде как, не приглашали.       Улыбаясь закрытыми улыбками проплывающим мимо жрицам, над которыми возвышается на полторы головы, одиннадцатый Предвестник проходит вглубь храма. Жрицы смотрят в ответ благосклонно, или же не смотрят вовсе — не видят в нём ничего инородного, на что можно было бы пялиться. Пусть у него непропорционально длинные, по меркам иназумцев, тонкие ноги, ярко-рыжие, подёрнутые ранней сединой, волосы, длиннющий тонкий нос; нет ничего, что могло бы удивить женщин, чья начальница — кицунэ.       У гудзи Яэ, если так подумать, внешность ещё более экзотическая. Рядом с ней легко представить себе те времена, когда старые боги спокойно ходили среди людей.       — Я ищу одного знакомого, — прямо говорит Чайлд, нетерпеливо постукивая мыском сапога об землю. Сразу после того как отвесил гудзи Яэ совсем уж шутовской поклон.       Яэ гайдзинским невежеством ничуть не оскорбляется, а если и оскорбляется — то не подаёт виду. Обернувшись к одиннадцатому Предвестнику, кицунэ смотрит на него с улыбкой.       Что эта улыбка ему сулит — Тома без понятия.       — Если комиссия Тэнрё не помогает, обратись лично к Хейзо, золотце, — говорит она наконец. — Ничем, кроме благословения в дорогу, помочь не смогу.       Чайлд скрещивает руки на груди. И смотрит почему-то на управляющего дома Камисато. Глядит ему в глаза, и в то же время — не ему. Как будто видит на его месте совсем другого человека.       — Говорите со мной нормально, — просит Предвестник, — от комиссара мне нечего скрывать. Больше того: по контракту…       — Ай-ай-яй, — смеясь, перебивает Яэ, — испортил его Моракс. Совсем скучный стал. В следующий раз распустит свои когтистые лапищи — прилечу хоть на другой конец света и отберу.       Чайлд многозначительно прокашливается.       — …я обещал сам рассказать лорду Камисато, как пройдёт наш разговор, — невозмутимо завершает он.       Тома прикусывает язык. Страшно хочется спросить, каким образом мёртвый Гео Архонт может распустить когти в сторону Предвестника, а главное — зачем бы ему. Но — страшно.       — Хорошо, — кивает гудзи Яэ. — Что за знакомый?       — В Иназуме вы знаете его под именем Куникузуши.       — Куни-кузуши? — по слогам тянет кицунэ. — Да, знаю его. Пять лет назад старый пакостник подменил у одной старой слепой женщины в предместьях Иназумы сына, который ушёл в армию, на дьявола из далёких северных земель. Такого страшного, что молодые ветви артерий земли с ним рядом в узлы сворачивались.       — Есть более свежие новости? — немного обиженно цедит Чайлд.       Яэ не обращает на него внимания.       — Дьявол жил с женщиной почти неделю, но никто из соседей не сказал и слова…       — Такой ли он страшный был? — спрашивает Тома. Чайлд как-то очень криво улыбается:       — Выглядел — нестрашно.       — …Так вот, только через неделю она обратилась к жрицам великого храма, когда дьявол начал говорить о незнакомых ей людях и канючить, что хочет домой. Впрочем, по её словам, странное она заподозрила сразу: ни дня своей сознательной жизни родной шестнадцатилетний сын не относился к ней так по-доброму, как пришлый сабнак. Куникузуши отыскал его в этом храме и вернул в далёкий дом у моря, к старым костям.       По спине Томы стекает холодная капля пота.       Жрицы храма не обращают внимания на Чайлда не потому что он какой-то особенно обходительный и дружелюбный. Просто они с ним уже давно знакомы. Чайлд был в Иназуме, а Томе об этом никто не сказал. Даже лорд Камисато.       Тома, отгоняя тревожные мысли, расправляет складки на одежде и думает, что хорошо бы подмести тут щебёнку от опавших листьев. Чувствует, как гудзи Яэ внимательно смотрит на него. Упивается болью от потери контроля.       — Где сейчас Куникузуши? — громко повторяет свой вопрос Чайлд. Кажется, начинает злиться.       — Не шуми, золотце. Я не знаю.       — Не верю.       — Может, и знаю, конечно, — соглашается Яэ. — Но дороги не подскажу.       — Где-то тут, рядом. Я уверен, я знаю наверняка.       Чайлд делает шаг в сторону Яэ. Она невольно делает шажок назад.       — Раз ты такой уверенный, — говорит, — почему сам его не навестишь?       — Я уже перевернул каждый камень!       — Не шуми, — осаживает Яэ вновь раскричавшегося Чайлда. — Ладно, скажу тебе прямо — и ты, комиссаров слуга, слушай тоже. Я знаю, что ты тут не по приказу Царицы, а по личным, сентиментальным причинам. Куникузуши тебе нравится — и в то же время он едва не отнял самого дорогого человека, а ты это даже признать не хочешь.       Светлое лицо Чайлда идёт красными пятнами — то ли от гнева, то ли от стыда. Но он слушает.       — В далёком прошлом у меня и Куникузуши возникли разногласия, не совместимые с дружбой. Поэтому его царство для меня закрыто.       — Кто может туда провести? Вы можете устроить мне аудиенцию у сёгуна?       — Исключено. Сёгун тебе не поможет, а милостивая госпожа, как только узнает о твоей цели, найдёт повод тебя казнить. Зная твой характер — просто спровоцирует на поножовщину.       — Я буду вежлив и учтив, — давит Чайлд.       Ещё шаг вперёд. На этот раз гудзи, переминаясь с ноги на ногу, будто бы незаметно шагает вбок.       — Этого недостаточно. Было бы желание, а повод найдётся.       — Закон — что дышло, куда повернул — туда и вышло, — недобро смеётся Предвестник.       — Вы с ней очень похожи, — замечает Яэ. — Ты — и милостивая госпожа, я имею в виду. Оба предпочитаете решать вопросы кровью, вместо того, чтобы договариваться.       — Значит, общий язык мы точно найдём, — скалится Чайлд.       — Нет. И не проси даже.       — Ну, ладно. Я бы посмотрел на неё. Мусо но хитотати.       — Знавала я парня, который говорил точно так же. Тоже Электро-побрякушку носил, как ты. Сходи на могилку, подумай о смерти. Хочешь, карту нарисую?       — Не стоит, — вмешивается Тома.       Упоминание старого знакомого выводит его из тяжкого оцепенения.       Или это удивление. У Чайлда есть Глаз бога, но этот Глаз — Гидро, его хорошо на поясе видно. Два Глаза у одного человека Тома видел лишь единожды. По иронии судьбы, один из них принадлежал человеку, о котором вспомнила Яэ. Он зажёгся всего на несколько секунд, когда Каэдехара Казуха, ронин из некогда славного рода и носитель Анемо Глаза бога, должен был отбить смертельный удар сёгуна. И отбил. Казуха — человек всех мыслимых и немыслимых добродетелей. Если кто из смертных и достоин быть избранным богами дважды, то точно он. Но что такого особенного в Чайлде, раз Архонты готовы общаться с ним на равных, а ёкаи признают своим — у Томы никак в голове не уложится.       И — совершенно мелочно — он не желает, чтобы такой человек знал, где могила старого друга Казухи, Нагисы Юки .       — Мы лучше ещё погуляем, — крепко схватив Тому за локоть, говорит Чайлд. Так крепко, что на ткани его курточки остаются новые складки.       — Воздух у вас тут больно хорош. А вечерний вид с горы, наверное, просто загляденье.       — И правда, — соглашается Яэ. — Ты хоть залетай иногда не по делам, золотце. Чаем угощу.       Тома отковыривает руку Чайлда от себя и, под насмешливо-удивлённым взглядом мико взяв под локоть, дёргает в сторону выхода из храма.